***
Из дремы Вила вывела комбинация факторов: назойливые солнечные лучи, крики за окном и жуткий грохот, донесшийся с балкона. Парень разлепил глаза. Они закрылись назад. Но судя по положению солнечной полоски еще было слишком рано вставать для того, кто пошел спать достаточно поздно. Так что он закрыл глаза. Полежал так минут пять. Тяжело вздохнул. Херня, не заснешь, раз проснулся. Вил вяло сбросил с себя одеяло, чтобы прохлада побудила к действию. Вспомнил, что жил теперь в пустыне, когда холодного бриза не последовало. Вздохнул еще раз. Дернул ногой, послышался шлеп чего-то о пол. Парень задумался. Не, ботинки он таки снял вчера вечером у двери. Глянул. Стилет опечаленно лежал на полу. Ну, он хоть в ножнах был и без крови. Потянулся, задел что-то рукой, послышалось уже множественное падение предметов на пол. Застонал в голос. Опять стрелы в колчан собирать. Проклятие. Пришлось встать. Первым делом поплелся к зеркалу. Как и ожидалось, смотрела на него его настоящая бледная андрогинная моська. Белесые глаза, белые волосы, удручающее отсутствие мускулатуры. Не шло ему с тяжестями как-то. Благо это было легко исправить. Чейнджлинг наиграно улыбнулся себе и все тело пришло в неестественное для обычных людей движение. Мгновение, и на него смотрел блондинистый голубоглазый парнишка с достаточной мышечной массой, чтобы девушки вешались на него, не вдаваясь в подробности его личности. Ну и, разумеется, выглядел он старше, на все двадцать пять, под которые косил. Несмотря на идеальную гладкую кожу и отсутствие мешков под глазами его обыденной личности, так свежо сам Вильгельм себя не чувствовал. Здесь нужен был кофе. Много. Лучше, конечно, еще поспать, ибо, жопой чуял, эта ночь тоже будет поганой, но мир не остановится только ради того, чтобы создать тихую обстановку для несчастного него. Так что направление на кухню было задано. Там… Н-да, наверное, надо было прибраться. Такое количество крови слабыми сосудами носа не объяснишь. Достал турку, зажег огонь, залил воду. О, точно, так вчера устал, что забыл отнести Риму трофейное ухо. Ну да ладно, еще успеется. Кровь зато подсохла, помыть можно аккуратно. Кинул ухо в ушат для мытья. Главное, не забыть. Пока кофе варился, Вильгельм в основном смотрел в пустоту и думал о вечном. Уборка могла подождать. Любой, кто зашел бы к нему в квартиру, быстро бы понял, что уборка будет ждать вечно. Но гостей здесь не водилось. Так что все было в порядке. Когда напиток, наконец, был готов, парень перелил его в кружку с надписью «Всегда оставайся собой» и направился в сторону балкона. Надпись когда-то показалась ему очень смешной, да. А на балконе уже имелась сонная и слегка ненавидящая все живое морда соседа. Как раз того, которому полагалось ухо. И нет, не в качестве угрозы или предостережения. В качестве дружеского подарка. Рим стоял там с ароматно дымящейся черепушкой в руках и смотрел на то, что грохало ранее.***
Предметов под вопросом оказалось сразу два. Одно приземлилось больше на сторону Рима, другое на сторону Вильгельма. Лифчик, набитый камнями, из которого торчала записка, и камень, к которому была прикреплена записка путем кружевных подвязок, соответственно. В обычной ситуации Вильгельм бы поржал, но сейчас был слишком сонным. — Скажи, что я не проснулся и наш балкон на самом деле кристально чист после уборки на выходных, — с тенью надежды попросил Рим. — Мне ведь просто кажется? — Могу ударить тебя по голове, убрать это, привести в чувство и сказать, что показалось, — меланхолично ответил Вильгельм. — Спасибо. Вильгельм поднял голову, поставил кружку на столик, повертел руками, разминаясь. — Исполнять? — Если бы только это помогло. Но ведь они снова появятся… — Рим печально поставил кружку на широкие перила и нагнулся поднять «дары». — Кто виноват, что ты такой сногсшибательный сердцеед. Подумай о том, чтобы перестать спать со всеми этими женщинами, — сказал Вильгельм и подавил улыбку. Ладно, это подняло ему настроение. Всегда работало. Не зря старался. — Я раз сто говорил, что понятия не имею, откуда это. Как-то… Последняя женщина, с которой я встречался, была сгорбленной старухой, прожившей с три четверти века. Она была такой горбатой, что еле влезла в заказанный гроб. И… я не думаю, что за одну ночь она решила воскреснуть и закидать меня записками… — аасимар повертел в руках камень с подвязками. — Как думаешь, есть вероятность, что там не очередное «мудак, да как ты посмел меня кинуть», а интригующее сообщение о маньяке в Речном районе? Вильгельм изогнул белесую бровь. — О вкусах не спорят… И я тебе верю. А вероятность крайне мала, — он хлопнул друга по плечу. — О, может, у тебя есть потаскушный брат-близнец? Это было бы весело. Может, объявить розыск? — Пропал шлюховатый брат. Просьба нашедшему оторвать ему яйца, язык и дать по шее. Вторая просьба: не сообщать по адресу… Вильгельм неуютно потянулся к тому самому, но прервал себя. — Не ну зачем сразу отрывать. Может, у него добрые мотивы. Может, он ищет для тебя ту самую, которая была бы с тобой не только из-за моськи? Это не было правдой, но могло бы ей стать, если очень поверить, разве нет? В жизни чейнджлингов многое работало таким макаром. Рим кисло усмехнулся и отпил кофе. Если бы у него действительно был брат… Что же, пожалуй, матушка была бы в свое время в два раза богаче… Интересно, его бы она тоже продала или на втором у нее все-таки взыграла совесть? — Видишь ли, едва ли результаты его работы, если брат у меня имеется, позитивные. Меня и без того в храме не воспринимают всерьез, а с появлением «добродетеля» еще немного и совсем выгонят. Нехорошо приходить в святое место, когда на тебя вешаются по дороге женщины, которых ты не знаешь, а они орут, что ты их лишил самого дорогого и честного. Вильгельм отвел взгляд. Где-то очень глубоко зашевелилась полудохлая совесть, но потом он вспомнил, что благодаря этому недоверию никто никогда не воспримет всерьез слова Рима о том, что, мол, я тут иногда с наемным убийцей выпиваю, не хотите его повязать? Ну и совесть успокоилась. Да и смешно же. И не надо личность для женщин придумывать, есть вот хорошая, красивая, довольно сильно отличающаяся от оригинала, но он художник, он так видит. У Рима был потенциал, но трупы ему нравились явно больше. — Не дрейфь, прорвешься. Тебе не нужно их одобрение, чтобы быть хорошим детективом, разве нет? — Вильгельм ободряюще улыбнулся, отпил кофе. Не горячий. Все еще пакость. Надо было ему давать черту любителя утреннего кофия этой личности? — На одобрение тех, кто знает меня в Десницах Орда мне, мягко говоря, со шпилей Серулианского Дворца. Меня напрягает скорее недоверие коллег по Сумеречным Перекресткам. Это как... если бы тебе говорили, что ты мешаешь отвратительное пойло, потому что настоящий бармен обязан любить виски на лимонных корках. А у тебя аллергия на лимоны, потому что ты их в детстве переел. Вильгельм замер. Эк аналогия. Ну да, Рим же думает, что он-блондин работает барменом. Парень задумался о том, как обратить это на что-то более близкое. Не занимайся некрофилией на работе? Фи. — Ну, будучи настолько далеким от религии, каким я являюсь, слышал только одно позитивное о вашей сфере деятельности: босс у вас бог так-то. И главное не злить его, да? Твоя мамка воронов имеет что-то против случайных половых связей? — Полагаю, зависит от того, с кем связи. Сильно сомневаюсь, что ей бы понравилась некрофилия. В остальном, в догматах об этом ни слова. Может, стоит поискать еще литературу, чтобы прояснить этот вопрос? Рим апатично глянул на два камня, думая, хочет ли он разворачивать и читать записки. А потом с толикой надежды перевел взгляд на соседа. — Может, это все же тебе? Ты не мог бы сделать одолжение и прочитать? Нет? «И он про некрофилию», — подумал Вильгельм. День предрекал быть богатым на события. Услышав вопрос, вздрогнул. — Ты бы знал, сколько всего подобного я слышу за баром. Посмотри на меня, я же кексик, — в подтверждение он махнул коротким светлыми волосами. Вышло, вероятно так себе, ибо расческа была где-то со стрелами на полу. — Но если очень хочешь, то могу прочесть. Рингрим очень быстро, пока Вильгельм не передумал, подтолкнул к нему камешки. Пожалуй, слишком быстро, чтобы можно было скрыть вспыхнувший энтузиазм. — Уверен, что обе для цукатного кексика в твоем лице. Пожалуйста. «Пожалуйста» вышло с еще более очевидной надеждой, чем спаливший Рима до этого энтузиазм. — Цукатного? — подняв камни и белье с пола, спросил Вильгельм. — Изюм уже не так популярен. Парень задумался. — Но у меня почти нет родинок. «Во всяком случае помимо тех, что были запланированы. Погодите, а если есть? Я болен? Я умираю?» — пронеслось в мыслях чейнджлинга и, забыв о записках, он в панике принялся искать неучтенные родинки. — Эта была, тут тоже на месте. Рим, глянь, тебе не кажется вот эта странной? Я не уверен, была ли она всегда такой темной, — парень подсунул прямо под нос жрецу локоть. Родинка действительно там имелась. Темная. Как все остальные. Только Рим на нее взглянул, как она… Скукожилась немного? Словно от стеснения, что на нее смотрят. — Хммм… знаешь, она действительно немного странная, — аасимар с очень серьезным видом пощупал родинку, — и очень странно себя ведет. Как перезревшая жеманная кокотка. И… ох… она словно стала более острой. Ты не думаешь, что стоит показать ее какому-нибудь именитому лекарю? Глядя на паникующего соседа, Рим покачал головой. Чего