your taste is so good !! just like candy on my lips
— Слушай, ещё одна минута твоего нытья — и я ухожу к Чонхо. Они открыли шипящие металлические банки прямо здесь, на кровати Минги, — потому что во дворе кампуса пусть и было очень интересно и развлекательно, но ужасно жарко. — Уён, ну у меня уже просто слов не осталось на это! Осталось только ныть, — Минги вытянул ноги, а спину опустил к стене. Шорты открывали вид на жёлтые пятна синяков и ссадину на щиколотке — острый край стеклянного стола порвал ему носок и, вот, добрался до кожи. Теперь Минги занимал полкомнаты; узкие спальни общежития уже побыли поводом для возмущений, но то были времена прошлые. Друг беззлобно улыбнулся; он сочувствовал Минги, хоть не мог упустить возможности поиздеваться. Но то, что до комнаты Чонхо топать в другой корпус общаги по раскалённой солнцем дорожке, он не упомянул — было ясно, что Уён останется здесь, пусть и узнал уже всё что можно было, о том, как прошла у Минги последняя вечеринка. У Уёна она прошла великолепно. У Минги, как казалось им всем — Сану, Чонхо и остальным из компании — тоже (когда они вместе собрались играть, этот чёрт в чёрном прыгал по стенам и орал так, что выходило даже перекричать музыку). Но в понедельник Минги стал мрачнее обычного, то есть в шаге от того, чтобы размазать по глазам сажу теней и погрузиться в настоящий траур. Он и без того одевался так, словно после пар собирался к каким-нибудь сатанистам, но теперь на него стало просто невозможно смотреть. А Уёну, самому близкому другу, с которым они могли обсудить всё на свете, пришлось терпеть ещё и эти неожиданные сопли раскаяния. — Блять, я… я ведь так часто раньше представлял нас… ну как мы — эй, а ну-ка, что это за лицо! не смей меня осуждать! — и Сонхва, он… Я подумать не смог бы никогда, что он так хорош. Его губы, Господи! Минги, подняв голову, осоловело рассматривал потолок. Пытался нарисовать их там? Или гадал на грязных разводах?.. — Тебе просто голову снесло, — Уён терпеливо пытался включить в Минги разум, улыбаясь в банку с энергетиком. — Чучело под тебя подложи с надписью «Сонхва» — и ему бы обрадовался. — Да это Чонхо твой — чучело! — Минги резко сжал плечи со смешком и прикрыл рот рукой. Ладно, это было слишком. Уён, вскинув брови, тоже пытался сдержать смех и смотреть угрожающе, но потом, отвесив Минги подзатыльник, всё-таки расхохотался. — Тебе бы язык с мылом вымыть. — У нас куратор так говорил… — А теперь я! — Не буду я мыть язык. А знаешь почему? Уён с неохотой оторвался от банки, которая была всяко вкуснее, чем эти пересказы, сдобренные подробностями, от которых уже воротило. Минги вытащил язык и указал на него пальцем: — Здесь был Сонхва. Здесь был его член, и я облизал его полностью, чтобы Сонхва остался у меня на языке. — Да ну ёбаный рот… — Уён, я больше никогда не буду чистить зубы!🍩
Минги влил в себя бог знает сколько, но помнил всё. Хотя нет, не всё нихуя — что привело к тому, что они подрались с капитаном баскетбольной команды, он не помнил. Наутро только отзывалась болью шишка на виске и синяки по всему телу. Но если б не эта драка, Минги не отправили бы во двор — «проветриться». Там он и встретил Пак Сонхва, которого видел редко-редко, на всяких общих мероприятиях. Эти минуты считались в качестве золотых и бережно хранились в памяти — поэтому в тот момент Минги почти протрезвел, медленно подходя к Сонхва, что стоял поодаль от шумной компании у бассейна. — Привет. Не думал, что когда-нибудь встречу тебя в подобном месте. Сонхва держал в руке стеклянную кружку, спизженную с кухни, и редкими глотками отпивал из неё какое-то красное месиво. В глазах всего на секунду мелькнуло удивление, когда он увидел шатающегося монстра в чёрном с чёрным монстром в руке — единственным, что ему позволили пить после того, как они с баскетболистом чуть бошки друг другу не поотрывали. На шее