Icy touches

       Забавно, что бóльшую часть времени у него жар, но руки и ноги почти всегда холодные. Ледяные до невозможности, до болезненности, до колющего дискомфорта. Должно ли это напрячь его, если он и без того страшно болен, а обморожение конечностей в любое время года и суток вне зависимости от того, как много он двигается — меньшее, с чем Грэм вступил бы в борьбу? В конце концов, он слишком вымотан, чтобы обращать на это особое внимание. Он не немощный и в состоянии сам о себе позаботиться, особенно если речь идет о таком пустяке, особенно, если он начнет приносить ему дискомфорт мирового уровня.        Согреться Уиллу помогает несколько вещей: много одеял, в которые укутаны ноги, придавленные сверху густым мехом линяющих к весне собак, горячий ноутбук, под который он прячет руки время от времени, дописывая отчет Джеку, и дрочка в одиночку. От последнего теплее становится практически сразу, однако отнюдь не из-за рифмы, и с этим он не перебарщивает. Уилл уже давно забыл, каково это, когда твое тело ласкают другие руки, и ограничивался быстрым передергиванием всухую: недостаточно, чтобы успеть распылить каждую клетку тела и наполнить трепещущим жаром, но достаточно, чтобы согреть осточертевшие конечности. Уилла и без того мало что возбуждало в последнее время, и оказывание внимания своему телу стало скорее привычкой, способом проверить, что он еще не настолько стар, как о нем шепотком говорят в аудитории, а также возможностью удостовериться в том, что Грэм еще не импотент.       Возвращаясь к обсуждению важности и неважности тщательного ухода за здоровьем: тут мнения Уилла и его психотерапевтом расходились. Вернее, не то чтобы прям расходились: Грэм был согласен с тем, что важно прислушиваться к организму, однако у доктора Лектера на этот счет существовала своя лекция о том, насколько значительно влияние, оказываемое на него. Они поговорили об этом однажды на встрече в мрачноватом кабинете Ганнибала, сидя почти в полутора метрах друг от друга на бархатных креслах цвета бордо. Был вечер среды, самого противного дня недели, за окном лило, а у Лектера в приемной свет уютно растекался по стенам из маленьких желтоватых ламп. Уиллу даже почти не хотелось уходить. Уиллу даже почти не было холодно — скорее уж наоборот. — Здоровье — самое ценное богатство человека, Уилл, — с несвойственным ему нравоучением говорил Ганнибал, — чтобы это богатство не утратить, необходимо с особым вниманием прислушиваться к тому, что говорит тебе твое тело.       А тело Уилла подсказывало, что у нее вставало не на шутку, если Ганнибал все с тем же спокойным тоном продолжал рассказывать о том, как организм способен отблагодарить его, если он хорошо к нему отнесется. Пожалуй, это было едва ли не самым наивным из всего того, о чем они заводили разговор. Чуть заметно улыбаясь, скользя взглядом прищуренных глаз по образу Уилла, Ганнибал продолжал, изредка поглаживая руку большим пальцем, сцепленными в замок на коленях. Он источал почти заразительную изящность, и рядом с ним Уиллу было настолько от этого некомфортно, что он, складывая ногу на ногу, вспоминал о забытом душе с утра, о том, расчесывался ли он хоть раз за день, о том, что от него, возможно, неприятно пахнет. — Тебя беспокоит какой-то недуг, Уилл? — спросил доверительно Ганнибал, чуть наклонив голову под другим углом. Смотрел он теперь с некой тревогой в глазах. — Не считая того, что я болен? — прыснул он в ответ, гладя на книжные полки. — Это сущий пустяк. — Правда? — тихо удивился доктор. — Настолько, что ты готов говорить об этом?       Уилл призадумался и раскинул ноги прямо. Он продолжал хмуриться последние несколько лет, но в тот момент это ощутилось крайне остро: Грэм понял, что к тому же еще и ужасно напряжен, челюсти его сжаты, плечи подняты, а грудь едва вздымалась от частых вздохов. Ганнибал же, сидящий напротив, терпеливо ждал и дышал глубоко, медленно, размеренно, правильно, и что у него, в отличие от Грэма, плечи свободно разведены в стороны, а челюсти — расслаблены. Он выступил в роли кривого зеркала, отражающего Уилла. Но Грэм не мог его прочитать, а потому считал кривым зеркалом себя. — Не знаю, что это за симптом, — признался растерянно Уилл, смотря доктору куда-то ниже шеи, но выше живота, — мои руки и ноги постоянно мерзнут. Следовательно, мерзну и весь я. — Давно это началось? — Не знаю, — повторил он бесстрастно и неохотно пожал плечами, — кажется, уже очень и очень давно. Но сейчас…       Уилл надолго замолчал, и Ганнибал сделал вывод, что продолжать говорить он не собирался, а потому закончил за него. И как всегда попал в точку: — Сейчас ты чувствуешь себя куда сильнее, чем раньше. Каждое твое самоощущение умножилось дважды, если не трижды, и тебя приводят в замешательство все эти изменения внутри.       