Мальчишка напротив

Гасконь. Франция. 1990г. - Милый, забери газету, пожалуйста, - мадам Анжела Чон, уроженка Гаскони, вместе с тем ярая пуританка и эталонная домохозяйка, бегала из спальни в ванную, из ванной в спальню, точно как смерч Гулфпорт, сметая все на своем пути. Сережка не хотела вдеваться в успевшее зарасти ухо, платье оказалось мало на размер, или даже два, что не могло не приводить женщину в ярость. И когда она успела так распоправиться? Все валилось из рук и именно сейчас, когда они так безбожно... - мы опаздываем. Поторопись! - На час, как минимум, - буркнул Чонгук и поднялся с кресла. Новенькая клетчатая рубашка сдавливала горло и мешала в достаточной для организма мере получать кислород. - Что ты сказал? - Ничего. - И скажи отцу пусть выгоняет авто, я уже почти закончила, - кинула она, снова сбрасывая неподходящую фигуре одежку, прямо на пол. - Он давно уже выгнал, мам... - и помедлив немного, - Мне обязательно тащиться с вами? От меня там мало толку. Мать выглянула из-за двери своей спальни с таким грозным видом, что без слов стало понятно «тащиться еще как обязательно». Чонгук глубоко вздохнул и поплелся подбирать утреннюю газету, что сегодня как на зло прилетела прямо в кусты прихотливых белых роз эксклюзивного сорта Полар Стар. С особым остервенением высаженных и облюбованных матерью. Потому было проще сломать себе палец, чем помять этот флористический шедевр. Не смотря на ранние часы Аллея де Гаскон уже ожила и редкие прохожие улыбались Чонгуку по особенному кислыми утренними физиономиями. Ярко светило июньское солнце, припекая черную макушку. Запах свежескошенной травы и маминых цветов забивал ноздри. Прямо перед носом пролетел огромных размеров майский жук. Чон отмахнулся от него добытой не без труда газетой. Вот уже год будучи студентом стипендиатом одного из престижнейших ВУЗов страны, он все еще чувствовал себя безвольным мальчишкой под тоталитарным контролем деспотичной матери. Как и любому ребенку, Чону с детства мнилось, что стоит переступить порог взросления, все в одночасье переменится в лучшую сторону. Но иллюзорный мир был разгромлен в пух и прах в самых его зачатках и Чонгуку из раза в раз наглядно демонстрировали его место. В доме напротив снова послышалась пьяная ругань. Чон передернул плечами и непроизвольно сморщился. На самом деле, грешно наговаривать на свою семью, когда под носом творится подобное безобразие. Плестись обратно не хотелось, потому он устроился за небольшим зеленым кипарисом, что так любезно прикрывал его от солнца и дарил живительную прохладу, стянул резинку с печатного издания и развернув, уставился на его первые страницы, не находя там ничего интересного. Дверь дома напротив с грохотом захлопнулась и Чон приметил, как невысокая тень мальчишки, перепрыгнув через пару перекошенных ступеней скрывается где-то на заднем дворе. "Бедный ребенок" подумал тогда Чонгук, но мыслительный процесс был прерван торопливым цоканьем каблуков и высоким голосом матери: - Чонгук, живо в машину, сколько можно ждать? - и правда... *** Смотрины прошли... спокойно. Мать трещала без умолку, распивая Совиньон Блан с будущей свахой, обсуждая наряды и делясь неискренними комплементами, мужчины по большей части пребывали в аморфном состоянии, практически не издавая лишних звуков и только обмениваясь многозначительными взглядами, сути которых Чонгук не понимал и понять не пытался. Будущие супруги, уподобившись отцам смиренно помалкивали и попивали чай из фарфоровых блюдец. Не сказать, что девушка была чем-то плоха. Приятная внешность. Миловидное личико с огромными карими глазами, осиная талия и длинные черные волосы, собранные в хвост пестрой лентой. Но, что сам Чон, что его невеста были, мягко говоря, не в восторге от предстоящей свадьбы. Но сдерживаемые нормами приличия и ежовыми рукавицами своих маленьких ячеек общества, покорно принимали свою судьбу, начертанную досужими матерями и, в какой-то степени, безвольными отцами. Хотя и это было не до конца правдой. На самом деле какое бы колоссальное влияние не имели родители над