только в голову не взбредет тому спросонья и что только не покажется самому Рингриму. — Записки, Вилли. Пожалуйста. Мысли блондина были уже у собственной могилы. Он тер локоть, пока родинка не исчезла. С глаз долой — из сердца вон. Больше этой родинки не существует. Все. Нет и проблемы. — Знаешь, записки это такая ерунда под взглядом смерти… Вороны кружат что-то… Ох… Несмотря на свои слова, он все же развернул бумажки. Камни не глядя скинул с балкона. Послышалось злое шипение кошки. — Так вот, записка от лучезарной Стейси гласит… — ладно, он улыбнулся, такая похвала себя любимого не могла не льстить, — что ты был настолько нежен, но при этом настолько решителен в своих действиях, что она никогда не забудет тебя и, даже если ты оставишь ее, как, мразь этакая, сделал уже с половиной города, она рада, что ее цветочек сорвал именно ты. Вильгельм скосил глаза в сторону Рима. Жрец вымученно возвел очи к небу и… так и не успел ничего сказать, потому что за него выматерился замеченный Вилли ворон. — Виишь, Воронья Мамка одобряет, — кивнул парень. — А мы продолжаем. Вторая у нас обладательница явно объемных бидонов подписалась как «твоя куколка». Вильгельм нахмурился. Это звучало отвратительно, он, конечно, творил всякую дичь, но куколка? Чья? Бабочки, мотылька? Что в ней сексуального? Он откашлялся. — Твои чресла… Эм… Пульсирующая сила во мне… Кхм. Нет, знаешь, мне кажется это как раз этажом ошиблись, наверное, — он повернул бумажку боком, но написанное не стало менее вычурным, зато более нечитаемым, а это уже благо. — Полагаешь, лифчик предназначался домовладельцу? — Рим осторожно мыском тапочка подвинул предмет женского гардероба к краю балкона и не менее осторожно скинул вниз одним движением. — Вероятно, старик любит прыжки с большой высоты. Мы не можем его осуждать за это… Вильгельм побледнел еще пуще, чем при извести о возможной смертельной болезни. — Мне кажется, я достаточно проснулся, спасибо. А теперь можешь стереть мне память? Чуть вымученно не улыбнувшись (но вовремя вспомнив, что ему улыбаться нельзя), жрец покачал головой. — Тебе придется жить с этим. Как и мне, — попробовав запить болезненное и не желающее угасать воспоминание о летящем вниз огромном куске кружева и ватных подушечек, Рим столкнулся с еще одной проблемой. — Мой кофе тоже в шоке. Он мгновенно остыл… Вильгельм тем временем растекался на перилах обреченной лужицей. Или скорее слаймом. — Вылей его вон на того мужика, — указал вниз с балкона. — Я видел, как он ночью ссал на угол. — Ссать на угол не самое правильное решение, — подтвердил Рим. И решил, что не сильно кого-то оскорбит, если послушается совета. Особенно, если добавит немного отсебятинки. Кофе выплеснулся на голову незадачливому пьянчужке под задорное карканье высмеивающих алкоголика ворон. — Ты не знаешь, случайно, способа стать невидимым на минут сорок? Надоело до Перекрестков добираться кривыми путями и сомнительными двориками. Мужик внизу заорал, хотел поорать на виновников, но поднял голову, увидел двух смертельно серьезных парней, стаю воронов над ними и сплюнул себе под ноги, пошаркал в переулки. Вильгельм тем временем уже почти обиделся за оскорбление его любимых темных кривых путей. Они же такие уютные! — Можем замаскировать тебя. У меня где-то был парик. Такой кучерявый. Красный. И нос накладной. Тоже красный. Не спрашивай, откуда, работа. Девушки точно не тронут. Сходить? Живо представился до идиотизма нелепый вид. Красный парик и красный нос не очень хорошо сочетались с обычной одеждой жреца Королевы Воронов. — Нет… Не стоит. Кажется, я снова пойду переулками. Надеюсь, что буду более удачливым, чем вчера. А если нет… от судьбы не уйдешь. Придется бежать. — Да ладно тебе, просто накинь капюшон и станешь не отличим от сотен подозрительных личностей, делов-то. Вильгельм слегка улыбнулся, вспомнив, как в детстве не мог понять проблем других беспризорников с маскировкой. Лицо поменял и пошел. — Я пробовал. Поймал три патруля Десниц Орда из трех. Собеседник посмотрел на него с уважением. — Потрясающе. Хорошо, что ты с законом, будь ты преступником, с такой удачей хрен бы пережил первый год. Но тогда да, бежать. Хорошо мне на смену еще только через несколько часов. Вильгельм сладко потянулся, зевнул, не прикрывая рта. — Ладушки. Удачи тебе сегодня в упокоении несчастных и поимке неуловимых. Я пошел дремать. — Спасибо, что составил компанию за кофе. Рингрим апатично еще раз опрокинул кружку, чтобы стряхнуть последние капли кофе. Собрался духом и побрел облачаться. Осталось только смириться с тем, что надо выйти за порог. Желательно быстро. Очень желательно, чтобы максимально незаметно.***
Перед тем как завалиться подремать, Вильгельм вылил остатки кофе и заварил себе нормального вкусного чая. Выпил его у окна, откуда открывался прекрасный обзор на безуспешно пытающегося быть незаметным аасимара в рясе жреца. А также на стайку дежурящих у входа баб. Удивительно, но они не сразу заметили его, были заняты обсуждением какой-то сплетни. Но буквально через десять секунд, как Рим показался на улице, послышался боевой клич: «В атаку!», кажется. Вил ехидно усмехнулся. А нехрен быть таким смазливым. Когда зрелище и чай закончились, парень запрыгнул на диван, чтобы проверить окошко сообщений. Со стороны улицы под этой форточкой были приколочены небольшая дощечка и жердочка для почтовых соколов. Господин обычно оставлял сообщения в спичечных коробках. Если было что-то важное, сокол стучал в окно, пока ему не ответят и не заберут послание с лапки. Но, учитывая, что вчерашнее задание как раз было от господина, сегодня можно отдохнуть. На дощечке ничего не было. Вильгельм потянулся и плюхнулся на тот же диван, на котором стоял. Время еще немного подремать. Второй раз за день он проснулся потому, что хотел есть. Поплелся на кухню, вновь увидел оставленное ухо и вспомнил про него. После питательного обедозавтрака предстояло-таки заняться своими оружием и броней, они должны быть всегда в надлежащем состоянии. Кровавые пятна, использованные бинты, дохлую мышь на полу он в очередной раз проигнорировал. Мышь, кстати, тоже можно отнести Риму, но не все за раз, оставим на потом. Хорошая проклепанная броня пока была маловата, Вильгельм был выше Шельмы, но короткий композитный лук очень удобно мог складываться и помещаться рядом с колчаном вне зависимости от нынешнего размера владельца. Набор метательных ножей и два кинжала на крайний случай были аккуратно рассованы по местам, парень проверил, чтобы все идеально выходило из креплений, даже секунда задержки могла стоить жизни в его ремесле. Нацепил очки темного зрения на макушку. Все это аккуратно прикрыл довольно бесформенной мешковатой простой одеждой, коей в распоряжении чейджлинга было очень много. Он то мог менять размеры, а вот одежда, увы, оставалась такой, как была. Жуткий недостаток. Пять раз проверив, ничего ли он не забыл, сверившись со списком жизненно необходимых вещей на все случаи, которые он независимо от ситуации должен иметь при себе, Вильгельм был готов выходить. Но было еще одно обязательное дело перед тем, как отправиться в ЛОМ. Он подобрал отрезанное ухо. Попасть в квартиру Рима было крайне просто. Примерно через месяц после того, как они стали соседями, у Вила уже был ключ. Чем он и продолжал пользоваться каждый раз, когда нужно было оставить подарок. В квартире Рингрима было заметно чище, чем у Вила. Но, если быть честным, почти везде было чище. Даже на улице. Даже в излюбленной подворотне торчков. Ну да не важно. Вильгельм нашел умытую и оставленную сушиться кружку в виде черепа. Взял ее, поставил в центр кухонного столика, достал ухо, смазал его небольшим количеством смолы и приклеил там, где у черепа должно было располагаться слуховое отверстие. Теперь с одной стороны была ручка, а с другой, собственно, ухо. Вильгельм улыбнулся, довольный проделанной работой. Но чего-то не хватало. Он принялся копаться в кармашках, пока не нашел подходящий стеклянный шарик. Он не помнил, где его нашел, вполне вероятно отобрал как-то у играющей в них шпаны. Главным было то, что шарик был зеленым и имел черную черточку, словно вертикальный зрачок, проходящую через него. Вложил эту прелесть в левую глазницу. Постучал себе по подбородку. Нет, тут нужно пояснить, а то вдруг не оценит. Вил достал маленькую бумажку, уголек и правой рукой коряво как мог нацарапал: «Сим дарую тебе сие могучие артефакты: прославленный глаз Векны и его же менее знаменитую часть — ухо. Используй с умом, неси волю в массы. Виват!». Даже после долгих лет тренировок писать правой рукой было не очень удобно, а потому кривость вышла отменная. Кинув записку внутрь кружки, Вильгельм кивнул себе и покинул квартиру. Жаль только, его не будет здесь, чтобы увидеть лицо Рима. Однажды… однажды он разведет угрюмого жреца на улыбку, она у него такая очаровательная, в зеркале видел. Дальше по плану было поздороваться с соседскими бабушками, всеми силами изображая работящего отца пятерых, хотя на фоне Рима и его вечного клейма парня легкого поведения нравиться бабулькам было просто, чего уже говорить о фейской соседушке и ее отсутствия хоть немного приличных нарядов. Особенно когда раз в неделю ты сам становишься одной из бабулек и поправляешь свою репутацию, попутно собирая сплетни. Эти бабки были мощной наблюдательной машиной. Страх сколько всего они замечали. В любом случае нужно было лишь уйти с их радара, а там