О чём молчат в школе

      Тот день всколыхнул во мне волну давно забытого ужаса. Эдуард Оганесович, в обиходе Огр, назначил мне и ещё двоим несчастным практику в школе за дополнительные баллы на сессии. Пришлось идти, не от сильного желания, а от страха что-либо возразить.       Возвращаться в родные, пропахщие плесенью, стены не хотелось. Это здание, пропустившее через себя практически всех жителей района, не было готово ко встрече с обновленной версией меня. Как я не был готов к встрече с ним. Добрая и отзывчивая Галина Николаевна, что практически не изменилась за шесть лет, взяла меня под руку и потащила к своему новому классу, причитая как же сильно она скучала. «А я по вам нет» — крутилось на языке, который я успешно прикусил. За ее теплой улыбкой скрывалась личина безразличия к чужим проблемам. — Недавно была встреча выпускников, Сашенька о тебе спрашивал, который Трофимов, вы же вместе постоянно ходили, — ее слова эхом раздавались по тихому коридору, каблуки стучали в самые уши. Все были на уроках. — У меня нет времени на встречи, — при упоминание этого имени внутренности скрутило в тугую спираль. Перед глазами стояла его широкая улыбка — мои ноги стали ватными и я перестал вникать в ее слова.       Знакомая дверь кабинета математики и по совместительству нашей классной комнаты, всё та же позолоченная хлипкая ручка и запах хлорки с мелом. Сколько не держи окно открытым, он не выветрится. — Внимание, класс! К вам пришел учащийся психфака с выступлением об аморальном поведение в школе, — она осмотрела всех присутствующих и ушла пить чай в учительскую.       Все замолкли и уставились на меня, как рыбки в аквариуме: они хлопали глупыми глазами, которые привыкли видеть только короткие видео. — Меня зовут Анатолий Романович, мне 21 год и я на последнем курсе психологического факультета. Сегодня я расскажу вам, о чем молчат в школе. Я не вижу смысла поднимать темы курения или нецензурной лексики, вы все равно меня не послушаете. Речь пойдет об изнасиловании, — часть учеников вернулась к разговорам, часть спала, а кто-то открыто насмехался. Никто не воспринимает такие слова всерьез, пока это их не коснется. — Согласно статистике, каждый десятый ребенок в стране подвергается сексуальному насилию, и это только зарегистрированные случаи, большинство жертв просто молчит, — я сглотнул ком склизких червей. Тему выступления для нас выбирал преподаватель и эта была наихудшей из возможных. — Предотвратить это можно периодическими профилактическими беседами, рассказами об уголовной ответственности и хорошим воспитанием. Только это редко работает.       Знакомые взгляды хулиганов с заднего ряда прожигали во мне дыру. Я почувствовал огненые ладони, заламывающие руки за спину. Где-то по центру сидел парень с глазами, полными боли и ужаса. Эта школа не изменится и через сотню лет.       Я написал на доске размашисто «8 800 2000-122» — Это всероссийский номер Детского телефона доверия, каждый, кто столкнулся с насилием, может туда позвонить, если боится рассказывать родителям. Лучше всего искать помощи у учителей или родственников, но иногда бывает стыдно и страшно, будто мир отвернется от тебя, стоит только озвучить проблему, — в свое время я тоже молчал. Видел их рожи каждый день и боялся даже взгляд от пола оторвать. После школы приходил домой и часами сидел под одеялом, будто это портал в другой мир и завтра всё будет лучше. Лучше не становилось. — В основном изнасилования продолжаются от чувства безнаказанности, не позволяйте преступникам выходить сухими из воды.       Тот парень трясся как лист и тут же в его спину прилетела бумажка с задних парт. Он только вздрогнул, но поднимать или оборачиваться не стал. — Помните, что молчать нельзя. Вокруг вас столько хороших людей, что непременно помогут. Если вам плохо, то просто поделитесь этим с родителями. Только зайдя домой после школы, как бы вам не было страшно, заявите: «Мама, мне больно». Иногда бывает, что мир добрее, чем кажется на первый взгляд. Если поддержки в лице родителей найти невозможно, то обратитесь за помощью к социальному педагогу, школьному психологу, классному руководителю или сообщите в полицию. Вы можете быть гораздо сильнее, чем сейчас.       