×××××××
На Облачные Глубины опустилась глубокая ночь. Время давно перевалило за девять часов, поэтому все адепты и старейшины уже спали, либо же просто не высовывались из своих покоев. Под покровом ночи, в самой отдаленной части резиденции, на веранде маленького уединённого домика виднелся мужской силуэт. Средь окружающих того лазурных цветов горечавки, что были так прекрасны при свете ясной луны, он казался донельзя одиноким и неприметным. Облокотившись о старую, потрепанную временем дверь, Лань Ванцзы с, как всегда непринуждённым и безэмоциональным выражением лица смотрел куда-то вдаль. В его глазах не отражалась глубочайшей скорби или грусти, нет. Лишь покой и умиротворение. Второй нефрит ордена Лань обладал довольно таки хорошей памятью, однако спустя почти тридцать лет даже из его светлой головушки со временем стирались какие-то воспоминания из его детства. Он почти не помнил, как выглядело лицо его матушки, но он был уверен, что она была прекрасна, словно золотая ветвь с яшмовыми листьями. Не помнил, как звучал ее голос, но помнил, как он убаюкивал его, и как хотелось засыпать и просыпаться на руках этой женщины, слушая его. И он отчётливо помнил, как нежные женские руки, ладони которых тогда были в два раза больше его крохотных ладошек - сейчас бы наверняка они наверняка с лёгкостью уместились бы в крупных ладонях уже повзрослевшего Ванцзи. - нежно гладили его по голове, обнимали со всей любовью, и поднимали его над деревянным полом, когда женщина дразнила сынишку, щекоча его детские пухлые щёчки своим носом. В детстве, когда в один день дядя сказал, что им с братом больше не нужно сюда приходить, упрямый Лань Чжань его не слушался. Как бы Лань Цижэнь не бранился, мальчишка продолжал месяц приходить к этому небольшому домику раз в месяц. Как и прежде, сидя на этой веранде, любуясь цветом горечавки и ожидая, когда же дверь за его спиной скрипнет, родные руки снова поднимут его, мягкие губы поцелуют его в щеки и в лоб, а нежный голос снова начнет его дразнить. С годами Ванцзи осознавал, что случилось с его матерью, но продолжал ходить к ней раз в месяц. В детстве было грустно вот так вот сидеть в ожидании, в конце концов так ничего не дождавшись. Теперь он скорее просто навещал ее таким образом, как, к примеру, навещал отца в храме предков. Чтобы дядя не ругался и не раздражался, он приходил сюда ночами, перебарывая себя и свой строжайший режим. Конечно, дядя бы разозлился ещё сильнее, узнай, что его племянник нарушает правила ордена, разгуливая по Облачным Глубинам после часа собаки. Но он не узнает. Ванцзи больше не испытывал грусти и почти не скучал. Ему незачем было печалиться, особенно когда все наконец-то наладилось. Кстати об этом "наладилось".××××××××
Вэй Усянь, что и так засыпал не раньше часа ночи, сквозь несильную сонливость почувствовал, как любимые руки расцепили теплые объятия и накрыли его одеялом, поправив его повыше. Он слышал, как Ванцзы покинул цзинши. А время, между прочим, было уже заполночь. Неповиновение правилам Облачных глубин, возмутительное нарушение, Ханьгуан-цзюнь! Пролежав ещё какие то ничтожные 5 минут, мужчина тут же подорвался с тахты. Накинув на себя верхнее одеяние, - пусть на улицах в такое время никого не встретишь, все же разгуливать по ордену в одних нижних одеждах было бы уже слишком, - отправился вслед за супругом. Обойдя орденскую библиотеку, Усянь, кажется, догадался, куда Второй нефрит держал путь. И он оказался прав! Знакомые пейзажи навевали воспоминания о тех самых ночных разговорах с Лань Хуанем, когда тот поведал историю об их с Лань Чжанем родителях. Пусть память его была не так хороша, но все, что было связано с Лань Ванцзи, Вэй Усянь старался хорошенько запоминать, он обещал! В ту ночь Вэй Ин поддался своей фантазии, представив, как шестилетний Лань Ванцзи сидел на деревянной веранде, прижав к себе свои маленькие ножки, и словно покорный рыбак, ждал, когда же выйдет матушка. Сейчас он наблюдал картину, как "малыш Лань Ванцзи", уже совсем взрослый, сидел на этой веранде в позе лотоса. Он не был похож на человека, ожидающего чего-то. Усянь даже не удивится, если тот окажется спящим. Тихонько подобравшись поближе, он вгляделся в любимые черты. Кожа Ханьгуан-цзюня была бела, словно выточена из мрамора, и в свете луны казалось, будто вокруг него образовалось какое-то божественное свечение. Словно статуя небожителя, его Лань-гэгэ, чуть прикрыв глаза, спокойно глядел в заросли горечавки. Вдруг губы его разомкнулись, и он, все также глядя куда-то вдаль, произнес краткое: –Вэй Ин. Названный тут же отмер. –Лань Чжань, ты меня поймал, –Улыбнулся Усянь. Выйдя из-за своего "укрытия" в виде обычной тени, он подошёл ко Второму Нефриту. Присев рядом с супругом, он посмотрел туда же, куда все это время глядел Ванцзи. Не обнаружив там ничего интересного, кроме прекрасных бутонов горечавки, Вэй Ин вновь перевел взгляд на того, кто его действительно интересовал. По выражению лица Лань Ванцзи всегда было трудно, даже почти невозможно, понять о чем он думает. Тем более, что лицо то его ничего и не выражало. Но Вэй Усянь умел читать людей, и особенно этого определенного мужчину. Он был словно самый трудный трактат из библиотеки ордена Гусу Лань, который Усянь читал по самым мелким изменениям в мимике и его прекрасным янтарным глазам. И сейчас он видел на этом лице лишь покой и умиротворение. Это было самым главным. Чуть пододвинувшись поближе, он положил свою голову на плечо Лань Чжаня, обняв его за предплечье и потянув свою руку к его ладони, сплел их пальцы между собой. Второй нефрит лишь прижался щекой к любимой макушке, чуть опустив голову вбок, и покрепче сжал ладонь Вэй Усяня. Ещё какое-то время они просто сидели, прижавшись друг другу, создавая тепло в столь прохладное время в Облачных Глубинах. Слушая умиротворяющее журчание речной воды и любуясь лазурным свечением цветов горечавки в ночной тиши и свете бледной луны. Подняв свой взор выше, Лань Ванцзи вдруг очень захотелось поверить в то, что его матушка и отец стали такими же яркими и далёкими звёздами, что хаотично рассыпались на скатерти темного неба. И видели его, и видели Вэй Усяня. И знали, что с ним все хорошо, что рядом с этим человеком ему никогда не будет холодно в прохладных Обычных Глубинах, и никогда не будет одиноко. Что у него есть тот, кто будет дразнить его и трепать за щеки. Что он по настоящему счастлив. Уголки его губ слегка дрогнули.