болтались разорванные цепочки; те, что отчаяннее всего держались на нём и остались целыми, едва не задушили Минги, когда чужие быстрые руки тянули его за воротник, таская из угла в угол. Теперь на шее краснели резкие полосы; вдобавок к этому, кожа раздражалась от трения с толстовкой. Минги как будто не со спортсменом дрался, а с тигром. В обоих случаях выжить оказывалось чудом. — Я тоже. Выглядишь как тот, кому нужна скорая, — Сонхва улыбался. Минги подумалось, что Сонхва — спокойная пустыня, в которую он сейчас ворвался смерчем, похожий на черт-те что. Он выдохнул, словно его во двор выпинывали ногами или он бежал сюда из другого города марафоном; Сонхва покосился на него, не выдавая подозрений во взгляде. Но Минги сразу отмёл их сам: — Я не накурен. Я не… и не кололся, и не нюхал, и… фух. Он заставил Сонхва очаровательно хихикнуть. — Ты просто пьяный, я знаю. Я видел, как вы с Юнхо орали друг на друга. — Ой, да? — Минги запустил руку в волосы и нашёл на затылке боль. Посмотрел на пальцы — кажется, всё было в порядке: хотя б крови не было. Юнхо, видать, несильно его приложил головой. Неловко, блин. Сонхва всё видел. — Но я класть хотел на ваши неурядицы с баскетбольной командой, так что сбежал сюда. А ты и тут меня нашёл. Сонхва хмыкнул и сделал новый глоток. Он выглядел так, будто бы стоял на балконе парижского отеля с кружкой какао, а за ним не падали в живую изгородь блюющие студенты. Минги не хотел чесать пришибленный затылок, но руки не находили себе места. Он считал странными все эти слова — «неурядицы», «класть»… Минги сказал бы просто «похуй». Все, кто учится на литературе, были странными и нелепыми в своей любви к подобным словам — все, если не считать Сонхва. — А я и тут нашёл, — протянул Минги, оглядываясь вокруг в поисках такой же крутой кружки, как у Сонхва. Хотелось перелить энергос; чокаться банкой будет не прикольно. Сонхва вскинул бровь, словно удивляясь тому, что Минги до сих пор здесь, около низкого столика, заваленного мусором одноразовой посуды. — Тебе поговорить больше не с кем? — в его усмешке не было раздражения. — Со мной никто не захочет сейчас разговаривать, — прыснул Минги. Его кружило, и он выставлял себя полным идиотом, но Сонхва не двигался с места. — Ну и я выгляжу как уёбище. Он имел в виду припухшую скулу и красные кулаки. — Это правда. — Ну вот! Даже ты согласен. Минги улыбнулся, решив ни за что не выдавать крохотную обиду, которой быть вообще не должно было, потому что они с Сонхва никто. Это Минги на него пялил днями и ночами издалека в кампусе или по фоткам в соцсетях — а Сонхва дай бог его имя знал. Минги заметил только пару опплёванных полупустых стаканчиков; перелить монстр было, очевидно, не во что. Он поднял банку, привлекая внимание Сонхва, который, он надеялся, пока не устал от такой навязчивости. — За встречу. Но тот, на удивление, даже не закатывал глаза. — За встречу. Они аккуратно чокнулись, и энергетик сразу приобрёл волшебный вкус.🍩
— Если честно, я не верю не единому твоему слову. Сонхва выглядит как последний человек, который приблизился бы к тебе. И если он так вёл себя, к тому же… это просто удивительно. Минги смерил Уёна таким взглядом, что любой на его месте почувствовал бы себя чмом, — но толстокожему Уёну было, как говорят на литературном факультете, «класть». Он держал в руке монстр — совсем как Минги тогда, только не чёрный, а жёлтый. Минги уже четыре дня не мог удержаться от сравнений. Он погружался в них даже когда выходил во двор — там трава была такая же зелёная, как та, на которой они стояли с Сонхва. — Нет, ну ты меня тоже пойми! — начал защищаться Уён. — Я вас вместе не видел. И сколько раз мы убеждались? Филология — это гарантия сохранения девственности до конца жизни. — От проститутки с театрального слышу. — Пошёл на хуй!🍩
