если бы

«Бесконечность Вселенной подразумевает, что она должна быть бесконечна не только в пространстве, но и во времени, а значит, должна иметь бесчисленное количество звезд»

      А ведь ему просто нужно было промолчать. Не задавать вопросы, не смотреть в глаза, не стоять так долго рядом.       Если бы промолчал тогда, давно – по-настоящему давно, уже прошло несколько лет – на каком-то из первенств, сейчас уже точно не скажешь, на каком, – всё бы сложилось иначе.       Марк про бесконечность Вселенной и эффект бабочки никогда вдумчиво не читал, знал просто сами концепции, и почему-то слишком часто думал о них последние дни. Настроение странно-романтичное, хочется долго обсуждать вечное на балконе, задумчиво считать звезды, искать метафоры, которые лягут на мысли, оформят в слова что-то, что крутится на уме, но никак не находит выхода. Даже снова начал писать на этом появившемся воодушевлении – сложил несколько четверостиший, отложил несколько первых строк; будет ждать, когда накроет волна, и слова выстроятся друг за другом, сами придут. Они всегда приходят сами, стоит только подгадать момент.       У Жени настроение тоже странно-романтичное, и он просит созвониться перед сном. Не как обычно, обычно они друг друга застают за ужином или в вечерних заботах, а здесь дело к ночи, уже за двенадцать. Всё, чего он хочет – чтобы телефон с текущим звонком оставался лежать где-то рядом с кроватью. Говорит как-то неловко, смущенно, что последние дни подолгу не может уснуть, и думает, что можно попробовать вот так – оставаться рядом, ничего не говорить, просто держать контакт. Если вживую вместе спится спокойно и хорошо, то, может, сработает и так?       Марк не против. Нет, он очень «за» – и действительно чувствует странное спокойствие, когда рядом с подушкой горит и периодически затухает экран, а на том конце провода то и дело слышно знакомое копошение и тяжелые вздохи. Женя очень смешно засыпает, как коты, долго устраивающиеся, сопящие и крутящиеся на одном месте; слышать это вот так даже странно, будто посмотреть с новой стороны на что-то, что успело стать привычным.       Условились долго не говорить, вставать обоим рано, как и в любой другой день. Приходится сдерживаться, думать про себя, и он опять думает –       что Жене тогда достаточно было бы просто промолчать на каком-то из первенств. Если бы не задал тогда глупый вопрос, вроде «Как дела?», то сейчас они бы не слышали дыхание друг друга, засыпая. А ведь даже знакомы тогда не были – до сих пор неясно, что того побудило подойти к сопернику потенциальному, начать бессмысленный, на первый взгляд, разговор.       Знали бы тогда, сколько в нем на самом деле было смысла.       Если Вселенная действительно бесконечна, и все сценарии так или иначе проигрывались в полотне времени, то где-то есть эта альтернативная реальность, где они разминулись в тот раз, друг на друга не глянув. И всё сложилось иначе.       Кажется, в их реальности он бросил в ответ что-то вроде «Не очень», услышал такое же простодушное «Почему?». Зачем-то начал рассказывать, что с утра плечо ноет, на тренировке шнурок лопнул, и Светлана Владимировна явно встала не с той ноги. Ныл, в общем, не стесняясь, а Женя зачем-то слушал.       Если двинуть на пару миллиардов световых лет (или как там считаются расстояния между точками в бесконечной Вселенной?) в том же сценарии, но по другому пути, то откроется ветка, в которой Марк не ответил на его вопрос так простодушно-откровенно. Промолчал, отшутился, позорно сбежал – это было бы вполне в его духе в те годы.       И Женя в одном из бесконечных ответвлений мог его не слушать – мог тоже тактично слинять, поняв, что веселья тут не сыщешь, выдумать, что кто-то позвал; или не выдумывать, а просто уйти молча – наверняка есть и такие варианты, где у Жени нет этого стального терпения, которым он берет все высоты, включая Марков характер – и он Марка шлёт туда, куда стоило бы. Шлёт, причем, много раз подряд – если не послал в первый, то возможностей и поводов будет ещё предостаточно.       