***
В Воронеже пара сняла недорогую гостиницу на одну ночь, заселилась. Его пропустили в номер первым, как кота, встали в прихожей, чтобы разобрать общую на двоих сумку. Арсений пошёл осматриваться, остановился у двух односпальных кроватей, усмехнулся: — Ты специально две отдельные взял, когда бронировал? — Да, — кивнул спутник, — на случай, если поругаемся. — Тот поймал на себе осуждающий взгляд, поднял руки, занятые футболками, словно сдавался. — Шучу. Подумал, так дешевле, чем брать два номера, но тоже выглядит не очень подозрительно, — указал на дверь. — Эти-то паспорта у нас брали. — У меня, — поправил мужчина, — я же оплачивал. — Да, кстати, сколько я тебе в итоге… — Нисколько, — перебил он, отступил к тумбочке между постелями, заглянул в ящики. — Раньше ты влетал мне значительно дороже. — Даже не знаю, порадоваться или посокрушаться, что теперь я для тебя дешёвка, — цокнув, Антон снова поймал взгляд, снова поднял руки, проследил за его передвижениями и рассмеялся. — Всё камеры ищешь? Арсений сам не знал, зачем продолжал так делать. Ни в мини-отеле, ни в чужой квартире, ни здесь ничего не находил, однако всё равно соблюдал ритуал. В том не было необходимости или смысла, действие просто вошло в привычку. И таким же привычным показалось их пребывание в номере, это вызвало смешок: — Как и не уходили, скажи? Оглядев комнату, парень кивнул: — Для полноты картины не хватает твоего шипения и перевода на карту. — Тот постучал по стене. Звук вышел высоким, словно при строительстве использовали картон вместо бетона. — Как думаешь, хорошая здесь звукоизоляция? Обстоятельства на время отвлекли Арсения от мысли, зачем они приехали в другой город. Молодой человек даже мимикой или интонациями не выдавал скорбь, которую можно было ожидать. Он заметил неладное только сейчас, потому нахмурился: — Ты правда в хорошем настроении или прикидываешься? Антон уложил сменные вещи в шкаф, домашние — на край кровати, потом, когда понял, что ответить всё же придётся, признался: — Прикидываюсь, но сделай вид, что не замечаешь, пожалуйста. Стоило отдать тому должное за честность. Примерно это мужчина и сделал, вернувшись к предыдущей теме: — Не знаю, какая звукоизоляция, но можем проверить, как скоро к нам постучится персонал. — Тебе ещё обратно семь часов за рулём. — Собеседник скрестил руки на груди, улыбнулся так искусственно, что заставил его внутренне содрогнуться. — Как сидеть планируешь, а? — Напомни, гуманитарий мой, за сколько я восстанавливаюсь? — парировал он шутливо, потом всё-таки не выдержал, подошёл, огладил острые локти, желая утешить того, кто умело прятал эмоции за флиртом. — Разве тебе так легче? Ему не хватило духа спросить: «Разве мы не можем говорить прямо, не прятаться друг от друга?» Ранила не ложь, такая ненужная сейчас, а причина этой лжи. Антон убрал волосы с его лба родным движением, вздохнул: — Нет, но я стараюсь не давить на тебя ещё и психологически. Ты устал, почти без остановок-то ехать. Они добрались до цели раньше, чем планировали, к середине дня. И, вместо продолжения пути до кладбища, остановились здесь. Как буквально, так фигурально. Замерли, будто экономили время для того, чтобы потом тянуть пустыми диалогами, шутками, прикосновениями. Молодой человек, казалось, боролся со страхом ехать к могиле сестры, но проигрывал, всё тянул и тянул минуты, зачем-то притворяясь, что не было ни страха, ни скорби, ни борьбы. Что не было партнёра, готового принять того настоящим. Тогда как он был. Арсений поставил все пять пальцев на разные точки чужого лица, затем собрал в пучок, словно смял в ладони простынь и убрал её с накрытого предмета. Картонная улыбка Антона пропала, игривый огонёк, которому мужчина не верил, погас. — И что ты сделал? — растерянно шепнул тот. — Снял с тебя маску. В ответ парень нахмурился, словно он действительно сотворил что-то большее, чем невинный жест, ещё через минуту, опустив глаза, сдался то ли ему, то ли себе, то ли миру: — Дай мне час на поездку туда и обратно. Отдохни пока, ладно? — С собой не зовёшь? Второй поднял изумлённые глаза, словно не поверил услышанному: — А ты согласишься, если позову? Мужчина кивнул, в ответ его от скулы до подбородка огладили взглядом. Такого приглашения хватило, они пошли обратно к машине.***