На Сонхва была тонкая, почти прозрачная серая водолазка в точечку — такая похожая на туман, что Минги неловко было прикасаться. Да уж, девственничек, каких поискать. Когда он допил монстр, Сонхва по давней дружбе (которая началась сегодня) отдал ему второй свой стаканчик. Он неожиданно обнаружился сзади, на столике; это была та же газировка с ромом, только больше рома. — Мне никто не подсказал как мешать, поэтому он вышел слишком крепким. Я новый сделал, не пошло. В Минги пошло замечательно; он давным-давно натренировался играми на выпивку с друзьями. В него пошло бы что угодно; он хотел впечатлить Сонхва тем, как быстро будет пить, но коктейль — если у кого-то повернулся бы язык так его назвать — был действительно ужасным. Создавалось впечатление, что туда просто вылили полбутылки спирта, а потом добавили краситель, чтобы замести следы. Но Минги ни слова не сказал Сонхва про его сомнительные навыки смешивания. Во дворе по-прежнему не было видно ни друзей, ни новообъявленных врагов из баскетбольной команды. Минги, прокашлявшись, придвинулся ближе к Сонхва, надеясь, что он не заметит этого. Тот смотрел на него снисходительно, своим взглядом говоря: «Ты сам эту жижу взялся пить, долбоёб». А вслух сказал: — Есть ещё стол — вон, с другой стороны бассейна. Там что-то должно было остаться. Когда я последний раз подходил- — Пошли. Я разбавлю. Минги быстрым шагом направился обходить бассейн, где стоял такой же хлюпкий раскладной столик, как и там, откуда они пришли; Сонхва шёл рядом и даже не поморщился от крепкой хватки на руке. Его ароматный напиток на джине не разгонял, а замедлял, и Сонхва любил так; он пил нечасто, в кругу родителей и их друзей, за неторопливыми уютными историями. Подобные вечеринки были ему не знакомы. Он пришёл сюда по настоянию подруги из группы, которая не хотела находиться здесь одна, когда будет выискивать парня с вокального — кажется, его звали Чонхо. Они разминулись, и Сонхва остался без никого, но делаться угрюмым не было причин. С Минги алкоголь начинал веселить. — Вот оно. Минги пробежался глазами по бутылкам — большая часть уже отсвечивала пустыми доньями. Из бассейна истошно орали студенты, как будто их кто-то топил или резал; брызги долетали даже сюда. Сонхва впервые показал недовольство на лице, еле заметно поморщившись, когда намочил низ чёрных вельветовых штанин. Он обошёл Минги с другой стороны и глубоко вздохнул, чтобы ночь привела его в чувства. Но когда Минги коснулся локтя, внутри опять началась неразбериха. — Если поторопишься и допьешь, я сделаю тебе что-нибудь по-настоящему крутое. Он отошёл, оставив Сонхва думать о том, действительно ли хочет тот этого. Но вскоре Минги поднял глаза опять: — Ты похож на клубничный ликёр, кстати. — Приятно. Фразы Сонхва были выверенными, как по сценарию, как по книжке с сухим британским слогом. Он не думал о том, комплимент это или нет, не думал к чему это было сказано, просто взял готовый простой ответ из универсального запаса. Минги вздохнул, разбавляя в стаканчике крепость знаменитого — или не очень, он не разобрался — виски. — Ты по моему внешнему виду так сказал? Но на мне нет ничего розового… и красного тоже. Или по внутреннему? Хотя, с другой стороны, ты ведь меня не знаешь. По внешнему всё-таки, да? — джин развязывал. Минги промолчал, он имел в виду вкус; сладкий, но не слишком, не успевающий надоесть. Ещё лучше, если с молоком. Сонхва лишь улыбнулся, когда Минги врезался в его бок, резко поднявшись. — Осторожнее, — он придержал за руку, не давая Минги расплескать из стаканов, потому что их и без того уже обрызгали из бассейна. Минги подался вперёд ещё немного и клацнул зубами прямо перед чужим лицом. Сонхва от неожиданности ойкнул, хотя его не задело, и отстранил Минги от себя. — Если ты аллигатор, то тебе в воду, вон туда. Минги зашёлся в идиотском хриплом смехе и не увидел умиляющееся выражение Сонхва. Что за странный парень! — чёрная толстовка