в хорошо знакомые переулки, укромные места, сменить накидку несколько раз, вместе с ней сменив лицо, и вот в итоге он стоял под городом у входа в одно из безопасных подпольных мест — бар «Лучший Отдых Мясников». Или коротко ЛОМ. Разумеется, миловидная моська блондина Вильгельма осталась далеко позади, теперь тут находился Шельма — рыжий, кучерявый, с веснушками и вечной издевательской ухмылкой. Мастер проникновений и тихих стрел в глазницу. Хотя лучшим мастером проникновений Вил все же считал обличие Рима. Там просто счет больше. Шельма зачастую работал с жертвами за пределами помещений. Не приходилось никуда проникать. В отличие от Рима. Но да ладно. Шельма постучал в дверь бара. Отодвинулась задвижка, в щелке стали видны чьи-то сощуренные глаза, оценивающе окидывающие желающего войти. — Когда сурок в ночи… Шельма просто тыкнул в щелку кинжалом. Каждый придурок, решивший сыграть с ним в этот бред с кодом, заслуживал лишиться глаза. По ту сторону послышался жуткий крик, а потом хохот. Дверь открылась. За ней согнувшись пополам и прикрывая глазницу, из которой во всю била кровь, стоял какой-то новенький. Шельма его ни разу тут еще не видел. Рядом с ним, хлопая парня по спине, стоял обычный стражник и ржал, утирая слезы под единственным целым глазом. Шельма сочувствующе цыкнул. — Новенький, да? После этого у тебя наверняка появятся проблемы с доверием. Я не со зла. Держи. Шельма протянул пареньку стеклянный шарик. Тоже из серии тех, что похожи были на глаз. — Какого хрена?! — довольно истерично вопросил новенький, смотря единственным оставшимся глазом. — И что это?! — Вместо глаза, — пояснил Шельма. Последовала секунда шокированной паузы. — Ты мне глаз выбил?! — А ты, блять, как думаешь, откуда здесь столько крови?! Парень осмотрелся, осознал, и снова завыл. Старый стражник присел на стул, ибо от хохота его ноги не держали. — Знаешь, как для охранников, которые должны держать оба глаза открытыми, ритуал посвящения путем избавления кандидата от оного органа крайне странный, — заметил Шельма. Подобрал лежащую на столе тряпку, вытер кинжал, спрятал в ножны. — Тебе, ах-хах, не понять, — махнул рукой стражник. — Это я заметил. Парень еще немного постоял, наблюдая за паникующим новеньким, старающимся нащупать выколотый глаз, заметил, что к нему уже медленно направляется местный лекарь, и пожал плечами. Мелкий был не очень вежлив. Обойдется без стеклянного шарика. Так рассудив, Шельма направился дальше. ЛОМ представлял собой прекрасное заведение с неповторимым набором воров и головорезов. Это не было штаб-квартирой Завесы, но довольно близко к этому. Так сказать преддверие. Восемьдесят процентов посетителей принадлежали к этой фракции, но здесь позволялось брать заказы и независимым художникам, каким притворялся Шельма. Вследствие этого довольно большой процент уходил подрядчикам и самой Завесе, но Вил не был против, у него хватало денег и здесь обычно не было каких-то суперсложных невыполнимых заказов. Такие они оставляли для внутреннего круга. Так что тут он если и брал что-то, то в основном для себя, для души. Шельма прошел дальше, лавируя между грязными еле держащихся на двух с половиной или трех ногах столов, увернулся от одного летящего тела, вытянул из хватки играющего дротик и кинул точно в яблочко, отошел в сторону от другого дротика, который метнул этот самый раздосадованный чужим превосходством играющий. Незаметно уронил чью-то кружку, за что получил собутыльник жертвы. Насыщенная дорога до бара, да. К барной стойке прикасаться не рекомендовалось. Бурый цвет она имела отнюдь не из-за краски. Убивать тут посетителей было запрещено, но избиение до полусмерти убийством не считалось. Шельма как-то начал тут драку, большую ее часть потом прятался под потолком, ибо, ух, никто тут шуток не понимал. А он любил шутить. После этого бар был почти без посетителей целую неделю, ибо завсегдатаи пытались оправиться от полученных травм. Самому Шельме пригрозили, что больше не пустят или отрежут язык, если такое повторится. А когда режут язык это больно, это парень знал, потому решил не провоцировать больше Завесу. Уж сильно он прикипел за эти годы к личности рыжего убийцы. За стойкой стоял полуорк. Обычно их расу можно было описывать как «угрюмую», но этот пошел в мать эльфийку, как сам утверждал. То есть в среднем у него были приятные человеческие черты, минус эта огромная нижняя губа и выстающие клыки. Вилу не нравились полуорки, из всех рас они были наиболее неудобными. — Доброго дня, шеф, — поздоровался Шельма. Полуорк посмотрел на него, на кольцо, которым он поигрывал и которое явно принадлежало тому играющему в дартс. — Если ты после недельного отсутствия пришел устраивать проблемы, то лучше найди другое место. — Ой да ладно тебе, меня и проблемы даже в одно предложение нельзя ставить. Я же покладистый душка, известный своим смирением. — Ты только что выколол человеку глаз без причины. Это четвертый охранник, Шельма. Парень крутанул кольцо на барной стойке. — Ну так вы им хоть сканворды давайте решать перед приемом на работу, хоть так совсем тупых отсеивайте. И вообще вини за это нынешнего охранника, он это чудо одаренное подговорил пароль у меня спросить. — Ты мог бы просто запомнить пароль. — Мог бы, — согласился Шельма. — Но он тупой жутко и все равно бесполезный. Да и вообще, тебе стоило оценить мое благородство, ибо я мог его убить, а не просто выколоть глаз. Считай, я ему жизнь спас! Доброе дело, видишь? Бармен только устало вздохнул. — Что ты хочешь? Заказы ты знаешь где брать, иди туда. — Ну вот чего сразу заказы и проваливай? Может, я поговорить хочу, излить тебе душу и все тягости? — Избавь меня от этого. — Да что ты за бармен вообще такой? — Шельма наклонился ближе и сощурил глаза. — Налей мне хоть сока. Полуорк возвел очи к потолку, прошептал что-то себе под нос, но налил стакан яблочного сока. Эта позиция в меню на самом деле была общим делом сразу нескольких наемников. Не все были настолько тупы, чтобы перед делом пить алкоголь. Еще имелся апельсиновый сок, но подавали его зимой для укрепления иммунитета. — О, Шельма! Ты должен меня понять! Парень обернулся, к нему ковылял местный пиротехник Серенга. Ковылял, ибо правая нога была железной. Еще ему не хватало в целом четырех пальцев. Сам мужик считал это знаком любви со стороны черного пороха и только поэтому продолжал забавляться с динамитом. Был известным и уважаемым членом Завесы, но лично Шельма его недолюбливал. Взрывы были слишком шумными и очевидными. Да и стрельба из их этих пистолетов тоже. Стрелы лучше. Стрелы хорошие. — А можно нет? — Тебе работа нужна или как?! — уже более зло, явно теряя терпение после предыдущего разговора, рыкнул мужик. Шельма вздохнул. Посмотрел на бармена, но от того сочувствия, конечно, не дождаться. — Что за работа? — Мудак один появился. — Какая неожиданность, — вздохнул Шельма, прикрыв рот. — Я тебя сейчас подожгу, — Серенга угрожающе почухал себя по голове, вместо перхоти сыпля порохом. — Я люблю свои пальцы, спасибо. — Тогда заткни хавалку и слушай. Есть мразь одна. Зовет себя Безумным Дио. Направо и налево орет, что, мол, он один из основателей Завесы и весь такой из себя важный. Да и хер с ним, таких обычно мелкие убивают на раз два. Но нет. Этот душу дьяволу продал, точно. Исчезает в столпе черного дыма, места преступления после себя оставляет жуткие, с надписями на инфернальном, расчлененной и выебанной жертвой. Ты не слышал о нем? — Я был занят, — уклончиво ответил Шельма. Мужику в целом было плевать на это, он махнул рукой и продолжил. — Надо упокоить этого ублюдка. Заманал нашу репутацию портить. Наши убийцы такую грязь по себе не разводят. Это отпугивает клиентов, понимаешь? Вил не совсем понимал, как убийства могут отпугивать желающих заказать убийство, но негодование Серенги, в целом, да. Хотя и так же находил крайне забавным то, насколько ситуация выбесила подрывника. — Так, а старшие ваши члены чем заняты? Разве не логично, что вашу репутацию должны очищать ваши люди? Техник отвел глаза. — Они заняты. Что в свою очередь значило «секретная миссия, непосвященным нечего о ней знать». Только Шельма знал. Как раз вчера убил ключевого информатора. Завеса лезла в дела, в которые не стоило лезть. Парень очень надеялся, что они успокоятся раньше, чем ему придется брать сверхурочные. — Что известно про это чудо и сколько платят? — решил перейти к делу. Серенга хищно улыбнулся. Достал скомканные записи отчетов от, вероятно, младших убийц. Описание мужика было довольно… Красочным. Начать с цыпленочно-желтых волос, пивного брюшка и ковбойских сапог. Сражался он томагавком. В компаньонах имел белого говорящего попугая. Шельма слушал и не мог понять, какими это навыками обладает чучело, что три убийцы со стажем не менее года не смогли его прикончить. Был еще, конечно, вариант, что господин сильно переоценил Завесу и кроме воров выдающихся талантов у них нет, но чтоб так. Убедила взяться за дело его, разумеется, оглашенная цена. После такого можно будет как расслабиться… Или купить тот шикарный лук, что он присмотрел себе. И может парочку стрел убийства. Никогда не знаешь, когда пригодятся.***