Времени на увлечение космосом не хватает катастрофически, но слышал в какой-то онлайн-лекции про формы вселенной и параллельные прямые. Если бы какие-то сложные, физически-математически-астрономические параметры вдруг сложились, и он встретил бы себя из этих гипотетических реальностей – там, где они с Женей разошлись, даже не сойдясь – спросил бы, каково это.       Догадывается, что у него в той жизни, наверное, всё бы тоже сложилось. Быть может, он там сразу бы вклинился в Сашку, годом позже, годом раньше – и сложилось бы всё у них, может. Если бы не полюбил изначально кого-то, совсем на Сашу не похожего. Этот сценарий не нравится совсем – наверное, параллельный, незнакомый ему Марк там мог быть счастливым, но Марк нынешний, Марк, находящийся здесь, от одной мысли поджимает губы.       Столько раз оказывались на развилке, столько раз могли пойти другим путем – даже если совсем уж глупые варианты не рассматривать, они как минимум могли не заболтаться в раздевалке тогда, и Марк мог не предложить встретиться как-нибудь. Как получится. Женя бы не смущался, очаровывая этим ещё больше, и не согласился бы одним кивком, не находя слов.       У них тогда встретиться получилось, но могло и не получиться, и переписка Вконтакте бы не появилась – сейчас туда даже страшно зайти, но как-нибудь обязательно надо будет пролистать в самое начало, проникнуться, так сказать, атмосферой того времени, – и, вообще-то, они бы, скорее всего, как «они» не появились, если бы не Женин растерянный кивок.       Хотя, вполне возможно, от точки, где Марк Женю не позвал бы гулять, отходит ещё секстиллион сценариев, где они всё-таки сталкиваются лоб в лоб, просто в других обстоятельствах, например, минуя те первые неловкие заигрывания, которые даже заигрываниями не казались, но определенно ими являлись.       Может, столкнулись бы ещё раньше, на какой-нибудь экскурсии, оказавшись там совсем детьми в одно время по чистой случайности; может, столкнулись бы позже, будучи уже подростками, может, поделили бы пьедестал ещё там, в двадцать первом, или ещё позже, в двадцать втором, вгрызаясь в места, понимая, что стоит на кону. И, стоя на соседних ступенях, поглядывая снизу-вверх – или сверху-вниз – загорелись бы так же, но чуть иначе – осознаннее, очевиднее и стремительнее.       В какой-то из реальностей Женя определенно со всей силы вдарил Марку в челюсть, когда тот поцеловал его в ванной в отеле. Конечно, не самый позитивный сценарий, но посмотреть на это хотелось бы – звучит даже реалистично. Наверное, ему бы от удара больно не было, от удара было бы больше смешно. Зато факт отказа, наверное, ранил бы сильнее, чем любая травма и любое поражение. Даже страшно представить.       Остался бы он, конечно, в той реальности, где Женя не ударил, и снова крутился сейчас в постели, задевая одеялом динамик телефона где-то за сотни километров. Здесь ему точно нравится.       В какой-то из реальностей Марк не пытался бежать, не боялся и не потерял столько времени. В каком-то из сценариев все эти полгода прошли так же, как последние месяцы – наверное, на такой расклад тоже было бы интересно взглянуть. Но хочется быть оптимистом, допускать, что вместо одних ошибок должны были совершаться другие; быть может, фатальные, такие, после которых не оправляются. Хочется верить, что всё к лучшему – если это вписывается, конечно, в концепцию бесконечности Вселенной.       В какой-то из реальностей Женя наверняка его не простил, не подпустил к себе. И, учитывая, как тернист путь к звездам, количество вариантов, где всё пошло наперекосяк окончательно, как раз приблизительно равно бесконечности. Всё-таки им очень повезло, что шаг за шагом всё шло к той версии мира, где на дисплее сменяются цифры в продолжительности звонка – секунда за секундой, минута за минутой, близится к часу. Женя всё ещё сопит и ворочается на том конце несуществующего провода.       