Странно это как-то даже, когда несколько поколений людей лежат на одном клочке земли, за одной оградкой, будто их клали слоями. Будто так и выглядит «исторический слой» — как гробы, накрытые землёй. Парень остановился. Пришли. Помимо двух надгробий со старыми-старыми фотографиями, виднелись три таблички над общей могилой, с которых время ещё не стёрло имена. Все трое покойников — женщины, все с разными фамилиями. Первой Арсений узнал мать партнёра: женщина лет пятидесяти смотрела на него с чёрно-белого снимка. Её пустые глаза, замершие в моменте, по форме походили на глаза Антона, а эмоцией — на его собственные, обычно полные отвращения. Потом узнал улыбчивую девушку с глазами другой формы, зато с родными пухлыми губами. Сестра. А третью, тоже молодую девчонку, он не распознал. Её табличка была совсем новая, с даты смерти прошло не больше недели, живые цветочки на венке не успели завянуть. Мужчина, указав на фотографию незнакомки, шепнул: — Антош, а это… — Это та самая «вторая», — тоже тихо откликнулся молодой человек. — Я дал разрешение закопать её рядом. Чуть-чуть не дотянула до полугода, не получилась романтика. Тот хмыкнул, на долю секунды улыбнулся краем рта, словно находил факт забавным. Видимо, равнодушие действительно стало формой скорби, попыткой спрятаться в скорлупе. Антону проще было отвешивать колкости, чем плакать. Наверное, к лучшему, у него всё равно не хватило бы слов, чтобы того успокоить. Арсений не успел отшутиться в ответ, парень вдруг присел на корточки у земляного холма, пробормотал что-то, улыбнулся уже явно, ласково, как иногда улыбался ему в постели, потом кивнул в его сторону и снова что-то сказал. Складывалось ощущение, что в этот момент происходило знакомство с семьёй. Пусть немного одностороннее, но оттого не менее волнительное, по-своему интимное. Однако смущение через секунду перешло в острую боль, чуть не согнувшую тело пополам. Они ведь стояли посреди осени, на кладбище, не только из-за девичей глупости. Был ещё один важный нюанс — его непосредственная причастность к закону, новость о котором девочку и потащила в окно. Точнее, даже не одну девочку. Двух. Вот они, молоденькие, с милыми лицами, смотрели на него с надгробного камня немигающими взглядами, ни в чём не винили, потому что остались вместе и после смерти. Антон сидел рядом на корточках и тоже не винил его, общался с покойницей, будто, оставшись в одиночестве, не разрыдался бы. Откуда-то он знал, что тот хотел, чувствовал вместе с болью, виной, стыдом, грустью. Только не знал, какие эмоции были его собственными, а какие психика скопировала у объекта влюблённости. Влюблённости, которая не приведёт их к счастливому совместному будущему и такому же, пусть трагичному, но романтичному концу, снова из-за него. Из-за них с Серёжей. Они с Антоном не останутся вместе, как остались погибшие девочки. И боль от этой мысли точно принадлежала ему одному. — Подожду у машины, — глухо сказал Арсений, тронув партнёра за плечо, получил кивок и рванул к воротам. Тот, кому он попутно звонил, отозвался с третьей попытки, не успел даже поприветствовать. — Друг мой, здравствуй, я буквально на минуту. Ты успел переделать наше детище и снова Совету отправить? — Доделал, но не отправил, — ответил коллега после долгой паузы. — Собирался в понедельник с утра… — Можешь придержать до вторника? — перебил мужчина. — Или лучше до среды, можешь? На другом конце зашуршали чем-то, сказали пару слов кому-то ещё, затем фоновые звуки стали