детьми, кто-кто, а Чонгук, имеющий пусть пока еще не стальной, но достаточно твердый стержень, вполне бы мог поставить мать на место. Что именно заставляло его прогибаться, сложно было обозначить даже мысленно, что уж говорить о невозможности обличить то самое в понятные человеку речи. В какой-то степени, это было стремление избавить родителя от волнений, в какой-то нежелание плыть против течения, в какой-то юношеская беспечность… Было куда проще пустить все на самотек. Эта женщина принимала за него решения всю его недолгую жизнь. Возможно, это было привычнее, чем выпячивать эго и бороться за собственную свободу. - Мы уже присмотрели квартиру недалеко от центра. Две комнаты. Превосходная планировка и окна выходят прямо на Сад Тюильри, - делилась будущая теща, а Чонгук чувствовал, как смыкается ошейник на его шее. - Конечно, для детей еще рановато, стоит сначала окончить учебу в институте, а после уже можно подумать и о продолжении рода… - Я слышала Мириам планирует поступать в тот же вуз что и Чонгук, - поддержала мать. - О да, она уже подала документы... *** Домой вернулись к вечеру и утомленный этим днем Чон, уснул без задних ног. Проснулся он ближе к обеду. Мать впервые не потревожила его сон, очевидно решив, что он уже совсем взрослый, раз буквально вчерашним днем решалось, сколько детей и с какими промежутками ему предстоит привести в этот бренный и безрадостный мир. Спустившись на первый этаж, он обнаружил дома только отца. Второй родитель благополучно удалился по своим делам куда-то в центр города. Бегло перекусив яичницы с двумя ломтями аппетитного бекона, Чон вышел во двор, отыскал синюю лейку и уже привычными движениями, принялся за полив матереных клумб. Не сказать, что их район был не благополучным, скорее наоборот, только вот в любой бочке меда, отыщется своя ложка дегтя. Особенно, если хорошенько поискать. Тут, к сожалению, и искать не приходилось. Соседи на этот раз не буянили. Зато в десятке метров от невысокого белого заборчика в кучке из пятерых мальчишек Чонгук различил физиономию одного до боли знакомого. Обычно серый и невзрачный, нескладный и худой как щепка, с кудрявой русой макушкой и в поношенных штанах с протертыми коленями, он выглядел как мышка, попавшаяся в лапы дворовым кошкам. О чем именно те болтали, естественно подслушать не удалось, зато, когда один из ребят замахнулся и съездил знакомому пареньку по лицу, Чонгук не вытерпел и выйдя за ограду, пригрозил шпане скорой болезненной расправой в виде надранных ушей. Выглядел Чон внушительно. Развитого телосложения и ростом выше среднего, с суровым для молодого человека лицом, черноволосый, да еще и непривычной азиатской наружности. Что уж удивляться, что десятилетних мальчишек, тут же как ветром сдуло. Подойдя ближе к отряхивающему испачканные в земле штанцы ребенку, он, к своему удивлению, нарвался на его озлобленный кусачий взгляд: - Зачем полез, добродетель? Они бы поглумились и отстали. А теперь мне еще больше перепадёт! - недовольно скривив губы, парнишка развернулся и почапал в сторону своего дома. - Пожалуйста, - крикнул Чон. Вот и делай потом добро. Хотя может он и в правду был в чем-то не прав. *** Лето в родительском доме после года самостоятельной жизни обещало быть долгим. Чонгук вставал с рассветом, напарывался на утреннюю лекцию придирчивой маман, шел во двор, выполнять уже давно привычные манипуляции. Поливал и пропалывал клумбы, разбирал завалы в сарае. Чинил с отцом оранжевый опель. Сегодня все происходило по намётанной схеме, пока глаз Чона не зацепился за свой старенький велосипед. Достав его из груды хлама и осмотрев, он заключил, что зверь жить будет, стоит только починить цепку, да отдраить ржавчину на погнутых крыльях. Чем и занялся. Уже через пару часов двухколесный друг сиял чистотой и выглядел вполне достойно, а главное функционально. Работали даже ручные передние тормоза, что не могло не радовать. Чонгук осмотрел соседний двор на наличие в нем жизни, и не обнаружив таковой, пересек асфальт, приоткрыл невысокую отсыревшую некрашеную калитку и пробравшись на