И приходи, обсудим

Бар для семи вечера субботы был подозрительно пустым. Сергею Борисовичу не приходилось, говоря, повышать голос, официант подбегал к ним по первому же зову, у бессмысленной и, будем честны, односторонней болтовни не находилось свидетелей. Ему казались странными эти обстоятельства, поскольку в воображении картинка встречи сложилась совсем иная, да и спутник при всём желании имитировать дружбу близким другом-то ему не являлся. Того скорее было удобно мысленно обозначать таким образом, тогда как ничего общего, кроме места работы, у них не имелось. Единства взглядов почему-то стало мало, хотелось другого. Например, свободы в выражениях, какую давал один двухметровый актив, когда временно переставал быть лишь активом и становился приятелем. Тем не менее мужчины не расходились, сидели, словно оба ждали чего-то. Ближе к девяти у него пиликнуло входящее сообщение, собеседник резко замолчал, оборвав неинтересную историю о попойке в загородном коттедже и предоставив возможность ответить абоненту. Антон прислал фотографию клумбы ромашек, сделанную, видимо, днём, следом комментарий: «Они не настоящие, поэтому мужественность не уязвят». «Красивые», — отправил он, усмехнувшись чужой придумке, а потом еле сдержал полноценную улыбку, когда парень откликнулся: «Нравятся? Тебе». Это было не глупо, а мило, как некоторые мелкие действия, происходившие при личном общении вроде поправки волос или поцелуя в лоб. Арсению приятно было думать, что подобные нюансы делались без умысла, в отличие от провокаций, что молодой человек не пытался флиртовать ещё и таким образом, надеясь окружить вниманием со всех сторон и не дать конкурентам переманить клиента. Вернувшись в диалог за очередным стаканом крепкого, мужчина наконец понял, зачем Сергею требовался алкоголь для встречи — чтобы получить от него интимные подробности. Тот свободно рассказывал о своих похождениях, ожидая открытости в ответ, а получал неловкие кивки, потому что он, может, хотел бы поделиться с кем-то всем пережитым за последнее время, но даже под дулом пистолета бы не признался, чем занимался и с кем. Чтобы не ляпнуть ничего хоть отдалённо похожего на «Антон», Арсений практически молчал, чем раздражал и себя, и собеседника. А больше им, опять же, поговорить было не о чем. Точнее, менее пикантные темы коллегу не интересовали — стоило отдать должное, тот с самого начала не пытался это скрывать, потом сдался и, выговорившись, на третьем часу вливания виски всё-таки замолчал. И стали они настоящими взрослыми — сидели, пили, думали о вечном, пока помещение наполнялось шумом посетителей. Им обоим было так некомфортно вместе, скучно, что пришлось напиться. Пожалуй, Арсений со студенческих лет впервые даже не «напился», а «нажрался»: до потери координации, до желания звонить всем подряд и мешать с дерьмом, чтобы почувствовать себя хозяином жизни. Оказавшись на улице каким-то одному Богу известным образом и где-то потеряв Сергея Борисовича, мужчина отошёл поближе к дороге, как бы позволяя шатавшемуся телу самому решить, падать ли под колёса автомобилей или нет, и начал звонить в службу такси, номера которой не имел в контактах. Антон поднял трубку — в ухо врезался гул оживлённого места, что-то пиликало, кто-то говорил. Ему, растерявшемуся из-за собственной наглости, дали три секунды на вводную реплику, потом, ту не получив, сказали: — Привет. Говори быстро и по делу, пожалуйста. — Я… хотел такси вызвать, а набрал почему-то тебя, — признался он с натянутой усмешкой. — По карте будьте любезны, — бросил собеседник явно не ему, следом поменял положение телефона, благодаря чему гул стал тише. — Ты там выпил, что ли? — Немного. Что покупаешь? Мужчина улыбался в свете