Свободное падение (Серия: Змий; Часть 2)

Он не смотрит, куда они едут. Сидит, опустив голову, погруженный в свои тревожные мысли: об Анафеме, о Беате, о своих родителях, о том, как, несмотря на все его старания, он все равно всех их подвел....  Поэтому он не знает, что они приехали, пока лошадь, на которой он сидит, кто-то вдруг резко не осаживает, а чьи-то грубые руки бесцеремонно не выдергивают его из седла. Руки у Кроули связаны за спиной, поэтому удержаться на ногах у него нет никакой возможности, и он беспомощно валится на пыльную землю. Раненое плечо принимает на себя всю тяжесть падения.      Боль обжигающей волной проносится по телу, скручивая мышцы, и Кроули крепко зажмуривается, впиваясь зубами в губу, чтобы сдержать крик. Рвано, задыхаясь, дышит сквозь боль, пытаясь не подавится заполнившим рот привкусом крови вперемешку с дорожной грязью.   Одетые в перчатку пальцы хватают его за ворот, грубым рывком поднимают на ноги. Волокут его через массивные ворота и толкают на колени посреди большого внутреннего дворика, обнесенного белой стеной, по которой местами ярко зеленой змеей вьется лоза.  Пальцы не отпускают его воротник, продолжают держать, жестокой хваткой впившись в ткань его рубашки. И в глубине души он благодарен этой удушающей хватке – прекрасно понимает, что без нее рухнул бы лицом в грязь.  Он судорожно сглатывает, пытаясь заглушить распирающую глотку тошноту. Мутным взглядом окидывает стоящую в глубине дворика внушительного вида двухэтажную гасиенду, залитую первыми робкими лучами утреннего солнца; сводчатый дверной проем, ведущий на выложенную кирпичом террасу; стоящую там знакомую фигуру, одетую в свой по обыкновению безупречно сшитый костюм.   Морнингштерн подходит к нему медленно, целенаправленным, размеренным шагом. Останавливается на расстоянии вытянутой руки. Глядит с холодным любопытством, склонив голову набок. – Поздравляю, Хастур, – выдает наконец англичанин, и в его, как правило, бесстрастном, ровном голосе слышится нотка радостного возбуждения. – Похоже, тебе удалось поймать неуловимого Змия. – Он оценивающе прищуривается на Кроули.  Небрежным движением сцепляет руки за спиной.  – Опасное животное, этот Змий, согласись? Хватка на воротнике слегка ослабляется, и Кроули слышит у себя за спиной небольшой согласный смешок. – Что правда, то правда, сеньор. Что правда, то правда. Морнингштерн еще раз оглядывает Кроули с головы до ног; задумчиво кивает. – Что ж, давай поглядим, что этот Змий прячет у себя под маской, – приказывает он, и Кроули напрягается в преддверии неизбежного, тогда как пальцы второй одетой в перчатку руки вцепляются в кусок черной ткани, покрывающий его лицо и волосы, и резко срывают его.  В течение долгой, напряженной минуты англичанин молча смотрит на него сверху вниз; в его черных, бездушных глазах плещется хищный азарт – жадное, извращенное предвкушение чужой боли. И Кроули заставляет себя не дрогнуть под этим жутким взглядом, не дать этому человеку увидеть, насколько обнаженным, насколько беззащитным, как абсурдно уязвимым он чувствует себя вдруг без этой тонкой полоски черного атласа. Как рыцарь без доспехов. Глупо как, в самом деле. – Так, так, так…. – Губы англичанина растягиваются в улыбке, которая напоминает Кроули ухмылку гиены, только что увидевшей свою жертву. – Я знал, что собираешься преподнести мне подарочек, Хастур. Не ожидал, что ты принесешь мне сразу два. Он бросает быстрый одобрительный взгляд куда-то за спину Кроули, а затем вновь переводит внимание на своего связанного пленника. – Дон Антонио Кроули, – мурлычет он, даже не пытаясь скрыть свое злорадное удовольствие. – Должен признаться, я часто развлекал себя мыслью о том, что за этой маской прячется ваше лицо. – Он в притворном изумлении качает головой. – Я всегда считал, что с моей стороны это всего лишь попытка выдать желаемое за действительное. Испытующий взгляд Морнингштерна скользит по черной одежде Кроули, задерживаясь на его правом плече. Кроули не нужно поворачивать голову, чтобы знать, что он там увидел. В этой рубашке нет дырки от пули, но его рана кровоточила непрерывно с момента его небольшой стычки с Хастуром, и он знает, что рубашка в этом месте насквозь промокла от крови, чувствует, как неприятно она прилипла там к коже, выдавая скрытое под ней ранение.     