Будь моим цыпленком

У безупречного Ханьгуан-цзюня имелась маленькая постыдная тайна, о которой не знал никто, кроме Вэй Усяня. И речь шла вовсе не об интимной жизни. Секрет заключался в том, что стоило Лань Ванцзи хоть чуть-чуть выпить, как его неудержимо тянуло в курятники — похитить их обитателей и подарить Вэй Ину. Как знак самых серьезных намерений по отношению к нему. Вэй Ин с ног сбивался, возвращая птиц их законным владельцам. Поскольку внятного объяснения он был дать не в силах, то попросту подбрасывал их обратно. Не то, чтобы это случалось часто, но тем не менее… достаточно для того, чтобы пошел слух о неведомой ранее нечисти, которая питает слабость к курам. И ладно бы она их ела, так нет, возвращает в целости и сохранности, разве что слегка напуганными. Те, кому это было по карману, обвешивали свои курятники охраннными талисманами, остальные уповали на удачу. Дошло до того, что жители Цайи даже обратились в клан Гусу Лань с просьбой о помощи. Разбираться отправили молодежь, которая не усмотрела ничего потустороннего, заявила, что скорее всего, кто-то обладает странным чувством юмора и посоветовала поставить замки покрепче. Этот ответ не слишком устроил просителей, и они стали посматривать друг на друга с опаской. Заодно и на своих птиц. Вдруг похититель творит с ними что-нибудь странное… опыты, к примеру, ставит, и те могут в одночасье обернуться орлами. Или драконами. Но это была точка зрения оптимистов, пессимисты же считали, что можно ждать любых вариантов — от ворон до саранчи. Проблема усугублялась ещё и тем, что с каждым разом Ванцзи все лучше помнил свои похождения. Он отдавал себе отчет, что поступает плохо и попирает все три тысячи правил клана Гусу Лань, но это было сильнее его. Наутро после каждой из вылазок стыд вцеплялся в него с такой силой, что требовалось несколько часов медитации прежде, чем он мог без смущения взглянуть в глаза Вэй Ину. Вэй Ина эта слабость скорее умиляла, чем раздражала, но требовалась немалая прыть, чтобы следить за любимым супругом. Конечно, Лань Ванцзи никогда не пил алкоголь специально, но то Вэй Усянь перепутает чашки, то сок забродит. Любой малости было достаточно, чтобы привести Ванцзи в состояние полной боевой готовности к похищению пернатых. Видя, что Лань Ванцзи начал стесняться появляться в Цайи, опасаясь, что кто-нибудь узнает в нем куриного маньяка, Вэй Усянь предложил отправиться в путешествие. У Цзинь Лина скоро должен был быть день рождения, они уже получили приглашение. Так почему бы не выехать немного раньше и не провести в Ланьлине несколько дней в роскоши и безделье? Ванцзи, который исполнял любую прихоть Вэй Ина, согласился без раздумий. Единственное, что его беспокоило, не будет ли его милое солнышко нервничать из-за Феи, но глава клана Цзинь ещё в приглашении пообещал, что собака не покажется им на глаза. К тому же, после курса терапии с участием кроликов и самой Феи, Вэй Усянь стал намного лучше к ней относиться. Не то, что бы он совсем перестал бояться собак, но этой конкретной пушистой морды — да, меньше. Лань Сичэнь, который тоже был приглашен, намеревался прибыть лишь на торжественный пир. Ему все ещё было не по себе в Башне Золотого Карпа, но отказаться было бы нехорошо по отношению к молодому главе клана. Лань Цижэнь оставался за главного и был только рад, что Вэй Усянь, этот возмутитель спокойствия, избавит его хотя бы на время от своего присутствия. Он признавал, что Усянь успешно вел практические занятия по защите от нечисти и создавал отличные талисманы. Но несмотря на пользу в хозяйстве, мораль от него явно страдала. Лань Цижэню во снах часто являлся ее огорченный лик, строго вопрошавший, как он мог допустить такое во вверенном ему клане. На его доводы, что любовь зла, полюбишь и Старейшину Илина, мораль только укоризненно качала головой и растворялась в воздухе, а он просыпался раньше положенного и вынужден был слушать предрассветные стоны, доносившиеся из цзинши племянника. Двойной купол тишины приглушал их, но не полностью. Как