Одним из самых больших сожалений, с которыми столкнулся в новом жилище Рингрим, было отсутствие черного хода. Возможно, существуй он, части проблем можно было бы избежать. Например, вечно ворчащих при виде него бабулек. Те всегда шипели растревоженным змеиным клубком, стоило только Риму появиться в поле их зрения. И казалось бы, сами пожилые дамы давным-давно были полуслепыми и видели едва ли дальше собственного носа, но чуткий радар, настроенный на его персону, срабатывал сразу же, стоило Риму появиться в конце улицы. Нет, аасимар уже почти лет семь как вел абсолютно честную жизнь. Он избегал лишних встреч с женщинами, а с мужчинами тем более, он всегда официально регистрировал любую свою находку или подброшенный ему духами дар, более того, последние семь лет если кто и приходил с ним сюда за компанию, то только его наставник из Десниц Орда. Тот, который когда-то его, еще сопливого пацана, только разменявшего девятнадцатую весну, вытащил из борделя, отмыл и стал учить собственному ремеслу следователя. Но ни волосатый наставник, основательного вида минотавр, ни три последних года, когда Рингрим появлялся у дома в гордом одиночестве, не скорректировали настройки радара старых сплетниц. — Ишь, гля, поше-ол, поше-ол! Ишь, вышагивает поблядун талдорский! Нарядился вороной… Не, ну ты глянь, Зухра, наш проститут павлинью гузку в черные перья рядит и думает, шо не заметно. Тьфу! — Не говори, Дилька. За милю ж видно, шо поимелок трепушный. Шоб палкой его по хребтине! Рингрим прикрыл глаза, глубоко вздохнул, затыкая рвущиеся наружу слова, чтобы обелить себя. И прошел мимо соседок по самой удаленной траектории. Он все еще надеялся, что при отсутствии реакции с его стороны, рано или поздно дамы перестанут перемывать ему косточки. Просто потому, что им это надоест. Кольцевая Аллея встретила своими извечными пылью и шумом. Большая часть местного контингента предпочитала передвигаться по району прыгая с крыши на крышу, а значит, игнорировали возможность затеряться в узких переулках между домами. И зря. Ведь именно на эти переулки можно было порой сделать ставку, пытаясь максимально незаметно добраться до Сумеречных Перекрестков. Осторожно петляя между домами и осматриваясь, прежде чем повернуть в очередной раз, срезая путь, Рингрим успел проделать половину пути. Стоило только расслабиться и позволить себе чуть свободнее передвигаться, как с крыши одноэтажного домика ему на плечи сиганула пухленькая рыжая табакси, тут же вцепившаяся когтями в плащ. — Римушка, дорогуша! «О, Матрона, с тобой я точно ни разу не встречался…» Кошка потиралась пушистой мордой о его щеку и урчала так громко, что казалось, еще чуть-чуть и Рим оглохнет. — Вчера в любви до гроба клялся, говорил, что я лучшее, что тебе встречалось в этой юдоли скорби, а теперь? — Табакси нарочито громко шмыгнула носом и зубами прикусила Риму ухо. — Даже не глянешь в мою сторону? Вот цена твоим словам? Ухо тварина не отпускала, а потому ужасно глотала звуки. — Слушай, дитя, — Рингрим попробовал понизить тембр голоса, чтобы звучало более представительно, — мы не знакомы с тобой. Не помню, чтобы ты приходила на проповеди. Будь добра, пусти ухо. Вместо голоса представительного и сильного вышел какой-то печально-жалкий. Возможно, потому что Рим искренне переживал за целостность уха. Но, кажется, табакси хватило и этого ответа. Бросив мусолить ушной хрящик, она собралась было набрать воздуха в грудь для первых нот скандала, когда Рим, почувствовавший некоторую свободу, рванулся, сбрасывая кошку и пытаясь как можно быстрее скрыться. — Вернись! Сволочь! Собачник хренов! Вернись! Я все прощу! «Да не приведи боги…» — подумалось Риму, и он погрузился в собственные размышления о бренности бытия. Рим знал куда более интересных людей, нежели он сам. Кто-то был намного смазливей, кто-то брал харизмой и удивительными историями. Но что одна за другой незнакомые женщины находили в нем, старающемся лишний раз рта не раскрывать, а в одежде придерживаться правила «черное отлично смотрится с черным, если добавить немного черного», он искренне не понимал. Его терзали, правда, некоторые сомнения. Даже скорее тень мысли о некоторой вероятности существования кого-то, кто владеет умениями грима на таком уровне, что может хорошо замазать собственное лицо и нарисовать Рингримово, чтобы без каких-либо претензий на длительные отношения кадрить девиц. Но тогда возникало два вопроса: зачем и почему связи этого «некто» настолько беспорядочны? Из глубин подсознания всплывал еще один вопрос следом: а есть ли вероятность, что, если Рингрим начнет носить фарфоровую маску не только на территории Сумеречных Перекрестков, но и на улицах, то лишних встреч и столкновений удастся избежать? Из размышлений вывел гулкий удар по лбу. Слишком погрузившись в себя, Рим совершенно отстранился от окружающей его действительности, к которой вернуть его решила одна из подвесных хрустальных жаровен. Рим потер ушиб, про себя молясь, чтобы не осталось синяка, как свидетельства его рассеянности, пошарил по складкам робы и вытянул на свет маску. Стоило нацепить ее, как ушиб перестал саднить. Видимо, материал сработал как своеобразный мешочек со льдом. Рим поправил покосившуюся жаровенку и, оглядевшись по сторонам, тихо скользнул в тень храма у подножия скалы. С ночи здесь ничего не изменилось. Все так же сновали по своим делам служки и ученики, мечтавшие однажды стать жрецами. Один из жрецов приводил в порядок высокую — в три человеческих роста — статую Королевы Воронов, пока остальные возносили молитвы. Рим вспомнил, что вечером Настоятельница его отстранила временно от общения с приходящими горожанами, выдав послушание в архиве. Возможно, пожилая эльфка — о, Рим как никто другой знал, что Херисешета очень едкая и невероятно остроухая, — тоже считала его недостаточно серьезным, чтобы подолгу позволять участвовать в ритуалах, рассчитанных на прихожан. — Ты опоздал. Настоятельница напомнила о себе не столько болезненным, сколько обидным подзатыльником, и вкрадчивым шипением на ухо. Рим несколько раз вздохнул, впуская в себя с воздухом и умиротворение храма, и повернулся к возвышающейся над ним фигуре в фарфоровой личине. Чтобы зашептать в ответ с раскаянием в голосе: — Прошу прощения, Херисешета. Возникли небольшие сложности… — Что, всех девок ночью испортил и в итоге проспал? В отличие от большинства намеков коллег-жрецов, те, что исходили от Сешет, за едкостью прятали мягкое подтрунивание. Рим, пользуясь, что его лица не видно, позволил себе легкую улыбку. — Почти. Одна не в меру неловкая кошка свалилась на голову. Пришлось отодрать. Замешкался. — Уж ты-то отдерешь. Вся роба в зацепках, — жрица невежливо дернула рукав в районе плеча, словно желала продемонстрировать дыры и зацепки. — Переоденься иди. И до вечера из архива носа не показывай. А как чуть обезлюдеет, можешь бежать по своим делам. Там тебе под свитками записку оставили. — Кто? — Знала бы. Детеныш людской. Мелкий, тощий и трех зубов молочных нет. Ух, заявление тянуло на прорыв в последнем деле. Рингрим даже почувствовал как не то, что заколотилось неистово сердце, как закололо кончики пальцев. Иногда он прибегал к помощи малолетней шпаны, умеющей не только тырить тихо пряники с прилавков на Солнечном Базаре, но и цепко глазеть по сторонам. А если уж один из них, самый толковый и, по счастью, худо-бедно освоивший грамоту, оставил записку, то определенно появилась какая-то зацепка. Подавив зародившуюся дрожь, Рим чинно поклонился Херисешете и поспешил скрыться за одним из развешанных по всему храму полотнищ с вышитым символом Матроны Воронов. «Наверное, Сешет не сильно разозлится, если я сперва прочитаю записку? Нет… нельзя. Сначала работа. Я должен выполнять возложенные на меня обязанности. Даже если это просто копирование старых свитков, чтобы те не пропали, рассыпавшись от ветхости… Иначе они будут правы — херовый из меня жрец…» Старательно водя стеклянным пером по бумаге, чтобы каждая скопированная буква была идеально выписана, а каждый рисунок схемы повторял оригинал, Рингрим все равно раз за разом возвращался взглядом к замызганному клочку с запиской. Не позволяло утолить все сильнее разгорающееся любопытство только то, что вокруг сновали другие жрецы, также получившие задания в архиве, и осознание, что если Рим себя не переборет, то точно допустит кучу ошибок, а значит, придется переписывать все заново. Пришлось порядком потрудиться, чтобы призвать себя к нужному рабочему настроению и к сумеркам закончить выданную на день норму. Отложив последний лист с записями, чтобы чернила просохли, и нервно прохрустывая немного трясущимися пальцами, аасимар в очередной раз обратился к дыхательной гимнастике, теперь еще чуть задрав подбородок и прикрыв глаза. Чернила были густыми, а потому сохли долго. Но другими пользоваться запрещали: быстро выцветали и совсем не хранились, а если случалось намочить лист, то тут же расплывались мерзкими кляксами. «Если Филд прислал записку, то это может значить две вещи. Первое — пока кто-то полночи предавался праздному сну, где-то в городе изнасиловали и расчленили очередную девушку. Второе — Филд все видел, но тогда главное, чтобы не видели Филда. Есть совсем неприятное «третье», но оно обязано быть, иначе мое уважение к Морвейну окончательно сойдет на нет. Десницы Орда наверняка все уже знают и, если не перевезли труп, то точно все оцепили…» Рим нехотя приоткрыл один глаз и покосился на свитки. Надо было унести их вниз, в хранилище. Но неужели этого не могут сделать послушники? Нет. Видимо, нет… «Дять, атас! Фефелку коцнули на третим пирикрестке Кальцывой. Такая мазелька глаза голубые, а остальное жопа. Жырная што твой