Антон не помнит, в какой момент безобидные коктейли превратились в сет шотов, а потом и в чистую текилу. Не помнит, чья была идея слизывать соль прямо с его шеи: его собственная или того, с кем он познакомился в клубе. Не помнит имени своего ночного визави, но в памяти четко отпечатался взгляд красивых голубых глаз, что прожигали его насквозь весь вечер, и влажные мазки языка по коже, от которых он покрывался мурашками до самой задницы. И помнит его собственный, хриплый от возбуждения, голос, которым он настойчиво уверял:
— Зачем такси на два адреса? Одного хватит.
Помнит, как оказавшись в квартире своего нового знакомого, он не стал терять времени даром и избавился от слишком узких штанов, пока мужчина без имени распинался о том, что сейчас сварит ему самый вкусный в его жизни кофе. Помнит, что маленькая кофейная кружка чуть не выпала из рук, когда он в одних джоках зашел на кухню, и как альфа со свистом втянул носом воздух, разглядывая его полуобнаженное тело. Отлично помнит, как его нагнули прямо на кухонную стойку, опустившись позади него на одно колено, а тот язык, что вечером вылизывал его шею, прошелся по промежности, собирая потеки смазки. Как он стонал, уронив голову на каменную столешницу, пока альфа вылизывал его, смакуя вкус естественных соков. Прекрасно помнит, как влажный язык обводил по кругу податливые мышцы сфинктера, как проникал глубже, вызывая жалобный скулеж, и как ладони мяли его ягодицы, добавляя острых ощущений. Как он сам изгибался от этих касаний, запрокинув голову, и подавался ближе, чтобы урвать еще больше удовольствия. И как завалился обратно на скользкую столешницу, в беспамятстве пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, потому что от накрывшего оргазма дрожали ноги и перед глазами все плыло.
Помнит, что обещанным «лучшим кофе» он так и не насладился, потому что кухня быстро сменилась спальней, где Антон почти сорвал голос от громких стонов, пока альфа с жадностью натягивал его на свой член.
Обычная пятница. Почти.
Почти, потому что Антон никогда не остается на ночь у своих внезапных любовников. Никогда. Он продвинутая омега, и он знает, чего хочет, вчера он хотел потрясного альфу, но вот утренних неловкостей под соусом «я тебе как-нибудь позвоню» Антон предпочитает избегать.
Он точно помнит, что собирался уехать сразу же, как ноги перестали дрожать, а дыхание пришло в норму:
— Тебе, наверняка, рано вставать, так что я пойду.
И помнит, как был остановлен сразу же, как только собрался выскользнуть из разворошенной ими постели, словами:
— Не рано, не переживай.
Антон помнит, что был пьян, однако, по его меркам он был пьян недостаточно, чтобы после даже двух ошеломительных оргазмов согласиться остаться на ночь. Но голос альфы был так сладок, когда нашептывал на ухо что-то про совместный завтрак и про то, как ему понравился омега, что он сам не заметил, как задремал на плече под эти елейные речи.
А теперь, когда магия ночи растворилась в лучах рассветного солнца, он растерян и понятия не имеет, что делать. На счастье, альфа, кажется, еще крепко спит, так что Антон умудряется незаметно выпутаться из объятий. Адреналин от нежелания быть застуканным и волнение затмевают собой даже похмелье и превращают Антона в ловкую кошку, позволяя тихонько, но со скоростью света собрать разбросанные в пылу страсти вещи и ретироваться из квартиры. Антон даже дыхание задерживает, чтобы, не дай Бог, не разбудить случайного любовника, пока на цыпочках покидает спальню с ворохом помятой одежды, почти в коридоре натягивает на себя вечерний костюм и выдыхает полной грудью, только когда аккуратно прикрывает за собой дверь квартиры, слыша щелчок замка.
Пронесло.
Ранним утром выходного дня на улице довольно пусто, не считая нескольких собачников, которых подняли на прогулку их любимцы, и расфуфыренный Антон в узких как вторая кожа джинсах, провокационной сетке, обтягивающей торс, и с поплывшим макияжем на лице, всем своим видом показывающим, насколько продуктивно прошла ночь, выглядит максимально инородно в этом утреннем пейзаже. Вот в том числе и поэтому он никогда не остается на ночь, но что уж теперь. Он щурится от солнца, что режет глаза, и, оглядевшись вокруг, замечает небольшую кофейню — отлично, тут-то он и подождет такси, а заодно прихватит с собой завтрак.
— Айс латте, пожалуйста.
Бариста смотрит на него с осуждением, а может быть Антону так только кажется. Да и, в общем-то, все равно: за свой образ жизни он извиняться ни перед кем не собирается, он его сам выбрал и всем доволен.
— Сироп добавить?
— Нет, спасибо, — отзывается он, не отрываясь от экрана телефона, где открыто приложение такси. Скорее бы подъехал этот Тахир — находиться здесь лишнюю минуту не хочется, зато есть огромное желание побыстрее оказаться дома, умыться, облачиться в любимую пижаму и проспать до вечера, развалившись на кровати в гордом одиночестве. Замечательный план.
***
Оказавшись наконец дома, омега спешит претворить свой план в жизнь. Лезет в душ, дабы смыть с себя въедливый запах неизвестного альфы, что хоть и щекочет рецепторы приятными металлическими нотками озона, но раздражает сущность напоминанием о горячей ночи, проведенной в объятиях сильных рук. Не забывает про лицо, смывая размазанную косметику, и, спустя десять минут, потраченных на обязательный пятиступенчатый уход за кожей, уже с удовольствием натягивает на себя уютную пижаму, чтобы нырнуть в такую манящую своей мягкостью постель.
Выдыхает удовлетворенно, растянувшись во весь рост на кровати, и чувствует себя наконец правильно. Пусть всякие омеги-зануды предпочитают засыпать в позе маленькой ложки, пока им в затылок дышит их постоянный альфа, он не из таких. Антон — птица свободного полета. Он любит свою жизнь: у него крутая работа в модном журнале, прекрасные друзья, ничем не обременяющий одноразовый секс и никаких проблем. Идеально.
На этой радостной ноте он проваливается в сон.
***
Проспать до вечера у Антона, к его великому сожалению, не выходит. Всего через жалкий час его предательски будит телефон, который разрывается громкой и раздражающей мелодией. Просыпаться жутко не хочется — бессонная ночь и проклятая текила отзываются желанием никогда не разлеплять веки, и омега чертыхается, коря себя за то, что забыл выключить звук, так бы спал еще примерно вечность. Истошный визг телефона не глушит даже подушка, накинутая наспех на голову, а неизвестный человек на том конце провода, судя по всему, яростно желающий достать Антона хоть из преисподней, проявляет чудеса настойчивости и звонит снова и снова, пока взбешенный чужим упорством Антон не матерится сквозь зубы, со злостью хватает ненавистный телефон и рычит в трубку хриплым ото сна голосом:
— Кому что от меня надо?
— Ты спишь что ли? — Как обычно удивляется Олеся, которая никак не может запомнить, что по субботам Антон всегда спит минимум до часу дня, и каждый раз потом слушает его нотации на эту тему.
— Нет, блин, я на пробежке, — огрызается омега с сарказмом, что от недосыпа всегда плещется из него безудержно, — я ж всегда по выходным встаю пораньше и наматываю круги в ближайшем парке. Ну, конечно, сплю, Олесь, ты время видела?
На приглушенные смешки он старается не обращать внимания, потому что в этом вся подруга — ту ничем не проймешь, даже дурным настроением, что обычно проезжается по собеседнику асфальтоукладчиком — ей все нипочем. Наверное, поэтому-то они и дружат столько лет — она почти единственная, кому плевать на антоновы закидоны. Ну, еще есть Димка, который знает его со школы и который за годы уже привык настолько, что совершенно не обращает внимания, когда Антон начинает зубоскалить по поводу и без.
