Кошкин дом

Первое правило поместья Годжо гласит: Никакой. Кошачьей. Мяты. Вообще. Но после посещения энных мест запах этот преследовал его неотвязно, как и образ управляющей с то и дело мелькавшим белым бантиком на макушке. — Я тебя туда больше не пущу. — недовольно уведомил его Гето. — Всё, что надо, мы уже выяснили. Рви свою помолвку и приди в себя, наконец. Годжо, только что выбравшийся из ресторанчика на неверных заплетающихся лапах, волоча по земле пышный раздвоенный хвост, осоловело посмотрел на Гето. Вспрыгнул в машину, на колени к Сугуру, дождался, пока тот захлопнет дверь, стёк на пол и в этой узкой щели — ненавидел он так делать — перекинулся в человека. Чем плохо кошачье обличие, так это тем, что нельзя поддерживать связный разговор. — Да что тебе не так? — выбираясь и опрокидываясь на сиденье, недовольно осведомился Годжо. — Каждый развлекается, как хочет. — Да ты похож на наркомана всякий раз, как возвращаешься оттуда — Гето ткнул пальцем в сторону безобидного ресторанчика. — По-твоему, это нормально? В твоём доме ведь не просто так кошачью мяту запретили, знал бы ты, что это за зрелище. Да твоя Иори в жизни за тебя замуж не выйдет, если ты ничего с этим не сделаешь. — Откуда ты знаешь? — еле ворочая языком, словно пьяный, отвечал Сатору. — Да она меня человеком даже не видела, наверняка я приду и… — Она влюбится в тебя, только увидев, как ты слюни рядом с ней пускаешь. — закончил за него Гето. — Может, Иэйри тебя осмотрит? Наверняка есть какое-нибудь лекарство, чтобы приводить тебя в чувство или уменьшать эффект. — Какое лекарство? — вяло отозвался Сатору, растёкшийся по сидению радужной звездочкой. — Ну, такое, например? — ловким движением Сугуру опрокинул на невесть откуда взявшийся платок какой-то пузырёк с резким, режущим глаза запахом и, придавив плечо Сатору тяжёлой рукой, сунул платок ему под нос. Годжо словно молния с ног до головы прошила, он вздрогнул всем телом и начал отбиваться, только бы белый платочек оказался как можно дальше от его лица. Розовый туман в голове поредел, он надавил ладонями на глаза и прохрипел: «Воды дай». — Другое дело… — Сугуру протянул ему фляжку (с водой, что удивительно) и удовлетворённо хмыкнул. — Ну что, в мозгах прояснилось? Пора бы тебе поговорить уже с отцом, вся нужная информация на руках, хватит оттягивать. Пора то было пора… Игнорируя пятна перед глазами, Сатору кивнул и откинулся на спинку кресла. В поместье Годжо царила привычная почтительная тишина. Слуги ходили тихонько, как мыши, хотя его чуткий слух позволял услышать даже настоящую мышь пробирающуюся под полом, не то что тихие тени за бумажными сёдзи. Отец был не то чтобы очень доволен его появлением, а так, скорее равнодушен. Хотя Сатору не ждал бури эмоций на свой рассказ, но отец был как всегда на высоте. Когда это он вообще на что-то реагировал? Впрочем, так было даже проще. Всё чётко, коротко, и по делу. А дела обстояли примерно так: Сатору, сын и единственный наследник великого и почтенного клана Годжо, произошедшего от Двухвостого Кота (тоже великого, почтенного, а ещё злого и приносящего несчастья), чтобы занять место главы клана должен был жениться. В идеале не на ком-нибудь, а на представительнице другого великого и почтенного клана ну и, если уж на то пошло, родители позаботились об этом, когда он был ещё ребёнком. Вот только избранница ему не нравилась. МэйМэй, старше его на целых пять лет, всегда смотрела сверху вниз, ну а теперь, хотя в её высокомерном взгляде и появился некоторый интерес, у них нашлось, наконец, нечто общее. Брака этого они оба не хотели. Что сказать о МэйМэй? Красавице МэйМэй — сколько-то там килограмм лакомой атласной плоти, длинные ноги, кровавые губы, соблазнительно распахнутые кимоно, отливающие нежной голубизной белые волосы, агатовые глаза… Хитрые, высокомерные, всегда выискивающие выгоду. Словно поманили леденцом, а дали камень, так ему казалось все последние годы. И вот, красавица МэйМэй оповестила его, что собирается бороться за место главы в собственном клане и муж ей был бы только помехой, так что к чёрту свадьбу. А Сатору и рад. То, что его секрет нужно хранить, придумал не он. В молчании МэйМэй