Пожалуйста, будь честен

      Ебучая пара в девять утра. Ну насколько же надо быть безжалостным, чтобы поставить первому курсу пары в девять, так еще и каждый день кроме пятницы — и на том спасибо. Но больше всего Феликса раздражало, что это всегда история. Ненавистная, мать его, история. Какие бы ни были изменения в расписании в течение первого семестра, но история в девять даже во втором благополучно осталась на своем месте. И, конечно же, уже как по традиции, Феликс снова опаздывает. Огорчение периодически накатывало на протяжении всего пути до университета, смешиваясь с недовольством погодой. Он хоть и любил зиму, но от метели, которая так и норовила своими кристалликами проехаться по нежной коже лица, не взывала к удовольствию. В который раз чертыхаясь себе под нос из-за скользкой плитки, покрывшейся тонким льдом, парень кое-как добрался до нужного здания.       Его сердце с бешеной скоростью отбивало сбившийся ритм, отчего секундно заложило уши. Царившая среди коридоров тишина заставляла тело сжаться, слиться с ней, дабы никто не посмел нарушить ее покой, голова лишь сильнее заныла. Поднимаясь и преодолевая очередной лестничный проем, Феликс услышал сверху стук уверенных и твердых шагов, который с каждой секундой стремительно становился отчетливее. Опущенные к ногам глаза переместились выше, к источнику трепещущего звука. В голове тут же проноситься обжигающая мысль:       «Чертов Боженька».       Оба взгляда мгновенно соприкасаются, и Феликс буквально физически ощутил, как этот спокойный и ровный взгляд беспрепятственно проникает в самую глубь души. Что-то под ребрами дрогнуло, и он смущенно отвел глаза в сторону, пробегаясь ими вдоль широкого окна и следом опуская обратно вниз. Однако этот сияющий образ предстал снова, но уже так ярко, так живо: слегка вьющиеся локоны черных волос образовывали привлекательную укладку, а на лоб спадала чуть больше завитая челка — эти волосы точно манили прикоснуться к себе, ощутить их мягкость и свежесть дурманящего запаха, сочные губы завлекали своей полотой, отчего рука так и чесалась провести по ним большим пальцем, небольшая милая родинка под глазом придавала некого шарма утонченному лицу, а его только стоили эти обвивающие ремешок небольшой сумки узловатые тонкие пальцы, обильно покрытые набухшими венами. Феликс готов был задохнуться от такой красоты, что практически свалилась на него с неба, — этот неизвестный парень был буквально его идеалом, мечтой и самой откровенной фантазией мокрых снов. Всего какая-то пара секунд взбаламутила весь мир Феликса, отчего он никак совершенно не смог бы заметить, как дрогнули пухлые губы, что одними уголками растеклись в кривой улыбке, мысленно произнеся: «Милашка».       И нет, никаких последующих за этим спотыканий о ступеньку, падений как из замедленной съемки и всякого такого не было. Они просто пошли дальше каждый своей дорогой, даже не догадываясь, что она с тупиками и придется выезжать на платку.       Когда Феликс наконец с горем пополам добрался до аудитории, остановился буквально на мгновение отдышаться и успокоить дыхание. Золотистые цифры «320» своим блеском встретили «любимого» студента. Его рука только потянулась дернуть за ручку, как увидел небрежно приклеенный на скотч лист бумаги, на котором коряво, но все же разборчиво было написано:

«Живопись и изящные искусства. Пара «История искусств» в аудт. «159»».