Сказав это, он выглядел очень довольным и даже улыбался, будто ждал похвалы. Он всегда угадывал, что чувствовал Уилл, и это было как нельзя кстати, потому что сам он не имел ни малейшего понятия о том, что он ощущает. Это их очень сблизило за последние недели, однако Грэм все равно неуютно поежился, ощутив спиной не табун мурашек, но спинку кресла, всеобъемлющую и будто созданную для того, чтобы обнимать всех и каждого, кто сядет напротив Ганнибала в его кабинете. Даже романтичный свет намекал на то, что ему следует расплакаться и удалиться в ванную комнату посмотреть на зареванное лицо с красными глазами. Уиллу не понадобилось отвечать, и в голове проскользнула мысль о том, как это напомнило ему разговор с отцом о его изменениях в теле. Но и Ганнибал не спросил его о том, почему он не обратился к другому врачу; к тому, кто был способен ему помочь. Уилл Грэм верил в то, что советовал его психотерапевт, не было нужды сомневаться в его профессионализме. Это пугало мужчину не меньше осознания того, что он Ганнибалу доверяет.       После сеанса мужчина стал собираться. Не то чтобы он хотел ехать домой, но ему нужно было проведать собак. В тот вечер Уилл поймал себя на мысли, что он задержался, что они разговаривали слишком долго, намного дольше, чем длился обычный сеанс, но Ганнибал не подал ни малейшего намека на то, что Уиллу следует уйти, иначе он бы тут же почувствовал это. Такая мелочь, казалось бы, которую большинство и не заметят — не говоря уже о том, придадут ли значение, — порадовала мужчину. Приятно быть не единственным в своем роде понимающим тонкости.        Ганнибал проследил за несуетливыми действиями другом и встал следом. — Ты правда собираешься уйти? — спросил он слегка взволнованно, но на его лице не дрогнула ни одна мышца. — Уже поздно, — не понял вопроса Грэм. — Я бы с удовольствием отвез тебя домой, дорогой Уилл, — Ганнибал поднял брови, а сам Уилл постарался сохранить невозмутимость после услышанного. Более того, он смог взглянуть ему в лицо, потому что уже Лектер прятал взгляд, а так смотреть было значительно удобнее, — но то, что ты мне рассказал, заставило меня забеспокоиться по поводу того, будешь ли ты в этот вечер в безопасности. — Я болен, Ганнибал, — напомнил мужчина, подбирая верхнюю одежду, — но я не инвалид.       Он тут же пожалел о сказанном, потому что в действительности Ганнибал имел ввиду совсем не это. Сказанное им было не более, чем актом дружелюбия, искренности и заботы, не более, чем проявлением искренних платонических чувств. Доктор с какой-то меланхоличной улыбкой наклонил голову, смотря на кончики носков Уилла, и снова выпрямился. Грэм почувствовал себя слабоумным идиотом, и более того — и сам забеспокоился, что ему нездоровится. Конечно, Ганнибал не мог злиться на него из-за такой глупости — он вообще не мог злиться на Уилла, — и он понимал, что его друг, товарищ (кто угодно, но явно в последнюю очередь — пациент) глубоко травмированный человек, не знавший заботы и надежного плеча рядом. Он такой же, как и Ганнибал, и Ганнибал такой же как Уилл. — Прости, — быстро пробормотал он и замер посреди кабинета с пальто в руках. Лектер улыбнулся в ответ и протянул ладонь, чтобы забрать у него верхнюю одежду.       Ганнибал едва слышно вздохнул — не от усталости, а, скорее, чтобы высвободить засевшее в легких напряжение… Уилл ухмыльнулся: Ганнибал напряжен? Рядом с ним-то? — На улице уже несколько часов нещадно льет дождь, — напомнил он, — к тому же там весьма неприятный ветер. Я пойму, если ты все-таки захочешь уйти, но прежде чем ты решишь, Уилл, я хочу кое-чем тебя соблазнить.       Грэм ошарашенно на него уставился. Ему ведь не послышалось? Или не у него одного жар в этот холодный вечер? — Жареный сибас с дольками чеснока, тонко нарезанным лимоном и веточкой розмарина. Запеченный картофель с хрустящей корочкой, укропом и сметанным соусом. А к сибасу — белое сухое, слегка щекочущее десна. — Соблазнить меня на ужин? Очень умно, Ганнибал, — Уилл даже улыбнулся. Он поежился — у него снова замерзали руки.       Боже, да Грэм был в шаге от вкусового оргазма только от одного описания этого всего. Он бы в жизни себе не простил, если бы отказался. — Мои собаки… — Если для тебя это так важно, я могу отвезти тебя или поехать самому, — безоговорочно кивнув Уиллу, понемногу вытягивая из его рук одежду, он посмотрел прямо на него, — но если ты захочешь посодействовать в готовке ужина, мы справимся намного быстрее. — Если мы выпьем, никто не сядет за руль. — Тебе нет нужды возвращаться сегодня домой. Ты можешь занять свободную комнату на ночь, — терпеливо продолжал Ганнибал, и, предвидя следующий вопрос, добивал, окончательно забрав из его рук пальто, — я дам одежду, если ты захочешь принять душ или ванную.       