тише. Вероятно, собеседник вышел оттуда, где находился. Он переминался с ноги на ногу, глядя на фары машины так умоляюще, будто взгляд мог дойти до Москвы. — Объяснишь, зачем? Вряд ли ему удастся расхлебать то, что они вместе заварили, но можно было хотя бы попробовать. Для этого потребуются аргументы, которых у него не имелось и которые ещё предстояло найти, минимум одна бутылка чего-нибудь крепкого, минимум всё понимание Серёжи. А ещё стоило разговаривать всё же с глазу на глаз, не по телефону, чтобы звучать убедительнее. Потому Арсений опустил голову и выдал: — Объясню, но при личной встрече, ладно? — Такой же, как в прошлый раз? — проворчал коллега. — Опять кинешь меня… — Нет, — перебил он поспешно, боясь потерять дружеское отношение, на котором держалась его вера в хороший исход, — буду твой хоть на всю ночь, обещаю. Из динамика послышался смешок. Сбоку донёсся живой, вежливый кашель. Звуки смешались и не сразу дошли до мозга по отдельности, мужчина поднял глаза. Антон, судя по пустому взгляду, поймал из разговора только последнюю фразу и понял её по-своему. — Ладно, договорились, — хмыкнул Серёжа тем временем. Тот не видел, как они с парнем, перестав моргать, смотрели друг на друга. — Спасибо, пока. — Арсений убрал телефон в карман, сделал шаг вбок, к машине, второй тоже шагнул, оставшись стоять напротив него. — Это было не то, чем показалось. — Алёне так будешь говорить. А я не спрашивал. В пустоте чужого лица не удавалось найти ни одной эмоции, чтобы зацепиться и понять, стоило оправдываться или поверить равнодушию. Они синхронно двинулись снова, снова встали. Он выбрал оправдания вместо веры: — Я в пятницу бросил в баре коллегу, когда поехал к тебе, вот и задолжал. — А сказал, что не отвлекаю, — закатил глаза молодой человек. — И я всё ещё не спрашивал. Они сделали новый шаг, встали у колёс. — Он друг, — сказал Арсений, нутром чувствуя, что слов не хватало, что нужно было сделать что-то, пока обмен репликами не перетёк в ссору. — Как угодно. Антон бросил его на улице с этим фальшивым принятием, занял пассажирское место и долгие минуты дороги смотрел в окно. Потом перевёл взгляд на кольцо, обнимавшее безымянный палец, и продолжил молчать уже как-то иначе. Атмосфера недоговорённости давила на нервы, он переместил правую руку с коробки передач на руль, заметив, как взгляд переместился тоже, и спросил, просто чтобы не сидеть в тишине: — Снять? — Ты не станешь от этого менее женатым, — усмехнулся любовник. Ему снова выдали паузу, та снова надавила на нервные окончания. Мозг, старавшийся не отвлекаться от дорожных знаков, усиленно думал, потом нашёл, чем парировать: — Знаешь, а тебе ведь выгодно, что я женат. — На краю поля зрения удивлённо взлетели чужие брови. — Ну, ты не хочешь съезжаться ни с кем, мы и не съедемся. Не хочешь быть под контролем, я даже при желании не смогу контролировать, потому что не нахожусь рядом постоянно, рано или поздно всё равно уезжаю к себе. — Всё правда, — кивнув, пассажир отвернулся к городскому пейзажу. — С одним маленьким нюансом, что уезжать к себе и уезжать к семье — немного разные вещи. — Мы с Алёной толком не… Фразу перебили звучным цоканьем: — Ой, как ты там выражаешься? «Избавь»? Вот избавь меня от этого. С женой он не спит, быть чьим-то на всю ночь обещает другу. Я понимаю, что технически являюсь твоей любовницей, но не веди себя, как типичный мужик, который обещает любовнице всё на свете, как только разведётся, — Антон указал на обручальное кольцо. — Мы оба понимаем, что не разведёшься. И моя неготовность с кем-то жить тут вообще ни при чём. Натянутые нервы порвались, водитель отозвался грубее, чем планировал: — Чёрт, хочешь я перезвоню другу, он подтвердит, что… — Перезвони, радость моя, — ядовито усмехнулся второй, не дав договорить. — Только учти, что тебе с большой вероятностью придётся объяснять, кому нужно подтвердить правдивость твоих