бораф. И патлы белесые. Кароч маромойка та ищо. Легавые зараньё шырстили но хера лысева нашли. А я видел все. Ваган матреху вздрючил и акарака ей нашынкавал. Быстра вычеслиш иво. Он жолтенький такой. Тож жырный и в апорках пантовых. А. Ищо у него топорек видный. И белая птица за ним шлендает. За легафских фраиров не боись ани стерво не прибрали. И эта ты ток эта ты астарожней буть а то он челдыкнутый а ты мне ищо магарыч за то што я зенки пялил должын». Отнесший в хранилище бумаги Рим, когда вернулся, перечитал записку трижды. И подумал, что грамотность Ренфилда он сильно в своих ожиданиях преувеличил. Как, собственно, и способности своего информатора, потому что дельного из письма выходило с гулькин член. Что новый труп нашли на Кольцевой аллее в районе третьего перекрестка («Но с какой стороны от него?»), что у маньяка явно есть фиксация на пухлых блондинках, а сам преступник разгуливает по городу в модных сапогах, с топором и с попугаем. И при этом, маньяк «жолтенький», то есть, то ли блондин, то ли имеет больную печень или неприятное заболевание, на печень же влияющее. Ну и единственной приятной новостью было, что Десницы Орда труп убрать не потрудились (зато, чуял Рим, все оцепили и вряд ли просто так пустят). «Шельму, что ли, найти, спросить, не из его друзей кто орудует?» Нет, вопросов, как ни крути, после записки оставалось больше, чем находящихся в голове ответов. А Рингрим серьезно задумался, осмотреть первым делом место преступления или поднапрячь знакомого душегуба. Нахмурившись под маской и прикусив губу, он взвесил все «за» и «против» обоих вариантов. И решил до наступления ночи к рыжему не соваться. Приладив маску так, чтобы та не мешала, аасимар тихо выскользнул сперва за порог архива, а после из храма вовсе. Херисешета сама дала дозволение уйти с сумерками, а потому едва ли его могли осудить, что он ушел раньше большинства. Вечерний Анк’Харел встретил мягкой прохладой, издалека, скорее всего от Колодца, слышались гул разговоров и редкий смех. Город жил своей жизнью, не спотыкаясь из-за того, что в нескольких шагах от людной улицы кого-то зарезали или изнасиловали. Не потому, что горожанам было все равно… Наверное, они просто верили, что с ними такого не случится. Ведь есть Десницы Орда, авантюристы или… или такие как он сам, Рим, кто лезет в давно уже не свое дело. Из Десниц его попросили спустя несколько дел, как главой вместо почившего от старости Железнорукого Сэма стал Ллерир Морвейн. Изначально к эльфу у Рима никаких претензий не было, их и сейчас-то было немного, если так подумать. Зато, видимо, римова манера вести дела совсем не нравилась остроухому, раз он попросил аасимара досрочно покинуть ряды Десниц. Имел право, что уж… Проходя практически незамеченным (и уж точно неузнанным из-за маски незнакомыми женщинами) в толпе вечерних гуляк, Рим выбрался на Кольцевую аллею и мигом разглядел играющих в пристенок уличных безотцовщин, над которыми возвышался, изредка плюя на землю через дырки в зубах, Ренфилд. И встреча эта показалась Рингриму очень кстати. Мальчишку он подозвал условным жестом, остановившись чуть поодаль от играющих детей. — Дядька, ты? Ну и рожа у тебя. Гони обещанный золотник. — Позже. Место покажи мне. И еще раз опиши того мужчину, что видел. — А чо там описывать-то? — мальчишка с ловкостью хадози запрыгнул на одну из крыш, боевито сунул руки в карманы с прорехами и залихватски цыкнул. — Выспренный такой, шо шпиль, кобел, вохлы кенарские, бутеня фартовая, ток от клыги небось. Ну и чуни, грил те, понтярские. Погоныши захребтярные такие носят. Короч, намаклаченный, как на гульбарий. От и с фефелкой той он явно сарафанился по перваку. А потом в затёмок свернули, и он ей смычка вдул по самый храпок. Ну, там сразу было видно, шо орехи звенели. Авоська, конеш, сразу орать дурниной, ну он ей и пинчагу дал, а там, короч, абзац мокрота. Требушину выдрал и сушить на балдохе оставил. Короч, сам зырь. Мальчишка вытянул руку, указывая пальцем с кривым обломанным ногтем на оцепленный пятачок в дальнем конце переулка. — Спасибо, Филд. Золотая монетка перекочевала из рингримова кармана в тощую по-птичьи лапку беспризорника. Тот клацнул еще не выпавшим зубом, проверяя монету, а потом важно закивал. Копировал кого-то из взрослых, не иначе. — Дядьк, ты ток это… Ну, короч, я ж грил, шо он челдыкнутый. Засек он меня, наверн. Как мокрощелка скопытилась, так этот кент фокус напиздрючил и в дыму пропал. А, ну и эт, я тож грил уже, попугай у него еще пиковый. Поддувало зявит и по-нашенски ботает. — Угу, — Рим уже отвлекся от выражающегося на жаргоне ребенка, натягивая тонкие кожаные перчатки, когда Ренфилд его окликнул в третий раз. — Дядьк, ты еще это… мордень свою не носи. А то страшный, как бабай, увишь и перессышь. А так, без мордени, все фри кипятком ссутся. Рим хмыкнул и поспешно начал искать в кармане блокнот и чернильный карандаш. Быстро нацарапал короткое письмо Иво Заларре и протянул вырванный листок мальчику. — Вот. Передашь в храме Наставницы полуорку Иво. Там в Велсен и Да’лейсен устраивают бесплатные уроки грамматики Общего. Ну и просто иногда заходи туда, — несколько секунд Рингрим думал, стоит ли пояснять, что именно он имеет в виду. — Ты в слове «член» пять ошибок делаешь. И рот у тебя как урна. А там подучишься, может «фри» и от тебя «кипятком ссаться» начнут. «Ну, или, хотя бы, с нормальной речью ты не полезешь в Завесу, а попадешься кому еще, чтобы обучили более узаконенному ремеслу…» Контактировать лишний раз с коллегами по предыдущей работе желания не было никакого. Зато осмотреть место чесалось во всех местах. Пришлось пересиливать себя. Рингрим спрыгнул с низенькой крыши на землю, в очередной раз жалея, что он не шадар-кай, а потому не может телепортироваться и на минуту стать абсолютно невидимым. Головы ближайших к месту приземления трех Десниц повернулись на звук синхронно, словно по команде. — Ты глянь, — один из стражников поддел другого локтем, привлекая внимание, — не доставало нам мух, так налетели стервятники, — и обратился напрямую уже к Риму, — ты чего тут забыл? Мы жрецов не вызывали. — Вы даже коронера забыли позвать, — пришлось снять маску, чтобы наконец признали. — Морвейн хоть в курсе? Двое из стражников тут же потеряли к Риму всякий интерес. Отвернулись и, вместо того, чтобы разглядывать труп, стали играть в ассоциации с облачками. «Совсем новые, что ли?» — Морвейн-то в курсе. А коронер запил, вот, с утра в порядок приводят, а мы все ждем. — Могли бы и сами осмотреть. — Толку-то. «Действительно…» — Ты бы это… не лез бы. Капитан Морвейн нам потом головы открутит, что пустили гражданского, ну… — Угу. Плевать Рим хотел на комплексы господина Ллерира Морвейна и его недовольство, что кто-то влез в расследование. Сам потом будет благодарен. То есть, Рингрим искренне надеялся, что Морвейн будет благодарен. Аасимар опустился рядом с трупом женщины. Достал блокнот, проложил листы копиркой и с угрюмой миной на лице принялся фиксировать наблюдения. Надо было отразить еще полученную от Ренфилда информацию. Желательно так, чтобы Морвейн потом не бегал по городу, разыскивая мальчишку. Что-что, а делиться с длинноухим капитаном своими информаторами Рингрим не желал. Пусть заводит себе собственных. К чести Десниц стоило отметить, что осмотр дал бы им значительно меньше, чем можно было бы получить, знай они о свидетеле. — Ну что там? — Сексуально-садистское убийство с оффензивным неполным расчленением. Лицо потерпевшей не тронуто, так что затруднений в установлении личности нет… Мне действительно надо вам все проговаривать или вы удовлетворитесь тем, что Морвейн получит копию моих заключений? — Ой, да работай, а то развонялся по мелочи. Как бы того не хотелось Риму, а трупы надо было все же объединять в серию. Это была не первая полная блондинка, которую сперва изнасиловали, а после красиво разукрасили, но первая… — А вот это уже интересно… Рим аккуратно осмотрел отделенную от тела кисть женщины с длинными окровавленными ногтями. Эта дамочка явно смогла какое-то время сопротивляться. Под ногтями осталась содранная кожа. Вспыхнула перед глазами немного мстительная картина, как блондинка цепляется своему насильнику в рожу, как у того течет кровь… Даже если бы тот воспользовался чем-то, что ускорило бы регенерацию, был шанс, что крови он потерял достаточно… Рингрим снова нащупал в кармане маску и вернул ее на лицо, а после обратился с молитвой к Королеве Воронов, пытаясь поймать связь с нужным образцом крови и тем, кто ее потерял. Когда-то на это требовалось с десяток минут, теперь же, по сравнению с первыми попытками, все происходило почти мгновенно. «Здание в три этажа. Побеленное. Колонны у парадного входа. Барельеф с раздутыми атлетами… Решетки на окнах… На фасаде плакаты… выборы в городской совет… записывайтесь на метание боевой сдобы… Обходит… пытается найти черный ход. Глина и стеклянные столбы. Это Район Аллювий. Попался…» Рингрим вынырнул из чужого зрительного восприятия. Поморщился под маской. Хорошо было бы после такого отдохнуть. А заодно убедить себя, что преступник ничего не почувствовал, так что не заметил чужого присутствия и не дал стрекоча подальше от нового места преступления. Было еще кое-что. Рим быстро черкнул возле примет преступника, что тот хромает на левую ногу. Дамочка вцепилась тому отнюдь не в рожу, но знатно впилась когтями в бедро чуть выше колена. И ногти у блондинки явно были либо очень здоровые, либо железные, раз уж она так мастерски потрепала убийцу. Рим поднялся, выдрал листок из блокнота, куда скопировались бледными синими чернилами его записи. И кивнул Десницам, протягивая. — Отдадите Морвейну. — А ты все, что ли? — Самое главное увидел. Если ваш капитан спросит, я решил освежить голову и прогуляться возле Опалитового Форума. Из-за личины незамеченным осталось, как с намеком Рим выгнул бровь.***