Годжо сомневался и раньше, ну а теперь — тем более. А молчать то было о чём… Таких, как Сатору, в клане Годжо не рождалось уже несколько столетий. Двухвостый кот, собственной персоной. Когда он появился на свет, визжали все, от повивальных бабок до его собственной матери. Где это видано, чтобы у человека родился котёнок? Но этого он не помнил, а вот как оглушительно кричали служанки в детстве, когда он при них обернулся котёнком, помнил прекрасно. Честь и позор семьи в одном флаконе. Хотя, как о позоре он о себе не думал. Его боялись просто потому, что он был особенным, непонятным. Если бы МэйМэй узнала об этом… Впрочем, у неё, должно быть, было бы очень забавное выражение лица. И вот, предлог для расторжения найден, а он рассказывал теперь отцу, что подобранная им партия не годится, потому как не чиста на руку. Что они с Гето подкапывали на счёт её бизнеса несколько последних недель и что он, Сатору, самолично обнаружил в её маленьком ресторанчике предлагаемые особые услуги. Деньги на информацию, а информатором МэйМэй оказалась отменным. И вот поэтому совершенно точно МэйМэй ему не подходила. «Она меня продаст» — такой Сатору подвел итог. Он был бы рад узнать, что она всё ещё не в курсе его секрета и ещё его не продала, хотя видят боги, разве это ей выгодно? Отец молчал долго, но склонился, наконец, давая добро. И Сатору облегчённо улыбнулся — с первым делом справились. — Но ты ведь помнишь, какой у нас был уговор? — листая отчёты о делах МэйМэй, спросил отец. — Ты женишься до конца этого года. И что теперь? Ты и партию себе подобрал?   Сатору улыбнулся шире, скрывая нервозность. А вот это дело было сложнее… Партию то он подобрал, да вот только одобрят ли её? Девушка пусть и из благородного рода, но седьмая дочь седьмого сына, ни власти, ни влияния, ни денег. Зато молчать умеет, потому МэйМэй и ценит её. А ещё у девушки у этой никто ничего не спрашивал, но избранника нет, это Сатору проверил тщательно.  Отец на предложенную кандидатуру среагировал как всегда, то есть никак, и Сатору счёл это хорошим знаком. Нынешний глава клана Годжо был не из тех, кто не умеет отказывать. Пускай ему и хотелось бы укрепить влияние семьи выгодным браком, но учитывая особенности Сатору, жена без особых связей возможно была не плохой идеей.  К себе Сатору вернулся лёгкой походкой и с лёгким сердцем. Сугуру сидел у него и пил чай, на рассказ Сатору хмыкнул и покачал головой. По его мнению, Годжо в Иори только кошачья мята и покорила, а между тем слушать его Сатору не стал. Гето и сам женился по любви, так что за претензии?   Оставалась теперь только одна проблема, сообщить невесте о том, что она невеста. Сей увлекательный процесс Годжо начал с официального письма в поместье Иори, отправленного на другой день. Ответ, что не удивительно, пришёл быстро и был положительным. Ещё бы, попробовала бы такая слабая семья отказать клану Годжо, это был бы скандал.   Не прошло и недели, как Сатору встречал в своём доме новую кандидатку в невесты и боролся с собой, в сознание заползал привычный розовый туман. Самой кошачьей мяты при невесте не было, но управляющая Кошкиным домом, казалось, пропиталась этим запахом с ног до головы. Легчайший дурманный шлейф, который не чуял никто кроме него самого.   Если бы он видел Утахиме впервые, то не заметил бы, что она напугана. Девушка сидела спокойно и прямо, перед встречей с будущим мужем её принарядили и причёску сделали сложную, это ей шло, хотя Сатору предпочёл бы привычную белую ленточку в её волосах. Красное кимоно с крупными цветами вместо чёрных хакама, напряжённое лицо вместо привычной лёгкой улыбки, обращённой к посетителям Кошкиного дома.   Ресторанчик у них казался бы обычным, если бы не десяток живущих в нём кошек всех мастей и расцветок. Гето потому и отправил его туда самого, шпионить, что в этой кошачьей толпе он мог спокойно затеряться. Но Утахиме, конечно, знала всех своих хвостатых работников и не заметить новенького не могла, тем более, что все остальные кошки к нему липли, а кончик его длинного белого хвоста раздваивался, что было не так уж просто скрыть.   