с порванной молнией открывала футболку с ярким принтом, надетую вниз; Минги не производил впечатление хулигана, но и мечтатель из него был никудышний. Сонхва прислонился к столу, осторожно, боясь сломать, и огляделся вокруг — не смотрят ли на них как на чокнутых. Не смотрели. Даже если кто-то из них снял бы здесь трусы или отрезал себе голову — может и посмотрели бы, но за чокнутых не сочли бы. Такое было в порядке вещей, но Сонхва не знал об этом. — Почему… аллигатор… Господи. Так, ладно, — Минги улыбнулся в последний раз и снова сфокусировал взгляд на двух стаканах. — Вот, держи. — Пойло от аллигаторов не принимаю. Как медленно поднялись брови Минги надо было видеть; жест выражал глубокое недоумение. Нельзя уж и зубами клацнуть один раз? Почему ему — такая участь? Оказалось, Сонхва просто свою прозрачную кружку ещё не опустошил.🍩
— Да блять, почему именно он?! — Уён принадлежал к смельчакам, которые выстаивали после матерных криков Минги. Возможно, поэтому они и подружились так крепко. Уён просто орал на него в ответ — всё ж ведь легко, и совсем Минги не жуткий, как многим кажется! — Мало ли таких ванильных на филфаке? — Мало! Мало, представь себе! — Минги даже отставил жестяную банку, чтобы схватить Уёна за плечи и погрузить в то, что испытывает. — Он не просто ванильный, он — все сладкие определения, которые ты тебе только могут в голову прийти. — Шоколадный, конфетный, лимонадный, сладковатный, — перечислял недоумевающий Уён. Бешеные глаза друга вызывали подозрения, но если он так смотрел, выходит, это было вопросом жизни и смерти. — Мороженое, э-э… мороженый? — Да! Да, да. Как ты там сказал? Конфетный. — Гос-с-поди Боже, — выдохнул Уён, когда наконец смог отделаться от рук Минги. — Как всё запущено.🍩
Сомкнуть зубы на Сонхва стало навязчивой мыслью. Минги водил его из угла в угол по заднему двору, где начали собираться подуставшие охотники снимать трусы и отрезать себе головы. В конце концов снаружи дома собралось так много народу, что не осталось тихих мест, где не были бы слышны чьи-нибудь противные сплетни. Внутри, на лестнице, руки Сонхва стали ещё кусательнее, чем под бликующим уличным освещением, выставленным во дворе низкими фонариками. Минги уговорил их зайти и подняться, соврав, что у него где-то наверху остался телефон. Он прикусил пальцы чужой руки, украденной у Сонхва снова, снова с его молчаливого разрешения. И Минги понравилось — так, что он чуть не завизжал, хотя был слишком пьяный, чтобы отследить реакцию вкусовых рецепторов. Какой Сонхва — горький, может быть, соленый? Наверное, как перья райских птиц. Из-под гула музыки послышался чужой выдох: — Фу! Ты ненормальный? Как прямо. Как точно! Минги поднял глаза и встретил взгляд Сонхва — возможно, ошарашенный чуть-чуть, но никак не осуждающий. Он высвободил руку и провёл по боку Минги, вытирая слюни о футболку. — Сам же сказал, идём искать телефон. — Да-да, идём. — Нетерпеливый, — тише, почти неслышно. Сонхва больше руку давать не рисковал, а Минги и не просил — потому что он ненормальный, и это правда. Он знал зачем на вечеринках поднимаются на второй этаж, но совсем не осознавал, что сейчас ведёт с собой Сонхва. Мало ли с кем удачный стакан мог связать раньше! — все те знали Минги; были одеты в кожу, сетчатые колготки и тяжёлые ботинки. Сонхва — другое, и он другой на вкус. Он всё это время вёл себя так, будто не видел спрятанный в словах Минги иной смысл; а иногда казалось, что он всё понимал, но не реагировал, ожидая новых вывертов, чтобы в конце концов отправить в нокаут. Оказавшись наверху, где музыка гремела уже другая, невыносимо разная, Минги поозирался по сторонам. Они выбросили из дальней комнаты забывшегося в отдыхе парня — и Сонхва даже против этого не возразил. План с пропавшим телефоном оказался непродуманным, а потому провальным, но Минги ради приличия осмотрел не самую