— Видела, десять утра — это почти день, — беззаботно отзывается подруга, — вставать пора, а особенно учитывая тот факт, что я скоро буду у тебя.
— Чего? — Антон по утрам всегда туго соображает, даже если оно началось в десять. Да и даже если оно началось в три — без разницы. — В смысле?
Олеся уже неприкрыто смеется в ответ:
— В прямом. Я уже спускаюсь к такси, — ее речь прерывает громкий хлопок двери, подтверждая слова, — раздупляйся там, я через полчаса буду.
Что за срочность Антон не понимает, но выяснять сейчас совсем не хочется. Сейчас хочется попить и поссать. Поэтому бросив лишь покорное «ладно», он кладет трубку и бесцельно смотрит на потухший экран, пытаясь смириться с тем, что выспаться сегодня уже не дадут — Олесю, если ей что-то приспичило, все равно не остановить, инфа проверенная множество раз. Так что нужно, действительно, поскорее раздуплиться, пока этот ураган не накрыл его с головой.
За полчаса он успевает не только восполнить базовые потребности организма, но и повторно почистить зубы и даже выпить чаю, и встречает гостью уже не в таком злобном настроении:
— А что случилось-то, что ты примчала ко мне в субботу с самого утра?
— Ничего, — с мнимой непринужденностью жмет плечами Олеся, принимаясь разуваться, но глаза горят загадочностью и интригой, — может я просто по тебе соскучилась.
Антон ей не верит ни на грамм.
— Ага. Учитывая, что мы виделись вчера. И позавчера. И вообще всю рабочую неделю провели бок о бок, дорогая коллега. Так что же случилось, что ты соскучилась по мне, повторюсь, ранним утром субботы?
Он бы разволновался, если бы безумно не хотел спать, и если бы подруга, несмотря на весь флер недосказанности, не выглядела такой радостной. А смотря на довольное лицо с широкой улыбкой, можно сделать только один вывод — если что и случилось, то что-то исключительно хорошее.
Олеся эти выводы только подтверждает:
— Ты не поверишь, что произошло вчера, — отзывается она довольно, проходя на кухню, и принимаясь шуршать пакетом.
Когда на столе появляются свежие булочки, Антон готов простить ей все, даже вечные ранние звонки, потому что она знает короткий путь к его колючему как маленький ежик сердечку — продукция любимой пекарни тому в подтверждение.
— Так и что же? —он плюхается на стул, сразу сгребая самую большую плюшку и впиваясь в нее зубами. От того, как хрустит на зубах запеченное слоеное тесто, хочется блаженно закатить глаза.
Видимо, его лицо выражает настоящий экстаз, потому что Олеся прыскает и награждает его званием обжоры. Может, так и есть, но Антону пофиг — родители одарили его быстрым метаболизмом, и все эти булочки и другие сладости не портят фигуру.
Отсмеявшись, подруга наконец перестает секретничать, а за кружкой ягодного чая делится новостями: рассказывает об альфе, с которым ей вчера повезло встретиться в каком-то баре.
— Помнишь Макса? Ну тот, с которым я встречалась год, пока ему не предложили перевод в другой город. Помнишь?
— Да как забыть? — Бубнит Антон с набитым ртом. Он бы может и хотел бы, но реки олесиных слез и долгие заунывные стенания после разрыва, когда выяснилось, что альфа ее мечты согласился на переезд, не беря в расчет свою пару, не пропадают из памяти бесследно.
—Ну так вот, выяснилось, что он из той фирмы уволился и вернулся в Москву. И… ну… — подруга тупит взгляд, принимаясь вылавливать ложкой чаинки, и омега уже знает, чем закончится ее рассказ.
— Только не говори, что вы опять вместе! Я второй раз ваш разрыв не вывезу.
Антон в принципе не уверен, что серьезные отношения — это хорошая идея, а уж идея сойтись с бывшим — вообще бред. Что там нового?
— Не будь таким категоричным, — ожидаемо журит его Олеся, — больше года уже прошло, он изменился. И я изменилась. И мы пока не встречаемся, просто вечером идем на свидание.
А, ну теперь понятно, откуда такая спешка со встречей. Олеся приехала, чтобы Антон поставил ей мозги на место.
— Олесь, ну зачем тебе это? Дважды в одну реку? Идея — огнище! — Омега своих мыслей по этому поводу скрывать не собирается, подруге сейчас правда просто необходима. — Он опять будет ставить свою работу на первое место, а ты опять будешь стенать мне в трубку по этому поводу.
И это он еще не говорит о том, что постоянные отношения — это в целом сплошной набор из обоюдных претензий, уступок и запретов. Удовольствие ниже среднего. Однако сейчас проблема весомее — не просто желание этих самых серьезных отношений, а возможность этого с тем придурком, из-за которого подруга чуть не выплакала все глаза прошлой зимой. Антон многое может понять и принять, но не это. Он уже открывает рот, чтобы сообщить прямо, что олесиного чертового Макса нужно продинамить сегодня так же, как он поступил с ней, но в этот момент оживает телефон Антона, разражаясь веселой песней на всю кухню.
Номер не определен. Да что ж всем от него надо этим субботним утром?
Антон, морщась от собственных мыслей, вызов принимает, чтобы как минимум заткнуть вопящий гаджет, потому что, если это рекламный обзвон, то лучше послать оператора какого-нибудь фитнес-центра сразу же, чем продолжать беситься на нескончаемый поток звонков:
— Алло.
Оператор на том конце провода удивляет:
— Доброе утро, кисунь.
От такого приветствия омега с недоумением смотрит на экран — номер все еще не знакомый.
— Это кто?
Собеседник звучно хмыкает, но представляется:
— Арсений. Или ты уже забыл, с кем провел ночь?
А, ну хотя бы теперь понятно, как его зовут.
— Очень приятно, Антон. И никаких прозвищ — это жутко пошло. И банально.
— А ночью ты был не против пошлостей. Даже, я бы сказал, был их инициатором.
Не то чтобы Антон не согласен, но что было ночью, то ночью и закончилось. А днем он самодостаточная деловая омега, так что не надо вот этого вот всего. И сейчас ему больше интересен один вопрос, а не подробности собственных пьяных выходок.
— Откуда у тебя мой номер? — альфу-то Антон помнит прекрасно, но совершенно не помнит, чтобы они обменивались телефонами. Это не в его привычках.
— Ух, какие мы несговорчивые с утра. А вчера ты был более податлив, — голос этого Арсения топит сарказмом и воспоминаниями, — ты же сам вчера свой номер мне на руке записал. Чтобы я, цитирую, ни за что не потерял.
Хочется пробить лицо фейспалмом. То, что он просил у бармена ручку, Антон не забыл, хоть и причина стерлась из памяти. Вот для чего, оказывается. А вот для чего звонит альфа — все еще не ясно.
— Я у тебя что-то забыл? — Прикидывает Антон варианты.
— Ну, разве что свою невинность, но что-то подсказывает мне, что это не твой случай.
Шутливый настрой собеседника и его абсолютное спокойствие начинают не на шутку раздражать. Антон картинно закатывает глаза, от чего Олеся поднимает в выразительном жесте брови, одними губами спрашивая «кто это?».
— Подожди минуту, — бросает Антон в трубку, и, выключив микрофон, поясняет подруге, готовой взорваться от любопытства, — это альфа, с которым я вчера переспал.
— И ты дал ему свой номер? Ты что, влюбился?
Антон поджимает губы, смотря с нескрываемым осуждением.
— Нет, я был пьян в хлам.