Грэм сдался. Не мог иначе. И начались приготовления: Ганнибал поехал навестить его собак, а Уилл занял ванную. Горячую, полную кипятка, потому что чувствовал, что очень замерз. Чувствовал, что холод пробирает конечности, что кровь стынет и леденеет, несмотря на то, что кончики ушей горели огнем. Уилл варился, как рак, и смотрел на пальцы, жесткие и неподвижные, и его трясло от неизвестно чего. В ванной комнате Лектера был приглушенный, почти интимный свет. Но вокруг него все еще было слишком много свободного пространства, чтобы не думать о том, как Зверь забирается через окно или приоткрывает двери, прячась вне зоне видимости Уилла. Слишком много места, чтобы мерзнуть от одного только напоминания себе о том, что он вылезет из воды, горячий, но все еще мерзнущий.       Он смотрел на себя в отражении зеркала и видел чертовски уставшего от жизни мужчину, уже не молодого, но еще далеко не старого, и уже нередкая щетина напоминала о том, как ему трудно с собой справляться. Уилл зачерпнул воды в дрожащие руки и поднес к лицу, не сводя взгляда с зеркала. Он процедил капли сквозь твердые пальцы и посмотрел на ладони. На долю секунды — не больше, — Уиллу показалось, будто он лежит в ванной, полной крови и чего-то еще, густого и невидимого, но стоило ему моргнуть, как видение исчезло, оставляя после себя только напоминание о том, что Уилл сходит с ума. Что ему никогда нельзя расслабляться, что другие видение еще появятся, стоит только подождать.       Он вылез из воды и обратил внимание на заботливо предложенную доктором Лектером одежду, ждущую своего часа на уютном диванчике. Интересно, думал Уилл, носил ли это Ганнибал. Как на его коже ощутятся дорогие шелка мужчины и как часто он предлагал другим своим друзьям после сеансов свою одежду? Он оделся и все больше и больше начинал заводиться от неясного чувства смущения и ощущения близости.       Уилл решил, что Ганнибалу будет приятно, если он начнет помогать с готовкой к ужину. Вообще он ценил этот жест мужчины, потому что он один не высказывал своего недовольства по поводу его домашних питомцев, занявших значительное место в жизни Уилла. Он, к слову, вовсе-то и не помнил, чтобы Ганнибал хоть когда-нибудь выразил свое недовольство. Делал он это изысканно, незаметно: другие бы и не узнали, но Грэм — не другие.       Когда Лектер вернулся, он уже разделывал рыбу. Уилл любил рыбачить, а рыбные блюда у него получались вполне сносно, но не так идеально, как у Ганнибала. Пожалуй, готовит как он разве что Бог или сам дьявол.       Он, свежий и влажный после погодки на улице, застал Грэма за потрошением внутренностей и остановился на входе, как застывшая скульптура, просто наблюдая за тем, как на его кухне хозяйничал другой человек. И Уилл знал, что тот наблюдает, но не стал оборачиваться, чтобы лишний раз потешить самолюбие и раздутое эго Ганнибала, с улыбкой провожавшего мужчину на каждом шагу. — Мясо этой рыбы, — сказал вдруг он, бесшумно оказавшись за спиной Уилла, — требует нежного отношения.        Грэм чуть не подавился от удушающей близости с Ганнибалом. Он протянул руки к столу, лишь едва задев его бока, и на секунду Уиллу показалось, что тот его обнимет, но этого не случилось. Доктор чистыми руками с выступающими синими венами раскрыл брюхо рыбы, вынимая наружу все его содержимое. В ярком свете горящей сверху лампы это выглядело так, словно Лектер проводил сложнейшую в мире операцию. — Я не готовлю такие блюда как ты, — сказал очевидное Грэм, — и когда я разделываю рыбу, мне не важно, будет ли это сделано с нежностью. — Такие блюда — это какие? — тихо вопросил Ганнибал, лишь на миг обернувшись к нему. — Сложные, — пожал плечами в ответ. — Я не делю блюда на степени трудности их приготовления, Уилл, — сказал доктор и быстро избавился от отходов, — ты сказал, что не важно, как разделывать рыбу. Однако точность и техника, с которой это делается, имеют первостепенное значение. Это, не побоюсь данного слова, деликатный процесс. Одно неверное движение — и плоть будет испорчена. Это тонкий баланс контроля. — В моем мире никто не придает этому такого значения как ты. — В моем мире, — передразнил абсолютно беззлобно мужчина, — искусство приготовления мяса представляет собой нечто большее, чем просто кулинарный навык. Оно воплощает принципы терпения, утонченности и мастерства. Это метафора тонкого танца силы и контроля, очень похожего на взаимодействия между хищником и жертвой.       