Улыбка на лице Морнингштерна становится еще шире – тонкая, бледная полоска извращенного удовольствия. – Небольшое дежавю, не так ли, дон Антонио? – насмешливо замечает он, указывая на скрытую рану. – Вы, стоящий передо мной на коленях в пыли и истекающий кровью? Хотя… мне кажется, здесь чего-то не хватает. Дайте-ка мне подумать…. – Он замолкает, подносит палец к губам, притворяясь, что размышляет. – Ах, да! – заявляет он, торжествующе ухмыляясь, – как же я мог забыть!  Морнингштерн знаком подзывает одного из своих людей, шепчет что-то ему на ухо, и человек этот убегает, исчезая внутри гасиенды.  И Кроули знает, что сейчас произойдет. Знает, с какой-то щемящей душу, тошнотворной уверенностью. Знает, еще до того, как посланный Морнингштерном человек вновь появляется в сводчатом проеме с доказательством того, что его опасения были не напрасны. Он слышит над собой довольный гогот Морнингштерна, но все его внимание приковано к маленькой стройной фигурке, которую тот человек тащит за собой.  К изодранному, вымазанному в грязи платью; к изнуренному лицу, покрытому нездоровой бледностью человека, месяцами не видевшего солнечного света; к свежему синяку на щеке, к растрепанным волосам, к потемневшим от страха бледно-голубым глазам.   Беата... Мысли его беспомощно спотыкаются друг о друга, отчаянно пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, за что угодно, чтобы только найти из этого выход, чтобы исправить все это. Потому что он не может позволить этому произойти, не допускает даже мысли о том, чтобы стать свидетелем смерти своей сестренки.      – Так, давайте посмотрим, правильно ли я помню наш с вами договор, дон Антонио, – вслух размышляет Морнингштерн, прищурившись смотря на новоприбывшую. Он протягивает руку к ближайшему вакеро. Коротко кивает в знак благодарности, когда ему в открытую ладонь торопливо вкладывают пистолет. – Если я не ошибаюсь, в случае вашего назойливого упорства продолжать мне надоедать, я обещал сделать что-то вроде....    Вооруженная пистолетом рука поворачивается в сторону Беаты, которая стоит, извиваясь, как пойманная в паутину мушка, отчаянно пытаясь вырваться из мертвой, оставляющей синяки хватки вакеро.  И лихорадочный круговорот мыслей Кроули тут же резко обрывается. И вот он уже на ногах, и рвется вперед, несмотря на удерживающую его руку, грубо впившуюся ему в раненое плечо.   – Минутку, сеньор, прошу вас! Морнингштерн останавливается, услышав его отчаянную просьбу. Выгибает с любопытством бровь. – Что вы желаете, дон Антонио? – У меня для вас предложение. – Предложение. – Это слово сопровождается насмешливым хохотом, который подхватывают окружающие вакеро.  – И что же это вы надеетесь мне предложить, сеньор? И с чего вы решили, что меня это заинтересует? Кроули облизывает губы. Бросает беглый, обеспокоенный взгляд на Беату, которая теперь смотрит прямо на него, молча и не мигая.   – Потому что вы - человек азартный, – предполагает он с гораздо большей уверенностью, нежели чувствует на самом деле.  – И потому что вы не упустите возможность помучить меня. Англичанин ухмыляется в ответ.  – А убийство вашей сестры у вас на глазах разве недостаточно вас помучит? Кроули не обращает внимания на возглас ужаснувшейся Беаты. Отвечает на ухмылку англичанина тем же. Зло, оскалив зубы.     – Только если в ваши планы входит, чтобы моя смерть была быстрой, – парирует он, и в голосе его стальной нотой звенит смертоносная клятва. – Потому что между мной и вами сейчас примерно два фута. И может я успею добраться до вас прежде, чем один из ваших людей застрелит меня, а может и не успею. Но как только вы нажмете на курок, мы это выясним. В любом случае, моя смерть будет быстрой, а ведь это не входит в планы, которые вы на меня построили. Не так ли, дон Люций?     Морнингштерн замирает в нерешительности, черные дыры его глаз оценивающе сужаются на пошатывающейся фигуре Кроули.  – Что вы предлагаете? – резко повторяет он, опуская руку с пистолетом. И Кроули позволяет себе сделать мельчайший облегченный выдох.    – Вы неоднократно жаловались, что эль Сиерпе одолевал вас в бою.  А теперь я здесь перед вами, раненый и в явно невыгодном положении. Это ваш шанс взять реванш.   Лицо англичанина предупреждающе мрачнеет, губы перекашивает опасный оскал.  – Не подразумеваете ли вы, сеньор, что я могу надеяться победить вас только тогда, когда вы находитесь на пике слабости? И Кроули понимает, что поймал его на крючок – самолюбие этого человека никогда в жизни не выдержит подобного оскорбления, и вызов Кроули считай, что принят.     – Я ничего не подразумеваю, дон Люций, – спокойно возражает он, и в голосе его сквозят нотки фирменного дерзкого нахальства эль Сиерпе. – Я всего лишь констатирую очевидное. Правая щека Морнингштерна гневно дергается. В черных глазах сверкает такая ненависть, что Кроули требуется вся сила воли, чтобы не дрогнуть, когда дон резко надвигается на него, подняв пистолет.  На какое-то мгновение ему кажется, что все кончено, что он зашел слишком далеко. Но англичанин вдруг останавливается, палец его зависает на спусковом крючке, не нажимая. Видимым усилием воли он обуздывает себя, вновь напяливая на себя маску хладнокровного самообладания.  – Вы приводите очень убедительный довод, дон Антонио, – отмечает он, недобро усмехаясь и опуская руку с пистолетом.  – Я не желаю вам быстрой смерти. И у меня для вас обратное предложение. – Его улыбка становится шире, более хищной.  – Раз уж вы мните себя таким превосходным фехтовальщиком, я предлагаю вам сразиться с двумя фехтовальщиками, которых выберу я сам. Если вы выиграете обе дуэли, я отпущу вашу сестру на свободу. Если же вы проиграете…. Улыбка слетает с его лица, растворяясь в холодной как лед, невыразительной маске, и Морнингштерн наклоняется ближе, обжигая своим дыханием ухо Кроули.  – Если вы проиграете, – мрачным, ядовитым голосом шипит он, – последнее, что вы услышите, будут крики вашей сестры, которую будет насиловать один из моих людей, и вы подохнете с сознанием того, что ее смерть будет в два раза мучительнее и неприятнее вашей.       Он отстраняется. Уголки его рта вновь дергаются вверх. – Ну-с… что скажете, сеньор? Согласны ли вы на мои условия? Кроули обдумывает его предложение меньше одного удара сердца. Потому что, ну что тут осталось обдумывать. Если он откажется, Беата, считай, мертва. Если он согласится, у нее, по крайней мере, будет какой-то шанс выжить. Вероятность, конечно, невелика, потому как в его теперешнем состоянии у него вряд ли получится выиграть одну дуэль, не говоря уже о двух. Но он из кожи вон вылезет, чтобы постараться это сделать. – Согласен.  Морнингштерн одобрительно кивает. Делает знак кому-то за спиной Кроули. Секунду спустя Кроули чувствует холодное прикосновение лезвия, которое проскальзывает между его запястий, рассекая связывающие их веревки. Он слегка падает вперед, морщась, когда смена положения вновь пробуждает боль в правом плече. И он какое-то мгновение остается на коленях, растирая свои ноющие запястья, давая себе возможность вновь совладать с болью.   – Пора встретиться с вашим первым противником, сеньор Кроули, – насмешливо окликает его англичанин, и, когда Кроули вновь выпрямляется, он только слегка удивлен, увидев поджидающего его со шпагой в руке Хастура Блайта. *** Хастур двигается быстро, налетает на него с яростным шквалом колющих и рубящих ударов, и Кроули вначале приходится обороняться, левой рукой отбивая атаки своего противника. Движения его неуклюжие, затрудненные болью и потерей крови.  Но Хастур в своей лучшей форме был не чета Змию, и, даже раненый, Кроули вскоре умудряется повернуть ситуацию в свою пользу, и вот уже обороняться приходится ирландцу.        Они кружат друг перед другом в спотыкающемся, смертельном танце ударов и защит, в котором каждый из них умудрился нанести противнику немного неглубоких порезов, но ни одна из сторон не выходит победителем.   Пока Морнингштерну не надоедает этот их затяжной танец, и он не решает форсировать его исход.  