— Как романтично, — смеется Олеся, — а что ему надо?
— Не знаю, я же с тобой говорю, а не с ним.
С этими словами омега снимает разговор с удержания.
— Итак, я снова тут. Так что ты хотел?
Но в трубке тишина, разбавленная каким-то отдаленным шумом.
— Э-э-э, — неуверенно тянет Антон, хмурясь, — Арсений?
— Да-да, прости, отошел ненадолго. Ты что-то сказал?
Более дурацкого разговора у Антона в жизни не было. И вообще не понятно, почему он и дальше его ведет, не сбрасывая звонок. Наверное, ему просто интересно, чем закончится беседа, да. Он тоже любопытный.
— Зачем ты мне позвонил?
— Ты должен мне завтрак.
От этого наглого заявления омега чуть не давится чаем. Вот это новости: он успел что-то там задолжать малознакомому альфе, приехали. И если он рассчитывал, что Антон с утра напечет ему блинчиков, то он не на того напал. Даже если бы он был в курсе, как пекутся блинчики и что там любит Арсений на завтрак, то все равно не стал бы этого делать. Это не в его стиле. Не ночевать у случайных любовников — вот это в его. Ну или на крайний случай, смотаться побыстрее, что он и сделал сегодня утром.
Антон охреневает так сильно, что не находит ничего лучше, чем недоуменно переспросить:
— Чего?
Телефон издает громкий смешок. Точнее его собеседник, но не суть.
— Ты вчера согласился со мной позавтракать, а сегодня утром тебя и след простыл. Не находишь, что поступил некрасиво?
Антона еще ни разу не отчитывали за такое поведение. Это странно, дико и все же немножко стыдно.
— Это было в порыве эмоций, — оправдывается он непонятно зачем, но ему вдруг становится неловко.
— Это не важно. Ты согласился, а утром сбежал — в итоге ты остался должен мне завтрак, как и договаривались, — Арсений говорит с такой непробиваемой уверенностью, что спорить в кои-то веки не хочется.
Бывало, Антону предлагали повторить, бывало, предлагали остаться друзьями, но чаще всего просто никто никому не звонил. А обвинение в пропущенном завтраке прилетело впервые, так что неудивительно, что он растерялся.
— Завтра, думаю, будет в самый раз, — добивает его альфа, — я, ты и поздний завтрак в «Грейс». К двенадцати часам уже проснешься же?
Ошарашенный напором Антон выдавливает из себя только односложное «да».
— Вот и прекрасно. До встречи, — и Арсений кладет трубку быстрее, чем омега успевает опомниться.
— Охуеть.
Олеся, надо отдать ей должное, терпеливо дождавшаяся окончания разговора, встрепенувшись, требует:
— Расскажи подробно.
Ожидаемо. Антон бы и сам умирал от любопытства на ее месте, так что даже не спорит, а вываливает все, начиная с идеи пойти в клуб, чтобы подцепить кого-то, заканчивая холодным кофе в семь утра.
Подруга слушает так внимательно, будто он ей не свой пьяный вечер пересказывает, а читает лекцию о макроэкономике. Хотя нет, ее бы она дольше одного предложения слушать не стала, а вот Антоновы похождения — дайте два.
— То есть, вы переспали? — уточняет она, когда омега замолкает.
— Да.
— И он хочет встретиться еще раз?
— Да.
— Нет, ну он, похоже, больной, нафиг такое, — подкалывает она, явно издеваясь. Подруга, называется.
— Нет, максимум с нюансами, — смеется уже Антон.
— Как и ты.
Даже и добавить нечего.
— Ладно, завтрак, так завтрак, — глубокомысленно изрекает омега, — секс был настолько хорош, что я даже не против повторить. А потом уже заблокирую его номер.
***
— Ты прекрасно выглядишь.
Альфа вскакивает со своего места сразу же, как видит Антона, улыбается до ямочек на щеках, учтиво отодвигает стул, приглашая его сесть — галантный какой, и присаживается напротив.
— Спасибо, — Антон чуть склоняет голову вбок, — ты тоже неплох.
И это слабо сказано. Омега, конечно, не забыл сильные руки и подкачанный торс, к которому прижимался спиной, но сейчас присвистнуть готов, настолько его спутник красив. Ну просто альфа из рекламы спортивной одежды — влажная мечта всех омежек в радиусе сотни миль.
— Я слышал, здесь подают просто волшебные бриоши с земляникой. Но если ты хочешь чего-то посытнее, то искренне рекомендую гратен — он в Грейс чудесный.
Арсений говорит что-то еще, но омега смотрит в голубые глаза напротив — почти прозрачные в свете дня, чистые и спокойные, и видит перед собой тот самый взгляд — манящий, завораживающий, пронзительный — тот, который покорил его тем вечером в клубе. Тот, который он выцепил сразу среди всех остальных, настолько притягательным и пленительным тот был. Тогда, в ярких вспышках софитов и глубоком сумраке зала, они казались почти электрически синими, опасными и интригующими. От этих воспоминаний пересыхает во рту, и Антон хватает бокал с водой, спеша промочить горло.
— Рад, что ты согласился на второе свидание, — Арсений будто не замечает ничего особенного, лишь усмехается вскользь своим же словам.
— А разве было первое? — Антон не вчера родился и не собирается ходить вокруг да около. — И это не свидание.
— А что же? Просто завтрак?
— Пусть будет так.
— М-м.
Повисает неловкое молчание. Омеге становится почти стыдно от того, что зарубил всю атмосферу на корню, но честность — всегда лучшая тактика по его мнению.
— Не поверю, что тебе было не с кем позавтракать, — скептически сощурившись, Антон подпирает подбородок обеими руками, пока альфа непринужденно изучает меню.
Антон в него даже не заглянул, хоть и голодный как волк. Но он почему-то не может никак расслабиться и пустить все на самотек.
— Есть, но я хотел с тобой.
Такая прямолинейность Антону по вкусу.
— Почему?
— Не знаю. Цепляешь.
Арсений смотрит на него прямо и так открыто, что его словам хочется верить. Но червячок сомнения все же гложет изнутри немного, и Антон, подозрительно смерив собеседника взглядом, уточняет, коротко усмехаясь:
— То есть, на секс ты сегодня не рассчитываешь?
Своим вопросом он хотел смутить, может, немного раскачать то непробиваемое спокойствие, что демонстрирует Арсений, но тот и ухом не ведет, лишь улыбается, демонстрируя аккуратные острые клычки:
— Врать не буду, не откажусь, — соглашается, но продолжает говорить дальше, от чего у Антона глаза лезут на лоб. — Знаешь, мне нравятся твои контрасты. Ты и одновременно раскованный, и наглый, но в то же время недоступный и недоверчивый. Интригующе. Хочу узнать тебя поближе.
Омега не ожидал психологического разбора, не ожидал, что Арсений вывалит на него все, как есть, как видит ситуацию он сам и чего хочет. Но от всех этих слов почему-то теплеет в груди. И вместе с этим становится волнительно: он шел сюда без каких-то планов на будущее, без расчета на свидание, хотя по всем меркам это именно оно, и без желания, если уж быть честным. Даже оделся максимально просто, утрированно подчеркивая нарядом обыденность сегодняшнего события. В свидания он не любит и не умеет, но он уже тут, уже по уши в этом позднем завтраке, разделенном на двоих, с альфой, который совершенно точно отлично трахается, а еще, судя по всему, имеет на него какие-то виды. Вокруг них одни влюбленные парочки, что счастливо держатся за руки и воруют еду из тарелок друг друга. Все так слащаво и романтично, что Антон чувствует себя лишним. И чтобы как-то скрыть нарастающее беспокойство, он отгораживается книжкой меню, делая вид, что внимательно изучает блюда, хотя сделал выбор сразу же, когда Арсений делился рекомендациями — возьмет и то, и другое, и просит:
— Расскажи о себе, что ли.