Уилл завороженно слушал его, точно впервые. Ганнибал вдруг обратил на него взгляд внимательных темных, почти черных глаз и удовлетворенно промычал. От подобного звука, не совсем понятного телу Грэма, Уилл сухо сглотнул. — Тебе очень идет синий цвет. — Спасибо за одежду, — оторопело произнес он почти через минуту молчания, — и давай я буду хоть чем-то помогать. — Я не смею принуждать тебя, но раз ты вызвался сам, полагаю, мне придется пойти тебе навстречу. Как насчет того, чтобы взять на себя роль по приготовлению сметанного соуса? Это несложно, требуется всего лишь капля творчества и фантазии. Ты можешь поэкспериментировать со специями.       И он взялся за дело, угрюмо кивнув. Ему не требовалось просить помощи, ведь это было меньшим, что он в состоянии сделать. Время от времени он поглядывал на широкую спину Ганнибала, облаченную в белую рубашку с закатанными руками и плотно застегнутую жилетку, подчеркивающую гордую осанку. Он не на секунду не сомневался, что Ганнибал знает, что он смотрит, и это наверняка ему льстило. Очень льстило, черт его дери! Разве существуют люди еще более самовлюбленные, чем Ганнибал Лектер?        Уилл расправился с соусом как раз к тому моменту, когда тот загрузил картофель в печь и начал жарить рыбу. Прежде чем спросить, Грэм кашлянул: — Так, собаки в порядке? — Более чем, — улыбнулся Ганнибал и вытер влажные, еще пахнущие рыбой руки, о полотенце, — ты совсем как заботливая мама, Уилл. Они просили передать, что будут скучать. Твои дети справятся сами этой ночью. — Я начинаю сомневаться, кто из нас двоих на этой кухне сумасшедший. — А что, вероятность присутствия двух сумасшедших вместе слишком маловероятна? — продолжал улыбаться Ганнибал. Уилл вдруг почувствовал себя уютно. Как будто дому доктора только этого и недоставало. — У тебя хорошее настроение. — Я очень тебе признателен за то, что ты согласился остаться у меня, — весело признался он, — у меня раньше не оставались с ночевкой. И уж тем более, никто не предлагал мне помочь с готовкой ужина. Я уверен, он будет еще вкуснее от осознания того, что ты приложил к этому руку. — Я в любом случае не остался бы в стороне, — смущенно пробурчал Уилл, не совсем осознавая, как реагировать на подобное. — Не пойми меня неправильно, дорогой Уилл, — продолжил Ганнибал и подошел к нему, — но мне кажется, ты выглядишь болезненно. Ты хорошо себя чувствуешь?       Прежде чем Грэм понял, что происходит, он осознал, что Лектер накрыл горячей ладонью его лоб. При этом лицо доктора выразило эмоцию негодования. Он неспеша переместил ладонь на шершавую щеку Уилла под его внимательный, пронзительный, но не осуждающий взгляд. Он ждал, что будет дальше: Ганнибал остановится, чтобы проверить рыбу или картофель, или останется нависать над ним. Он глядел куда-то сквозь Уилла, задавливая непонятно что или кого натиском строгости, но нежность, проскользнувшая во вдруг осмысленном взгляде, точно оказалась адресована мужчине. Грэму было приятно, потому что руки Ганнибала оказались теплее чем все, чего он касался в попытках отчаянно согреть леденеющие конечности.       Доктор скользнул ладонью к его шее, пощекотав кончиками грубоватых пальцев скорее из-за восторга от близости к Уиллу и его вседозволенности, чтобы подразнить, и медленно переместил к груди, к ключицам, от которых доносился шумный стук сердца и грохотал гулкий пульс.       Ганнибал убрал ладонь, и Грэм сразу почувствовал, как вторая рука, все это время незаметно придерживавшая его за талию, тоже опустилась вниз. Уилл почти задремал. — Температуры нет, — хрипло заключил Лектер, неуверенно улыбаясь, — но ты холодный. Очень холодный. Возможно, стоит рассмотреть вариант ужина возле камина. Если хочешь, я налью вино раньше, чем будет подана рыба.       Уилл мотнул головой, отгоняя наваждение. Он испытывал такие чувства, что не знал, что ему делать. Ему ни на секунду не стало некомфортно от касаний Ганнибала. Было ли это каким-то проявлением спрятанных в истерзанной душе глубоких чувств, о существовании которых они оба поняли не так давно? — Ты готов нарушить порядок приема ужина? — спросил Грэм, не совсем вменяемо опираясь о столешницу позади. — Для тебя это не станет грехопадением? — Это не грех, а маленькая слабость, — прошептал Ганнибал в ответ, снимая жилетку, — а слабости позволяют себе все люди. К тому же, я пал гораздо раньше.       Уилл смотрел на него и плыл, как девчонка в старших классах, а затем раздался сокрушительный грохот из-за упавшей железной посудины, которую он задел в попытках удержаться на ногах.       Загадочно улыбнувшись, Ганнибал вернулся к готовке снова, а Уилл, смущенно подбирая посудину, почти вслух обрадовался тому, как изящно он выглядел в одной только рубашке и жилетке, не одетый в сто слоев как капуста, и вдобавок подумал, что мужчина с ним флиртует. Насколько целесообразно было оставаться на ночь после всех этих разговоров, касаний и тайных взглядов? Насколько возможно быть скептически настроенным, когда вся эта порнография во плоти разворачивалась прям при нем?       