задний дворик, где, по всей вероятности, обычно прятался мальчишка, притулил железного коня к облицованной голубым слайдингом стене одноэтажного дома. А чтоб сомнений в принадлежности велосипеда не возникло оставил парнишке листочек, с лаконичным «Тэхену», пропихнув тот между резиновой ручкой и потертым тормозом. *** Чонгук стянул наушники, расслышав за популярным сейчас синглом “Les valses de Vienne” Франсуа Фельдмана, чей-то надрывный вопль. Оказалось крик доносился с первого этажа и время от времени сменялся знакомым высоким тембром. Не долго размышляя, парень поднялся с кровати, отбросил учебник по механике и торопливо спустился вниз, но подоспел уже, к счастью или же наоборот к сожалению, к окончанию перепалки. В коридоре, в дверном проеме стояла знакомая женщина, имя которой он снова запамятовал. Разъярённая как фурия она высказывала матери свои недовольства. В этом исчерпывающем монологе то и дело всплывали повторяющиеся слова и выражения, по типу «подачки» или же «зажравшиеся снобы». За ее спиной Чон различил свой старенький, крашеный синим колером велосипед. И тогда все встало на свои места. Не смотря на уйму недостатков, умолять достоинства женщины семьи Чон было бы верхом неуважения! Она отличалась довольно развитым чувством сострадания и ежемесячно жертвовала десятую долю доходов мужа детским домам, приютам для бездомных животных и прочим организациям, занимающимся помощью обездоленным. И стоило Чонгуку проявить добросердечность и поделиться своей игрушкой с другом в детском саду, подарить новенькую энциклопедию девочке в младших классах, или же отдать все скопленные за несколько лет карманные средства (а это на секунду, не малые деньги) на общешкольном сборе для незнакомого неимущего паренька, получившего стипендию в большом городе, но не имеющего и копейки на то, чтобы элементарно заиметь билет на поезд, что уж говорить об остальном… Так вот, стоило Чонгуку совершить широкий жест, Анжела Чон искренне принимала поступок сына и, как бы тот не бил по бюджету или же эмоциональной целостности семейства, стояла за него горой. Вот и сейчас, она лишь кривила губы, стараясь дышать через раз, чтоб не хапнуть лишкой пивного амбре, повисшего в воздухе с приходом соседки и высокомерно глядела на поплывшие контуры ее лица. А стоило ей утомиться общением с этой ненормальной, она бестактно захлопнула дверь, прямо у женщины перед носом и завидев сына, закатила глаза, выражая всю степень своего недовольства. - Ужасная женщина, - заключила она, вновь принимаясь за готовку. – Очень жаль мальчика. Смышлёный и трудолюбивый. Ты знал, что пока тебя не было, он стриг нам газон и выгуливал Республику? – расслышав свое имя, дымчатая, в крупное коричневое пятно, собака, пароды курцхаар, подала радостный лай, спрыгнув с желтого дивана и принялась самозабвенно тереться у хозяйских ног. Чон качнул головой и подобрал из чаши горсть спелой смородины, отправив ту в рот. - Чем ей не угодил велосипед? – вопрос был скорей риторический. Ведь из того, что Чон услышал, было ясно, что подарок молодого человека был принят за подачку, своего рода унижение чести и достоинства семейства Ким. Несмотря на то, что обе их семьи были единственными в округе, что принадлежали не к исконным французам, а к дальневосточным азиатским народам, дружбы меж ними так и не приключилось. - Отец давно хотел отдать его пареньку. В качестве благодарности. Ты то с него давно уже вырос. Но как-то запамятовалось, да и руки не доходили. И хорошо, что сошлись на паре десятков франков и малиновом пироге. Не переживай, - заметив скисшее лицо сына добавила женщина. – Тут ты поделать, увы, ничего не можешь. *** А уже ближе к вечеру, нежданным гостем, пожаловал и сам Тэхен. Чонгук как раз заделывал образовавшуюся щель в прохудившейся крыше небольшого сарая, когда мальчик тихонько прокрался вдоль пахучих клумб и подал тонкий виноватый голос: - Спасибо, ну, за велосипед, - пробубнил он, чуть было не доведя Чона до сердечного приступа. Чонгук, пребывающий глубоко в своих мыслях, еле удержался на деревянной стремянке, напуганный