слов. Даже интересно, как ты меня представишь. — Арсений, перестав видеть дорогу, перестал и шевелиться, и сопротивляться конфликту. Антон был прав. — Звони, чего замер? Поболтаем. Его провоцировали так явно, так зло, словно опять за что-то ненавидели, пытались выкрутить ссору до таких оборотов, чтобы всё же расстаться посреди Воронежа, прямо в машине. А расставаться не хотелось, только поговорить, как они обычно это делали, имитируя взрослых, осознанных людей. Потому он выдохнул: — Чего ты добиваешься? — Ничего, — рявкнул партнёр. — Предлагаешь — будь готов, что я соглашусь. Как с угрозами, знаешь? Они не работают, если говорить, но не делать. Автомобиль остановился на светофоре, дав им минуту на диалог с глазу на глаз. Арсений развернулся вбок, зацепился за то, что услышал, но совсем в другом ключе: — Ты бы согласился, если бы я предложил съехаться? Гневный взгляд парня вонзился в радужки. Антон пристрелил его на месте раньше, чем сделал это же вслух, когда зашипел: — Может, и согласился бы, чтобы посмотреть, как тебя размажет по салону от необходимости выбрать между мной и стабильностью. И чтобы потом посмеяться над тем, как выберут не меня. Пришлось отвлечься на звуковые сигналы водителей позади, тронуться. Раненное сердце истекало кровью, просило залечить себя и не смогло бы сейчас выбрать между одним важным и другим важным, хотя сделало выбор ещё вчера, когда они сидели с Серёжей в баре. Ему не хотелось отпускать пустые обещания раньше, чем план будет приведён в исполнение, но нужно было что-то сказать. — Откуда такая убеждённость? — выдал Арсений в итоге, понимая, что лучше этим вопросом не сделает. Справа рассмеялись, будто услышали шутку. — Хочу верить, что у тебя хватит мозгов между сексом и роднёй… Он резко свернул к свободному парковочному месту, остановился. Вести диалог на повышенных тонах, не имея возможности даже толком смотреть друг на друга, было невыносимо. Примерно так же невыносимо, как признать, что партнёр называл их отношения «сексом», будто, кроме секса, ничего не имелось. Ему не хватало сил доказывать, что тот ошибался. В конце концов вся эта поездка была одним большим аргументом, который в упор не замечали. Висела тишина. Вязкая, гнетущая, двусмысленная, однако разная для обоих. Антон не отвечал на его взгляд, уставившись в лобовое стекло, потом шепнул, так подтвердив, что трактовал остановку неправильно: — Если разблокируешь двери, я уйду и гнать вслух не придётся. — Я не собираюсь тебя гнать, а пытаюсь понять, ты реально злишься или просто срываешься на мне, потому что больше не на ком. — Пухлые губы поджались, тишина повисла снова, затянула петлю на его шее покрепче. — Не поведаешь? — Сам не знаю, — признался второй. Мужчина попытался помочь, мысленно благодаря за искренность: — По ощущениям это ревность или скорее скорбь? — Просто боль. Пальцы закрыли чужое лицо. Парень то ли пытался натянуть прежнюю маску, то ли имитировал руками новую. Он аккуратно тронул чужие кудри и спросил: — Из-за чего? — Ты в психолога решил поиграть? — Голова отшатнулась от прикосновения, злость вернулась в морщинки Антона, но показалась какой-то другой, не относившейся больше к нему. — Мы, может, хоть до кровати дойдём, а потом начнём ролевые игры? — Тот, снова вонзившись в глаза, нашёл там не ответную злобу, но нежность. Не выдержал взгляд и десяти секунд, нырнул обратно в пальцы. — Понял, — улыбнулся Арсений, завёл двигатель. — Европейская или азиатская? — Что? — переспросил второй, выбравшись из укрытия, и нахмурился, будто говорил с умалишённым. — Кухню какую выберешь сегодня? — переспросил он. — Не смотри, как на психа, это единственное, чему меня научила жизнь с женщиной: если человеку грустно, человека нужно покормить. Так что мы едем ужинать. — Ему не отвечали, хмурились всё больше. — Кивни, если на принятие решения тебя тоже сейчас не хватит, выберу