Где-то у них точно иначе складывались карьеры – и общего пьедестала в тысячах сценариев не было, ещё в тысячах – он был, и наверняка не один; где-то олимпийского командника не было, и Олимпиады, в целом-то, не было – насколько ничтожна была вероятность в масштабе тех развилок, по которым постепенно выстраивалась действительность?       Если так подумать, то каждая точка, где Марк мог оступиться, существует где-то в бесконечном космосе – падение с каждого прыжка, с нескольких или со всех сразу, глупые падения на дорожке или какая-нибудь страшная травма при неудачном приземлении. Где-то всё это точно происходило, и его счастье, что не здесь.       Наверняка даже есть та реальность, в которой они закончили с фигурным катанием давным-давно, или вообще не оказались в спорте – может, Женя бы слег с чем-нибудь остро-простудным в пять лет, и родители бы решили, что это не его.       Пошел бы в футбол, или в шахматы, или в настольный теннис – попал бы там в сборную, набирал бы очки, тысяча за тысячей. Или занимался бы медициной целенаправленно, или подался бы в музыку – у него чувство ритма отличное, пальцы длинные – руки пианиста. Или танцевал бы в свое удовольствие, или стал бы выдающимся киберспортсменом – да Женя кем угодно мог бы стать, он талантлив как чёрт, и работоспособен настолько, что покорил бы любую вершину.       Как повезло, что из всех возможных вершин судьба повела его к Олимпу – и именно тем путем, который свел их однажды на каком-то из первенств.       Марк бы тоже мог стать кем угодно. Где-то есть и такие расклады, где остались горные лыжи, а где-то наверняка появилось что-то ещё. Может, не писал бы никогда, ни картины, ни рифмы, может, был бы обычным среднестатистическим несбывшимся мечтателем. Или наоборот, осмелился бы осуществить мечту давнюю, положил бы свои стихи на ломаный бит – и выстрелил бы в каком-нибудь паблике, набрал бы первую тысячу слушателей, поверил бы в свои силы. Тоже мог, на самом деле, что угодно, если бы вводные были другими.       Всё то, что их окружает – череда из случайностей, череда из решений, принятых ими и множеством разных людей – и все они привели в точку, где из динамика доносится хриплое «Я в туалет, если что, тебя с собой не беру».       И тянет улыбаться от мысли, как всё сошлось. Ведь угораздило всему этому случиться вот так.       А чисто теоретически, в многообразии сценариев, прописываемых в случайном порядке, они могли бы быть и другими людьми. Выглядящими иначе, думающими иначе. Хочется верить, что здесь всё так же, как в фильмах, и даже в совсем другой жизни Марк завис бы где-нибудь в кофейне, растерянно глядя в серые глаза бариста, не понимая, почему от них так сложно оторваться. Тоже бы наверняка по-тупому нажаловался на тяжелый день, а потом, когда стал бы любимым постоянником, позвал бы как-нибудь погулять. Как получится.       Может быть, они оба могли бы родиться где-нибудь в совсем другой стране, с другим климатом, другим менталитетом и другим воздухом. Возможно, даже где-то, где любить друг друга не подсудно. Но если есть хоть малейшая вероятность, что в этой свободе он не встретил бы Женю – своего Женю – к черту её. В свободе в таком раскладе нет никакого смысла.       Улыбается, думая, как часто журналисты задавали один и тот же глупый вопрос: «Ты не жалеешь?». Не жалеешь ли о том, не жалеешь ли об этом, не думал ли, что стоило бы… Всё что угодно вставляли в один и тот же шаблон, и каждый раз вопрос оставался бессмысленным. Не укладывается в голове, как можно о чем-то жалеть, если каждый удар об лед, каждый провал в низы турнирной таблицы, каждый шаг, кажущийся неправильным, вел его в эту точку – в точку, где так много поводов улыбаться.       Он всё ещё здесь, всё ещё жив, не переломался с концами, даже может тягаться за первые места – со своим-то пробегом. В спорте он остается в положении, которое не позволяет жалеть ни о чем. В жизни он остается в положении, которое не позволяет жалеть.       