Управляющая носила на поясе мешочек с кошачьей мятой и по желанию делилась им с посетителями. Но хотя на обычных кошек мята тоже производила неизгладимое впечатление, Сатору от неё вело не хуже, чем наркомана от морфия. Вот и теперь Годжо сидел напротив своей вроде бы уже невесты и ощущал настойчивую потребность перекинуться и с урачанием вылизать ей руки. В ресторанчике ей это вроде бы даже нравилось.   В общем-то, на то, чтобы уладить дело, много времени не потребовалось. Он получил довольно мягкое увещевание от МэйМэй по поводу того, что лишил её ценного работника, ну а слухи на счёт его с Иори добрачной связи не в счёт. Это всё равно бы было. Плевать, главное, что Утахиме приняла его предложение. Хотя он сомневался, так ли ей нужны были его деньги, в Кошачьем доме ей, наверное, нравилось, да и на жениха своего она смотрела скорее с подозрением, чем с любовью.   И однако же уже через месяц он увидел её в белом свадебном кимоно, спокойную и отрешённую. Изящные ножки в гэта ступали легко и плавно, высокая прическа открывала вид на тонкую шею, её глаза опущены и чудится ему над всем этим снова тот самый лёгкий шлейф мяты, которой здесь, конечно, нет. Он смотрел кругом, приветствовал гостей, беззастенчиво разглядывавших невесту, но держал себя в руках, хотя голову кружил не столько запах, сколько осознание: теперь то она его. Сама ведь согласилась.   Он пришёл в её покои в брачную ночь. Она была переодета и вроде бы её подготовили, но смотрела она всё равно с затаённой неприязнью и страхом. Если бы это был кто другой, он оскорбился бы даже. Что не так? Он знал, что красив, видел сам и другие ему говорили. А ей не нравится, выходит? Или она так скрывает своё смущение? Но узнать этого ему не пришлось, потому что Утахиме в беспокойстве трогала вещи — принесённые сюда свадебные подарки и открыла шкатулку, подарок МэйМэй. Сатору вздрогнул, прижал руку к лицу и отвернулся. Желание перекинуться заволокло мозги и кажется, что в комнате стало слишком душно. В шкатулке была кошачья мята и маленькая записка с пожеланиями на счёт «долго и счастливо». Сатору спешно ушёл к себе, понимая, что раскрыться так сразу, в первую же ночь, было бы самым опрометчивым поступком в его жизни. Надо держаться, надо дать ей возможность к себе привыкнуть.   Вместе со статусом мужа он получил и второй статус, стал главой семьи. Дел было по горло и много времени молодой жене уделить он не мог, но совместные трапезы сделал строго обязательными. Утахиме была молчалива, холодна и меланхолична, к новому дому и новым людям ей привыкнуть оказалось не легко. В незнакомой обстановке она растеряла свою живость и решительность, а у Сатору сердце кровью обливалось от этого зрелища, так что спустя неделю после свадьбы он пробрался в её покои в своём втором обличье.   Вечер перешёл в ночь, её волосы были распущены, она читала книгу при свете масляной лампы и должно быть скоро легла бы спать. Он просочился в окно, спрыгнул на пол и она обернулась на звук. — Откуда ты здесь?.. — весело и удивлённо спросила Утахиме. Впервые за последнее время он заметил на её лице улыбку.   Сатору качнул задранным к верху хвостом, потрусил к ней, вспрыгнул и улёгся у неё на коленях. — Нет, ну правда!.. — радостно спросила Утахиме, почёсывая его за ушком. — Как ты тут оказался?!.. Ведь Кошкин дом на другом конце города!..   Сатору громко замурлыкал, потёрся о её руки. Снова этот запах, хотя шкатулку МэйМэй он распорядился выкинуть и был совершенно уверен, что нигде в доме кошачьей мяты нет. Но от Утахиме всё равно ею пахло, так что Сатору балдел и, отпустив вожжи, принялся тереться обо всё, до чего мог дотянуться. В конце концов, сейчас он кот, ему можно.   Он стал навещать её вот так, хотя и не каждый вечер. Она была довольна, когда он укладывался спать вместе с ней, пристраивался на её груди или животе. С ним котом она была ласкова, она его любила и радовалась его появлению, хотя и не могла понять, откуда он приходит. А он уходил к себе ранним утром, прежде, чем она просыпалась. Когда же Сатору представал перед ней человеком, она была холодна и нервничала, а ему всё чаще хотелось прекратить это всё, показав ей своё превращение.   