Еще через некоторое время был готов ужин. Ганнибал, как и обещал, обустроил для гостя место у камина, чтобы если и не согреть, то уж точно не дать холоду завоевать сердце Уилла. Хотя эта прерогатива была по части доктора Лектера.       Они почти никогда обычно не разговаривали за едой, но в тот вечер, слушая шум ливня и треск дров в камине, молчать было просто невозможно. И хотя они провели вместе и наедине добрую половину дня, они никак не могли наговориться, насытиться и удовлетвориться. Казалось, не на одну, но на целых сотню ночей Уилл готов был остаться в доме Ганнибала, и даже был бы не против готовить с ним ужины, потому что с ним он не чувствовал себя обязанным всем на свете, даже осточертевшему Крофорду, которого он хоть и любил, но иногда и посылал нахрен. С Ганнибалом Уилл беспокоился только о том, как там будут его собаки без него. — Это был потрясающий ужин, — сказал Уилл после, сыто облизывая губы, когда они уже убрали посуду и сели у камина. — Я обещал, что это будет особенный вечер, — улыбнулся Лектер, подливая в бокал больше вина, — и я рад, что мне удалось впечатлить тебя. Признаться, это казалось невозможным. — Я не кисейная барышня, Ганнибал, — напомнил Грэм, — из нас двоих только тебя тяжело удивить. — Это все твои обманчивые ожидания. Меня способно удивить множество вещей. — Например? — Уилл встал, играя с отблеском золотистого цвета, отбрасываемым тюльпановидным бокалом, и подошел к столу.       Ганнибал недолго помолчал, любуясь им и заревом блик от камина. — Глубина человеческой порочности и извращенные желания, которые таятся в некоторых людях, никогда не перестают очаровывать. — Ты в восторге от извращенцев?       Доктор Лектер встал следом, чтобы обойти кресла и остановиться рядом с Уиллом, хранящим в себе некие неразгаданные хмельные таинства. Он не посмел поднять взгляд. — Это редкое качество, которое я нахожу… заманчивым. Оно является постоянным источником интриг. — А что таишь в себе ты, Ганнибал? — Уилл с вызовом, какой может бросать только он, посмотрел на Лектера — единственного человека, способного принять этот вызов с достоинством. — Скажем, у меня есть вкус к изысканному, жажда запретного.       Грэм опустил пьяное лицо вниз. Он смотрел синими намыленными глазами на ровную поверхность стола и поглаживал лаковое покрытие с несвойственной нежностью. Его волосы уже давно высохли, но стали растрепанными, даже слегка кудрявыми, ловящими отблески янтарного света из редких светильников. — Например? — продолжал шепотом Уилл, дрожа непонятно от чего. Ганнибал оказался слишком близко, чтобы позволить ему продемонстрировать воочию. Сопутствующий ущерб в виде сжавшегося чувства внизу живота не заставил себя долго ждать. — Уилл, — произнес Ганнибал, неуверенно, трепетно и осторожно, когда оказался уже у самого его уха. Он опустил свою руку на ладонь Грэма, задержался на секунду и сжал ее, поднеся к губам, — ты так дрожишь, мне согреть тебя?       Заворожение, с которым Уилл смотрел на это, отняло у него способность говорить, а потому ему пришлось выдыхать воздух в немой мольбе, отставив стакан подальше от себя. Вместо ответа он промычал: «мгм», и Ганнибал тут же оставил отрешенный соловьиный поцелуй на его щетине. Уилл открыл рот, и Лектер взял его за челюсти свободной рукой, чтобы насладиться обманчивой покорностью своего дорогого товарища и надежного друга, льнувшего к нему руками и ногами в попытке согреться, отхватить кусок пощедрее, погорячее. — Тише, Уилл, — просил он.       Затем они не разговаривали. Все произошло случайно, спонтанно, неожиданно для них обоих, но также и желанно для каждого.        Уилл почти не упирался, только иногда хватал Ганнибала за волосы чересчур сильно, когда тот пригвоздил его к столу. Для своего же удобства ему пришлось сесть на него, облокачиваясь назад, чтобы сделаться доступным Ганнибалу всего на одну ночь. Чтобы позволить ему себя согреть, чтобы самому избавиться от холода, да не просто забыться, а насладиться и подарить наслаждение ему.       Уилл чувствовал горячее прикосновение языка к холодной коже пульсирующей мышцы на шее. Женщины никогда не делали с ним такое, потому что так с ними делал только он сам, потому что никто не хотел дарить ему такой ценный подарок, и Уилл понимал, почему. Ганнибал нападал словно жеводанский зверь, обтянутый оболочкой мужчины приятной наружности, но в действиях его было столько страсти и желания, что у Грэма непременно должен был произойти разрыв легких в таком бешеном ритме дыхания.       