кролики, честное слово, думал он, вечера им было мало. Так и до истощения недалеко. Ци, может, и возрастает от этого буйного парного совершенствования, а вот все остальное… вряд ли. Надо распорядиться на кухне, чтобы им подавали витаминный отвар из шиповника. А ему самому что-нибудь для успокоения нервов. Хотя самым лучшим выходом из положения было бы переехать на другой конец Облачных Глубин. Но этим он бы признал свое поражение, так что приходилось терпеть. Особенно его смущало изредка долетавшее до слуха всполошенное кудахтанье. Это было выше его понимания. Во что эти негодники играют? Лучше и не задумываться. Путешествие в Ланьлин обошлось почти без происшествий. Вэй Усянь перепробовал разные сорта вина по дороге, но строго следил, чтобы Лань Ванцзи случайно не отпил из его чашки. Ванцзи был ему за это благодарен и всячески старался порадовать. Покупал все, на что падал взгляд любимого, и на что не падал, тоже. Поэтому в Ланьлин Вэй Усянь прибыл разодетым не хуже какого-нибудь знатного вельможи. Его опасения, что он может случайно испортить драгоценные шелка, Ванцзи отмел сразу же. — Куплю другие, еще лучше, — заявил он, выпутывая Усяня из этих самых шелков. Цзинь Лин очень обрадовался их приезду, отвёл самые лучшие покои, основное достоинство которых заключалось в том, что они находились ну очень далеко от апартаментов главы клана Цзян. Тот ещё не прибыл, но его ждали со дня на день. Лань Ванцзи едва заметно поморщился. Опять придется терпеть несдержанность Цзян Ваньиня и его саркастические замечания. Будь его воля, он бы заткнул ему рот заклятием молчания на неделю, не меньше, но Усянь был против. Ванцзи не уставал поражаться великодушию своего Вэй Ина. И как он не ценил этого раньше, до… тут его мысли зачастую принимали на редкость печальный оборот. Несмотря на обещание забыть о сожалениях, Лань Ванцзи далеко не всегда это удавалось. Вэй Усянь научился замечать эти приливы глубокой тоски и кидался исцелять страждущего поцелуями и ласками. К счастью, это всегда срабатывало. Сам Усянь относился к вечной сварливости Цзян Чэна спокойно. Тот однозначно пошел в госпожу Юй, так что оставалось только смириться. Может быть, если бы их жизни сложились иначе… ну да что теперь об этом думать. Пока его здесь нет и можно наслаждаться роскошью Башни Золотого Карпа без помех. Нет, Вэй Усянь был вполне доволен своей жизнью в Облачных Глубинах, но иногда приятно почувствовать себя дядей императора. Несмотря на молодость, Цзинь Лин отлично справлялся с ролью главы клана. Подчинённые старались удовлетворять все его прихоти, которые на фоне требований двух предыдущих глав были абсолютно безобидными, а сам он по сравнению с ними — подарком судьбы. К тому же грозные тени двух… нет, даже трёх его дядей, если считать и Ханьгуан-цзюня, дядю по браку, всегда незримо маячили за его юношескими плечами и весьма способствовали дисциплине и добросовестности. Лань Ванцзи и Вэй Усянь замечали подчеркнутую почтительность окружающих, и если Усяня она забавляла, то Ванцзи каменел лицом, чем вызывал ещё больший трепет. Цзинь Лин сначала похвастался перед ними своей новой конюшней, полной белых лошадей, а потом повел их в дальний сад, где располагались клетки с певчими птицами. Там же обнаружилась и Фея, которая с интересом слушала болтовню большого сине-желтого попугая, недавно привезённого из далёких земель. Попугай не говорил по-китайски, но Цзинь Лин не терял надежды обучить нового питомца, учитывая его выдающиеся способности. При виде Феи Лань Ванцзи инстинктивно закрыл собой Вэй Усяня, но тот не проявил признаков страха. К тому же, благоразумная собака скромно отошла в сторону и улеглась за пышно цветущими кустами белоснежных пионов. Вся компания направилась к экзотическому созданию, которое важно расхаживало по огромной золочёной клетке. В ней без труда мог бы поместиться и человек. Цзинь Лин открыл дверцу и прищелкнул языком, подзывая птицу. — А он не улетит? — забеспокоился Вэй Усянь, — крылья у него, вроде, не подрезаны. — Нет, — помотал головой