сам. — Европейская. — Хорошо. — Мужчина объяснил навигатору, куда их надо вести, потом включил поворотник и вырулил на дорогу. — У тебя сигареты с собой? Парень отрицательно помотал головой. Через пять минут, когда на улице встретилась вывеска «табак», они снова притормозили, уже не так резко. Арсений отошёл, вернулся к машине, встав у другой двери, с пачкой тонких сигарет и зажигалкой. Молча открыл упаковку, достал одну палочку, протянул пассажиру. Тот долго смотрел на него снизу-вверх то ли опять зло, то ли удивлённо, затем выпалил: — В какой момент мы поменялись местами? — Не менялись, — уверил он, развёл руки в стороны, желая обхватить ситуацию целиком. — Полагаю, так должны выглядеть здоровые отношения. Мне нужна помощь — ты рядом, как с Кьярой. Тебе нужна помощь — я рядом, как сейчас. — Здоровые отношения? — красивое лицо поморщилось. — У нас с тобой? Это смешно. — Добавь в свой концерт. — С мягкой улыбкой мужчина присел на корточки, чтобы не мучить чужую шею, снова подал сигарету. — Бери, можешь покурить по дороге. Антон выключился минуты на две. Просто превратился в статую: перестал двигаться, моргать, даже дышать. Уставился в точку на его лице — и всё. Первые тридцать секунд это казалось любопытным, потом вызвало беспокойство. Арсений тронул того за колено, не зная, что ещё мог сделать и как помочь. А потом из парня вместе с выдохом вышла знакомая фраза: — Я хотел бы тебя поцеловать. Он секундно оглянулся назад, на прохожих, покачал головой: — Не надо, но можешь перестать отталкивать. В конце концов это моя фишка. — Второй, хмыкнув, принял табак, не подкурил. От него ждали чего-то ещё, то ли слова, то ли зажигалку. — Прости, что не поверил сначала в твою историю. Наверное, до самой встречи с могилой сомнение ещё жило где-то внутри. Всё ж на это была причина: любовник недоговаривал в мелочах или откровенно врал, пусть не скрывал факт лжи, периодически прикидывался более весёлым или равнодушным, чем был на деле. Оба понимали, что он имел право на своё сомнение. Это Антон и озвучил: — Ничего, я тебе тоже не верю. — А от этого больновато, честно говоря, — усмехнулся Арсений, передал собеседнику зажигалку и, выпрямившись, собрался вернуться за руль, когда был удержан за полу пальто. — Правда друг? — Правда, — подтвердил он честно. — И с женой не сплю. Ему кивнули, отпустили: — Ладно. Поехали кормить грустного человека.***
После ужина они прогулялись, при этом почти не разговаривали. И до Арсения с опозданием в месяц дошло, что за молчанием парень не прятался, что молчание и было для того формой спокойствия. Там, где раньше возникало напряжение, ощущение недоговорённости, имелось на деле умиротворение. Однако открытие не помогло ему часом позднее. Оставив Антона, чтобы сходить в душ, он не ожидал найти того занявшим одноместную постель целиком. В его понимании за пятнадцать минут второй должен был сдвинуть кровати или лечь так, чтобы места хватило двоим. Тут же всплыла дневная шутка про ссору, которая шуткой больше не казалась. Внутри него ворочалось возмущение, ворочалось, потом вылезло наружу с рыком: — Сам позовёшь или упрашивать придётся? Парень хмыкнул из темноты, прошуршал одеялом, приподняв для него уголок вместо приглашения. Потом, обвив плечи, уложил свой подбородок на макушку и неожиданно заговорил: — Помнишь, ты спрашивал, боюсь ли я смерти? Давно ещё, в самом начале. — Помню, — откликнулся Арсений. — Хочешь внести корректировки в ответ? — Ага, дополнить. Наверное, всё же не так страшно умереть, как остаться. Покойнику-то уже плевать, а тебе ещё… — Жить дальше с чувством вины? — помог он, ощутив необходимость сказать это самому. — Да. — Ты же понимаешь, что твоя вина не… — Понимаю, — перебили его со смешком. — Головой своей рациональной вообще всё понимаю. А выдаю в итоге сцену, как сегодня в машине. — Арсений обнял партнёра крепче, показывая, что по-прежнему не собирался