Он напоминал ему: — Дыши, Уилл, — в перерывах между влажными поцелуями, заполняющими его рот, Ганнибал, едва сдерживаясь, был способен залюбить его до беспамятства, до лихорадки, которой мужчина оказался бы только рад, — ты — вся страсть. Ты — запрет. Ты — само желание, мое желание.        Уилл уронил голову ему на плечо, бесстыдно кусая чужую рубашку, и впервые ощутил его руки у себя под одеждой. Его взбудоражила одна только мысль о том, что это вещи Ганнибала, а значит, он имел полное право сдернуть их с него, оставить абсолютно голым, лежащим на столе подобно долгожданному десерту. Ганнибал быстро справился с молнией на его брюках, хотя и не торопился, растягивая момент как самый отъявленный гурман в мире. Волнение, скрутившееся узлом в животе Грэма, сорвалось с губ несдержанным стоном, внезапно заставившим Ганнибала ухмыльнуться. — Ты очень красив, Уилл, — признался он так же неожиданно, — ты самый привлекательный мужчина из всех, что я встречал.       Уилл не ответил и только постанывал, когда Лектер лез под рубашку, играя коленом между его ногами и заставляя сжимать чужую ногу между собственными. Ревниво, собственнически. Он был готов кончить только от слабых заигрываний колена в паху, пока Ганнибал расправлялся с его губами. На них еще чувствовался привкус вина и жар света камина в комнате с приглушенным светом. Такого у Грэма еще не было, потому что он был всегда нетерпелив в этом плане. Он не сомневался, что у Ганнибала было то же отношение к сексу, что и к еде: тонкий баланс контроля, деликатный процесс, жертва и хищник… — О Господи, — молил Грэм, — о Боги!.. Неужели ты и правда? — Ты подумал, что я отступлюсь?       Ганнибал очертил изогнутой ладонью дорожку, ведущую от торса до резинки нижнего белья Уилла, и коснулся первых лобковых волос. Член стоял каменный, а одежда натягивала до боли, дискомфорта и умопомрачения. Лектер был так сосредоточен, словно надрачивал сам себе, между его бровей пролегла складка, когда он наконец приспустил его брюки. — Только не заканчивай, — попросил Уилл, и Ганнибал, обхватив ладонью его член, улыбнулся тому, как он намок, — если прекратишь, я сдохну. — Искренне верю, что нет. Мне стоит научить тебя одному хорошему слову. Его говорят, когда о чем-то просишь.       Грудь Уилла ходила ходуном от сильно сбившегося дыхания. Он застонал абсолютно порнографично, да так, что даже Ганнибал замер со собственным стояком, изумленно глядя на него. На его губах играла ухмылка. — «Пожалуйста», Уилл. Попроси меня, и я дам тебе то, чего ты хочешь.       Он игриво забегал подушечками пальцев по головке его члена, перебрался ниже и грубо стиснул основание, а затем задвигал тугим кулаком лишь по половине длины, с пьяным довольством наблюдая, как Уилл мечется и выстанывает его имя. — «Пожалуйста», — напомнил он. — Пожалуйста… — Еще. — Прошу тебя, пожалуйста… — Еще…       Доктор Лектер ускорил движения рукой, тесно прижимаясь к груди Уилла, и того до сумасшествия охватила волна приятного запаха мужчины. — Ганнибал, я тебя… я тебя прошу, умоляю-пожалуйста… Черт! — Я тебя услышал, мой дорогой, — тихо прохрипел он, сжимая в свободной руке ягодицы Уилла. Он несильно прикусил его мочку уха, вызывая взволнованную дрожь по всему телу, и Грэм схватился за рубашку на его спине, прерывисто дыша в шею мужчины.       Уилла трясло от приятных мурашек и сокращений мышц живота, так сильно вздрагивающего от суховатых рук Ганнибала, исследующих поясницу и спину Уилла с углублением в позвоночнике. Он бесстыдно играл с разгоряченной кожей, любовно отзывающейся на каждое прикосновение, и ловил губами слетающие постанывания-рычания. Ганнибал целовал его щетинистые щеки, кусал в уголки губ и контур подбородка, проходясь по нему влажным языком и искоса поглядывая глазами цвета черного меда на исступленного Уилла. Мужчина хватался за него руками, как текущий школьник, полуприкрытыми сонными глазами прослеживая путь рта доктора, перемещавшегося к его ключицам. Ганнибал прекратил надрачивать ему, убрал руку и сдернул с Уилла свою рубашку, оголяя его почти полностью. От неожиданности Грэм издал звук, похожий на полу-всхлип, и, не сдерживаясь, закричал в истоме, когда Лектер обманчиво-нежно облизал сосок, а после прикусил внезапно острыми зубами. Во взгляде его все было звериным, хитрым, искушающим, желанным, взывающим, и член Уилла задрожал, орошая его живот и руку Ганнибала в предоргазменной конвульсии. — Пожалуйста! — забормотал Уилл, срываясь чуть ли не на плачь, и голос его — истеричный, громкий, сорванный, возбужденный, отражался от поверхностей и возвращался к нему. — Пожалуйста, Ганнибал! — Я никогда не могу оказать тебе, когда ты так просишь, — тихо прошелестел доктор Лектер, придержал его за поясницу одной рукой, а другой снова возвратился к изнывающему члену, снова упираясь собственным стояком ему в бедро и покусывая грудь до маленьких следов.       