Цзинь Лин, — он только ходит, я даже не уверен, умеет ли он летать. Попугай вперевалку вышел из клетки, и задрав голову, оглядел гостей. Фыркнул в сторону хозяина и что-то насмешливо сказал. — Сам такой, — ответил ему Цзинь Лин. Вэй Усянь засмеялся. Попугай мелкими шажками засеменил к нему, а подойдя, ткнулся головой в коленку и нежно проворковал: «Мон амур» — А? — переспросил Усянь, и нагнувшись, почесал ему шейку. Попугай вздохнул и повторил ещё раз, добавив в голос больше томности. Лань Ванцзи нахмурился. Цзинь Лин завистливо сказал. — Ты ему понравился. Не знаю, что это значит, но мне он такого не говорит. Он порылся в рукаве и вытащил клочок бумаги. — Я пытался записать на слух… вот. Гамин, имбесиль, фу. — Это один из языков дальнего запада, — сказал всезнайка Ванцзи, по-прежнему хмуря брови. — И никто его не понимает, — вздохнул Цзинь Лин, — но я не теряю надежды научить его говорить по-человечески. — А ты уверен, что тебе понравятся его речи? Может, лучше и дальше не понимать? — деловито осведомился Вэй Усянь, продолжая почесывать птицу, которая блаженно закатывала круглые глаза. — Не знаю, — пожал плечами Цзинь Лин, — в крайнем случае, заткну ему рот, то есть клюв, заклятием молчания. И пусть скажет спасибо, что я добрый, другой бы ему язык вырвал. — Узнаю влияние Цзян Чэна, — усмехнулся Усянь. Попугай же, услышав слова хозяина, задушенно пискнул, дернулся и, вцепившись когтями, стал карабкаться по ноге Усяня, как по дереву. — Плакали мои шелка, — запричитал тот, стараясь отцепить дрожащую птицу, — зачем ты его напугал? Он сейчас в обморок упадет. Кто ж так питомцев обучает? Цзинь Лин насупился. — Я глава клана, все должны меня слушаться. — Ты капризная юная госпожа, вот ты кто. Немедленно проси у него прощения. Скажи… А, кстати, как зовут бедную птичку? — Пока никак. — Это никуда не годится, — укоризненно посмотрел на него Усянь, который к этому времени всё-таки отцепил бедную птичку от своих одежд, достал бамбуковую флейту и предложил страдальцу в качестве насеста. Попугай вскарабкался на нее и зачирикал благодарности. — У нас в Гусу каждый кролик с именем, а ты не удосужился… Надо выбрать что-нибудь красивое, — Вэй Усянь задумался. — Ишань, — тут же сказал Цзинь Лин. — Сам ты синяк, — обиделся за птичку Вэй Усянь. — Лаовай, — внёс свою лепту Лань Ванцзи. — Это, может, и правда, но звучит пренебрежительно, лучше Бейбей. По красивому лицу Ванцзи пробежала гримаса боли. — Нет, Детка, это как-то слишком интимно, — исправился Усянь, — лучше Цунмин, он же реально очень умный. Попугай приосанился и выпятил жёлтую грудку. — А домашним именем пусть будет Цзичу. — Ничего себе цыпленок, больше курицы, — фыркнул Цзинь Лин. Лань Ванцзи совсем сник. — А мне кажется, похож, — ласково пропел Вэй Усянь, — и вообще, ты его обидел, не дав ему хорошее имя сразу, так что пусть у него теперь будут два. Цунмин-Цзичу радостно запрыгал по флейте. — Видите, ему нравится… — обрадовался Вэй Усянь, но внезапно осекся, заметив потерянный вид Ванцзи. Он тут же поспешил к нему и тихо спросил. — Все хорошо, Лань Чжань? — Мгм, — кивнул Ванцзи, успокоенный заботой и бесконечной любовью, сиявшей в глазах его Вэй Ина. — Это второй молодой господин Лань, мой любимый супруг, — церемонно сообщил Цунмину Вэй Усянь. Попугай задумчиво посмотрел на строгое лицо, нерешительно переступил лапками и потерся головой о руку Ванцзи. Ничего не сказал. Вэй Усянь облегчённо выдохнул. — Вот и познакомились. Теперь можно подкрепиться. Что он ест, А-лин? — Да все, — пожал плечами Цзинь Лин, — кашу, овощи, зелень… — Гусуланьская диета какая-то, — скривился Вэй Усянь, — а из того, что повкуснее? — Ещё яблоки… прям как твой осел, виноград, кунжут, а!.. гусениц и кузнечиков. Теперь скривился Ванцзи. — Плотоядный ты парень, однако, — сообщил Усянь Цунмину. Тот стыдливо отвёл глазки. — Ну да ладно, кто не без греха… А конфеты он любит? — Не знаю. Наверно. — Вот в знак извинения и угости его засахаренным миндалем. — Хорошо, дядя, — кивнул Цзинь Лин, — распоряжусь, чтобы