неожиданным появлением гостя. Но быстро собравшись, развернулся, чтоб заметить удаляющуюся спину и сверкающие розовые пяточки улепетывающего паренька. Следующим утром, на пороге своего дома Чонгук обнаружил небольшого размера потасканный и побитый Citroën DS на пульте управления. Повертев тот в руках и отметив его явную неработоспособность, отправился в сарай, засев там как минимум до полудня, разобрав и собрав машинку заново, добавив недостающие детали и, помимо устройства управления, починив еще и мигающие фары. Все в округе знали, что Чонгук способен на починку самой безнадежной техники, и далеко не в первый раз он обнаруживал на порожках поломанную игрушку, но от чего-то был абсолютно уверен в том, кто именно в этот раз ее подложил. К вечеру машинка сменилась так же скромно подсунутой музыкальной шкатулкой, с балериной поверх. А на следующий день розовым тамагочи. - Где понабрал этого хлама? - поинтересовался Чонгук, встретив Тэхена у небольшого белокаменного магазинчика в конце улицы, от которого на всю округу исходил запах сладкой утренней выпечки. -Это не хлам, - оскорбился мальчишка, гордо вздернув подбородок, позабавив Чона и вызвав в нем какое-то болезненно щемящее чувство. - Нашел, - все же добавил после. Домой шли молча. - Можешь приходить и брать велосипед когда захочешь, - предложил молодой человек уже на подходе. - Ни кто против не будет. - Правда? - улыбнулся паренек, почесывая еле заметный синяк на скуле, оставленный недавно местной шпаной. - Конечно, - в ответ улыбнулся Чон и, взъерошив мягкие завитки, свернул в сторону дома. *** - Она говорит, что отец пьет из-за меня, что я виноват в том, что она так живет. И что если бы меня не было, всем вокруг стало бы легче, - делился Тэхен, сидя под небольшим навесом, по бокам увитым виноградной лозой. Дождь монотонно поливал шифер, то ненадолго прерываясь, то возобновляя свой траурный марш. В руках он держал здоровенное ведерко ванильного мороженного, которое беззастенчиво поедал, черпая деревянной лопаткой вместо ложки. Чонгук, стащивший сладость из дома и угостивший мальчика, занимался ремонтом стирального агрегата, который по всей видимости воскресить не способны были даже его чудотворные руки. Расслышав подобную ересь, он тут же вскинул голову и возмущенно приподнял брови. - Что за глупости? Это не так. - Может в чем-то она и права. Но я ведь этого не выбирал. Я имею в виду, дети ведь появляются только по желанию родителей. Их ни кто не спрашивает, хотят ли они рождаться... Чонгук не нашелся, что ему ответить. Да и разве стоило что-либо к этому добавлять? Десятилетний ребенок оказался более мудрым, чем его взрослые, успевшие повидать жизнь, родители. У Чона снова защемило в груди. И он зарекся угощать мальчишку мороженным хоть каждый день, пока он здесь... Пока он здесь... *** В конце лета семейство Чон и Дюбуа сыграли пышную свадьбу. А в начале сентября, Чон и его юная супруга отбыли в столицу. *** Париж. Франция. 2000 год. Десять лет спустя. - Тебе не кажется, что со временем мы стали будто копиями своих родителей? - рассуждала вслух Мириам, завивая очередной локон обычно прямых волос, варварски отстриженных сейчас по самые плечи. Мода не стояла на месте. И супруга стремилась всеми силами соответствовать. Чонгук, отвлекшись от ежедневника, в котором составлял расписание на ближайшие пару недель, в которое включал не столько проводимые им в университете Сорбонна лекции по электротехнике и механике, но и дополнительные факультативы, на которые уже с конца прошлой летней сессии с особым рвением записывалось до неприличия внушительное количество студентов, вопросительно уставился на супругу, отметив, что новая прическа ей совсем не к лицу. В прочем, что бы она с собой не вытворяла, в Чонгуке сложно было отыскать хоть какой-нибудь маломальский отклик. Все, что так или иначе, было связано с его законной супругой, его априори не трогало. - Стали такими же скучными консерваторами, - пояснила она. Потом была целая тирада о том, как это тяжело, полировать столовое серебро и следить за порядком в