Несколько быстрых движений ладони, к которой так усиленно поддавался Уилл, и густая сперма брызнула на дорогие брюки и рубашку Ганнибала, оставляя на всем жемчужные пятна. Уилл закинул голову назад, страшно изгибаясь в спине, и упал на стол, ударяясь затылком. Он сжимал и разжимал кулаки, бессильно хватая воздух ртом, и Ганнибал, заветно взглянув на сперму, слизал ее со своей ладони, снова возвращаясь к Уиллу.       Его ноги безвольно свисали со стола, и Ганнибал впился в них ногтями. Он склонился над мужчиной и придавил к столу, подтаскивая к себе, и Уилл обхватил его руками и ногами, как девица в первую брачную ночь, но Ганнибал, коротко чмокнув его в искусанные губы, отцепил от себя. — Нет, Уилл, сейчас ты ляжешь на живот, а я трахну тебя прямо на этом столе, — Грэм задрожал от предвкушения и грязи, с которой это говорил доктор Лектер, — я знаю, тебе впервой слышать, как я ругаюсь, и мне самому не особо привычно это делать. Я бы предпочел выражение «заняться любовью», однако ты любишь грязные разговоры, и я сделаю все, чтобы эта ночь тебе понравилась и запомнилась.       Он ловко подтянул Грэма, побуждая его встать на ноги, но тот дрожал и едва ли стоял ровно. Уилл повиновался, неуверенно склоняясь над столом со все еще не до конца спущенными штанами, и покрепче ухватился за лакированные края. Ганнибал довольно мурчал, как сытый кот, и посмеивался, но голос его содрогался от несдержанности. Он взял Уилла за бедра и с силой прижал к своему паху, выбивая из груди стон наслаждения. Мужчина под ним почти возликовал от того, что смог вызвать у него такой звук. — Ты чувствуешь, дорогой Уилл? Это благодаря тебе.       Грэм сжался в области лопаток, и Ганнибал снова прошелся натянутыми брюками по его заднице, тихо и грязно выругавшись. — Ты мне доверяешь, Уилл? — мужчина не ответил, только поддался назад, навстречу тесно упирающемуся члену Ганнибала. — Мне нужно твое доверие.       С его стороны послышалось приглушенное «хмм», явно вызванное одобрением, и Ганнибал беззвучно ухмыльнулся, разом сдергивая с Уилла брюки. — Представил ли ты, как за этим столом будут сидеть мои гости? Быть может, мисс Алана Блум? Представил ли ты, как кто-то из особо нерасторопных гостей выронит на стол кусочек из тарелки и поспешит убрать его вилкой, мгновенно отправив в рот, чтобы не предстать в моих глазах невоспитанным человеком? — Ганнибал звонко шлепнул его по голой ягодице ладонью-хлыстом, вырывая из глотки Уилла очарованный вскрик-стон. — Представил ли ты, как мы с тобой пересекаемся взглядами, тая в себе этот секрет: я овладевал тобой за этим столом, пока ты стонал, срывал голос и выкрикивал мое имя, давясь чужой спермой? Прочитает ли кто-то в наших с тобой глазах этот секрет, как думаешь? А, Уилл?       Мужчина почти лихорадочно захныкал и коротко вскрикнул, поддаваясь сразу двум пальцам внутри себя, влажным от собственных жидкостей. Ганнибал шумно дышал, уверенно разрабатывая его, пока Уилл дергался и вставал на цыпочки, сжимал пальцы на ногах и впивался ногтями в идеальные бока стола, пока Лектер имел его пальцами. Казалось, время, когда стоит задуматься о правильности происходящего, но Уиллу было далеко не до этого, он бы и не смог додуматься, пока ловкие пальцы Ганнибала трахали его и подводили к новой волне возбуждения. Уилл будто бы слышал музыку: классическую, далекую, приятную, быструю, слышал, как рояль идеально отбивал мелодию его души, настроения и мыслей, подстраивался под него.       Ганнибал добавил третий палец, и на миг у Грэма пропало желание продолжать, но Лектер вернулся к поглаживанию его члена свободной рукой — не быстро, но ощутимо, приятно, тепло.       Через пару секунд Уилл снова закричал, перебивая сладкие всхлипы нестройным отбиванием ослабших кулаков по столу. — Блять, блять, что это? Я сейчас расплавлюсь! Я схожу с ума! — Я у тебя первый, Уилл? — ненаигранно удивился Ганнибал влажным голосом. — Мир забыл тебя, какое великое упущение. Уверяю, занятие любовью со мной — это уникальная возможность для изучения себя. Тебе абсолютно нечего смущаться, мой милый Уилл, ты очень желанный, ты обаятельный и страстный. Я восхищен и безвозвратно очарован тобой.       Уилл почувствовал, как горят его щеки. Господи, что же он творит? Он совершенно точно спятил!        