фонаря мысли, что этот диалог, пусть довольно бессмысленный, шёл легче, чем предыдущий с коллегой. Звонок ведь могли сбросить, сославшись на занятость, однако всё равно нашли для него минутку. Радость пропала, когда прозвучал ответ: — Как обычно, стандартный набор: вино и клубника. — В чужом голосе не было эмоций, лишь сухая констатация факта. Затем послышалось шуршание пакета. — Слушай, ты жутко невнятно говоришь и… — И мешаю, да, понял, — продолжил за второго Арсений. — Приятного вечера. Самостоятельно сбросив вызов, он убрал гаджет в карман, присел на корточки, закрыл лицо прохладными руками, будто это сняло бы жар. Его с непривычки затошнило от количества выпитого, однако в тот момент показалось, что от разговора: где-то в произвольной точке города Антон готовился поиметь кого-то другого и не счёл нужным соврать о планах. Будто намеренно хотел его ранить или в принципе не подумал, что мог. Он не знал, от чего было больнее, почему больно было вообще, как с этим справиться, куда обратиться за помощью. Хотелось вернуться в бар, влить в себя добавку, чтобы отключиться и перестать чувствовать. Хотелось приехать домой и прямо на пороге, прямо, может, при Кьяре, изнасиловать жену, чтобы отомстить любовнику за неверность, тогда как ему ничего не обещали, ничего не были должны. Их договорённость о встречах не включала в себя такой пункт как моногамность, и это тоже ранило без понятной причины. Организм вставшим в горле комком рвоты дал знать, что план действий, включавший алкоголь, категорически не поддерживал. Не беда, ведь остался ещё один вариант. Уже более осознанно достав телефон, зайдя в приложение для вызова такси и набрав адрес родной квартиры, мужчина выпрямился, замер. Алёна ведь — не игрушка, которую можно было сломать и выбросить. Ей будет больно, обидно, мерзко, а она, живой человек, тоже всё чувствовавший, при желании даже отбиться не сможет от его нападения. От его способа спрятать своё страдание в чужом. Стоило ли множить число несчастных людей? Лучше уж позвонить тому, кто ранил, и высказаться, нагрубить, взаимно ранить хоть на процент. Абонент ответил только на третью попытку достучаться: — Арсений, радость моя, давай ты проспишься сначала, а потом… — Сколько тебе заплатили за сегодня? — гаркнул он совсем не то, что собирался. — Что? — переспросил Антон, явно услышавший вопрос с первого раза. — Сколько? — повторил тем же грубым тоном. — Назови сумму. — Я кладу трубку. Мужчина шагнул вперёд, будто порыв могли увидеть. Голос потерял напор и стал скорее жалобным: — Пожалуйста, — вместо очередной просьбы, вместо «Не бросай меня наедине с этой болью, больше звонить некому». — Мне нужно понять, сколько перевести, чтобы перекрыть чужую ставку и оставить тебя в плюсе. — Зачем? Он буквально слышал, как парень хмурился, продолжая быстрым шагом идти по улице. Факт, что тот не останавливался, разозлил снова. — Затем, что ты сейчас, где бы ты ни находился, возвращаешь своему мужику деньги, извиняешься за неудобства любыми приторными фразами, как умеешь, берёшь такси до нашего места и приезжаешь вместе со своим стандартным набором. Приезжаешь и ждёшь меня, — Арсений рычал, не думая о прохожих, о том, как нагло звучал, как кружилась голова, стремительно трезвевшая. — Простая инструкция? Понятная? — И делаю я это всё, потому что…? — на сей раз светлые брови явно поднялись, выражая насмешку. Собеседник живо предстал перед его глазами, словно между ними не было километров, и теперь стремительно удалялся, скрываясь в полумраке, с настоящим стуком шагов по асфальту. — Потому что так выгоднее. Я выгоднее, — выдохнул он, растирая переносицу. — Полагаю, на что-то ещё давить смысла нет. Любовник долго молчал, видимо, взвешивая