принесли. Вэй Усянь ещё немного погладил Цунмина, потом вернул его в клетку. Попугай не стал возражать, и накрыв голову крылом, приготовился покемарить после успешного светского общения. Остальные участники общения пошли обратно в жилые покои. Со сладостями в Ланьлине дело всегда обстояло хорошо. Самый привередливый сладкоежка был бы рад оказаться гостем в этой обители гурманов. Для Вэй Усяня, любившего поострее, местный кондитер, большой любитель экспериментов, специально готовил ореховые конфеты с красным перцем и другие изыски, от которых прочие шарахались. В этот раз, столкнувшись с Усянем во дворе, творец десертов обрадованно воскликнул. — Рад вас видеть, молодой господин Вэй. Спешу сообщить, что в честь вашего приезда я подготовил сюрприз. Вам непременно понравится. Надеюсь, что и достопочтенному Ханьгуан-цзюню тоже. — Но Лань Ванцзи не ест острое, — напомнил Усянь. — Я помню, — хитро прищурился кондитер, — поэтому я постарался создать нечто такое, что будет по вкусу вам обоим. Конфеты будут готовы к вечеру, их принесут в ваши покои. Надеюсь, вы поделитесь впечатлениями? — Само собой, — кивнул заинтригованный Вэй Усянь. Эх, он и не представлял, как трудно будет потом изложить эти самые впечатления. В болтовне и суете день пролетел незаметно. Вечером, вместе с изысканным ужином, доставили и сюрприз от кондитера. Красивый ларец из плотной золотистой — а как же иначе? бумаги, наполненный конфетами в виде пионовых бутонов. Усянь тут же схватил одну и протянул Лань Ванцзи. — На, подсласти жизнь. — Когда ты со мной, мне это не нужно, — покачал головой Ванцзи, но конфету взял. Положил в рот, раскусил и лицо его приняло задумчивое выражение. — Что такое, невкусно? слишком остро? — забеспокоился Усянь, — он же обещал… Он быстро сунул себе в рот другую конфету. — Мм, очень вкусно… ой… да что ж такое, из огня да в полымя. Лань Чжань, выплюнь ее скорее. Но было уже поздно. Коварная сладость, затаившая среди невинных белых лепестков жгучую алкогольную сердцевину, уже сделала свое чёрное дело. Лань Ванцзи посмотрел на Вэй Усяня ясными любящими глазами и уронил голову ему на плечо. Вэй Усянь вздохнул. Бедный Лань Чжань, даже такая малость способна его сразить. Он закинул в рот ещё пару конфеток. Сюрприз, ничего не скажешь. Он расслабился, приготовившись ждать, когда проснется Ванцзи и сам не заметил, как тоже задремал. Когда он проснулся, свеча на столе ещё не догорела, и в ее свете обнаружилось вопиющее упущение — Лань Ванцзи в комнате не было. Вэй Усянь резво вскочил на ноги и бросился к двери. В коридоре он умерил свою прыть и прогулочным шагом направился в выходу. Если наткнется на кого-нибудь, скажет, что хочет полюбоваться пионами в лунном свете. Хотя вряд ли этот кто-нибудь отважится спросить, куда направляется бывший Старейшина Илина в полночный час. Во дворе Лань Ванцзи ожидаемо не обнаружилось. Вэй Усянь уже собрался спускаться вниз, в селение под горой, когда внезапно его осенило. Решив проверить свою догадку, он, крадучись, направился в сторону сада певчих птиц. Любимиц Лань Ванцзи там не было, но Усянь же сам назвал попугая Цзичу — цыпленок, и возможно… Он догадался верно. В саду, среди пионов, залитых молочным сиянием, прямо на земле сидел Ванцзи и что-то тихо говорил, а на рукояти Бичэня умостился Цунмин и внимательно слушал, время от времени кивая головой. Вэй Усянь невольно залюбовался этой картиной, и не желая нарушать очарование момента, тихо подкрался поближе. Лань Ванцзи, увлеченный беседой с попугаем, не слышал его шагов. Он настойчиво внушал птице. — Во ай ни, вот что ты должен сказать, когда увидишь мое солнышко. — Же тэм, — понятливо кивнул попугай. — Нет, во ай ни. — Ти амо, те кьеро, лав ю, саранхэ? — предложил Цунмин на выбор. — Во ай ни, — терпеливо повторил Ванцзи. Попугай почесал голову, усваивая новую информацию и медленно повторил. — Во ай ни. — Молодец, цыпленок, — обрадовался Ванцзи, — теперь пошли к Вэй Ину. Он попытался встать, но его повело и он снова оказался на земле. Не упал, сидел в полной