опрятную спальню и даже заглянул под кровать. — Эх, ну где же, — выдал на автомате. — Чего б он тут забыл? — Сонхва внезапно появился у плеча, чтобы вместе с Минги не пропустить ни сантиметра пыльного пола, на котором, ожидаемо, никакого телефона не наблюдалось. — А? Минги чуть выпрямился и развернулся — провал, полный провал; Сонхва дотянулся до его джинсов и сразу угадал нужный карман. В поднятой руке появился айфон в разрисованном чехле. Сонхва был более чем доволен. — О, видишь. Нашёлся. На втором этаже, как ты и думал. Минги осторожно забрал телефон и, посмотрев на него так, будто впервые в жизни видит, засунул обратно в карман. Сонхва стоило поблагодарить — без него Минги провёл бы в поисках, наверное, до утра. Сонхва спросил; его голос легко перекрывал гром музыки, от которой тряслись полы: — А я что тут забыл? — Ээ… тебе понравилось со мной общаться. Сонхва уже говорил об этом. Кусочек паззла лёг точно на своё место; Минги напирал на Сонхва, заставляя отходить к шкафу, и смотрел мутным взглядом — даже у такого алкогольного монстра, как он, был предел. Сонхва заставил его превысить, но следил за тем, сколько пьёт сам. Он приобнял Минги и, хотя не в его положении было, провёл рукой по челюсти, и оставил её там, не давая возможности отвести взгляд. — И тебе тоже. Иначе нас бы тут не было, так? Неясно как, но одна его фраза могла мгновенно вызвать у Минги слабость в ногах — так уже было однажды, когда он случайно услышал Сонхва в коридоре перед каким-то форумом. — Так. — Соображаешь. Голос грудной, объёмный, на ощупь наверняка такой же приятный, как вельветовые складки под ладонями Минги, которые прятали тёплые подрагивающие бёдра. Такой же сладкий наверняка, как любое малиновое пирожное, — оставалось совсем чуть-чуть, и он сможет проверить. Минги зажал Сонхва по обе стороны, но не спешил подаваться вперёд, дожидаясь, пока тот налюбуется и устанет ухмыляться губам, распахнутым в готовности. Тогда он притянул Минги к себе, и заставив упереться локтями в шкаф, подстраиваясь под желание Сонхва остаться внизу; Минги чувствовал пальцы в волосах и среди серебряных цепей, и сложно было понять сколько в его безумии алкоголя, а сколько — настоящей страсти. Когда они отстранились, чтобы тихо вдохнуть, Сонхва вновь оглядел его, прищурив глаза в какой-то хитрой мысли. Ему снова хотелось сказать что-нибудь филологически едкое? — Спасибо, что сделал эту вечеринку не такой скучной. Он улыбался — и нет, кажется, у него не было злых намерений. Он выпутался из объятий, отодвинув Минги от себя, и тот вновь завертел головой, отделавшись от пьянящего наваждения. — О, гляди, чипсы! Он рухнул на кровать, смешно подкинув ноги, — внутренний карман толстовки выбросил на холодное одеяло маленький квадратный пакетик, который чудом остался после того, как Минги за эту толстовку протащили по полу. Но там ещё и второй лежал, с презервативом — он погиб смертью храбрых. Минги, показывая, что ему нет дела до этого всего, цапнул рукой ополовиненную пачку чипсов, брошенную на тумбочке каким-то раззявой. — Чего?.. Сонхва замер в шаге от двери, обернувшись с выражением полного замешательства. Он начал понемногу складывать образ Минги в голове и понял, что в случае с ним замешательство — наиболее частая и ожидаемая реакция окружающих на всё, что он делает. Непроизвольная; его не хотят этим обидеть, просто… он как выкинет что. — Эй, ты куда? — позвал Минги, высунув голову из ароматной пачки. На его губах выросла заигрывающая улыбка. — Вообще-то, я мог бы предложить тебе ещё кое-что. — А если их коксом посыпали?.. — это про чипсы. Но Минги не про них говорил. Сонхва смеялся, прикрывая рот, и это не походило на насмешку. — Ох, Боже, Минги. Тот, ничего не отвечая, похлопал по кровати рядом, и, когда Сонхва сел, попросил открыть рот. Минги сунул ему чипсину, обмазанную крабовыми ароматизаторами, которые