аргумент, потом рассмеялся, однако веселья в этом смешке не было: — Проблема в том, что, если я поддамся, ты сделаешь неправильные выводы. С точки зрения денег, может, выгода есть, а вот с точки зрения дрессировки грамотнее будет отказаться. Перезвони утром, когда… — Антон! — мужчина протянул руку к воображаемой фигуре, которая пропала из виду. Вдруг шаги стихли. Второй наконец притормозил, будто ощутил попытку себя коснуться. — Да? — Хорошо, согласен, я пьян и творю какую-то дичь, — тихо проговорил Арсений опять не то, что планировал. Физическая тошнота сменилась моральной опустошённостью. Бессилие уже не имело отношения к контролю над телом. Цепь, на которую его посадили, зазвенела и пережала гортань. — Ты не обязан мне потакать. — И? Собеседник ждал чего-то ещё, но добавить было нечего. — Это всё, конец попытки извиниться. Никаких тузов в рукавах. — То есть ты позвонил мне, покачал права, потряс купюрами, нервы потрепал, а в итоге сдался? Фраза не несла в себе настоящего обвинения, однако всё равно вызвала стыд. Он покачал головой: — Спорить не получается. Я пытаюсь, но не выходит. Ты везде прав. Сейчас я уже просто боюсь, что выходку не удастся списать на алкоголь. С опозданием мозг сообразил, что после случившейся истерики ему могли больше не ответить ни на звонок, ни на сообщение — вполне заслуженно. Хорошие клиенты, послушные пассивы и, уж тем более, приятели не должны «качать права», набрасываться на тех, кто просто делал свою работу. Арсений ведь тоже был и будет лишь частью той самой «работы». Парень взял настолько длинную паузу, что, показалось, ответ можно было не ждать, потом, продолжив путь, усмехнулся: — Моя ты умница. Скинь по нашему обычному тарифу, если попадёшь по клавиатуре, и постарайся не заблевать такси по дороге. До встречи. То, как облегчённо он покачнулся, увидел только Сергей Борисович, взявшийся из ниоткуда и придержавший за локоть. Без лишних вопросов или прощаний ему помогли с вызовом водителя.

***

За время поездки до мини-отеля Арсений протрезвел достаточно, чтобы разозлиться по третьему кругу, и думал теперь о том, что в первую очередь при встрече пропишет Антону кулаком в лицо. Без объяснения причин, без новой тирады просто ударит — пусть тот подумает о своём поведении, пока будет сидеть в травмпункте. Да, тогда они точно больше не увидятся, зато и больно ему тоже больше не сделают. После настойчивого стука, через пару минут, открылась дверь. В глубине номера, у кровати, горела одна лампочка. Из полумрака прихожей к нему протянули руки — и он упал парню в объятия, вцепился ногтями в лопатки. Тот щёлкнул замком, хмыкнул: — Виделись же буквально утром, — вместо «Когда ты успел соскучиться?» Мужчина, приспустив ворот джемпера, с поцелуем полез к обнажённой ключице, одновременно расстёгивая чужую ширинку, на что получил смешок. — Тише, у тебя даже не встанет в таком состоянии. — Мне оно и не надо, — проворчал он, затем прижал второго ладонью к ближайшей стене. — Стой так. — Обычным маршрутом обошёл комнату, по пути обратно взял со стола клубничку, заткнул ей пухлые губы. — Это чтоб ты не острил хотя бы минуту. Арсений, расстегнув всё же цветастые брюки партнёра, опустился на колени, трепетно, как награду, несколько минут целовал низ впалого живота, оголённые тазовые косточки, пока не понял, как мог выплеснуть продолжавшие бушевать эмоции без рукоприкладства. Да, сначала начал делать, а потом понял, зачем. Ему не мешали, жуя, ни о чём не спрашивали, просто позволяли приспускать бельё, принимать не полностью оживший орган в рот, двигать головой. Мысли постепенно стихали, рваные выдохи сверху заполнили сознание, боль ушла, оставив после себя одну только обиду, которую