Найти канареечного убийцу было не особо сложно, когда ради такого активизировали всех информаторов Завесы. Для Серенги, вероятно, это было делом чести. Другой вопрос, что помимо Шельмы он подбил на это дело еще двух наемников. Но рыжий убийца особо не переживал по этому поводу. Он знал этих двух, работали они в лучшем случае как любители, а это значит птичку явно спугнут. Говоря о птичках. Попугай, вероятно, и был тем, кто мешал убийцам подкрасться к хозяину, а потому, как рассудил Шельма, его дистанционная тактика была наиболее подходящей. Несмотря на повышенную смертность в последнюю неделю среди полных блондинок, город не смог, даже если вообще пытался, остановить их от проведения уроков йоги с винишком для всех желающих. Единственный минус был в том, что действие проходило в здании. Шельма пришел хорошо заранее до начала, осмотрел все возможные входы и выходы, убедился, что, не считая окон, через которые полный преступник вряд ли полезет, их только два. Купил себе вкусной шаурмы и с удобством устроился на крыше здания напротив так, чтобы видеть оба входа. Даже если убийца проникнет внутрь магически, телепортироваться он… Шельма нахмурился. Ладно, существовало заклинание позволяющее переносить двух человек. Это было проблемой. Но, подумал он, проблемой, которую можно будет решить по ходу действия. Он уже сделал первый укус в сочную шаурму, блаженно выдохнул, когда смесь чесночного соуса, говядины и овощей прямо растаяла на языке. Открыл глаза и недовольно посмотрел на ни в чем неповинное здание. Ладно, да, нужно было приготовить еще кое-что. Достав клубок нитей и маленькие магические маячки, Шельма принялся прикидывать, куда было бы удобнее телепортироваться убийце с недержанием или желающему побыстрее смыться. Вопреки тому факту, что у заклинания под подозрением был пятисотфутовый радиус, если знать, как думают такие типы, мест было не так много. Но за работу пришлось взяться. Ничего, холодная шаурма тоже хорошая шаурма. Шельма только закончил расставлять маячки и забрался назад на уютное место на крыше, как заметил знакомую фигуру в одеждах жреца Королевы Воронов. Тихо выругался. — А это чучело что здесь делает? Я планировал разбираться только с убийцами. Не успел он договорить это самому себе, как с другого конца улицы показался один из этих самых кандидатов. Сначала, как он там, этот вроде ходил под ксивой Разжижитель за любовь к кислотам, так вот сначала он шел сгорбившись, явно пытаясь косить под старика, даже тросточкой так драматично подрагивал. Но он тоже заметил пернатого аасимара. Остановился. И очень бодро зашаркал назад. Ладно, это весело. Шельма решил продолжить наблюдение. В принципе, если Рим схватит убийцу, ему придется вывести его на улицу, а там одна меткая стрела и дело сделано. С другой стороны он мог арестовать его и остаться внутри ожидать подкрепление. А если заявятся эти с кошаками, будет не очень весело. Шельме вообще крайне не нравились эти новые порядки. Кто придумал дать Десницам носатых кошаков? Приходилось периодически кофе на себя сыпать в надежде, что с котами это работает как с собаками. Сплошные неудобства. Но выходило на то, что лучше контролировать ситуацию лично. Шельма посмотрел на заботливо приготовленные маячки. Ну елки. Можно было шаурму теплой есть. Печально вздохнув, он спустился вниз и пошел вслед за Римом.***
Миновав территорию Опалитового Форума, как обычно людную, а особенно детную (совсем мелким Рим тоже прибегал сюда послушать истории о прошлом от сказителей), Рим свернул за угол. Он и не думал таиться. Более того, маска словно бы защищала его от большинства потенциальных претенденток начать скандал. Возможно, мысль снимать ее как можно реже была более чем дельной. В переулке пованивало котами и недержанием алкоголиков, что немного удручало. Желтые же пятна местами покрывали побеленные стены. Рингрим сокрушенно покачал головой и, дойдя до заднего хода, дернул ручку двери. Та, что неожиданно, не поддалась. Возможно, охрана решила побороться так с толпой жаждущих поправить здоровье спортом. Рим дернул еще раз. Нет, определенно у преступника была какая-то уловка, раз он так легко зашел. Жаль, Рим не стал наблюдать дольше, чтобы выяснить это. Оставалось только предпринять попытку незаконного проникновения, взломав несчастный замок. Но для этого отчаянно требовались отмычки. Которых, вот незадача, у Рингрима не имелось в наличии. Сегодня он определенно с утра не планировал вскрывать какие-либо двери. Он вообще никогда не планировал что-либо вскрывать. Ну, разве что… кроме трупов? Рим выругался сквозь зубы. — Молодой человек, а что это вы тут делаете?! — послышался сзади голос, очень напоминающий одну из бабулек у его дома. Обернувшись, вместо старушки Рим увидел знакомую самодовольную рыжую морду. Шельма помахал ему. — Это ли не готовящийся взлом и проникновение? Десницы должны мне выписать премию, я уже два преступления за сегодня остановил. — Взлом с проникновением, — поправил Рим. — И вообще, может, я хотел еще раз дернуть дверь и зайти с главного хода. Откуда тебе знать? — А разница? — Боюсь, для тебя не очень существенная. Шельма согласно кивнул. — Ну и врать тебе нужно поучиться, дорогой служитель божий. Ты точно уверен, что хочешь продолжать? Там, я слышал, классные занятия по йоге сейчас идут, но, боюсь, ты слегка не подходишь под определение пышечки. — Ты тоже не особенно. Не нагулял еще жирка. И, я так понимаю, ваши тоже ощетинились и решили поймать того, кто тут засел в поисках подружки на вечер. — Бинго-о-о, — счастливо огласил Шельма. — А значит, продолжая, ты будешь мешать порядочным гражданам делать их работу. Мне семью кормить надо, вообще-то. А лук кто мне новый купит? Ты? Я так не думаю. Так что лети в свое гнездо, воробышек, не мешай взрослым дядям работать, — говорил все это убийца с таким убеждением, словно не был больше чем на десять сантиметров ниже аасимара. — И давно ты свою кодлу в порядочные граждане записал, Шельма? — дергать еще раз ручку двери Рим передумал. Спрятал руки под плащ и медленно шагнул в сторону. Вероятно, зайди он с самого начала через парадный вход, рыжего и конопатого можно было бы и не встретить. — Ты не слушал меня? Я два преступления остановил сегодня! Первое: не убил придурка, хотя мог. Второе: вот, останавливаю тебя, возможно, извращенца, от подсматривания за пышечками, — парень задрал нос вверх, гордый своими свершениями. — Молодец. Возьми с полки пирожок. Твой посередине между двух. Говорить, что сегодня бороться с преступностью проще пареного батата, Рингрим не стал. Как и упоминать встреченных не так давно идиотов, пялившихся не на место преступления, а на облачка. Ронять авторитет Десниц было себе дороже. Шельма же обиженно на него сощурился. — Ишь жрецы пошли нынче, — сказал опять бабкиным голосом. — Ладно, смотри, он же тварь последняя, да? Его все равно ждет смертная казнь, вероятно. Я просто принесу приговор в исполнение немного раньше, что тут плохого? Можешь даже помочь мне, если хочешь. Во имя справедливости, конечно. И моего нового лука. — Шельма, — Рим устало вздохнул, — вопрос не в том, что ждет преступника. Вопрос в том, что, помоги ты ему сейчас помереть, до вынесения приговора, ты ничем не будешь отличаться от него. Хотя, я сильно сомневаюсь, что чистота совести тебе дороже нового лука. Шельма вообще не услышал кусок про совесть, он загорелся праведным гневом еще в первой части ответа. — В смысле не отличаюсь?! Ты видел чтобы я таким масштабным расчленением занимался?! Максимум палец! Да и не трахаю я трупы, фу. Убийца надулся, что вкупе с малым ростом выглядело скорее очаровательно по-детски. Рим покачал головой. Шельма его не слышал. Или не хотел слышать. — Мне надо идти. И еще, Шельма, ты никогда не слышал, что преступник должен сидеть в тюрьме? Это более обширно, чем кажется. Без приговора не стоит кого-то убивать. — Твоя высокая мораль не прокормит мою многодетную семью. Так, ты войти туда хочешь или как? Парень достал отмычки и нацелился на дверь. — Шельма, у тебя нет многодетной семьи, не надо. — В смысле нет? То, что ты еще не знаком с тройняшками Билли, Милли и Швилли, не значит, что их нет, — бормотал, вскрывая замок. — Будь добр, огради меня от знакомства с твоими воображаемыми друзьями. — Я же говорю, что это дети и не воображаемые. Они бы тебе понравились. Все рыжие. В папочку. И шило у них в жопе еще больше, чем у меня. Скоро они вырвутся из клетки, в которую их загнали клирики прошлого, и мир узнает, что такое настоящий ужас! — замогильным тоном ответил Шельма, потом замер. — Погоди, а о чем я врал? Дверь открыта, кстати. — Говорил, что одумался и решил со скользкого пути убийцы шагнуть на широкую мощеную дорогу честного булочника, — хмыкнул Рим, толкая дверь. — Но я тебе все равно не поверил. Парень заржал, демонстрируя сколотый резец. — Не, такую чушь я только в самой отчаянной ситуации я бы стал пороть. Идем? Кто первый до него доберется, тот и выигрывает. В смысле, можешь его арестовать, я