тот ненавидел. И они снова захрипели смехом, пачкая крошками чистейше чёрные штаны Сонхва и ковёр на полу. Однако ж… — Так меня ещё не соблазняли. — Ты первый начал. — Да ну? — на лице Сонхва выросло недоверчивое выражение. — Ну! Каждый раз, когда вижу тебя в кампусе, со мной творится пиздец что такое. Не знаю о чём ты думаешь, когда надеваешь подобные вещи, — Минги неопределённо махнул в сторону заправленной водолазки, под которой угадывались очертания тела. — Сколько учусь тут, столько ты меня соблазняешь. — О... Искреннее удивление Сонхва расплавилось и стало смущением, согревая щёки. — Стой… С какого ты факультета? — С географии. Сонхва снова хихикнул; в этот раз Минги подумал, что сухой смех похож на звук раскалывающегося старого печенья. — Эй, что сме- — Помолчи-ка. Сонхва хотел сделать с этой информацией что-то, но забылся, представив уморительно серьёзного Минги с указкой и глобусом. Сонхва снова отправил его летать, увлекая в поцелуй. Смешно целоваться, когда в тебе мешается яд выпитого! — не мешают крошки чипсов на губах, а заедающая молния видавшей виды чёрной толстовки кажется великолепным поводом растянуть прелюдию. Сонхва нащупал на кровати пакетик, чтобы убедиться, что глаза его не обманули. Минги сполз с чужих плеч и выдохнул: — Сверху или снизу? — ...у тебя только смазка. Минги вопросительно промычал. Огляделся, облизывая с себя крошки и пьянящий вкус Сонхва, который кое-как рассмотрел надпись на маленьком пакетике в темноте. — Блять, потерял что ли... — Радуйся, что зубы не потерял. Я частенько слышу о том, как Юнхо кому-то выбивает зубы, — Сонхва улыбнулся и сунул руку в свой карман. — Да уж, я на него теперь и смотреть побоюсь. Э..! Откуда? Сонхва держал в руке квадратик, в котором поблёскивали края резинки. Он сидел на краю кровати, но почти что на Минги, потому что ноги свешивались на чужие колени. — Я говорил, что пришёл сюда не один? Моя подруга хотела запустить свои когти в какого-то парня. Она очень забывчивая! И это было для неё, — конец фразы утонул в тихом задыхающемся смехе Минги. — Тогда мой вопрос всё ещё актуален. Сонхва смотрел на него так долго, что Минги вспомнил фразу, которой они шутили в кругу друзей. «Филология гарантирует сохранение девственности до конца жизни». Кажется, Сонхва стоял перед сложным выбором христианина. С другой стороны, прилежные студенты подобные секреты в карманах не хранят, так ведь? Отговорка была достойная, но проверить её не представлялось возможности: Минги не знал у Сонхва никаких подруг с когтями. Никогда не встречал их и ничего о них не слышал, так что их существование ставилось под вопрос. — Снизу. — Будешь направлять меня, — весело проговорил Минги, и Сонхва почувствовал, как ткань водолазки жжёт спину, стягиваясь под чужими руками; он упал на подушки, оторвавшись от Минги, и чёрные пряди разлетелись вокруг лица, освещённого только светом вечеринки из окна, — я ведь тебя не знаю, — Минги надул губы, изображая Сонхва у бассейна. Тот хлопнул его по щеке — аккуратно, в качестве профилактики. Сонхва вообще не планировал раздеваться здесь — ни в этой комнате, ни где-либо ещё в окрестностях. Антисанитария; кокс в крошках чипсов, которым он сейчас непременно надышится, орущая музыка наипротивнейших жанров и ужасная атмосфера, нерасполагающая для возбуждения и ласк. Или насчёт последнего можно было бы поспорить? Минги оглядывал сумасшедше тонкую талию и живот, оказавший на ощупь твёрже, чем можно было ожидать от человека, которого никогда не видели заинтересованным в спорте, облизывал Сонхва мурлыкающими вздохами и касался, проклиная дрожь в своих пальцах. Он всё ещё был не тем человеком не в том месте; но Сонхва почему-то оставался, отвечая на поцелуи, довольно вздыхал и прижимал Минги к себе, когда тот терялся в волнах удовольствия, чувствуя, как Сонхва сжимается вокруг него.🍩