тоже получалось уместить в прелюдию. Антон гладил его по волосам, не пытаясь направлять, словно всё и так получалось. А, может, правда получалось, он не знал и увлёкся настолько, что быстро перестал ощущать дискомфорт от происходящего. — Подними глаза, — прошептал парень вдруг, коснувшись его скулы. — Умоляю, подними на меня глаза. Просьба привела в оцепенение, и даже пробившее до костей «умоляю» не перевесило вспыхнувший стыд. Потому мужчина отстранился, покачал головой, на всякий случай опустил ту ещё ниже. Партнёр сполз по стене, упал на колени, выровнявшись лицом к лицу, заменил его рот собственной рукой, а другой взял за подбородок и потянул на себя, поближе. Мужчина видел, как тот жалобно хмурился от удовольствия, как красиво кривил губы, хватая воздух, как дрожал всем телом, приближаясь к точке кипения, и при этом смотрел ему прямо в глаза. Что-то там, в его тусклых радужках, заводило второго, подобно порно. Не подтянутое тело, которое раздели в непойманный момент, не ответные прикосновения к щекам, шее, даже, казалось, не движения ладони, всё ускорявшиеся. Нет, глаза. И он не мог отвести взгляд, краснея до кончиков ушей, разрешал Антону копаться в зеркале своей души, чтоб находить там нужное. Не будь в крови алкоголя — не продержался бы так дольше пары минут, смутился бы до крайности, может, взбесился бы, однако градус ещё остался, потому они молча смотрели друг на друга, деля учащённое дыхание, пока не наступил оргазм. Не вставая с ковролина, его поцеловали в лоб вместо «спасибо», затем голову приложили к плечу и негромко заговорили: — А теперь рассказывай, что с тобой происходит последние сутки. То ты мило просишь о переписке, то злишься на меня за прямоту, то ещё более мило провожаешь до метро, потом опять злишься за что-то другое и дёргаешь сюда, а теперь вот… — молодой человек не стал озвучивать нужное слово, заминки хватило для понимания. — Какого чёрта? — Прости. — Прощу, когда ответишь на вопрос. Наверное, всю обиду, боль, злость, негодование, скучание, странную тоску, которую Антон просил объяснить, можно было уложить в одну фразу. Короткую такую, честную. Самую честную среди всего чересчур откровенного, что он когда-либо говорил второму, пользуясь готовностью слушать, утешаясь мыслью, что и это входило в стоимость. Потому что никому другому Арсений не столько не мог довериться, сколько не хотел. Она, фраза, нашлась сама и вышла наружу, как маленькая исповедь: — Мне паршиво. — Из-за меня? — собеседник, попытавшись заглянуть ему в лицо, почувствовал, как он вцепился в футболку, не желая отпускать. Потому, наверное, не стал всё же отстраняться и успокаивающе поцеловал в волосы. — Час назад показалось, что да, — признался мужчина. — Но, наверное, из-за тебя я просто заметил, что мне паршиво уже не первую неделю. — «Нет, не так». — Или не первый год. — «Снова не то». — Или не первую жизнь. Дрогнувшее тело принялись гладить по лопаткам, затем, не получив пояснений, шепнули: — Ну-ну, тише, найти проблему — значит, уже частично её решить. — А ещё лучше с тобой это не обсуждать, — грустно хмыкнул Арсений. — И так общение странное. Хотя не знаю, когда в последний раз беседовал с кем-то другим. Он не чувствовал себя жалким, каким наверняка являлся для молодого человека, пока его гладили по плечам. Как только Антон перестанет выражать поддержку таким образом, вот тогда и утонет, сейчас же говорил, не стыдясь, даже радуясь глубоко внутри, что слова не встречали насмешку. — Даже с дочкой? — Тем более с дочкой, — поправил он. — Не хочешь или боишься? — спросил любовник, на что получил изумлённый взгляд, блеснувший в далёком свете лампы. — У меня самого не было и не будет детей, но я знаю, что к ним иногда