Грэм услышал, как звякнула застежка брюк Ганнибала. Его почти затрясло от страха и перевозбуждения, он был не в силах устоять на собственных ногах, гнущихся под прицельным взглядом Лектера. — Я искренне не желаю причинить тебе боли, Уилл, — он выдохнул и удивился, как доктору еще не снесло крышу. На его месте он бы уже давно трахнул Ганнибала, ни на секунду не раскрыв рта, чтобы потрепаться, — прошу тебя, расслабься. Мне будет очень обидно, если окажется, что я сделаю что-то, что тебе не понравится.       Грэм снова ничего не ответил, но плечи его несколько расслабились. Он мог только подозревать, какой вид открылся мужчине сверху. Уилл почувствовал горячий член Ганнибала: даже не оборачиваясь, он знал, что волосы у него растрепались, лоб вспотел, а губы вспухли от прикусываний в запале предвкушения. Это было бы воистину грешное зрелище, влажное, грязное, и Уилл слабо дернулся чтобы посмотреть на это собственными глазами, но Лектер придавил его к столу властным движением свободной руки и тут же вошел в него почти на половину. Грэм заметался под тяжелое «тшш», и Ганнибал погладил его по взмокшей спине трясущейся ладонью. — Ты очень хорош, — шептал он сбивчиво мужчине снизу, — ты так хорош…       Уилл сдержал всхлип в глотке, проглотив его вместе с вязкой слюной. У него сильно пересохло в горле. Ганнибал толкнулся больше, все еще медленно, почти совсем не дожидаясь и делая перерывы между толчками в пару секунд. Уилл дрожал под ним, громко стонал, и через мгновение Лектер также отстранился назад, больно впиваясь в бедро Уилла свободной рукой. Он давил ногтями на горячую кожу, оставляя следы-полумесяцы, и двинул бедрами еще раз. И еще, и еще, добиваясь покорных криков Грэма от толчков по простате. Ганнибал шумно и быстро дышал, продолжая ускорять темп, и оглаживал взглядом распростертое тело под собой. Он собрал руки Уилла и прижал их к поверхности стола, любуясь тем, как играют мышцы на спине возлюбленного.       Он ускорялся с каждой секундой, хмуря брови и довольно рыча в унисон с завываниями Уилла. У него почти сразу затекли руки от такого положения, но все меркло по мере нарастающего темпа Ганнибала: он вколачивал Грэма в стол, с наслаждениям прислушиваясь к стонам мужчины под собой. Влажные шлепки проносились по комнате, и возбуждение внизу живота Уилла, натянувшееся тонкой струной, вызывало у него практически животные вопли, дикие, страстные и чертовски шумные. Но Грэм не мог к себе прикоснуться, а потому ему оставалось елозить щекой по поверхности стола от усиленных толчков, размазывая слюну, наслаждаться твердым членом внутри, заполняющим до предела, и слушать, как дышит трахающий его Ганнибал.       Он сделал последние особенно сильные и быстрые рывки, выдалбливая из Уилла лишь хриплые выклики-обрывки имени, после чего вышел из него, перехватил и дернул так, чтобы мужчина перевернулся на спину. Грэм скривился от неожиданной боли в пояснице. Ганнибал обхватил их члены одной рукой и за считанные секунды довел их обоих до совместного оргазма. Уилл захрипел в себя, отбросив голову, как в первый раз, и дернулся.       Ганнибал часто и много дышал, осоловело наблюдая за тем, как их сперма смешивается и растекается по животам. Он поднес руку к губам Уилла, и тот, ослабший и опьяненный, открыл рот с розовым языком. На его влажных губах играл намек на довольную улыбку и мягкие пересветы блик. Ганнибал удовлетворенно промурчал какую-то мелодию, когда Уилл слегка прикусил его руку и тут же облизал место укуса, рассмеявшись от собственной распущенности и от выражения лица Лектера. — Ты действительно придолбанутый, — удивительно внятно пробормотал он охрипшим голосом с чужими пальцами во рту. — Нет ничего плохого в том, чтобы отличаться от других. Прошу меня извинить, я не подготовился, а потому не взял презервативы. Что-то мне подсказывает, что для тебя это было бы важно. Веришь или нет, я действительно не ждал, что у нас сегодня будет секс. Если хочешь, ты можешь принять душ прямо сейчас.       Уилл почувствовал себя так, будто только проснулся. — Ты всегда такой болтливый после разрядки? И в смысле «сегодня»? Ты думал, что рано или поздно я тебе все-таки дам? — спросил он, надевая брюки. — Нас влекло друг к другу с самого начала, мой дорогой Уилл, — улыбнулся Ганнибал, — как ни крути: при первой встрече даже тебе показалось, что мы станем друг другу кем угодно, но не друзьями, ведь так? — Да, — не стал увиливать, — но это не значит, что я думал, что однажды ты трахнешь меня на своем столе. Черт… твой грязный язык. Ты гребаный… — Тебе понравилась игра в «представь»? — Ганнибал не скрыл свое довольство. — Если ты захочешь, мы можем повторить в следующий раз. Подозреваю, еще есть места, которые я в тебе не согрел. — В какой это «следующий раз»? Ты совсем умом тронулся? — В этот самый раз, — сказал Ганнибал, хищно сверкнул бешеными глазами и подхватил тут же распаленного Уилла, торопливо унося в сторону спальни.