— Та-ак, мне тут Чонхо написал, что они вернулись в кампус. Так что… удачи побыть наедине с суицидальными мыслями. — Уён, мир не знал друга лучшего, чем ты. Тот аж остановился у двери, чтобы обернуться и блеснуть зубами, улыбаясь. Всё-таки он не зря занимал место на театральном факультете. — Ах, спасибо! Как неожиданно и приятно. Последняя фраза укрылась в коридоре. Минги подтянул ноги и присосался к банке с энергетиком. Сердцебиение учащалось — совсем как на вечеринке; тогда его сердце отбивало 180 bpm в такт битам. Отбивало даже в те моменты, когда Минги не слышал гремевшую музыку за волшебно протяжными стонами Сонхва и своими нетерпеливыми. Теперь он остался один — в голове была только песня, которую играли его чувства. Её заказал Сонхва. И той же ночью послушал, и теперь неизвестно что думал обо всём этом, потому что, разойдясь со второго этажа, они больше не встретились. Ошарашенного Минги подхватили друзья и потащили играть в какую-то компанейскую хрень. А Сонхва просто испарился. — Я споил его и трахнул. Я споил его и трахнул… Я чмо, я чмо, я чмо, я чмо…so good !! if you want me i can take it slow
Какая скукота! Минги лежал на парте лекционного зала — она была глубиной в сантиметров двадцать, и здоровый сон в таких условиях, конечно, не представлялся возможным. Но хоть подремать! Тётя за кафедрой вещала про важность переработки мусора, рассказывала о том, что их контора установила в университете пункты приёма банок-склянок и всякого. Минги хрюкал, пытаясь устроиться поудобнее, переворачивался то на одну сторону, то на другую, пока Уён наконец не пихнул его в плечо. Ему эта заварушка тоже не сильно нравилась: несколько потоков согнали в огромный лекционный зал, и Чонхо не успел занять место рядом с ними. Он вообще решил не идти, судя по всему, потому что его здесь не наблюдалось, — и в онлайн не заходил, как на зло. — Ты на прошлой неделе мне говорил, что не знаешь куда сплавить старые книжки! Вот тебе! — зашипел Уён, когда на экране появился слайд с фотографиями милейшего пункта буккроссинга. — Ну теперь да… теперь самое время отдать их хуй пойми кому, потому что я никогда не смогу отдать их Сонхва. — Пизде-ец. Ну чего ты опять. Уён закатил глаза. Сзади и спереди тихонько переговаривались студенты; то тут, то там звенел замок какой-нибудь сумки или открывалась бутылка с водой. — Планета уже загажена, мы все умрём, — заключил Минги и отвернулся, снова положив голову на стол. У него не было сил на то, чтобы размышлять об экологии, — Сонхва ведь на литературе учился. Так чего ж? Минги услышал очередной раздражённый вздох Уёна. Плевать. У них вообще экологического направления нету, и это сборище его бесит. Он уже успел до начала пробежать глазами по залу и нашёл-таки Сонхва, вот только его лицо было не разглядеть даже сейчас, в очках, хотя они были сильнее линз. Он устроился в самой заднице в то время, как Уён с Минги сидели в середине. — Блять, разрядился, — зашипел Уён; про телефон, как Минги понял не поворачиваясь. Уён уже спрашивал у него павербанк, но они оба вышли из общаги налегке. Заметив Чонхо, наконец соизволившего почтить своим приходом экологическую тётку, беспокойное создание рядом с Минги завозилось сильнее; уснуть было невозможно, но Минги упорно не переворачивался. Пытаться понять чем занят Уён было даже весело отчасти; продолжая строить из себя сонного, Минги вслушивался. Уён достал блокнот. Оторвал лист. Пошуршал им. Вытащил ручку, почеркал что-то. Боже, неужто стал записывать за слайдами? Опять пошуршал листом. Минги вздохнул, намекая на то, что его покой опять тревожат некоторые наглецы, — а потом наконец повернулся, потому что ему самому надоело. Уён встретил его мрачный взгляд своим вечно таящим секретности. — Опять всю ночь думал про Сонхва? — Ээ… нет, — Минги поморщился, потому что Уён реально думал, что он так делает? — Вышли новые серии клинка. Вышли-то