страшно подступиться. Если это как-то поможет, то я бы начал с того чтобы просто её выслушать. Все любят, когда их слушают. Не приняв совет к сведению, мужчина зацепился за другое и отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть дружелюбное лицо: — Поэтому ты меня слушаешь? — У нас другая ситуация, — отрицательно качнулась кудрявая голова, затем склонилась набок. — Разве я могу предложить тебе что-то ещё? Нетрезвый мозг с опозданием осознал, что именно случилось пару минут назад, почему его успокоила физическая близость. Их секс с самого начала тоже был способом выслушать, стал логичным последствием не привыкания, а общения. Он выговорился на самом деле к моменту, когда Антон тоже встал на колени. Обсуждение, которое происходило теперь, давалось легко потому, что уже произошло в другой форме. Внимание снова переключилось на деталь поважнее. — Почему ты приехал? — Тебе какое объяснение выдать? — улыбнулся парень. — После которого мы больше не увидимся, после которого будет драка или что-то нейтральное, далёкое от правды? — Все. Именно в таком порядке. Закусив губу, второй подумал недолго, потом ответил: — Ну, мы оба знаем, что я, в попытке тебя понять, мог копнуть чуть глубже, чем стоило. Приехал на случай, если сам же довёл, потому что это честно. «Действительно честно». Арсений кивнул: — Раз. — Ты, — продолжил собеседник, хмурясь, — как бы сказать помягче? Не похож на других моих клиентов, твоё поведение идёт по какой-то особенной логике, которую мне не удаётся пока поймать. Как только я радуюсь, что прогнул тебя, ты выгибаешься обратно. — Извини? — Никто не говорит, что это плохо, — рассмеялся Антон. — По крайней мере с твоей стороны. Я-то, вместо того чтобы просто делать свою работу, строю схемы, как к тебе подступиться, и трачу на это, откровенно говоря, слишком много свободного времени. Надо прекращать. — Не надо. Говоривший не уловил подтекст, который он сам толком не понял, удивился иному: — Погоди, ты же злился на меня за попытки в мозг залезть ровно сутки назад. — Я злился, потому что не умею делать то же с тобой, — объяснил мужчина. Второй развёл руки в стороны, подразумевая всю сцену от телефонного разговора до нынешнего момента, чем вызвал смешок. — Да, видимо, умею. Поэтому больше не злюсь. Так вот, — вернулся к теме, — тебе интересно со мной играться. Приехал-то почему? — Потому что ты всего за минуту, пьяный в стельку, стоя прямо где-то на улице, сменил тактику ведения диалога с «шлюха, сколько бабок тебе скинуть?» на «ты прав, милый, твой котик себя непослушно ведёт». — Отвращение к формулировке проигнорировали за неважностью. — Соответственно, сначала выгнулся, потом прогнулся обратно вообще без помощи. — Мне показалось, ты как раз этого добивался — лишить меня возможности пререкаться. — Добивался, — подтвердил парень, — но мелкими шажками, аккуратно. — Ладно, почему должна была случиться драка, я понял, какая третья… Однако договорить ему не дали, перебили: — А я вот так и не понял, почему ты с неё не начал, когда зашёл. Судя по выражению лица, очень хотел. — Отрицать не буду. — Объяснять тоже? — второй поднял бровь, следом расплылся в улыбке. — Классно же сидим, как взрослые люди, по полочкам всё раскладываем. — Если ты со мной спишь только из-за интереса к психологическим экспериментам, мне выгоднее сейчас заткнуться. Он обессиленно уронил голову на худое плечо, принуждая себя молчать. Антон, как гребень, запустил пальцы ему в волосы, потянул наверх, вернул дистанцию, чтобы смотреть глаза в глаза, и ответил чуть ли не по слогам: — Я сплю с тобой не только из-за интереса к психологии. Веришь? — Тот получил кивок. — В основном из-за того, конечно, как шикарно ты, оказывается… — Арсений