достоинства позе с прямой спиной и вздыхал. Вэй Усянь кинулся было к нему, чтобы помочь, но притормозил, когда Ванцзи нахмурил брови и сказал. — Так не пойдет. Получается, ты любишь Вэй Ина, а это уже лишнее. Нет, ты, конечно, можешь его любить, я позволяю, но лучше говорить — Лань Чжань любит Вэй Ина. Попугай скептически на него посмотрел. Ты уж определись, пожалуйста, прежде чем в учителя навязываться. Вэй Усянь решил вмешаться в урок. Учитывая способности Цунмина, завтра весь Ланьлин и все гости будут знать, кто кого любит. Вряд ли самому Ванцзи, когда он протрезвеет, понравится такая широкая огласка их отношений. Он выступил из тени и нагнулся к Ванцзи. Тот поднял на него поплывший взгляд. — Во ай ни, Вэй Ин. — Во ай ни, — эхом отозвался попугай, вспархивая Вэй Усяню на плечо и подставляя шейку для почесушек. — Так ты всё-таки умеешь летать, просто утруждаться не любишь, — сказал ему Усянь, — Лань Чжань, Лань Чжаань, пойдем домой, а? — В темноте лететь в Гусу опасно, — рассудительно сказал Ванцзи, вцепляясь в руку Вэй Усяня, — не пущу. — Да не в Гусу, в Башню Золотого Карпа, она совсем рядом, — и он помог Ванцзи подняться. — Только цыпленка не забудь… — напомнил Лань Ванцзи — Да как же я его забуду, он мне когтями уже дырку в новом ханьфу проделал. Скоро до плеча доберется. Слегка пошатываясь, но без приключений, они добрались до своих покоев. Попугай тут же спланировал с плеча Вэй Усяня на стол и стал там заинтересованно прохаживаться. Пока Усянь целовался с Ванцзи у кровати, он успел пощипать кинзу, съел несколько орехов и, наконец, набрёл на конфеты с сюрпризом. Распробовал и издал вопль, полный восторга. Вэй Усянь аж вздрогнул, Ванцзи прикинулся, что ничего не слышал и продолжал стаскивать с Усяня остатки одежды. Тот придержал его загребущие руки. — Подожди минутку, пойду отниму у него коробку, ещё отравится. — Да что ему будет, — насупился Ванцзи, — вон как отплясывает. И действительно, Цунмин, судя по всему, в стельку пьяный, прыгал по столу в самозабвенном танце и страстно, хотя и неблагозвучно распевал «люблю тебя» на всех знакомых ему языках. — И это меня вечно называют пьянчугой… -- хмыкнул Вэй Усянь. Попугай склонил буйную голову и доверительно сообщил, что да, пьянчуга, но Лань Чжань любит Вэй Ина. — Оо, выучил, молодец, Цзичу, — Ванцзи сиял от гордости за способного ученика, — всё-таки, методы обучения Гусу лучшие. — Ну, не знаю, — засомневался Усянь, глядя, как сине-желтый цыпленок-переросток закатывает глаза и валится на бок среди чашек и тарелок, — интенсивная учеба ещё никого до добра не доводила. Он убрал коварные конфеты в сундук, от греха подальше, и вернулся в объятия Ванцзи. На следующее утро их разбудил Цзинь Лин, который ворвался в спальню, едва не плача, и не обращая внимания на их полуодетый вид. — Мой попугай пропал! — Цунмин-Цзичу? — невозмутимо спросил Усянь, запахивая на себе нижние одежды Ванцзи, — да вон он, на столе, отдыхает после уроков. — Чего? — вытаращился на него Цзинь Лин, краснея. Вэй Усянь поправил ворот, чтобы не смущать племянника засосами на шее. — Ты же сам хотел, чтобы он научился говорить по-человечески. А где найти лучшего учителя, чем праведный Ханьгуан-цзюнь? Вышеупомянутый праведник сердито засопел за его спиной, но ничего не сказал. — Покажи, чему ты научился, Цунмин, — обратился Усянь к попугаю, который от шума проснулся и теперь осоловело моргал. Цзинь Лин обернулся к нему и открыл рот, собираясь съязвить в лучших традициях Цзян Чэна, но попугай его опередил. — Цунмин любит Цзинь Лина, — заявил он. Ехидные слова замерли на губах юного главы клана Цзинь. Он подозрительно захлюпал носом. Вэй Усянь кинулся к нему и сгреб в охапку. — Эй, ты чего? С Днём Рождения, Цзинь Жулань. — Не называй меня этим дурацким именем, — всхлипнул Цзинь Лин, уже улыбаясь сквозь слезы. — Цунмин любит Цзинь Жуланя, — возвестил попугай, садясь ему на плечо и тычась головой в щеку, — во ай ни. Всё-таки, Лань Чжань был прав, — умиленно подумал Вэй Усянь, — методы Гусу Лань самые лучшие.