Альфа, ко всем его прочим плюсам, оказывается изумительным рассказчиком: начавшись с классических фактов о возрасте, семейном положении, работе и хобби, беседа дальше льется рекой, искореняя недавнюю молчаливую неловкость. И Антон даже не замечает, как расслабляется, откидывается свободно на спинку стула, смеется над дурацкими каламбурами, буквально складываясь пополам, и сам уже делится какими-то веселыми историями:
— Ну так вот, и прикинь, он мне заявляет, что даст мне пятерку, если я в своей статье упомяну слово «сосок». Он не знал, на кого напоролся! Я ж азартный, как не знаю кто! Так вот, в следующей статье про модные аксессуары я написал, что в моду снова вошел пирсинг сосков. Выкуси, дорогой коллега!
И не очень веселыми, откровенно рассказывая про нелегкий развод родителей и первые годы в Москве, когда не было ни знакомых, ни приличной работы, а была только разбитая съемная квартира и бесконечные собеседования в малоизвестных редакциях.
Они шутят, дегустируют расхваленные арсовым знакомым бриоши, оказавшиеся такими вкусными, что Антон даже мычит довольно, блаженно закатывая глаза. И не удержавшись, он все же крадет с чужой тарелки самую крупную и красную ягоду и, упиваясь своей маленькой победой, показывает Арсению язык.
Продолжая дурачиться, он глаз не сводит с альфы напротив, и это вовсе не из-за красивой картинки, хотя она безусловно есть, а скорее потому, что его харизма, артистичность, несвойственная многим альфам мягкость, но в то же время абсолютная уверенность и манера преподносить себя вызывают чувство, похожее то ли на восхищение, то ли подозрительно напоминающее — нет, не влюбленность — но глубокую симпатию, не как к альфе, с которым приятно провести ночь, а уже как к человеку, собеседнику и тому, с кем можно хорошо провести время.
Эти мысли ударяют по голове так, что впору испугаться, но Арсений не дает упасть в самокопание и отвлекает: накрывает руку Антона своей, такой широкой и большой в сравнении с его тонкой и изящной, что от этого контраста вся омежья сущность внутри визжит восторженно, и Антон не может не вспоминать, как эти самые крупные ладони пару дней назад тяжелой хваткой сжимали то его задницу, то бедра, то шею, заставляя его плавиться в руках Арсения.
Видимо, от горячих воспоминаний Антон, сам того не замечая, начинает пахнуть чуть ярче, чем обычно, уже будто намекающе и завлекающе. Альфа отзывается быстро, с шумом втягивая природный аромат, и предлагает:
— Поедем ко мне? В этот раз, может быть, мы все же удосужимся сварить кофе.
О напитках Антон сейчас думает в последнюю очередь, но подыгрывает:
— Точно, кто-то же бахвалился, что делает самый лучший в жизни кофе. Обязательно нужно это проверить.
***
Стоит входной двери захлопнуться за ними, Антон ждет лишь одного — пока альфа расправится с замком и повернется к нему лицом, и сразу же впивается в тонкие губы, что манили его все свидание. Целует мокро, напористо, показывая свое нетерпение, податливо жмется ближе, выгибая поясницу, когда на нее ложатся теплые ладони. Одобрительно постанывает, как только Арсений меняет их местами и уже сам прижимает омегу к железной двери. В его действиях тоже сквозит неприкрытое желание — Антону нравится это чувствовать. Приятно так влиять на альфу, ощущая, как спокойствие, которое правило им в начале свидания, сменяется жаждой и вожделением, заставляя наваливаться на него всем телом, пригвождая к вертикальной поверхности вплотную, от чего становится тяжело шевельнуться и даже дышать. Но избавиться от веса его тела не хочется совершенно, наоборот, хочется еще ближе — вжаться так, чтобы ни миллиметра между, чтобы воздуху было негде пройти, чтобы кожа к коже.
Руками оглаживает сильные плечи, чувствует под тонким пиджаком напряженные мышцы и тает от этого ощущения. Этот альфа — квинтэссенция всего того, что он так любит в противоположном поле: силы, мощности, уверенности в себе и в том, что он делает. В его руках, хоть Антон и выше, омега чувствует себя маленьким и хрупким.
Скоро в небольшой прихожей свежего воздуха не остается совершенно — все вокруг пропахло ядреной смесью их естественных ароматов, что кружит голову и отключает рассудок напрочь. Концентрация такая сильная, что впору бы метнуться к окну, распахивая створки настежь и впуская чистый воздух, но делать этого совершенно не хочется. Сложно не заметить, как гармонируют их природные запахи: удушливую и яркую лаванду ощутимо разбавляют прохладные металлические нотки озона — они будто в цветочном поле после проливного дождя.
— Какой же ты… — наконец оторвавшись от губ, шепчет Арсений прямо ему в шею, принимаясь покусывать и вылизывать все оголенные широким воротом футболки участки.
Антону интересно, он бы, может, уточнил какой, но влажные мазки языка по чувствительной коже вызывают только желание поскуливать, а не продолжать разговор. Когда зубы смыкаются в опасной близости от ключицы, он вообще способен лишь дрожать и думать о том, что прямо сейчас он бы был не против, если бы губы Арсения чуть сместились, а клыки прокусили бы нежную кожу, оставляя на ней метку. И это странно, непривычно и пугающе — Антон еще никому такого не позволял. Да и едва ли бы в голову пришли такие мысли — все же это привилегия серьезных отношений, которых он избегает, а плюсом — в двадцать первом веке даже в браке пары частенько ограничиваются только обручальными кольцами. Но сейчас, конкретно в этот момент, когда гормоны хуярят в голову, затапливая мозг, он позволяет себе чуть-чуть помечтать на тему «а если бы…».
Арсений, видимо, контролирует себя лучше, клыки не выпускает, лишь передними зубами прикусывает аккуратно кожу, что даже и следа не останется, а ключицу вообще только лижет, оттягивая и так свободный ворот. И это все, конечно, приятно до дрожи, но мало, так мало, что Антон не выдерживает, и нетерпеливо шарит руками по телу, стараясь на ощупь расстегнуть штаны, чтобы наконец ощутить твердый член хотя бы в руках. А лучше во рту. В прошлый раз попробовать этот великолепный член на вкус у него не было возможности, в этот раз он не собирается упускать шанс.
Арсений чуть отстраняется, давая пространство для маневров, и позволяя омеге разобраться с пряжкой и ширинкой. И, когда брюки уже спущены до колен, омега стекает на ватных ногах вниз, спиной скользя по металлу входной двери, заодно стягивая и трусы.
Крепкий стояк утыкается ему прямо в лицо, мажет слегка влажной головкой по щеке, и тут же оказывается в плену пухлых губ. Стоит им сомкнуться вокруг, как тишину в прихожей, разбавленную только тяжелым дыханием обоих, разрезает низкий рык альфы — у Антона от него мурашки бегут по загривку и тонкие волоски по всему телу встают дыбом.
Антону нравится. Нравится тяжесть налитого члена на языке, нравится теплая рука на затылке, что не слишком настойчиво, но определенно повелительно задает необходимый темп. Нравится, как альфа нависает над ним, давя властностью, и вкупе с подпирающей дверью позади складывается ощущение, что он попался в ловушку, как последний бесправный омежка.