рядом постою, посмотрю. Не обращай внимания на метательные ножи, если увидишь вдруг. — Честное слово, еще чуть-чуть и вместо нашего пережравшего кенара я наложу паралич на тебя, Шельма, — очень тихо буркнул под нос Рим. Убийца либо не услышал, либо сделал вид. Просто пошел вперед. Внутри помещение было далеко не таким помпезным, как снаружи. Оно было старым и поддерживалось в рабочем состоянии, судя по всему, на пожертвования. Пол не скрипел лишь потому, что был каменным, стены не отличались ничем из-за персиковой штукатурки, перила у лестниц были более изношенные, чем промежности у бронзовых статуй. — Погодь, а в каком кабинете йога идет? — шепотом спросил Шельма. — Думаю, стоит идти на грохот. Едва ли пышные дамы на разминке порхают бабочками. Рыжий прыснул. — Тогда высока вероятность, что это на первом этаже. Во имя безопасности здания. — Скорее на цокольном. Первый слишком высоко для подобного, — Рим стянул перчатки и сунул их механически в карман, задумавшись на мгновение, а не слишком ли он спешит. Почему-то сама мысль залезть во все это, не будучи уверенным, что Десницы Орда появятся с минуты на минуту, начала казаться ему не сильно мудрой. — Слушай, а это правда, что они во время йоги заливаются винищем? — Как ты мудро заметил ранее, я на пышечку не смахиваю, не имел чести бывать на таких мероприятиях. Но я однажды сходил на сеанс рисования с вином, там да, вино было дешевое, но много. Моя пара наклюкалась так, что до дома не дошла, пришлось на улице положить. Так и не перепало. — А ночью она замерзла и померла от переохлаждения… Романтично. — Кстати, вполне возможно. Ибо она даже не написала ничего после, — заметил Шельма. Как только они дошли до одной из больших зал, стало слышно. Их действительно нельзя было пропустить. Этот гортанный хохот. Этот тыгыдык. Звон бокалов. Пышечки это было прям очень вежливо в их адрес, если судить по тому, как трясся пол. — Знаешь, вот я вроде убийца, но некоторых мне не понять даже… Даже после довольно долгого стажа в этой профессии. — Посмотри на это под другим углом. Ложкой и вилкой копаем мы могилу себе. А эти решили выздороветь. Главное, чтобы выжили, а не… а не пережили массовую резню томагавком… Иначе нас ждет внезапное кратковременное землетрясение. Баллов в двенадцать… Шельма склонил голову набок, задумавшись. — Странный выбор оружия для таких… Эм, широких тканей. Убийца должен быть очень сильным. — Есть предположение, что у нашего друга не все в порядке с головой, и, если речь идет о действительно сумасшедшем, то они могут становиться неожиданно сильными во время приступов. Тогда все вполне логично. — О, хорошая мысль. Пожалуй, буду надеяться на это и продолжу не ходить в качалку, — кивнул убийца и, цепляясь неизвестно за что, полез по стене, чтобы заглянуть в комнату через стекло, составляющее верхнюю часть дверей. — О, канарейка там сидит, — он резко спрыгнул вниз. — И попугай. Меня не заметил, но дело явно в тварине. Надо как-то деликатно к этому подойти. — Полагаешь, что птичка влияет на своего хозяина? — Рим осторожно заглянул в щель, пытаясь найти взглядом пернатого матершинника. Маска мешала, закрывая отчасти обзор. — Нет, полагаю, что у нее хорошее зрение. И, возможно, наш друг заключил с кем-то сделку, тогда эта птичка от того кого-то. Если дверь была закрыта и без следов недавнего взлома, а за главным ходом я, в целом, следил, значит он телепортировался внутрь. И, вероятно, так планирует выйти. — Ослепить пернатого? — Вариант. Если бросить световую бомбу внутрь, будет как раз время на выстрел. Шельма кивнул и принялся копаться в сумке. — А тебе подбить глаз, чтобы дурью не маялся, — шикнул Рингрим, уже выплетая заклинание и нацеливаясь на попугая. Зрелище, правда, обещало быть отнюдь не для женских глаз. И пока, благо, пампушки были явно больше озабочены прыжками, пируэтами и попытками не разлить вино, так что не замечали, как наливаются кровью глаза птицы, а сам попугай начинает яростно вертеться на месте, пытаясь стряхнуть мешающую смотреть по сторонам пелену. Шельма в этот миг сообразил, что его явно игнорируют, выругался, толкнул дверь ногой и крикнул: — Всем руки вверх, это ограбление! И выстрелил в канареечного убийцу. Как раз когда тот поднимал ногу для растяжки. Ну и Шельма не удержался. За сегодня был глаз и, вот, два яйца. Мужик заорал, дамы заорали, попугай заорал. Один рыжий стоял и широко улыбался воцарившемуся хаосу. И, разумеется, доставал вторую стрелу для финального удара. Убийца ждать не стал, но вместо побега решил дать отпор. Его глаза вдруг закатились, налились красным. Он указал пальцем на Шельму и забормотал какую-то пакость. Улыбка пропала с лица парня, когда рыжие волосы вдруг стали огненными. — Мудак! Даже помереть нормально не может! — закричал Шельма, туша себя. — Согласен, — прорычал Рим, в еще большей спешке выплетая следующее заклинание. И бормоча под нос формулу, которая должна была пригвоздить канареечного к месту. — Ты именно что он, Шельма… И из задорно-светленького паркета одна за другой потянулись к толстяку призрачные окровавленный руки, пеленая и лишая возможности двинуться. Одна рука залезла мужику в глотку, словно пыталась лишить возможности говорить. Женщины облепили стены, замерев от ужаса, полетели бокалы и бутылки, проливая не особо драгоценное вино. Шельма осмотрел все это, когда огонь угас, перевел взгляд на Рима. — Ты жуткий жрец, ты в курсе? А потом грустно посмотрел на свою стрелу. — Но возможно с новым луком я тоже стану более жутким, — радостно огласил и натянул тетиву. — Возможно, — говорить, удерживая при этом концентрацию на заклинании, требовало некоторых усилий. Мириться со своим положением канареечный явно не желал, так что его попытки разорвать кокон из призрачных рук отдавались довольно грубыми толчками. Шельма затаил дыхание, краем глаза видя, что его выстрелу не собираются мешать. Широко улыбнулся и… Услышал треск. Почувствовал как пол под ногами перестает быть таким уж твердым и надежным. Опустил стрелу, отпрыгнул назад, утягивая за собой и Рима. По паркету не было видно трещин, но где-то под ним они явно были на камне. Все замерло на одну секунду. Пышки переглянулись между собой. И потом… Потом был очень громкий «бдыщ». Когда пыль улеглась на том месте, где стоял экстренно кастрированный убийца зияла дыра. Пышечки остались нетронутыми на краях этой самой дыры, но явно жалея, что не начали худеть раньше. — Кхм. Кто пойдет проверять, жив ли наш товарищ? Рим, осознавший, что он рухнул не в подвал, а всего лишь на пол возле Шельмы, откинул голову, затылком тюкнувшись о грязный паркет и коротко хохотнул. — Десницы. Не слышишь, что ли, они уже сюда притащились. Беги давай. Сверху, откуда-то с лестницы, действительно раздавался мерзкий для любого уха лязг брони. — Блять, — выругался Шельма, припоминая, были ли по дороге сюда какие ванные комнаты, ибо прикинуться голенькой плюшечкой после мытья было явно проще, чем пытаться пройти мимо кошаков Десниц. В любом случае нужно было валить. Что он и сделал, подхватив первую попавшуюся сумку одной из леди. Как только он скрылся за поворотом коридора, с другой стороны появились стражники. Очень во время. Но самое главное: ни одна пышечка не пострадала. За исключением уже убитых. Но не столь важно. Это был успех.***
После того, как его решили несколько часов держать и допрашивать, не иначе полагая, что он не знает методов допроса, характерных для Десниц Орда, единственное, о чем мечтал Рим, так это тихо сдохнуть. Поддерживать легенду, что защитил несчастных пышечек исключительно народный мститель в лице рыжего Шельмы, давалось сложно морально. Морвейн в чистоту намерений рыжего убийцы не верил. И правильно, на самом-то деле, делал. А попытки донести до упертого эльфа, что прикончить канареечного монстра было на руку остальным, включая ту же Завесу, все равно было, что переливать из пустого в порожнее. Бессмысленно. Так что из Бастиона Орда Рингрим вышел измочаленным вусмерть морально, усталым физически и с парой синяков, которые успели налиться с момента падения. В этом же состоянии он дошел до любимой «официальной» таверны, где по вечерам порой заседал Шельма. «Шаг в сторону» едва ли можно было назвать сверхпопулярным заведением. Но чистым и душевным — пожалуй. Аасимар окинул взглядом заведение и нашел искомое в углу под девичьим виноградом. Не просто нашел, а сразу встретился взглядом с вечно остававшимся бдительным убийцей. Изначально хмурый взгляд смягчился и Риму помахали рукой, приглашая присоединиться за бутылочкой вина и легких закусок. На стул, стоящий напротив рыжего, удалось разве что плюхнуться, а не сесть. Рингрим стащил порядком покрытую пылью маску и положил на стол. — Поздравляю, ты теперь герой. Однажды наступит день, когда особо впечатлительные девы из Десниц намалюют твой портретик и станут молиться. Морвейн поверил, кажется, что ты избавил город от большой проблемы. Доволен? Шельма моргнул, пригубил вино, отвел взгляд. — Нет, что я герой, сомнений у меня никогда не возникало, вера в себя — это половина успеха, кто-то однозначно так говорил. Но мне также довелось перекинуться парой слов с Морвейном, хотя было трудно, признаюсь, он пихал меня лицом в песок, но, ты знаешь, заткнуть меня не так просто. Так вот, я не думаю, что он поверил, я думаю, что он просто был достаточно уставшим, чтобы полениться придумывать другую историю. И они провалившийся пол на меня