отпускать. — Как ты спокойно спишь по ночам, зная, что с Кьярой может что-то случиться? — Оставляю её под надзором. — И тебя не пугает мысль, что ты можешь её пережить? Они дрогнули одновременно. Один — от того, что сказал, второй — от того, что услышал. Пришлось взять паузу, чтобы задавить внезапный приступ паники. — Антош, не хорони мою дочь раньше времени. Пожалуйста. Накрутишь меня до того, что мы в Москву прямо сейчас поедем. — Я не накручиваю, а правда спрашиваю, — уточнил молодой человек. — Просто у меня вот детей нет и не будет. Никаких нервов не хватит постоянно думать, что я могу потерять кого-то ещё. — Значит, не думай, — парировал он. — Тут такой же механизм, как со страхом смерти, ты сам мне объяснял: твои силы уходят не на то, как и время, и ресурсы. Зачем? — Да уж, — грустно хмыкнул Антон, — со стороны это казалось довольно очевидной мыслью. От создателей «разлюбил — брось», «некомфортно — меняй», «плохо — уйди». — Так ведь правильно. Вместо признания своей же правоты парень цокнул: — Тогда парадокс получается. Если примерять на тебя, ты должен и с женой развестись, и со мной расстаться. — С тобой-то почему? Мужчина отстранился так, будто мог в темноте рассмотреть чужие глаза, и был прижат к груди обратно: — Мы же грызёмся чуть ли не каждый день. — И миримся, — договорил Арсений. — Всё в порядке, пока у кого-то одного холодная голова и он держит второго, который психует. Антон рассмеялся, поцеловал его в волосы, потом подумал недолго и ответил: — Интересное наблюдение. Видимо, ты тоже скоро схемы начнёшь строить. Научил, блин, на свою голову. — Я тебя тоже кое-чему научил, кстати, — улыбнулся он. Теперь была очередь любовника изумлённо отстраниться. — Чему ж? — Разговаривать вместо увиливания. — А, по-хорошему, нам бы обоим заткнуться и спать. — Мужчина согласно кивнул, переплёл их ноги и уже почти уснул, когда услышал из темноты: — Спасибо, один бы я не выдержал сегодняшний день.***
На заправке Арсений отошёл по звонку, оставив его у капота со стаканчиком кофе. Тот говорил негромко, но до Антона долетали просьба о встрече этим вечером на нейтральной территории и вопросы о переводе денег. После каждой фразы мужчина бросал на него сомневающийся взгляд, кивал, возвращался в диалог. И все эти мелочи собирались в одно очевидное «мой актив сломался, организуйте нового». Он не винил партнёра, а злился на себя. Стоило взвешивать слова тщательнее, приставать чаще, контролировать слабость. Ему же не просто так признались, что перестали заниматься самоудовлетворением, это была либо ложь, либо намёк, либо лживый намёк. Парень прислонялся к машине и прокручивал в голове всё, что звучало хоть немного двусмысленно, в поисках того, что упустил. И не находил. — Допил? Можем ехать? Фраза не вытащила его из размышлений, наоборот, вклинилась в них, заставив сменить направление. Вопрос вырвался сам: — Я всё ещё красивый? — Партнёр непонимающе свёл брови, так запросив формулировку целиком. — Тебя переклинило в тот раз или ты правда считаешь меня красивым? — Оба варианта, — улыбнулся Арсений, затем обратился к телефону. — По дороге заедем бумажки кое-какие забрать рабочие, ладно? Крюк получится всего… — Погоди, — перебил парень, — ты всё же останешься ночевать? На него подняли растерянный взгляд: — А не должен? Меня до понедельника звали, вроде. Кивнув, Антон сел в машину, дождался, когда водитель займёт место, потом не выдержал и рассмеялся: — Нет, мы точно махнулись ролями, — указал на телефон, служивший навигатором. — Я снова приревновал тебя к звонку. Они вернулись на трассу, Арсений с опозданием ответил: — Уверен, тебе просто скучно, когда со мной проблем нет, приходится выдумывать самому. Но ничего, до дома доедем, дам тебе повод поругаться. — Какой же? — уточнил он осторожно. — Чашку помою так, чтобы полоска от чая осталась. — Так, флирт прокачали, теперь будем угрозы дорабатывать…