Не один Антон полон контрастов: от мягкости и учтивости ресторанного Арсения не остается и следа. Сейчас перед ним тот самый Альфа с большой буквы, опасно рычащий, когда член выскальзывает из горячего податливого рта, и требовательно подтягивающий за затылок голову Антона ближе. Омегу от таких метаморфоз кроет безбожно: насколько ему было комфортно общаться, делиться личным с Арсением, лишь иногда соприкасаясь руками, настолько же он течет от того, что в сексе альфа демонстрирует абсолютную доминантность и нетерпеливость. Антон эту спешку понимает — он тоже всегда голодный, когда дело доходит до члена. И контрасты Арса ему подходят: ему по вкусу, когда его вертят как хотят в постели, но неприемлема грозная авторитарность вне ее. Надо же было так совпасть.
Омега сосет усердно и старательно, желая понравиться. Вбирает член глубже, не обращая внимания, что слюна переливается за уголки губ, стекая каплями прямо по подбородку, и лишь довольно поскуливает, от того, как быстро формируется узел под его ладонью. Арсений близко, и это понятно не только по набухающему узлу, но и по тому, какими раскатистыми становятся его стоны, как член становится максимально твердым, почти каменным, как он сочится предсеменем, что заполняет рот и смешивается со слюной. Челюсть затекает быстро, но Антон не отстраняется, послушно обводит головку языком по кругу, поддевает кончиком уздечку и принимает на язык разрядку как награду своим стараниям.
В ушах гул, лицо во влажных потеках слюны и спермы, трусы все пропитались смазкой и противно липнут к коже, а Антон удовлетворенно откидывается спиной на дверь позади, восстанавливая дыхание и стараясь проморгаться. Сидит так пару минут, пока не ощущает, что его тянут выше, помогая встать на ватные ноги.
Арсений, не брезгуя, целует его прямо во влажный приоткрытый рот, собирая с губ остатки белесых капель, мычит низко, руками сжимая ягодицы. А оторвавшись, шепчет прямо в губы:
— Пройдем? Или ты опять хочешь сбежать?
В его глазах блестят смешинки, и сразу становится понятно, что альфа ни в коем случае не рассчитывает на такое скорое завершение свидания, а просто шутливо поддевает Антона. И он, стыкуя лбы и глядя в глаза напротив, отзывается со смешком:
— Без своего оргазма я отсюда не уйду.
— А лучше двух, правда?
— Чем больше, тем лучше. И кофе.
***
Кофе, в отличие от оргазмов, он получает только утром.
Просыпается и сразу чувствует горький аромат напитка, что шлейфом тянется от дымящихся кружек на тумбочке. Антон трет заспанные глаза, присаживается на кровати, подтягивая на себя одеяло, чтобы прикрыть обнаженное тело, и оглядывается. Подмечает аккуратно сложенную на стуле одежду, которая вчера валялась где придется, потому что никому не было до этого дела, и предусмотрительно оставленные альфой на том же стуле антоновы сумку и телефон.
Арсения в спальне не оказывается.
Но он появляется сразу же, стоит Антону, обжигая руки о горячую керамику, пригубить напиток.
— Доброе утро, кисунь, — альфа удовлетворенно оглядывает прикрытого одним одеялом Антона и кивает на кружку, — как кофе?
Антон вообще-то с утра к беседам не расположен, но сейчас у него имеется пара вопросов:
— Какое клише, — фыркает омега на обращение, — и кофе в постель тоже клише, но приятное. И вкусно, спасибо. А сколько время?
Ему так-то на работу сегодня, и он искренне надеется, что он туда еще не опоздал. Хотя, судя по прозрачным рассветным сумеркам за окном, все не так плохо. Арсений выводы только подтверждает:
— Около половины восьмого. Думал, если сам не проснешься, то в восемь придется будить, чтобы ты случайно не стал безработным по моей вине.
— Очень мило.
Альфа присаживается с краю кровати и тянет ему какой-то сверток, под недоуменный взгляд напротив поясняя:
— Встал утром и понял, что ничего такого, чем бы можно было порадовать тебя на завтрак, нет, и вот, — вкладывает бумажный пакет Антону в руку, — заказал круассаны. Ты проснулся ровно в тот момент, когда я доставщика встречал. Мы тебя разбудили?
— Нет. Нет, я даже не слышал, что кто-то приходил. — Омега неловко комкает край шуршащей бумаги. — Наверное, не стоит есть в постели, я тебе все белье крошками угажу.
Он, с сомнением в глазах, поднимает взгляд на альфу и… Впору задохнуться от нежности и ласкового тепла, что плещется в них. Арсений смотрит на него так умиленно, так мягко, и Антон теряется напрочь, почти переставая дышать. Тем временем ладонь альфы деликатно опускается на его коленку, поглаживает вдоль согнутой ноги, а слова, что произносит Арсений, прожигают сердце:
— Ничего страшного. Мне так не хочется тебя поднимать, что я не против уборки. Ты такой очаровательный сейчас — сонный, расслабленный и трогательный.
И целует омегу в острую коленку.
Антон раньше по утрам почему такой злой был? Потому что таких утр у него еще не было. Сейчас раздражаться на недосып и несусветную по его меркам рань не хочется, когда подле него сидит Арсений, называющий его очаровательным, варящий вкусный кофе в постель и заказывающий завтрак, просто чтобы порадовать.
***
— Нет, это уже ни в какие ворота! — Антон возмущен и раздосадован собственным безрассудством. Пока Олеся сидит на диване в позе лотоса, он наматывает уже непонятно какой по счету круг по комнате и нервничает, отчаянно нервничает, потому что никак не может объяснить себе причину своих же поступков.
— Прекрати мельтешить, у меня уже в глазах рябит.
— Легко тебе говорить, — омега со вздохом валится к подруге на диван, — это не ты ночевала у какого-то мужика аж три раза за эту неделю. Он даже щетку зубную мне купил, прикинь! Мотивировал это тем, что не любит по утрам целоваться с нечищенными ртами, козлина!
— И что?
— Да ну как «что», Олесь! — Антон почти стонет, закрывая лицо руками. Это не он, это ему против шерсти, за что ему этот альфа упертый на жизненном пути попался? — Ночевки, щетка… Ты не понимаешь? Это блядские отношения уже!
— Так заблокируй его, как и собирался, и больше не встречайся.
Олеся со своей дурацкой логикой бесит. Советы ее бесят тоже. «Заблокируй», — фыркает про себя. Легко сказать. А если… Если ему нравится? Не щетка, не то, каким серьезным флером обрастают эти встречи, а Арсений нравится. С ним приятно, интересно, комфортно. И, что скрывать, в постели с ним просто феерично. И отказываться от этого всего из-за… чего? Щетки? Звучит мелочно.
Но щетка — это же не просто щетка. Это символ. Антон не припомнит такого, чтобы его личная щетка была где-то еще, кроме его же личной ванной. Кошмар.
— Нет, погоди…
— Ну вот ты себя и выдал. — Олеся смеется беспечно. — Знаешь, есть такая хитрость? Когда не можешь что-то решить, просто кидаешь монетку. И дело не в том, что она тебе покажет, а в том, будешь ли ты рад ее ответу или нет. Вот ты сейчас с моими словами как-то совсем не согласен, а значит…
Омега, конечно, понимает, к чему та ведет, не дурак, но.
— Ничего это не значит.
— Ну-ну.
И чего она такая спокойная? У Антона тут мир, можно сказать, рушится, а она лишь улыбается довольно и немного снисходительно, зараза.
— Антош, — Олеся доверительно заглядывает в хмурые глаза, — ты просто боишься признаться себе, что влюбился. Это нормально, такое бывает. Не со всеми, конечно, но бывает.
— Не говори со мной, как с ребенком, — Антона этот участливый настрой тоже раздражает. Но, возможно, дело не в Олесе, а в том, что его сейчас раздражает вообще все.