Холодный пол школьного туалета, ряд умывальников с одной стороны и белые дверцы кабинок с другой. Гогочуший смех Трофимова и подтрунивая Селезнева и Цаплева. Я запомнил их фамилии и лица на всю жизнь, будто татуировка на внутренней стороне век. Сколько ее не своди, остаётся уродливый шрам на самом сердце.       Ребра ноют от ударов ногами, в районе живота разливается лавовое пятно, будто лопнула селезёнка, горло саднит от едва сдерживаемых слез, скула ноет от созревающей гематомы, а на пол стекает кровь из разбитой губы. Я извиваюсь, как рыба, выброшенная на берег, то ли скулю, то ли молю о пощаде, никто не в состоянии разобрать. Жалкий, никчёмный, ненавистный всеми, в особенности самим собой. Беспомощность сжимала в тиски кровяной насос и обидой засела в каждой артерии и вене. Они навалились на меня вдвоем, удерживая трепыхания ног и рук. Мороз обжигал каждый оголяюшийся участок кожи, их мерзкие слова слились в единую какофонию, и всё, на чем я был сосредоточен, это не закричать. Слезы несправедливости гулко капали на плитку, а я чувствовал только боль.       Отвращение пропитало меня насквозь, одежду я сжег, а позорные надписи «шлюха» и «пидор» сдирал в ванной мочалкой вместе с кожей ещё три часа. Весь оставшийся девятый класс я провел под одеялом, в защищённом коконе.       Во второй раз было почти не страшно, а после третьего я с каким-то садистским удовольствием смотрел в глаза учителей, которые делали вид, что не знают. Демонстрировал им: «Смотрите что ваше безразличие со мной сделало».       Прямо о проблеме я никому не говорил. Чувство ненависти к себе росло с каждым днём. Я сам виноват в своей слабости. Можно было оттолкнуть, ударить. Да и что родители могут сказать? «Мне так жаль, что у нас такой сын». «Попробуем ещё раз? Этот сломался». Точно. Я был сломан. Зубчики моей музыкальной шкатулки надломились, выпал глаз плюшевого мишки, оторвалась ручка куклы. Такой я не нужен был никому. Как же мне хотелось, чтобы в тот момент кто-то сказал, что моей вины в этом нет. — К сожалению, жертвы изнасилования начинают винить самих себя, закрываясь внутри и не давая другим помочь. Надо осознать, что виноват только насильник и никто больше, и он должен получить наказание. Вас поймут, вас услышат, вас спасут, — прозвенел звонок и вся орава разом выбежала в коридор.       Я сел за учительский стол, провожая всех взглядом. Он должен был подойти, если действительно слушал.       Перед глазами продолжали мелькать сцены, начиная с того момента, как всё пошло не так.       Мы с Сашей дежурили после уроков, я поливал цветы, он вытирал доску. Вдруг я набрался смелости, в первый и последний раз в жизни, и выпалил: — Ты мне нравишься.       Отвращение на его лице надо было видеть. — Нравлюсь? Прям сильно?       Я кивнул дважды. — Тогда ты сделаешь для меня всё, что я попрошу?       Очередной кивок. Лучше бы в этот момент мне отрезали голову, чем позволили согласиться. Никто и подумать не мог, что первым же его желанием станет минет в туалетной кабинке. А вторым групповое изнасилование. — Извините, — хриплый безжизненный надломленный голос вырвал меня из пучины. Он дрожал и запинался, — я...эм... — Илюша, — один хулиган с задней парты стоял посреди дверного проема и хитро улыбался, зазывая одноклассника к себе. Хищник и добыча, вот в каких они были отношениях. — Брысь отсюда, приватный разговор, — я рявкнул на него и он быстро скрылся. — Илья, ведь так? — я продолжил уже мягко, — Тебе нужна помощь?       Едва заметный кивок. Он нервно теребил рукава своего свитера. — Назови их имена, — внутри было холодно, как в Сибири. Я будто стоял перед собой и исповедовался. Это был шанс спасти себя из той тьмы, сделать то, чего я не смог изначально. — Сначала мы расскажем твоим и их родным. Будь готов, что придется поведать эту историю многим людям.       Он сжался в практически незримый комок, но кивнул. Этот парень сильнее, чем я. Может хоть у кого-то получится.

***

      Чёрное небо, мигающие звёзды, узкий серп луны и свет из многоэтажек. Холод окутывал и приносил чувство магического спокойствия. Вышел из полицейского участка, на этих ребят возбудили уголовное дело и я больше ничем не мог помочь. Ощущение, будто из меня высосали все соки, но я был счастлив.       Трясущиеся руки, немногочисленный список контактов, давно забытый номер. Несколько гудков и вдруг резкое: «Да?» — Алло, мам, я хочу кое-что рассказать, — упало в ночной тишине на пустую улицу.