доме, чтоб не упасть в грязь лицом перед другими, такими же педантичными и скрупулёзными дамочками с их лестничной площадки. Чонгук же считал, что тяжело жить с Мириам. Не то, что бы он считал ее глупой женщиной. Однако, так уж происходило с каждым, кто так или иначе оставался запертым в четырех стенах. Их мир сужался до размеров рисового зерна, круг интересов замыкался на быте, просмотре телевизионного шлака и обсуждении этого шлака с недалекими и недолюбленными домохозяйками, коих в их доме наличествовало в количестве пяти штук. И человек вроде бы не глупел, но и поговорить с ним особо было не о чем. Поэтому на ее эмоциональные речи он лишь кивал. А когда приходило время, выводил свою мадам в кинотеатр, или средней паршивости ресторан. В котором Мириам сияла как начищенное ей же фарфоровое блюдце и уминала за обе щеки очередное экзотическое блюдо. Не смотря на довольно долгий застой в отношениях, Чонгук будучи и в правду слегка искаженным, но все же отражением своих благочестивых mamans et papas, до измен ни разу не опускался. А неудовлетворенность жизнью, замещал более полезными и продуктивными вещами. Лекции, факультативы, саморазвитие, спортзал и, как вишенка на торте, аэрокосмическая инженерия. Благополучно закончив университет с красным дипломом, а после и магистратуру в области инженерии и технологии, Чон подался в преподавание и ни разу об этом не пожалел. А стоило основательно взяться за написание докторской, как мир и вовсе заиграл яркими красками. В общем, что-что, а отсутствие секса вот уже более двух лет и полная эмоциональная кастрация, Чона практически не трогала. В ресторане Мириам снова затронула тему однообразия их общественной и личной жизни и пришлось пообещать ей поездку к берегам Индийского океана. А после, уже ночью, они по привычке, разошлись по разным спальням. *** Новый поток студентов обещал быть интересным. Как минимум парочка гениальных умов из России и Китая затесались таки меж остального безликого планктона, прибывшего просиживать штаны на лекциях, во имя похлопотавших за них семейств. Чонгук любил небезразличных учеников. Ему нравилось получать отдачу. Наверное, это абсолютно естественное желание, давать и получать что-то в замен. Не обязательно было блистать знаниями на парах, или же без запинки сдавать экзаменационные билеты, достаточно было всего-то, заинтересованности, блеска в глазах, и Чонгук оживал. Чонгук шел на встречу. Чонгук проводил дополнительные и индивидуальные занятия абсолютно бесплатно и на регулярной основе. Сегодня был один из таких дней. Организационное собрание первокурсников, первые пары, знакомство с преподавателями и одногруппниками. А для самих преподавателей целая прорва организационных моментов. Чон устал. Но это была приятная и долгожданная усталость, которой он, увы, не испытывал за месяцы летнего отдыха. Был уже поздний вечер. Вдоль бульвара на который мужчина свернул, покинув двор ВУЗа уже зажглись тусклые фонари, рассекая скудным светом серые сумерки. Решив расслабиться перед поездкой домой, Чон присел на первую попавшуюся лавку, прикрыл глаза и откинулся назад. Хорошо. В траве за спиной стрекотали сверчки. Было тепло, малолюдно и безмятежно. Недалеко послышались торопливые шаги. Чонгук распахнул глаза и с любопытством уставился на пошатывающуюся фигуру, отчего-то в теплом пальто и красном шарфе, повязанном на голове и скрывающем лицо. На ногах у фигуры ярким пятном обозначили себя ядрено-лимонного цвета кроссовки. Фигура шла прямиком на него и стоило той приблизиться, а Чону открыть рот, дабы полюбопытствовать, не нужна ли фигуре какая-нибудь помощь, как полы пальто разом распахнулись, обличив под носом преподавателя механики и электротехники абсолютно обнаженное и, хоть и весьма утонченное, но явно принадлежавшее юноше тело. Подтянутый чуть впалый живот, с самую малость очерченными косыми мышцами, ладными молочными бедрами, розовыми сосками на худосочной плоской груди и таким же розовым привставшим членом. А слева под ребрами, аккурат под самым сердцем, неумело вытатуированным, розовым тамагочи.