хотят повесить, что ли? — Нет, не пол, — Рим отлил в бокал немного вина и пригубил. — Официальная версия сейчас гласит, что ты, рискуя собой, спас целый зал фигуристых дам от собравшегося бить и резать их насильника, выпустив в того стрелу, а тот так обезумел, что рухнул под собственным весом в подвал, когда пытался унять боль. Пол был в аварийном состоянии, о чем неоднократно говорилось в отчетах о техническом состоянии здания, так что ремонт помещения будет за счет городской казны. А тебе словесная благодарность, как ответственному гражданину. Шельма лучезарно улыбнулся, услышав версию. Он был явно горд собой. Но потом осознание одного факта дошло до него. И улыбка исчезла. — Погоди. Нет. Можно это вернуть назад? Исправить? Не говорить журналистам? Я не хочу, чтобы за мной, как за тобой, бегали дамы. И ладно за тобой красивые бегают, ты видел этих пышечек? Они сожрут меня! Раздавят! Я исчезну в их складке между четвертым и пятым подбородком, и больше никто меня не увидит! — Ни в коем случае. Я рад, что у нас появилась объединяющая проблема, Шельма. Убийца побледнел. Отчего и так белая конопатая кожа стала похожа на снег. Он опустил голову на руки. — Я же… Я же просто лук хотел… — Ну так спроси с тех, кто предложил тебе в это ввязаться. Ведь сомнений в твоей причастности к смерти объекта нет. Не так ли? Шельма зло посмотрел на жреца. — Я знал, что ты не так прост, но такой подставы не ожидал. Хотя, — он задумался, — справедливо. Согласен с таким наказанием. Только помни об этом. На всякий случай. А, и вот, — он достал мешочек с золотом. — Я решил, ты тоже заслужил. Купи себе формалина, что ли. Порадуй свою маньячью коллекцию новым экспонатом. — Шельма, — Рим вздохнул и покачал головой, — это не подстава. Подставой было бы повесить на тебя еще одно убийство, а не попытку помочь органам правопорядка. Ты же знаешь, они заинтересованы в твоей поимке. И… это было просто минимизацией ущерба. Кто знает, сколько этот сумасшедший просидел бы. И досидел бы до суда и приговора. Ты явно облегчил задачу. Неправильным способом, конечно. Но согласись, быть героем на словах и какое-то время не под столь бдительным наблюдением проще, нет? На мгновение лицо Шельмы стало серьезным и Риму даже показалось, что его слова нашли отклик где-то там в пустой рыжей башке, но в следующую секунду вернулась глупая улыбка. — О, ты обо мне беспокоишься, это так мило. Признавайся, тебя тронул рассказ о моих детях? Не переживай, я кормлю их. Душами невинных. Ну и палачам платят меньше, чем мне, я проверял. А если есть несколько работ, под которые твои навыки подходят, логично выбирать более оплачиваемую, нет? Ну и, меня не поймают, — заявил уверенно, хотя бокал в руке немного дрогнул. — Если ты не сдашь, конечно. Но если тебе вдруг придет такое в голову, я расчленю тебя заживо, а остатки скормлю песчаным червям, — закончил все с той же радостной улыбкой. Рим прикрыл ладонями лицо, собираясь с мыслями. Досчитал до пяти. И утомленно опустил руки. — Иногда мне кажется, что ты идиот. Делай, что хочешь, Шельма. Рингрим встал в места и забрал маску, собираясь уходить. — Хорошо провести ночь. — Рим, стой, — убийца ловко подался вперед и ухватил его за рукав. — Прости. Мы еще не закончили бутылку. Посмотри, какой я маленький, я же не дойду до дома и меня изнасилует в переулке какая-нибудь особо пышная дама, если закончу все один. Обещаю меньше болтать, — сощурился, прикидывая в уме. — На тридцать процентов меньше. Я… Не хотел бы тебя убивать на самом деле. А если и так, то выбрал бы яд, я не очень хорош в расчленении. На Рима смотрели большие честные голубые глаза и молили остаться. — Ты ведь знаешь, что на меня это не действует, правда? Пришлось сесть обратно. Но в возможности угрюмо поворчать и этим потешиться Рим отказать себе не мог. — Только ради твоей безопасности и предотвращения покушений на твою тушку со стороны пышек. К сожалению, — Рингрим очень тяжело вздохнул, — тут я понимаю, насколько все опасно. Шельма засиял, восторженно вздохнул: — Ах! Ты заботишься обо мне в самом деле! Спасибо. Последнее слово было, пожалуй, единственным прозвучавшим без наигранности из всего, что произнес за сегодня рыжий. — О, хочешь, я расскажу, чем занимался всю эту неделю? Короче послали меня в подземелье, а там был сундук, ну и кто пройдет мимо сундука в подземелье, понимаешь? Наверное, только умный. Ну и в общем… Дальше последовал крайне длинный рассказ, заставивший Рима усомниться в том, что он вообще здесь был нужен, ибо Шельма рассказывал настолько увлеченно, насколько это делают дети. Но за бутылкой вина последовала еще одна, несмотря на размеры Шельма не подавал признаков того, что пьянеет сильнее Рингрима. И… Вечер был хорошим.***
Следующим вечером Шельму пустили в ЛОМ без всяких глупых вопросов. Новый охранник смотрел на него оставшимся правым глазом злобно, но, вероятно, был не настолько тупым, чтобы бычить на того, кто превосходил его по способностям к членовредительству. На том спасибо. Парень вновь приземлился за барной стойкой, собираясь побесить бармена, но не успел он сформулировать первый подкол, как почувствовал чью-то руку у себя на плече. К шее владельца этой конечности тут же оказался приставлен кинжал. И Шельма осознал, что короткий меч тут бы подошел лучше. Все по тем же причинам, почему он не представлял канареечного убийцу за работой с тем маленьким топориком. Тут было слишком много тканей, через которые пришлось бы продираться, чтобы достать до сколько-нибудь важных органов. — Шелли, — поздоровался, стараясь не дышать при этом, ибо зубы у этой… пышечки… были далеко не в лучшем состоянии. — Шельма, — ответила она взаимностью. — Я тут слышала, — она развернула его к себе, игнорируя приставленный к горлу кинжал, выполнила какие-то волноподобные действия своим телом, но передумала. Она пыталась к нему на колени залезть, что ли? В любом случае остановилась на том, что села на соседний стул и прижала рыжего к себе. — Мне рассказали, что ты у нас герой. Парень побледнел. Убрал нож, ибо он тут явно не поможет. — Да не-е-е, какой там. — Знаешь, на той йоге была моя сестра, — с придыханием продолжила Шелли. — Она рассказала, сколь героически ты, — ее рука спустилась к поясу парня, — защитил честь девочек, — схватила то, что Шельма вчера отстрелил мужику. Сам парень издал тоненький писк. Со стороны бармена послышался сдавленный хохот. Шельма сделал себе мысленную пометку подложить мудаку труп крысы в кружку. — Я же говорю, ничего такого, только выполнял свою работу, — он поерзал, оценивая шансы выбраться. К сожалению, в заложниках была слишком ценная его часть. Так что тут нельзя было и переборщить, чтобы не настроить отравительницу против себя. — Всегда такой скромный, — пухлые губы были в миллиметре от его носа. — Но не стоит. Ты сделал такое важное дело. Заступился за нас. За таких, как мы. Мы хотим тебя отблагодарить. На удивление Шелли сжимала его промежность со знанием дела. Это значит довольно приятно. Но как бы она ни старалась, Шельма был абсолютно уверен, что там ничего не затвердеет. Разве что уже после факта трупного окоченения. В целом, в голове парня сейчас пролетало не так много вариантов и каждый был хуже другого. — Шелли, дорогая… — Не будь таким скромным, нет нужды. Мы отблагодарим тебя, булочка ты наша с корицей. «Они меня сожрут, ну точно сожрут, Рим, чтоб тебя», — панически думал Шельма. — Шелли, правда, я не могу. Он решился на отважный шаг. Положил руку на ее, которая лежала на его явно не руке, и попробовал отодвинуть от себя. — Малыш… — Я… Я сделал это не ради вас, — сказал серьезно, как только мог. Шелли нахмурилась. — Это было в память о моей матушке. Видишь ли, она однажды так же решила, что это не дело сидеть в одиночестве и наблюдать, как ее жизнь уходит в килограммы. Она решила с другими девушками заняться бегом. И на одной такой прогулке… Она была жестоко убита. Никто так и не нашел убийцу. И то, что я сделал вчера, было в ее память. Брать с вас награду за месть будет неправильно. Я сделал это, чтобы почтить ее память, чтобы другие жили в безопасности, чтобы они знали, что теперь есть, кому за них заступиться! Шельма врал, как никогда не врал. Даже слезу пустил. Даже бармен смотрел на него с сомнением, но не открытым недоверием. Шелли прикрыла рот, она тоже пустила слезу. — Я не знала! — Ничего, — он взял ее за руку. — Я не хотел никому рассказывать, но вы, думаю, заслуживаете правду, — заправил прядь волос ей за ухо, провел по подбородку, подбородку и подбородку. — Прошу, передай своей сестре, что она молодец. И пусть продолжает. Йога — это замечательное занятие. Как бы я хотел, чтобы моя матушка… Он драматично всхлипнул и отвернулся. Шелли подалась за ним, чтобы приобнять. — Мне так жаль. Шельма, чем я могу помочь? Проси все, что хочешь. Парень всхлипнул. Тот яд пурпурного червя, что ему все никак не удавалось приобрести… Но он одернул себя. «Ты ушел из боя со своей жизнью, не проси и богатства!» — Я благодарен. Но сейчас… Мне просто нужно немного пространства. Спасибо за твою поддержку. Шелли покивала, наконец убрала руки. Приказала бармену подать алкоголь. Пододвинула стакан Шельме. Похлопала его по плечу. Еще немного посидела, но наконец ушла. Парень с облегчением выдохнул, закинул в себя весь стакан какой-то пакости. — Кажется, я видел Королеву Воронов только что. Надо будет передать пару ласковых ее жрецу, сука, — прошептал себе под нос.