вышли. Но Минги их не смотрел. И про Сонхва не думал, конечно же! Оно думалось само. — О-хо! Рад, что ты возвращаешься в строй, дружище! — Уён поднял большие пальцы. Минги не разделял его радость. А тем временем за их спинами записка двигалась к своему адресату, и Уён махал руками, указывая, что передать нужно Чонхо. Когда записка дошла до нужного ряда, Уён наконец выдохнул и отвернулся к Минги, надеясь, что эта суета не привлекала слишком много внимания. Парня, сидевшего по соседству с Чонхо, Уён не заметил. А им был, ни много ни мало, Пак Сонхва с литературы. Он долго провозился под столом, пытаясь достать свой маленький термос с чаем и тихо открыть его, а затем сделать глоток, не ударившись затылком об стол. Выходило не очень. В конце концов пришлось выпрямиться; Чонхо, парень с которым они успели познакомиться за эти скучные двадцать минут, выглядел озадаченным и держал в руках какую-то мятую бумажку. У вокалистов новые приколы? Сонхва это неинтересно. Как, впрочем, и лекция о переработке мусора — но раз уж всех собрали, надо хотя бы не шуметь. Закончив морщиться, Чонхо поглядел вниз по залу, чтобы выцепить в рядах выбеленную макушку Минги и беспокойно качающуюся чёрную — рядом с ним. У этих двоих что ни день, то повод какой-нибудь фокус выкинуть. Чонхо не рассказал Сонхва о том, что уже узнал его заочно — совсем недавно, от своего парня Уёна, который уже несколько дней выслушивал друга, проебавшегося на последней вечеринке. Чонхо не любил трепаться; он легко сообразил, что, пусть к делу и по-любому примешан Уён — почерк его даже, — записка не для Чонхо, потому что у них с Уёном, вообще-то, есть чат. И как-то это слишком... невинно для Уёна. — Кажется, это тебе, — Чонхо протянул Сонхва записку. Тот принял её без тени подозрения и прочёл, не отрываясь от своего термоса. Чонхо ожидал, что он закашляется и обплюёт здесь всех, — но этого не произошло. Сонхва лишь вскинул брови, делая глоток за глотком. — Так-с. И что это за… детский сад? — От того, вон, — Чонхо кивнул в сторону Минги, который, на счастье, стянул капюшон, показывая идеально выбеленные волосы и кресты в ушах. Минги легко было узнать. Сонхва перевёл на Чонхо взгляд нескрываемого удивления и дрогнул губами — то ли в смехе, то ли ещё в чём. — Есть ручка? — Я думал, вы с собой всегда их носите, чтобы стихи писать в блокнотах. Но так уж и быть, есть, — усмехнулся Чонхо. Сонхва принялся писать, и на его лице было выражение, непонятное для остальных; по правде говоря, Чонхо был бы не прочь узнать исход этого случая. Он не любил сплетничать, но они с Уёном встречались уже почти три месяца, и Чонхо начинал заражаться его стремлением сунуть нос в личную жизнь друзей. Когда Сонхва свернул бумажку, Чонхо пустил её в обратный путь. И через минуту-другую Уён подпрыгнул на месте, довольно улыбнувшись. — Ой. Но, развернув, увидел совсем не то, на что надеялся. — Кажется… стоп. Почерк принадлежал не Чонхо. Хотя, кажется, это была его ручка — да, Уён знал как пишут все его ручки, не спрашивайте. Ему понадобилось дочитать до конца, чтобы брови полезли наверх. — Минги. — Отъебись. — Минги-я. — Хватит шуршать, достал. — Да это ахуй реальный, ну повернись! Уён рывком развернул к себе вялую тушу, звенящую цепочками. Он сунул Минги бумажку, не давая шансов отвернуться, и тому пришлось прочитать то, что было написано на ней: ха, минги, я ничего другого от тебя не ожидал. думаю, можно, я свободен. ты так неожиданно почтил меня своим вниманием, чем же я, интересно, заслужил? сонхва :) — Блять, что?.. — Минги ничегошеньки не понял, но ахуй, о котором говорил Уён, уже подступал к нему с ведром кипятка. — Переверни, там ещё. — Какое ещё «ещё»?.. если ты свободен сегодня и сходишь со мной в киноху около моего дома (они позавчера закончили ремонт наконец-то) я готов порадовать твой член на последнем ряду. и даже разрешу