— А ты не переводи тему.
— Я не влюбился.
— Ага.
— Ну, правда, Олесь, какое «влюбился»? Я в это не верю.
Антон снова вскакивает, принимаясь опять мерить гостиную широкими шагами. Раз, два, три — три шага от дивана до окна. Пять — до телевизора, и столько же обратно. Он не влюбился, нет. Просто не нашел весомой причины свалить сразу после секса. Сначала был обещанный кофе, потом что-то еще, не важно. Да и некрасиво же нагло врать, что его где-то ждут, что есть важные дела, когда их нет. И никакой влюбленности, простая человеческая вежливость. Да только раньше как-то угрызения совести его не мучали.
Из собственных мыслей его вырывает та же подруга, что должна была по-хорошему быть его поддержкой сегодня, а не раскачивать Антона на качели сомнений:
— Во что ты не веришь? В любовь?
Омега замирает прямо посреди комнаты. Оборачивается медленно, складывая руки на груди.
— В любовь, да. И в отношения. И в брак, если уж на то пошло. Зачем вся эта поебота, если в жизни есть множество других, куда более интересных вещей?
Все еще хмурясь, он наблюдает, как Олеся расплетает ноги, лениво потягивается, и поднимается с дивана. Подходит ближе и тянет руки, чтобы его обнять.
— Дурак ты, — голос ее становится глуше от того, что говорит она теперь куда-то ему в грудную клетку, — думаешь, если у твоих родителей не срослось, то так у всех?
— Они были истинными, ты ж знаешь, какая это редкость, найти свою идеальную пару. А все равно нет…
— Истинность — не панацея, Антош. Всякое бывает.
Они стоят в объятиях, немного покачиваясь. Олеся в сравнении с ним кажется совсем малышкой, такая она мелкая и низкая в противовес его двум метрам, но сильная и смелая, если брать в расчет ее слова:
— Да, иногда что-то не складывается, иногда что-то рушится, но это совсем не значит, что любви в этом мире вовсе нет. Просто она не всесильна.
Олеся говорит это с таким принятием, что Антону страшно становится. И как строить отношения, заведомо зная, что одной любви мало? И это если вообще допустить, что она есть.
— Олесь, а как ты…
Он даже вопрос не заканчивает, абсолютно не представляя, как его продолжить. О чем он хочет спросить? Сложно сформулировать все его сомнения, опасения и страхи в один вопрос. Но подруга понимает каким-то шестым чувством:
— Я просто слушаю свое сердце.
— И карты? — Антон шутит, не вывозя серьезность и открытость разговора. Что-то на защитных реакциях.
Спасибо Олесе — она раскусывает его в миг, и смеется в ответ, скорее всего, не потому что шутка хорошая, а потому что подруга из нее хорошая.
— И их иногда.
— А что они говорят насчет Макса?
Объятия расцепляются, и Антону на мгновение кажется, что он задал сейчас неудачный вопрос. Но нет, Олеся выглядит все еще спокойной и улыбается задорно:
— Я не делала расклад. Не хочу. Хочу посмотреть, к чему все придет. Но пока все в порядке.
— Ты такая смелая.
— Возможно. И ты бы уже нашел в своих семейниках яйца, тебе бы они не помешали.
— Я не ношу семейники!
— А вот этого я знать не хочу! — Подруга тычет его пальцем в бок, от чего Антон сдавленно хихикает — щекотки он боится с детства, и это запрещенный прием. — Может пиццы закажем? У тебя есть вино? Устроим девичник. И пересмотрим все романтические комедии, которые я смогу вспомнить.
Антона топит благодарностью. За поддержку, за тактичность, за то, что у него есть, на кого положиться.
***
Естественно, никого Антон не блокирует. Не может себе отказать в том, чтобы видеться регулярно, периодически списываться, обсуждая не только предстоящую встречу, но и события прошедшего дня. Целоваться до распухших губ и трахаться до сорванного голоса. И, страшно признаться, но омега привыкает.
Привыкает к присутствию Арсения рядом, к тому, что в его жизни теперь есть еще одна постоянная величина. Постепенно привязывается к самому альфе, к его аккуратной и ненавязчивой заботе, постоянным общим планам и совместным ночам. Эта привычка паникой отзывается в сердце, но он, как заядлый курильщик, врет сам себе о наличии зависимости. Он ведь может бросить в любой момент, просто пока нет необходимости.
И это продолжается до тех пор, пока дело не приобретает слишком серьезный оборот.
— Знаешь, в сентябре мой лучший друг женится, — говорит как-то ему Арсений за ужином, — и я бы хотел пригласить тебя на его свадьбу как моего плюс один.
«Все нормально», — убеждает себя Антон, дрожащими руками хватая бокал с вином, чтобы промочить вмиг пересохшее горло. Звучит не очень страшно, если не думать о том, что сентябрь будет через четыре месяца. А это значит, что планы альфы на Антона настолько глобальны, что он уже планирует их совместный выход в свет на такой большой промежуток времени вперед, что он даже вдвое превышает то время, которое они провели вместе. Вдвое! Так же нельзя!
Вино угомонить нарастающую панику не помогает. Омега делает еще один глоток, надеясь, что алкоголь поможет успокоить разбушевавшиеся нервы, но в голове тревожным огнем горит табличка «Эвакуация».
Ну почему? Все же было так размеренно. Почему Арсению необходимо было именно сейчас поднять этот вопрос, когда у них в разгаре приятный и уютный вечер на двоих. Наверное, он просто поддался романтическому настрою. Этот ужин при свечах, собственноручно приготовленная альфой паста с морепродуктами, тихая чарующая мелодия, доносящаяся из колонки, изысканное вино — просто все вокруг способствует романтическим мыслям.
Он прокашливается, но голос все равно выходит каким-то сиплым и сдавленным, когда Антон уточняет:
— Ты уверен?
— Конечно, — Арсений встает, чтобы достать из холодильника вторую бутылку. Нужно же ее открыть заранее, чтобы вино успело насытиться кислородом. А проходя мимо омеги, чмокает того в блондинистую макушку. — Почему нет? Мы же пара. Конечно, я хочу провести этот вечер со своей омегой.
Он будто не замечает бегающий взгляд и чуть дрожащие руки. А может и правда не обращает внимания, выуживая из ящика штопор и со знанием дела быстро откупоривая пробку. И возвращается за стол с таким же одухотворенным лицом, с каким был и до, и просит спокойно:
— Подумай, ладно? Я не требую от тебя ответа прямо сейчас, но невесте нужно знать твое имя для карточки гостя. Поэтому я должен дать ответ до июня.
Не в силах сказать сейчас хоть что-то Антон лишь кивает в ответ, заверяя, что поразмыслит на эту тему. Да и как же нет, если он уверен, что только об этом теперь и будет думать. Думать, взвешивать все «за» и «против», решая готов ли он прямо сейчас отказаться от своей вредной привычки в виде одного слишком поспешного и серьезно настроенного альфы.
Слава Богу, тема меняется на что-то более удобоваримое, но Антон так и плавает в своих мыслях весь вечер, отвечая невпопад и выглядя более задумчивым, чем обычно. Видимо до такой степени, что Арсений даже заботливо уточняет у него ближе к ночи все ли в порядке, а Антон, не находя правильных слов и сил на откровенность, врет о сложностях на работе.
Стыд сдавливает грудную клетку металлическим обручем, когда в ответ альфа прижимает его к себе и шепчет, что все наверняка будет хорошо, и он со всем разберется. Знал бы он…
***
Идея в одиночку пойти в клуб приходит спонтанно. Давно Антон хорошенько не отдыхал, погрязнув в недоотношениях с головой. Один вечер музыки и танцев не помешает.
