Твоя жизнь - повод жить мою

— Злишься? В ответ молчание. — Скажи хоть что-нибудь. Девушка демонстративно отвернулась к окну, делая вид, что облака в небе это предмет ее самых страстных исканий. Генерал скорбно выдохнул. Лекарь молча орудовал инструментами над раной, торопясь быстрее покинуть этот дом. Давящая атмосфера угнетала. Когда супруга генерала Чона бывала не в духе, все живое вокруг замирало и боялось издать лишний звук. По возвращении домой, Хосок был встречен очень радушно. Жена со слугами окружили сразу же, приветствуя и радуясь, что господин в порядке. Но стоило Хане, его жене, заметить на плече окровавленную повязку, как атмосфера резко поменялась. Слуги, почуяв неладное, шмыгнули по углам. Хосок лишь успел проводить их взглядом полным отчаянья, когда Хана поджав губы, коротко велела привести лекаря, а сама молча за рукав увела мужа в покои. С тех пор не произнесла ни слова, только наблюдала как целитель обрабатывает рану и слушала его предписания для скорейшего восстановления. Когда старик поведал о том, что рана неопасная чуть просветлела, и Хосок уже понадеялся, что буря миновала, но следующие слова убили эту возможность. — Вам очень повезло, генерал, попади копье на пару сантиметров ниже, и вам пришлось бы туго. Даже моих навыков могло бы не хватить, чтобы вам помочь. Будьте, пожалуйста, осторожнее впредь. Лицо супруги стало темнее грозового неба, а морщинка между бровями, что только разгладилась, углубилась. Закончив с перевязкой, лекарь поднялся уходить. Хана вышла с ним, чтобы проводить и поблагодарить. Вернувшись обратно в спальные комнаты, подошла к кровати больного, что молча наблюдал за ней, боясь сказать лишнее слово. Девушка наклонилась и поправила одеяло, что свесилось с края кровати. Она выглядела невозмутимо и сосредоточенно. Напряжение витавшее в воздухе давило на мужчину, и он не выдержав, схватил ее за руку и потянул на себя, заставляя сесть рядом. — Хана, скажи что-нибудь. Я знаю, что виноват, но больше, чем рана мне делает больно твое молчание. Лучше накричи, обругай, только не молчи. Девушка слушала опустив голову, полураспущенные волосы немного заслоняли лицо от взгляда и он не мог как следует разглядеть его или заглянуть в глаза, чтобы понять о чем она думает. Вдруг ладонь в его руке мелко задрожала. Раздался первый всхлип. Хана поднесла вторую руку к лицу и спряталась от испуганно расширившихся глаз мужа в локте. Мужчина попытался присесть, но рана болью отозвалась на всю левую сторону и он рухнул обратно на подушки. — Хана… — Я так напугалась, — судорожные всхлипы заполнили комнату, — когда лекарь сказал, что рана могла стать смертельной, я на минуту представила это и сердце сжалось от страха, — она большим рукавом начала утирать слезы, — ты никогда себя не бережёшь, постоянно лезешь в самую гущу. Ты хоть подумал каково мне? Как трудно отпускать тебя, зная, что ты можешь не вернуться? Я всегда прошу беречься, а ты вот опять с дырой вернулся. Чон Хосок, ты дурак! Плачущая Хана была для него чем-то совершенно неожиданным. Он помнит ее слезы только однажды — когда после свадьбы увозил из отчего дома. Но даже тогда она не плакала так горько. Он знал, что она о нем переживает, но никогда не задумывался о том, насколько сильно. Хосок привык к ее ворчанию на его неосторожность на поле брани, к тому, что если сильно провинится, может остаться в их спальне один на целую неделю или даже больше. Ко всем этим профилактическим наказаниям он привык и принимал их покорно, понимая свою вину. Сейчас видя ее слезы он невольно задался вопросом, а первый ли это раз, когда она плачет из-за его ранений или он просто не знает о других? Оказывается его строгая жена просто переносила свои переживания в себе. Ее суровость была лишь попыткой скрыть беспокойство за его жизнь. А он каждый раз испытывал ее на прочность. Ему стало так невыразимо стыдно за себя. Хосок потянул за руку и растерявшаяся Хана рухнула ему на грудь. Она попыталась отстраниться, говоря что-то о ране, но мужчина только сильнее стиснул в объятьях и перекатился по кровати вместе с ней на другой, здоровый, бок. Рукой притянул ее голову к своей груди и мягко огладил по волосам. — Не плачь. Я твоих слез точно не стою. Ты права, я полный дурак. В очередной раз потерял бдительность и глупо подставился. Твоя злость совершенно оправдана. Можешь наказать меня по всей строгости, я все приму. Хана почти перестала плакать, только икота еще осталась. Она чуть покрутившись, просунула руки за его спину и аккуратно обняла, чтобы не потревожить рану. — Я не хочу тебя наказывать, — она проговорила это ему в грудь, — я просто хочу, чтобы ты ценил свою жизнь чуточку больше, потому что если не станет тебя, то и меня тоже. Пожалуйста, помни об этом и будь осторожнее. Хосок сжал объятья чуть крепче и оставил на ее макушке поцелуй. — Даю тебе слово, Хана.