Масло в огонь подлил Гето, искавший его поздним вечером по важному делу и заглянувший в покои его жены в ходе этих поисков. — Его здесь нет. — спокойно ответила на его вопрос Утахиме, гладя растёкшегося на её коленях Сатору. — Я понял, прошу прощения. — по лисьи улыбнулся ей Гето. — Не могли бы вы отдать мне этого кота? — Так он ваш? — удивилась Утахиме. — Ну, можно и так сказать. — Гето непочтительно поднял за шкирку зашипешего Годжо. Белый хвост с пушистой вилочкой замолотил по воздуху. — Он вам докучает? — Что вы, напротив! — уверила его Иори. — Я всегда очень рада его видеть. — Вот видишь? — сказал Гето коту. — Тебя рады видеть. Надеюсь, дальше ты будешь вести себя с молодой госпожой честнее.   И, пожелав Утахиме спокойной ночи, унёс его в его же покои. — Ну и когда ты ей расскажешь? — вопросил потомок достославных тэнгу. — Когда у тебя рожа станет красная и нос длинный вырастет. — прошипел перекинувшийся Сатору. — Чего тебе? До завтра подождать не мог? — Уж прости, что отвлёк, ты то время со своей молодой женой проводишь. — Это моя обязанность, как мужа. — Учитывая, что она даже не знает, что время с ней проводит именно её муж, справляешься ты плохо. — Гето оглядел его с ног до головы, и устало добавил: — Да расскажи ты ей уже. Общие тайны сближают. — Без твоих советов обойдусь. — сварливо оборвал его Годжо.   Дни потянулись за днями, как и раньше. Слова Гето, пускай Сатору и отмахнулся от них, подействовали на него. Голову кружила весна, витавший по поместью тот самый запах и маленькая недоступная жемчужинка, спрятанная за стенами своих покоев, как моллюск в раковине.   В один из вечеров, когда в саду расцвели сливы, он приказал принести туда чаю и позвать молодую жену. Она явилась, изящная и хрупкая как и всегда, но хмурая и, снова, нервная. Когда же она к нему привыкнет?..  Тем вечером они долго пили чай, говорили о чём-то, а запах весны и мяты заволакивал разум и Сатору, поддавшись, наклонился и легко поцеловал Утахиме в тонкие нервные губы. Это оказалось приятно неимоверно, она пахла мятой вблизи, а ещё терпким чаем и ещё не пойми чем, тоже приятным. Он положил руку ей на плечо, другую на затылок, не удержался и влажно лизнул её в так и не приоткрывшийся рот, но она не реагировала. Стояла неподвижная, как статуя, только глаза прикрыла, да волосы трепетали на ветру. Сатору отстранился и выдохнул ей в самое ухо: — Ты что, боишься меня? — Нет. — безэмоциональным голосом ответила Утахиме. — Вы мой муж, зачем же мне вас бояться? Просто…   Она отвела взгляд и так и не закончила. «Просто что?» — Сатору больше всего на свете хотелось это знать.   После того вечера она только больше начала избегать его. Отводила взгляд и стала, кажется, ещё недоступнее, чем раньше. Он сунулся было к ней котом — она обрадовалась даже больше, чем всегда, но он сам перестал приходить. Слишком большую разницу составляла её к нему холодность, как к человеку и тепло, как к животному. Сатору постепенно начинала грызть совесть. Признаться то надо… Только как?..  Начались весенние дожди, Сатору в такую погоду вечно боролся со сном и любил перекинуться, да прикорнуть где-нибудь в уголке. Однажды днём Утахиме нашла его в одной из редко используемых комнат и счастливо прижала к груди. Он замурчал и лизнул ей руку. По коридору простучали шаги, послышался голос отца и Утахиме, боявшаяся свёкра, быстро сунула Сатору в стенной шкаф. Открылась дверь, отец поинтересовался, не видела ли она мужа, та ответила, что нет, а Сатору, поддавшись импульсу, перекинулся в человека, открыл шкаф и вышел к отцу. Мельком зацепил потрясённый взгляд Утахиме и ушёл следом за Годжо старшим.   Ошибка это была или нет, но надо же с чего-то начинать?   Следующее совместное чаепитие на террасе прошло в несколько иной обстановке. На улице было всё ещё сыро, но приятно свежо. Тёплый аромат чая, тонкие пары и лаковая глиняная пиала под пальцами. А Утахиме не как раньше, то и дело разглядывает его исподтишка, словно хочет спросить, или ждёт чего-то. — Я приду к тебе ночью. — сообщил ей Сатору между делом.   Хотя новость то потрясающая, после неудавшейся брачной ночи он ни разу к ней не пришёл. Человеком, то есть. Она промолчала, только рот чуть приоткрылся. Сатору нервно хмыкнул: — Да ничего я тебе не сделаю, если ты не захочешь.   