Настроения для выпендрежа нет, так что он выбирает максимально удобный наряд, чтобы просто потанцевать и развеяться. Но даже в простой белой футболке, что пусть и немного по-блядски обтягивает торс, но все же прикрывает от жадных взглядов ключицы и поясницу, и узких джинсах он привлекает к себе слишком много внимания. И это всегда было бонусом, его гордостью и предметом зависти многих омег, однако сегодня он скорее чувствует раздражение, перемешанное с небольшой толикой усталости.
Совсем невыносимо становится, когда, устав скакать на танцполе, он присаживается у бара и попадает в круговорот предложений познакомиться от альф, которых он, совершенно внезапно для себя, утомляется отшивать.
— Привет, кисунь, — нагло наклоняется к нему очередной желающий, выдыхая слова ему на ухо и не парясь абсолютно на счет личного пространства и зоны комфорта, — один тут отдыхаешь?
От близости неизвестного альфы по позвоночнику бежит неприятный озноб. Тело противится такому тесному контакту, а в ноздри забивается соленый запах пота и естественного аромата — чужого, непривычного и такого неприятного, что хочется как минимум поежиться, а лучше сбежать. А ведь раньше ему нравились такие самоуверенные мужчины, не раздражало тестостероновое амбре, пусть и незнакомое, но всегда хоть чем-то да привлекательное.
И это «кисунь», сказанное безусловно другим — не родным — голосом.
Антону становится мерзко. Не только от ситуации, но и от самого себя.
— Свали, — рычит он раздраженно, но незнакомец лишь склоняется к нему ближе и кладет руку на плечо:
— Какая строптивая омежка. Ну че ты? Не упрямься. Давай познакомимся, хорошо проведем время…
Антон руку с плеча тут же скидывает:
— Я не знакомлюсь.
Но альфу его недоступность, кажется, только подстегивает, и он по-хамски лезет к футболке, оттягивая ее ворот и оголяя ключицы, за что получает по рукам, но все равно довольно ухмыляется и елейно тянет:
— Метки я что-то не вижу, — опускает взгляд на омежьи тонкие пальцы, украшенные россыпью колец, — и обручального кольца тоже. А остальное не важно.
— Важно! Мое мнение важно в первую очередь, а я сказал уже, свали! — Антон вскакивает со стула-вертушки и толкает наглеца в грудь.
Но альфа на то и альфа, что он не заваливается назад, а, лишь чуток покачнувшись, стоит ровно как скала. На шум сразу же реагирует бармен, что подлетает быстро и уточняет с волнением:
— Все в порядке у вас? Или вызвать охрану?
— Нет, охрана не нужна, если этот, — Антон зло зыркает на стоящего рядом альфу, — сейчас уйдет.
Тот, поняв, что дело приобретает вовсе не тот поворот, на который он рассчитывал, только плюется ругательствами и, кинув раздосадованное «сука» в адрес Антона, ретируется.
Антону находиться здесь больше не хочется, но и от бара отходить теперь как-то боязно. Все вокруг вдруг кажется каким-то враждебным: и толпа в клубе, и темнота зала и взгляды других альф. Он, вздыхая, присаживается обратно и просит принести пина коладу, одновременно доставая телефон из поясной сумки.
Спишь?
00:48
Нет еще. Ты захотел поболтать перед сном?
00:50
Скорее потанцевать
00:50
Сможешь забрать меня из Либерти?
00:51
Скоро буду
00:51
Если что, я у бара. Натанцевался уже
00:52
Все в порядке? Я уже одеваюсь.
00:52
Да. Жду тебя
00:52
01:25 — Антон вздрагивает всем телом, когда его обвивают чьи-то руки — в какофонии запахов личный аромат распознать удается не сразу. Расслабляется тут же, когда слышит уже родное мягкое «привет, кисунь» и чувствует легкий чмок в макушку. Арсений рядом, все хорошо.
01:33 — Москва в ночи переливается цветными огнями, пышет жаждой жизни, а в машине Арсения уютно и спокойно. Так, что можно расслабиться и почти задремать, зная, что на его альфу можно положиться.
02:18 — впервые Арсений ночует в квартире омеги. И, уже проваливаясь в сон, Антон успевает подумать о том, сложно ли научиться печь блинчики, ведь завтра завтрак за ним.
***
Четыре месяца спустя.
07.09
— Горько! Горько! — Кричат гости вокруг, и Антон кричит вместе с ними, чествуя молодоженов.
Сережа понравился ему сразу, как только Арсений их познакомил: суровый и брутальный на вид, этот альфа оказался просто булочкой с корицей внутри, теплым и уютным как родной дом. Так что ему омега искренне желает семейного счастья.
Арсений сидит по правую руку, такой статный и безумно красивый в строгом черном костюме-тройке, что у Антона дыхание спирает от одного взгляда на своего альфу. И приятно думать, что к сегодняшнему арсеньевскому восхитительному образу он непосредственно приложил руку — альфа чуть было не остановил свой выбор на бежевом варианте, благо Антон был рядом, чтобы его переубедить.
Атмосфера вокруг впервые кажется не слащаво романтичной и утрированно радостной, а правильной. Все собрались, чтобы разделить с молодой парой их счастье, поздравить с новым этапом в жизни, порадоваться, что они нашли друг друга, и выпить за их любовь. Есть что-то прекрасное в этом.
— Кажется, я начинаю понимать, в чем прикол. — Шепчет омега Арсению на ухо, склоняясь ближе и интимно проводя рукой по загривку. — Рад за них.
Ничего не отвечая на его откровения, альфа лишь улыбается до лучистых морщинок у глаз и отставляет свой бокал с шампанским:
— Пошли потанцуем?
И Антон не может не согласиться.
В медленных танцах он не мастак, но сложно напортачить, когда тебя ведут со знанием дела уверенной и твердой рукой, когда кружат так легко, что у Антона голову ведет. Арсений прижимает его трепетно, аккуратно кладя руку на талию, и мурашки от теплого прикосновения бегут по спине вверх, заставляя еще ближе прильнуть в его объятия. Омега поддается, растворяется в романтичной мелодии и танце, позволяя альфе управлять собой, полагаясь полностью на него и находя в этом удовольствие.
Он не смотрит вокруг: не обращает внимания ни на другие танцующие пары, ни на молодоженов, что, скорее всего, где-то рядом тоже кружатся в вальсе, а лишь вглядывается в светлые глаза напротив, находя в них все то, что он никогда не искал, но где-то в глубине души все равно мечтал обрести.
— Люблю тебя, — вырывается само собой, но Антон не жалеет ни секунды о своих словах. Все правильно.
Для него все это — неизведанная территория, но волнения нет. Ведь он смотрит в глаза Арсения, что от его слов загораются ярче любых софитов, и знает, что его чувства взаимны.
— И я тебя люблю, — отвечают ему тут же. Без раздумий, без сомнений, без минутной паузы — четко и уверенно — и от этого хочется визжать.
Антон знал, он чувствовал это уже давно: во всех мимолетных касаниях, в нежной заботе, в стремлении альфы быть рядом и всегда подставить плечо. Но знать — это одно, а слышать — оказывается, совсем другое.
Он запомнит этот день на всю жизнь — сегодня праздник не только у молодоженов, но и у омеги. У омеги, который впервые любит — любит всем сердцем — и которого любят в ответ. И Антон, прижимаясь губами к губам напротив в почти целомудренном поцелуе, впервые думает, что любовь, оказывается, существует, просто ее не всем повезло встретить.
***
Эпилог.
Уставшие, немного пьяные, но безмерно счастливые они вваливаются в квартиру Арсения уже поздно ночью. Праздник затянулся, но уходить в разгар веселья совсем не хотелось, хоть и желание оказаться в постели в какой-то момент стало почти невыносимым. Зато сейчас все только к этому и располагает.
