когда умирает художник...

      — Ликс, а ты знал? Каждый раз, когда умирает художник, бог разрешает ему разрисовать небо, чтобы попрощаться. Тогда мы видим самый красивый закат, — произносит однажды Хёнджин, указывая на небо, окрасившееся в яркие цвета. Он приобнимает Феликса за талию, а тот укладывает голову на чужое плечо.       — Тогда твой закат был бы самым красивым в целом мире, Джинни.       Они сошлись как-то внезапно совсем, Феликс отчётливо помнил первую встречу ещё в стенах университета, когда спешивший на пары Хван сбил его с ног. Потом пересеклись ещё раз уже в кафетерии, где Хёнджин вежливо угостил Феликса кофе в качестве извинения. А затем всё как-то завертелось: встречи стали чаще, а чувства с каждым разом всё теплее.       Впервые поцеловались на студенческой вечеринке, начали встречаться летом перед последним курсом, а после окончания универа съехались, решив, что снимать одну квартиру на двоих выгоднее и удобнее.       И всё время их знакомства Хёнджину нравилось рисовать Феликса. Каждый раз парень упрашивал Ли попозировать для нового портрета. Сначала Ликса это вгоняло в краску, а потом он привык. И это стало милым подтверждением искренней любви Хёнджина.       Джинни вообще был открытым и искренним. Он будто бы видел мир ярче и прекраснее. И этот взгляд на окружающий мир отражался в его картинах. Хёнджин и сам был ярким: солнцем в человеческом обличии. Он любил жизнь и любил Феликса всем своим огромным сердцем.       И Феликсу было больно, когда человек с такой яркой душой, его самый близкий человек внезапно начал угасать…       Сначала Хёнджин просто начал быстрее и чаще уставать. Он выматывался на своей работе и возвращался убитый, ложился спать намного раньше обычного и в целом проводил во сне больше времени. Его начали мучить головные боли, что не унимались, а становились только сильнее с каждым разом.       На творчество у Хвана не оставалось ни времени, ни сил. Феликс с грустью смотрел на не законченные работы, что месяцами могли пылиться на мольберте. По дому больше не валялись сотни набросков. Искусство будто стало безразлично для Хёнджина, чьё состояние вызвало у Ли тревогу.       Следующим тревожным звоночком стало то, что головные боли стали невыносимыми, а Хёнджин изменился до неузнаваемости: похудевший и осунувшийся с извечными мешками под глазами и усталым взглядом. От яркого солнечного мальчика будто не осталось и следа.       Состояние здоровья Хвана всё больше начинало тревожить Феликса, и он кое-как уговорил парня пройти обследование. А дальше последовала цепочка из клиник, врачей и анализов. Ли хотел найти причину изменившегося состояния Хёнджина, а тот был настолько измотанным и уставшим, что не противился, молча сдавая все возможные анализы.       Окончательный вердикт оказался неутешительным: опухоль головного мозга. Врачи говорили, что им стоило прийти раньше, как только появились симптомы, но в то же время успокаивали, что шанс на успешную операцию и лечение всё ещё оставался. Мизерный, но это в любом случае было лучше, чем ничего.       Феликса эта новость совершенно подкосила: его любимый человек медленно умирал на его глазах, а он спохватился слишком поздно. Хёнджин же наоборот, видимо заметив удрученное настроение Ли, старался приободрить того, что ещё не всё потеряно и что от него не так-то просто избавиться.       Дальше начинался долгий курс лечения и подготовки к операции. В какой-то момент Джинни даже стало легче. Феликс притащил в чужую больничную палату мольберт, холсты и краски в надежде, что это хоть как-то поможет Хёнджину справиться с тяжёлым периодом в его жизни, и однажды и правда застал того за написанием новой картины, на которой они вдвоём сидели на берегу моря и смотрели на закат. Воспоминание об их первой совместной поездке к морю.       Джинни каждый день встречал Ликса в клинике с улыбкой, а Феликс не пропустил ни одного приёмного дня, стараясь проводить как можно больше времени с любимым, поддерживать его и окружать любовью, лаской и заботой. Хёнджин даже начал смеяться, чувствовал себя намного лучше и был полностью готов к операции. А Ликс тешил наивную надежду на то, что операция поможет, болезнь отступит и им крупно повезёт.       Только у болезни на них похоже были другие планы. В один из дней Феликс как обычно пришёл навестить Хёнджина, но возле палаты его перехватил лечащий врач парня с крайне мрачный выражением лица.       — Мне жаль, но я должен сообщить вам это. Состояние Хёнджина резко ухудшилось. Мы не можем рисковать и проводить операцию сейчас. Нужно будет сделать ещё дополнительные тесты, а сейчас ему необходим покой и отдых.       Слова врача выбивают у Ли почву из-под ног. Как так? Что значит состояние ухудшилось? Всё ведь ещё недавно было хорошо, Хёнджин чувствовал себя прекрасно. У них даже появилась глупая надежда на счастливое будущее. А сейчас всё в один момент рушилось…       Феликс заглядывает в палату и прикрывает за собой дверь, бросая взгляд на мирно спящего Хёнджина. И если бы не больничная сорочка, трубки капельниц, стремящиеся к его руке, и бледный тон кожи, можно было бы подумать, что Джинни просто отдыхал.       Вот сейчас он проснётся, крепко обнимет Феликса и начнёт слёзно упрашивать того позировать для новой картины. Будет ярко-ярко светить и улыбаться.       Только Хван не просыпается, наверняка находясь под действием какого-то препарата, что смягчал чужую боль. Ли опускается на край больничной койки и крепко сжимает чужую ладонь в своей.       — Всё будет хорошо, любимый. Это ещё не конец, просто временные трудности, — слова сами срываются с губ, хотя сам Феликс уже терял веру в это мифическое «всё хорошо». Но, будто сквозь сон почувствовав волнение своего парня, Хёнджин в ответ сжимает его ладонь, а пухлых губ касается лёгкая улыбка. Джинни старался светить Феликсу даже в таком состоянии.       И Ли хотелось верить в лучшее, но всё шло вразрез с этой верой. Состояние Хёнджина становилось хуже: всё чаще во время визитов Феликса тот спал, он практически не вставал с постели в принципе и испытывал жуткие головные боли, что могли убрать лишь сильные препараты. Прогнозы врачей тоже не утешали: опухоль увеличивалась, а оперировать уже было слишком опасно и поздно. Они опоздали.       — Я нарисую для тебя самый красивый закат, — внезапно шепчет Хёнджин, когда вечерние лучи солнца проникают в палату, касаясь светлых волос Феликса и окрашивая их в рыжеватый. Сам Хёнджин лишился своей прекрасной шевелюры из-за терапии, и теперь выглядел ещё более удручающе.       — Не говори так, прошу, — Феликс чувствует, как по щекам катятся слезы. Он не готов к такому исходу. Только не с ними. Только не с Хёнджином, что так отчаянно любил жизнь и видел красоту в каждом её моменте, а сейчас так спокойно смирялся с возможностью собственной смерти. Будто знал, что старуха с косой уже поджидает за углом, чтобы забрать его с собой.       — Тише, солнышко, не плачь, — Хван приподнимается и тянется ладонью к лицу любимого, чтобы стереть с него слёзы. — Ничто не стоит твоих слёз, слышишь? Я люблю тебя очень сильно. И когда я нарисую красивейший закат, пообещай мне, что будешь смотреть на него с улыбкой.       — Обещаю, — Феликс губы поджимает, не в силах сдерживать слезы. Он до конца не мог поверить, что всё закончится вот так. Что не будет никакого долго и счастливо. Жизнь это не сказка со счастливым концом, потому что в их истории кто-то явно вырвал последние страницы. — И я тоже люблю тебя, Джинни. Больше всего на свете.       Надежды Феликса окончательно рушатся, когда Хёнджина подключают к аппарату жизнеобеспечения и вводят в искусственную кому, потому что боли становятся невыносимыми. Ли подписывает бумаги: он не хотел бы, чтобы Хёнджин мучился. Понимал, что это был самый гуманный вариант для него — закончить вот так. Но на душе всё равно паршиво и больно от осознания, что он больше никогда не увидит любимую улыбку и не услышит родной голос.       Ликс продолжает приходить каждый день и сидеть у его постели, разговаривать с ним и рассказывать о произошедшем за день. Продолжает каждый раз крепко сжимать чужую ладонь под мерный писк аппаратов.       — Он уже больше не проснётся, мы ничего не можем сделать, мозг окончательно умирает. Жизнь в его теле поддерживает лишь аппарат жизнеобеспечения. Решение останется за вами, но гуманнее будет отключить его от аппарата и позволить уйти. Вам нужно лишь подписать согласие.       Слова лечащего врача Хёнджина звучат как приговор. Он так боялся этого момента. Боялся, что ему придётся отпустить Джинни. И как бы не было больно, ему придётся принять это решение.       Феликс задумывается, хотел бы этого Хёнджин? Да, наверное. Он бы не желал быть просто безвольной пустой оболочкой, в которой уже ничего не осталось от светлого и жизнерадостного Джинни. Пора было попрощаться.       Ли ставит свою подпись и даёт согласие на отключение Хёнджина от аппаратов. Во рту собирается горечь, будто бы он и правда обрекает любимого на смерть. Будто это вовсе не болезнь, а Феликс своими руками убивает его.       Он в слезах покидает больницу, не в силах смотреть на то, как Хёнджина отключат. Его больше нет… Болезнь забрала его окончательно слишком рано, стерла и уничтожила. А Феликс был бессилен и ничем не мог помочь. Всё что ему оставалось — сохранить воспоминания о Джинни в своей памяти и прожить эту жизнь за них двоих. Будто бы Хёнджин всё ещё рядом, будто бы каждое утро обнимает его, звонко смеётся и освещает мир своим позитивом.       Пару месяцев спустя Феликс всё же находит в себе силы смириться с утратой и идти дальше. Он разбирает вещи Хёнджина и находит среди них ту самую картину, что тот написал последней: берег моря, закат и два счастливых парня в объятиях друг друга.       Он покупает билет в тот же вечер и уже через пару дней оказывается на том самом берегу, где они были беззаботны и счастливы. Холодный ветер пробирается под одежду, но теперь больше некому согреть Феликса в своих тёплых объятиях.       Ликс поднимает взгляд на горизонт, что медленно окрашивался в яркие оттенки оранжевого, жёлтого и розового. Ли восхищенно замирает, разглядывая, как один цвет плавно перетекает в другой, словно аккуратные мазки на холсте. Он никогда не видел ничего более прекрасного. По щекам предательски скатываются слезы и Ли тихо сглатывает, не в силах оторвать взгляда от линии горизонта.       Феликс улыбается сквозь слёзы, вспоминая о данном обещании. «Каждый раз, когда умирает художник, бог разрешает ему разрисовать небо, чтобы попрощаться,» — вскользь брошенная фраза всплывает в голове, а сердце щемит от безмерной тоски по родному человеку.       Но Ликс будто чувствует в этот момент чужое присутствие рядом, ощущает, что кое-кто приглядывает за ним с неба и дарит столь прекрасную картину, написанную самыми яркими красками, напоминая о себе.       — Спасибо, Джинни. Это и правда самый прекрасный закат в моей жизни.