Даже если где-то можно было бы поступить иначе, даже если где-то он мог быть умнее, осмотрительнее, дальновиднее – ни за что не решился бы переписывать эти бесконечные сценарии, потому что не мог представить ничего страшнее, чем потерять ту концовку – промежуточную, конечно – на которую вышел сейчас.       Вспомнился какой-то тренд, откуда-то из этих коротких видео. Уже слишком поздно высказывать все эти кучи размышлений, но точно спросит сейчас – Женя как раз вернулся, снова укладываясь и шурша одеялом.       – Жень, – бормочет тихо в трубку, сам уже сонный совсем. – Ты тут? Важный вопрос. Правда очень важный.       Тот утвердительно замычал на другом конце – слушал.       – Давай смоделируем ситуацию. Представим, что вся наша вселенная существует в немного другой плоскости, – Марк говорит с трудом, пытаясь сформулировать. – Параллельная Вселенная. И в той плоскости, где мы гипотетически находимся, мы являемся другими.       – Допустим, – отвечает с промедлением, но явно не удивляясь; привык уже, что у Марка свои перипетии, и ему частенько бывает нужно срочно с ними разобраться, даже если контекст к этому совсем не располагает.       – Представь, что в этой плоскости ты остаешься тем же, остаешься самим собой, а я... меняюсь, – замолкает ненадолго, будто думая. – Допустим, я червь. Дождевой червяк, такой, который после ливня ползает по асфальту, даже не надеясь, что на него не наступят, потому что не хватает душевной организации для такого.        У Жени глаза наверняка округлились на доли секунд – но он, кажется, догадался, к чему всё идет, посмеялся тихо. И принял правила игры, выдыхая, сдерживая смех и вслушиваясь в каждое слово.       – В этой другой, параллельной реальности, где я – печальный, не слишком удачливый дождевой червяк, – кажется, у самого смешок вырвался – но образ старался держать. – Ты бы меня полюбил?       Женя молчит. Думает какое-то время, видимо, как лучше ответить – и решает, что если тот просил серьезности, то получит её сполна. Давит улыбку – это в голосе слышно – чтобы интонацию не меняла, отвечает вкрадчиво, привычным, мягким голосом:       – Знаешь, здесь можно уйти глубоко в рассуждения, уточнять все переменные. Особенно про червей, ты же помнишь, что у меня с ними травма после ЕГЭ связана, – всё-таки посмеивается тихо, – Но если будем обобщать, говорить грубо, не будем брать во внимание тонкости, то всё будет так же, как и здесь.       – Я серьёзно, – говорит тихо, тоже ворочается в кровати – всё-таки нужно засыпать. – А ты серьёзно?       – Марк, – все силы вкладывает в то, чтобы голосом настрой передать, договаривая. – Даже если бы ты был червем.       Лукавит наверняка – никто, наверное, в здравом уме, не полюбил бы червя, если если бы сам не был червем. Надо будет почитать утром, любят ли червяки друг друга – никогда об этом не задумывался. Можно было бы и у Жени спросить, но тот точно не простит его за болтовню вместо сна.       И если Вселенная действительно бесконечна, то хочется верить, что они нашли бы друг друга в любой из версий реальности, червяками под подошвами, например, вынужденными трагично, рискуя жизнями, выползти на тротуар после ливня.       А Женя, кажется, своим ответом просто хотел его порадовать – или ответил так, чтобы тот не докучал уточняющими вопросами, и не сбивал сон дальше.       Может, быть червяками было бы круто. По крайней мере, ответственности на них, скорее всего, было бы меньше. Зона ответственности дождевых червей – тоже хорошая тема для размышлений перед сном.       Женя затих – видимо, не выдержал Марковых вопросов, притворился спящим, чтобы тот с ними снова не пристал. Хитрый стратег.       Каким бы влюбленным червяком Марк не оказался в параллельной реальности, влюбленности хуже, чем в этой жизни, с ним бы уже точно не случилось. И с Женей, видимо, тоже, если такие разговоры перед сном для него на самом деле являются чем-то важным.