Наверное, в первый раз Антон раздевается перед альфой не в пылу страсти, сгорая от предвкушения и молниеносно срывая с себя мешающиеся шмотки, а наоборот медленно и соблазнительно, превращая обычное действие в чувственный стриптиз. Не торопясь, расстегивает пуговку за пуговкой, обнажая грудь и живот с блядской дорожкой, которая заманчиво уходит под пояс брюк, и, бросая на Арсения игривый взгляд из-под светлых ресниц, стягивает плавно рубашку сначала с одного плеча, а потом, повернувшись спиной, и с другого, открывая взгляду изящные крылья лопаток и выраженную линию позвоночника. Музыки в квартире нет — идея такого мини-представления пришла в голову спонтанно, но в голове все еще играет медленная мелодия, под которую они кружились в танце на свадьбе Сережи. Виляя бедрами под импровизированный ритм, Антон, через плечо наблюдая за своим альфой, берется за ремень, так же медлительно расстегивая пряжку, и просовывает пальцы под пояс, дразня и намекая.
Но Арсений не рвется помогать, лишь с полуулыбкой рассматривает словившего дерзкий настрой омегу, жадно ловя глазами каждое, даже самое мимолетное движение, и эмоции, написанные на любимом лице. Под таким голодным взглядом Антон чувствует себя безмерно желанным и самым красивым, ведь восхищение сквозит и в подернутых дымкой похоти глазах, и в учащенном дыхании, и в комплиментах, что Арсений произносит тихо, почти еле слышно, но в тишине различимо каждое слово:
— Боже, Антон, ты нереальный. Как сон, как ожившая мечта.
Это побуждает еще больше раззадоривать и провоцировать, и омега, так и не избавившись от штанов, поворачивается лицом к лицу, медленно ведя ладонями по шее, а затем по груди, на минутку останавливаясь на сосках, чтобы легонько огладить их подушечками пальцев, видя, как от этого жеста светлые глаза темнеют, а альфа с шумом втягивает носом воздух, не отрываясь от интимного шоу и даже, кажется, не моргая.
— Ты с ума меня сводишь, знаешь?
— Очень на это рассчитываю, — он усмехается, довольный реакцией, и подходит вплотную, чтобы почти губы в губы прошептать проникновенно:
— Поможешь дальше?
Но не успевает даже договорить, как Арсений, видимо, с большим трудом сдерживающийся до сих пор, валит его на стоящую вблизи кровать и впивается пылким поцелуем. Шарит руками, впопыхах стараясь обласкать каждый оголенный участок кожи, отрывается от губ, чтобы тут же спуститься поцелуями на шею, а следом на ключицы и грудь.
Антон этот тактильный голод понимает тоже: ему, как и Арсению, хочется еще ближе, еще больше, так, чтобы все и сразу и ни миллиметра между.
Тая от безудержной страсти, Антон выгибается, упираясь макушкой в матрас, стонет звонко, стоит только языку коснуться вздернутого соска, и ахает пораженно, когда Арсений, оставляя нежные ласки, прикусывает его аккуратно и тут же лижет снова, будто бы успокаивая.
Нет ничего, что бы Арсений еще не видел, не трогал и не целовал, но все же сейчас все ощущается по-другому. До боли интимно, сокровенно и доверительно. Не как просто секс, а как занятие любовью. Разница одновременно ничтожная и огромная: вроде бы ничего не поменялось, но в то же время каждый жест, помимо желания, наполнен и чувствами, принятыми, озвученными и получившими взаимность.
Чистое вожделение смешивается с влюбленностью, что цветет в сердце пышным цветом и греет лучше летнего солнца в полуденный зной.
Арсений, кажется, перемены чувствует тоже, внезапно отрываясь от усеянной поцелуями груди, и, вглядываясь в полуприкрытые глаза, шепчет чувственно:
— Я люблю тебя.
Взаимное «Я тебя тоже» тонет в несдержанном стоне, когда ладонь альфы накрывает омежий член. Ее тепло чувствуется сквозь два слоя одежды, так, что Антону сладко, предвкушающе, но мало. Чертовски мало. Он нетерпеливо подается бедрами вверх, потираясь, стремясь получить больше, и просит севшим голосом:
— Сними…
Просьбу выполняют моментально, избавляя его от остатков одежды, а после Арсений принимается и за свою. Он раздевается торопливо, совсем не так эстетично, как это делал Антон с десяток минут назад, но омега все равно залипает, приподнимаясь на локтях: томно оглядывает постепенно обнажающееся подтянутое тело с широкими плечами и выраженным прессом, сильные руки, крепкие бедра, и открывшийся ему вид в этот раз кажется пленительнее всего в мире.
Антон ловит себя на мысли, что его альфой любоваться хочется часами, но никаких сил даже на секунду промедления не осталось, поэтому сдвигается к изголовью кровати и тянет руки приглашающе, почти умоляя:
— Иди ко мне.
И плавится безбожно от ответного:
— Сейчас, мой хороший.
Арсений, укладываясь рядом, сгребает его в объятия, снова целует так, будто изголодался за эти секунды, потраченные на одежду. Омега, не прерывая поцелуй, жмется ближе, перекидывая через бедра ногу, притираясь пахом к каменному возбуждению. Руку кладет на скулу, нежно поглаживая большим пальцем щеку. А через мгновение, воспользовавшись краткой паузой, переворачивает альфу на спину, сам оказываясь сверху. И, склонившись к любимому лицу, оставляет легкий чмок в уголке губ, прежде чем приподняться и направить в себя член Арсения, что скользит меж ягодиц, прямо по влажной и скользкой от естественного секрета расселине.
Насаживается под удивленный голос:
— Антон, а как же…
Но уверенно прерывает альфу, мотая головой:
— Хочу без.
Чувствует, как налитая крупная головка давит на мышцы ануса, но тут же проскальзывает внутрь, как ладони альфы мнут задницу, подтягивая ее ниже, как горячий член, оказавшись полностью в нем, наполняет его и приятно давит на нежные внутренние стеночки. Без каких-либо преград, без защиты, откровенно и интимно. От этих ощущений Антона разматывает в ничто.
Арсений же, перекладывая руки на талию, обвивает его за пояс и, согнув ноги в коленях, начинает двигаться. Сначала плавно и медленно, но быстро входя во вкус и вбиваясь часто и резко, до звучных шлепков кожи о кожу. Антону кажется, что он мокрый насквозь: от стимуляции простаты тело вмиг покрывается испариной, на лбу блестит пот, в заднице хлюпает смазка, она же от сильных толчков вытекает из ануса и каплями сползает по внутренней стороне бедер.
Когда ноги начинает сводить, по позвоночнику пробегается озноб, а яйца поджимаются от близости разрядки, он падает на Арсения всем весом, впиваясь в его губы, и в них же выстанывает свой первый на сегодня оргазм. Не успев как следует перевести дыхание, ощущает, как Арсений прижимает его к себе так крепко, что не двинуться даже, а внутрь стреляет тугая струя.
Это еще одно «впервые» на сегодня.
От собственного безграничного доверия кроет едва ли не больше, чем от узла, что распирает изнутри, сцепляя их вместе.
— О Боже… — выдыхает Антон потерянно и восхищенно. Откровение за откровением — что ж за день сегодня такой?
— У меня нет слов, — так же ошеломленно отзывается Арсений, лаская руками влажную спину.
— Можешь сказать, что любишь меня.
— Еще не надоело это слушать?
— Никогда не надоест, — утверждает омега с нежной улыбкой, кончиком носа утыкаясь в щетинистую щеку.