На это заявление она тоже не ответила, а он добавил: — Через полчаса — встал и ушёл, оставляя ей время прийти в себя. Немного, правда, времени.   В назначенный час он раздвинул сёдзё и вошёл в её покои, отстранённо размышляя, кому сейчас страшнее, ему или ей. Утахиме встала ему на встречу, не переоделась и волос не распустила, отметил он. Садясь, Годжо показал, чтобы и она села. Разговор этот он много раз себе представлял и всегда по-разному. «А не заметила ли ты чего странного в моём поместье?», «А за мной ничего странного тоже не заметила?», «Знаешь, тот кот, которого ты так любишь — это я. Люби и меня тоже».   Но Сатору сидел и только молча смотрел на свою жену а она, удивительно, под пристальным его взглядом покраснела. Впервые за всё время. — У меня, — не поднимая глаз начала Утахиме. — Есть к вам вопрос. — Спрашивай — Сатору сглотнул вязкую слюну. — Вы знаете, семья Иори… Мы потомки дзашики-вараши и у нас в семье бывают способности… — Продолжай. — хрипло подбодрил её Сатору. — Так вот мы… эээ… я… Чувствуем магию мест. Домов, ну там… — она нервно махнула рукой. — Чем дольше находимся где-то, тем лучше чувствуем дом. Ощущаем, кто в нём живёт, кто где находится, можем найти потерявшиеся вещи и всё такое. — Так? — привычный запах мяты забивался в нос, но чем больше его собеседница нервничала, тем спокойнее себя ощущал он сам. — Так и вот… Я здесь кота раньше часто видела. — Сатору напрягся, Утахиме, наконец, посмотрела ему прямо в глаза, слегка щурясь, явно опасаясь собственных предположений. — Он такой, необычный, знаете ли. Белый и с глазами голубыми, прямо как у вас. И ещё у него хвост такой, раздвоенный. Я о такой породе никогда раньше и не слышала. — Да? — отстранённо спросил Сатору. — И что же? — И… Клан Годжо ведь от двухвостого кота происходит? — тихонько закончила Утахиме. Темные глаза её пытливо блестели в неярком свете лампы. Она немного наклонилась вперёд, выдавая своё нетерпение. — Я ведь чувствую дом, видите ли. Когда я пытаюсь найти кота, то нахожу почему-то вас. — Удивительное совпадение — кивнул Годжо, поднимаясь. — Вам нравится этот кот? Утахиме, поразмыслив, кивнула. — И раз уж вы сами догадались, вы, должно быть, хотите это увидеть? Она снова кивнула, так и не уточнив, что «это».   Сатору перекинулся слитным плавным движением, приземлился на пол, поднял трубой хвост и подошёл к жене. — Удивительно… — она потянулась его погладить, замешкалась, слегка отдёрнув руку, потянулась опять. — Так значит, мы довольно давно знакомы…   Он привычно лизнул ей руки и заметил, что лицо её покраснело. Самую малость. Откинулся назад, перекидываясь обратно, навис над ней, взял её кисти в свои, поднёс к лицу, понюхал. — Господи… — пробормотал он. — Откуда на тебе этот запах? Тебе разве не говорили, что Кошачьей мяты в этом доме держать нельзя? — Я и не держу… — оправдывалась она. — Я её уже несколько месяцев и в глаза не видела, здесь разве пахнет кошачьей мятой? — Пахнет… — утыкаясь носом в её ладонь, промычал он, — Здесь, и ещё… — Сатору отнял её руки от своего лица, наклонился к её груди. — Здесь…   Повёл носом выше, оставил поцелуй на ключице, у основания горла. — И здесь… — он лизнул шею. Его вело. Весна, это всё проклятая весна с её грозами, перепадами и обострениями. — А потомки дзашики-вараши чувствуют, нет ли кого поблизости?   Сглотнув, она ответила: — В этой части дома больше никого…   Он поднялся выше, добрался до её губ. Второй раз в жизни. Этот поцелуй вышел во стократ лучше предыдущего, хотя бы потому, что она подняла руки, вцепилась ему в плечи. Его вело всё сильнее. Между поцелуями он добавил: — Только знаешь, всё это, то, что ты увидела, это должно остаться тайной. — Хорошо… — она была так близко, что выражения лица не разобрать. Он смотрел только на губы, от мелькавшего меж белых зубов языка в нём просыпались охотничьи инстинкты. — И последний вопрос. — он наконец посмотрел ей в глаза, растерянные и блестящие. — Ты любишь кошек?   Она наклонила голову, посмотрела на него с лёгкой не уверенностью, но всё-таки ответила: — Очень. — Отлично. Думаю, мы найдём общий язык.