прервал шутку поцелуем. Когда отстранился, поймал нежную улыбку. — Легче стало? Стало во всех смыслах. Мужчина, покачнувшись, поднялся, подтащил за собой любовника, снова поцеловал и, не отрываясь, повёл к постели. Там усадил на матрас, сел сверху, руками блуждая по чужому телу, потом ухмыльнулся в ответ то ли шумному выдоху, то ли своим мыслям: — Знаешь, я ведь действительно сделал неправильный вывод, что могу тебя дёргать со свиданий. — Во второй раз такой фокус не пройдёт, — цокнул парень. Его язвительное «Спорим?» вышло наружу частично, через слабый стон от укуса в ключицу. — Тебе б всё же проспаться. Как бы в подтверждение услышанного организм отозвался приступом тошноты, который не смог перебить вспыхнувшее желание. Он раздел партнёра окончательно, запустил ладонь в кипенно-белое бельё, нащупал взаимное возбуждение и оскалился: — Завтра мне будет очень стыдно за весь этот вечер. А сейчас, пожалуйста, заткнись наконец и возьми меня. Его скинули на кровать и, одной рукой контролируя проникновение, другой сцепили запястья над головой. В этом не было ни капли грубости — приникнув к губам, Антон переплёл их пальцы, затем оторвался, чтобы заглянуть в глаза. И смотрел в них, что-то снова там находя, пока плавно двигался, гипнотизируя своим мутным взглядом — его не менее мутный. До мучительного много минут спустя его жестом попросили перевернуться и встать на четвереньки, следом мягко надавили на поясницу, призывая прогнуться на сей раз буквально. Арсений, уже не пьяный, но временно не имевший чувство меры, проскользил по простыни, выгнулся, подобно коту, так, что грудной клеткой коснулся матраса. Благо, физическая подготовка позволяла такой ход. При этом он так и не понял, усмехнулся парень или восторженно выдохнул. Может, сделал и то, и другое. Воспоминания об этом вечере и ночи закончились на оргазме кого-то из них — громком, открытом, после которого мир погас.

***

Антон отвлёкся от работы с текстовым файлом на звон таймера. По плану сегодня была рассылка клиентам фотографий: шестерым — обнажённое тело, одному — цветы из соседнего двора. И почему-то отправить бархатцы показалось морально сложнее, чем снимки себя самого, конечно, без лица. С последним человеком в списке целей в принципе было труднее взаимодействовать, тот больше других требовал внимания, включения в процесс, хотя «процесса» в привычном понимании слова было меньше обычного. Секс перестал быть основой их общения, это постепенно начинало напрягать.

***

Арсений проснулся в воскресенье около четырёх часов дня и, вместо Антона, увидел на соседней подушке бутылку воды, которая пришлась кстати. Голова раскалывалась, желудок просил о чистке от токсинов, а в воспоминаниях было всего две чужие реплики, оставшихся от ночного разговора: «Я-то, вместо того, чтобы просто делать свою работу, строю схемы, как к тебе подступиться, и трачу на это, откровенно говоря, слишком много свободного времени» и «Если это как-то поможет, то я бы начал с того чтобы просто её выслушать». Где-то до, после или между этими фразами, вероятно, был секс. Вот и всё, что сохранило его сознание к моменту пробуждения. Вторая сторона кровати уже остыла — парень уехал давно, умудрившись не разбудить сборами. На экране телефона висело три уведомления: вопрос о самочувствии от Сергея Борисовича, отчёт от няни и «Тебе» от Антона, которое сопровождало фотографию оранжевых цветов. Последний абонент был единственным получившим от него отклик: «Я же вчера лишнего ничего не сказал и не сделал?» За минуту, пока тот печатал, он успел испугаться, однако, как выяснилось, зря. «Ты вчера был восхитителен» высветилось в ответ. Следом пришло ещё одно сообщение: «Но больше так не делай».