Краем глаза Кроули видит, как англичанин направляется вдруг куда-то, но он не понимает, что тот намеревается сделать, пока Морнингштерн не достигает своей цели, и Кроули не слышит испуганный, панический вскрик своей сестры. Он, вздрогнув, запинается, автоматически выискивая взглядом сестру. И глаза его расширяются от ужаса, когда он видит Морнингштерна, обхватывающего Беату за талию, крепко прижимая ее к себе. Видит грубо, по-собственнически растопыренные пальцы дона, лежащие на ее обнаженной груди.     Эта краткая запинка обходится ему очень дорого.    Кроули ахает, задыхаясь от внезапной, жестокой вспышки боли, пронизавшей низ живота. Вновь возвращает внимание к на мгновение забытому противнику.  Но уже слишком поздно. Хастур хватает его за правое плечо, до боли впиваясь одетыми в перчатку пальцами в рану, и дергает его к себе, вгоняя свою шпагу по самый эфес. Дыхание от этого полностью обрывается, и он, вздрогнув, шатается в беспощадной хватке ирландца, раскрыв рот в безмолвном, судорожном вдохе.   Секунду спустя Хастур отпускает его и отступает на шаг, выдергивая шпагу, и Кроули марионеткой валится на колени, судорожно глотая ставший вдруг до невозможного разреженным воздух.  Перед глазами все дрожит и расплывается, по краям его поля зрения начинает сгущаться темнота, маня его обещанием передышки, освобождения от грозящей утопить его мучительной боли.       Упрямо, отчаянно, он сопротивляется ее притяжению. Цепляется за свое потрепанное сознание одной лишь силой воли. Потому что Беата все еще здесь, и ей нужна его помощь.  Он слышит, как она, рыдая, зовет его. Слышит сквозь насмешливый хохот его врагов и становящийся все громче рев крови в ушах. Он не может подвести ее сейчас. Не подведет. Он впивается зубами в нижнюю губу, безжалостно раздирая кожу. Отгоняет подступающую тьму, заставляет себя сосредоточиться на колеблющейся перед ним фигуре, на зловеще ухмыляющемся лице, издевающихся словах.       – Должен признаться, Краули, – насмехается ирландец, опустив окровавленную шпагу к ноге, – это даже лучше, чем я мог себе представить. Почти даже компенсирует разочарование, которое я испытал от преждевременной кончины сеньориты Гаджет. Ведь у меня на нее были такие изысканные планы…. Кроули крепче сжимает зубы; жестокое напоминание Хастура острым уколом отдается в сердце. Но он не может позволить себе сейчас предаваться горю. Вместо этого он цепляется за другую эмоцию – ненависть. Использует эту ненависть, чтобы крепче сжать дрожащие пальцы на рукоятке шпаги, и со всей силы втыкает свое оружие в стоящую над ним, насмехающуюся фигуру.    Он слышит вопль боли, слышит резкий хрип оборвавшегося дыхания. Он знает, что не промахнулся.  Но он не дает себе остановиться на этом. Он уже сделал раньше подобную ошибку, и она стоила жизни его близкой подруге.  На этот раз он собирается убедиться, что закончил начатое.  Поэтому он еще крепче держится за эфес своей шпаги, толкает ее вперед, используя инерцию этого движения как рычаг, чтобы подняться на ноги. А затем он выдергивает шпагу и, не давая своему противнику возможности прийти в себя, размашистой, пьяной аркой секущего удара перерезает ирландцу горло.   Затем отступает, спотыкаясь, и стоит, пошатываясь, с холодным, мстительным удовлетворением наблюдая, как ирландец, издав мокрый, булькающий звук, падает на землю и бьется в предсмертной агонии, вырисовывая непроизвольно дергающимися конечностями беспорядочные, хаотичные узоры в стоптанной грязи, а затем полностью затихает. Кроули заторможенно моргает. Отрывает взгляд от теперь уже действительно мертвого тела Хастура и, пошатнувшись, поворачивается туда, где стоит Морнигштерн. – Первый поединок закончен, сеньор, – хрипит он, крепко прижимая свою бесполезную правую руку к пульсирующей ране на животе. В горле до боли сухо.  – Я готов к вашему следующему сопернику.   Морнингштерн одаривает его напряженной от яростного гнева улыбкой. – Вы не разочаровываете, сеньор, – холодно отмечает он, отходя от Беаты. – Мне будет не хватать вас как противника.  Он вновь выставляет руку в сторону. Ждет, пока кто-то из вакеро не положит в нее одетую в ножны шпагу. С преувеличенным эффектом он вынимает эту шпагу из ножен. Крутит в руке, проверяя ее на вес.  – Ангард*, сеньор! И короткий, издевательский салют шпагой – единственное предупреждение, которое Кроули от него получает.