      После этого Феликс был готов прям там умереть, и чтоб стенки его гроба были сколочены из дверей этой ебучей аудитории. Вот еще только раз он опоздает и попадет в подобную херню, и тогда специально переедет жить в уник ради этой (мать его!) истории. Глаза естественно закатываются под веками в сдерживаемом раздражении и в голове быстро проносится его мысленный гнев: «Ну ебаный хуй! Ну первый день нового семестра, блять, как так!». Делать нечего, свои жалостливые тирады Феликс всегда успеет Бан Чану — старшекурсник и первый человек в вузе, с которым он познакомился в первый день начала учебы и который за столь недолгие несколько месяцев стал для парня хорошим другом. И выпить позовет, и с учебой поможет, и пожаловаться позволит.       Опоздав еще на добрую пару минут, уже не останавливаясь перед нужной аудиторией, Феликс слету отстукивает два раза по двери и входить. Но сразу же застывает в оцепенении. Его мечта снова оказалась перед ним, с интересом щурясь и мягко усмехаясь уголком губ, но начинающий заворачиваться клубок мыслей прерывает, словно громогласный рев, громкий низкий бас преподавателя: — О, а вот и наша звезда и ярый любитель истории, Ли Феликс. Вижу, Вам понравилась наша беседа на зачете, поэтому продолжаете в том же духе, — не давая парню возможности вставить и слова (хотя впрочем и не особо-то и хотелось), мужчина около пятидесяти продолжил, в то время как Ликс с трудом оторвался от лицезрения своей красоты и поскорее решил занять излюбленное месте на задних партах. — Хенджин, кажется, как раз Феликс и поможет Вам освоиться в группе. Заодно, может, Вы сможете зародить в нем стремление идти на автомат, — он быстро проводил Феликса взглядом, а затем немного подался вперед к Хенджину и склонил голову в бок, умоляюще смотря на него поверх крупных очков. — Ха-а, ну что Вы, — тот устало выдохнул и, заметив этот настойчивый взгляд, коротко кивнул, — конечно. Мы же должны помогать друг другу. — Ну вот и славно. Можете присаживаться.       Хенджин. Пока шел весь этот спектакль, Феликс мысленно смаковал на языке врезавшееся в память имя и уже успел морально подготовиться, что его красота сядет рядом. Однако тот занял место на первом ряду, пустующему, как и всегда. Ликс немного расстроился — только совсем немного — ему невероятно хотелось ощутить присутствие Хенджина всем телом, услышать его запах, обменяться контактами и, возможно, даже перекинуться парой фраз. Хотя последнее можно опустить, Феликс и рядом с Хенджином не стоит, поэтому надеяться, что тот обратит на него свое внимание, — глупо и просто смешно. Он был слажен, подтянут, а лицо чистое и сияющее, совсем не то, что Феликс. Его отвратительные веснушки, кукольные губы, как будто девчачие, пухлые маленькие пальцы, выпирающие бока, разбросанные родинки по всему телу — и само его тело в принципе было одним сплошным недостатком.       В таком самобичевании и откровенном любовании Хенджином прошла первая встреча его с Феликсом. Ликс только вышел из своего омута, когда взгляд этих темно-карих глаз путеводной стрелой снова пронесся куда-то вглубь него, и, кажется, забрался настолько глубоко, куда даже сознанию самого Феликса проникать было страшно. Эта стрела там и осела, загораясь табличкой с неоновой подсветкой и яркими указателями вокруг «Вам сюда!» на лице этого милашки. Пока Хенджин собирал свои вещи, в его голове роились наперебой неоднозначные мысли, одна была лучше другой, так сказать, отчего легкая улыбка окрасила его лицо, заставляя проявиться тусклые ямочки на щеках.       Ну все, держите Феликса, сейчас будет ссаться кипятком!       Но не успел он эмоционально отойти от этих ямочек, как перед глазами красным капслоком горит сигнал «SOS»! Хенджин идет в его сторону. Смотрит прямо в глаза. Его губы шевелятся — о боже! — Феликс все прослушал, включив сознание только под конец: — …думаю, не стоит больше опаздывать, — и быстро подмигнул ему. — Ну, я пойду, увидимся, Феликс. — Да… Да, конечно!       Феликс весь оставшийся день ходил как будто завороженный, прокручивая этот бархатный и заботливый голос в голове и вспоминая венистые руки, которые то и дело тянулись к волосам, поправляя выбившиеся пряди. И уже лежа ночью в кровати перед тем, как заснуть, он беззаботно мечтал, как было бы наверняка круто быть с ним, дарить ему свою любовь и внимание. Мягко прикрывая глаза, Феликс с облегчением выдыхает, осознавая, что все это лишь желание потешить свое эго, ведь в серой реалии действительности они никогда не смогли бы быть вместе.       Но как же глубоко Феликс ошибался, даже не подозревая, что эта ночь услышала то же самое желание с его собственным именем.