Soap's Epilogue

      Легкие Соупа снова наполнились водой, а может, на этот раз кровью, или чем-то совершенно новым. Он не мог определить. Вокруг была кромешная тьма, и он тонул. Он собирался снова очнуться на этой чертовой брусчатке, лицом вниз и с болью. И снова, и снова, и снова. Он мог бы заплакать, если бы его не окружала жидкость, от которой щипало глаза.       Пара рук обхватила его за плечи, он боролся с ними, но они были настойчивы, и его держали. Оружия у него не было, а если бы и было, то все тело двигалось слишком вяло, чтобы что-то сделать. Голос, зовущий его по имени, был едва различим, словно пробивался сквозь толщу воды, но он узнал бы его где угодно — это был Гоуст. Саймон звал его по имени.       Его глаза распахнулись, и он сделал вдох. Он лежал не лицом вниз и не под дождем. Он лежал на спине, на матрасе, глядя в незнакомый тускло освещенный потолок, и его грудь вздымалась. Рядом с ним лежал Саймон, одетый в черную футболку и клетчатые пижамные штаны, и смотрел на него с беспокойством, нахмурив брови.       Соуп быстро садится, перекатываясь так, что оказывается на краю кровати, и кашляет, как будто утопление на этот раз было настоящим, а не воображаемым. Он проводит руками по лицу и волосам, слегка дергая в расстройстве непослушную копну.       — Прости. Прости, я не хотел тебя будить.       Теплые руки Саймона легли на руки Соупа, когда он отцепил их от своих волос и вернул их себе на колени, присев на край кровати рядом с Соупом.       —Джонни...       — Нет, мы оба устали. Мы буквально два часа назад прилетели. Тебе нужно поспать, и я не хотел тебя будить.       Саймон слегка потянул его за руки, невербально прося Соупа посмотреть на него. Это только заставляет Соупа чувствовать себя виноватым. Усталость написана на плечах Саймона и мешках под глазами, но выражение его лица мягкое.       — Мы в отпуске, Джонни. Вынужденном отпуске, — при этих словах он слегка морщит нос, и Соуп не может не улыбнуться — в этом чувствовался оттенок Гоуста. — У нас есть все время в мире, чтобы выспаться, но ты не сможешь этого сделать, если тебе снятся кошмары.       — Это был просто плохой сон. Я пойду посплю на диване, а утром мы поговорим об этом.       — Ни в коем случае, — говорит Саймон, чуть крепче сжимая руки Соупа. — Что это было? Может быть, разговор поможет?       Соуп не отвечает сразу, и Саймон наклоняется к нему с обеспокоенным видом.       — Это была временная петля?       — Я сказал, что мы поговорим обо всем этом утром, когда ты выспишься.       — Мы можем поспать и утром, но я не хочу откладывать то, что тебя беспокоит.       Соуп вздохнул и откинул голову назад. — Ты такой упрямый.       — Я бы не был таким, если бы ты сам не был упрямым. Что это было?       — Утопление.       — Ты утонул? — спрашивает Саймон, и его бровь подрагивает от взгляда, который в равной степени беспокоится за Соупа и злится на то существо, которое стало причиной утопления.       Соуп не может удержаться от горько-сладкой улыбки. — Вообще-то пару раз, если считать, что кровь, заполняющая легкие — это утопление. Хотя однажды я проделал классическую процедуру "утопление с головой под водой" — не очень приятно, не рекомендую.       Саймон делает успокаивающий вдох, выражение его лица несколько раз меняется. Соуп все еще привыкает видеть все его лицо после того, как ему были доступны только глаза и намек на брови. Даже при тусклом свете Соуп поражается, насколько выразительным кажется ему Саймон.       — Ты хочешь что-то сказать, — наконец произносит Соуп, озвучивая безмолвную борьбу, происходящую перед ним.       — Я хочу попросить тебя назвать имя. Но ты скажешь, что это не имеет значения.       — На самом деле я скажу, что у меня его нет... и это не имеет значения. Этого больше не существует.       — Но оно существует, — настаивает Саймон. — Оно существует, потому что ты это помнишь, и это причиняет тебе боль. Кто бы это ни был, он решил, что это достаточно хорошая идея, чтобы сделать это однажды, поэтому он сделает это снова, просто в этот раз ты не дал ему шанса.       — Это опасная территория, и ты это знаешь, — мягко напомнил ему Соуп.       Саймон напускает на себя слегка прищуренный вид, напоминающий ребенка, не желающего признать свою неправоту, — на лице такого крупного мужчины это выглядит почти комично.       — Расскажи мне о петлях, — предпочитает сказать Саймон вместо ответа.       — Я же сказал, утром, когда мы отдохнем.       — Я не успокоюсь, пока ты мне не расскажешь, — настаивает Саймон.       — Ох, да ты просто двухметровый трехлетка. Что, по-твоему, изменит знание?       — Ты обещал, что расскажешь мне.       — И я расскажу... за татти и твоим дурацким английским чаем, — Соуп знает, что откладывает это на потом. Он также знает, что в данный момент проигрывает в борьбе за упрямство.       — Скажи мне сейчас, и мы сможем выспаться, а потом обсудить, кого я убью за картофельными лепешками и моим потрясающим английским чаем.       Соуп застонал и встал, прокладывая себе путь из спальни через незнакомую квартиру.       — Куда ты идешь? — спрашивает Саймон, следуя за ним, как верная тень.       Соуп включает свет и ставит кипятиться чайник. — Я завариваю чай, если ты настаиваешь на том, чтобы поговорить об этом сейчас, мы могли бы сделать это по полной программе. Жаль, что у нас нет лепешек.       — Я купил замороженные в магазине, — говорит Саймон, жестом указывая на морозилку.       — Больной ублюдок, — жалуется Соуп с улыбкой.       Саймон берется за чай, настаивая на том, что Соуп сделает его неправильно. Соуп настаивает, что вкус в любом случае будет дерьмовым. Соуп достает упаковку кексов, чтобы съесть их, настаивая на том, что замороженные лепешки — это пародия. Саймон настаивает, что в любом случае это просто картофель, мука и масло.       — И яйцо, соль и разрыхлитель.       — Виноват, это все меняет, — отвечает Саймон.       — Ты говоришь это с сарказмом, но сделай что-нибудь без соли или разрыхлителя, и это все изменит.       — Я не пеку.       — Да, я понял это примерно тогда же, когда ты сказал мне, что покупаешь замороженные лепешки.       — Ты тоже не показался мне человеком, который печет, — размышляет Саймон, разливая чай по чашкам.       — На самом деле это не так, но меня воспитала гордая шотландка. Я много времени провожу на кухне.       — Маленький мамочкин помощник, — с улыбкой говорит он, садясь напротив Соупа за крошечный столик, за которым они завтракали.       — Знаешь, каким невыносимым британцем ты иногда бываешь? — вкрадчиво спрашивает Соуп, поднимая свою чашку и отпивая глоток чая. — Он такой же на вкус, как и когда я его готовлю.       — Уверяю тебя, это не так.       — Тогда ладно, что ты хочешь узнать?       — Начни с самого начала и продолжай.       Соуп вздохнул. — Это займет некоторое время.       — У нас есть все наши отпуска, если они нам понадобятся.       Соуп ставит чашку и на мгновение сплетает пальцы. — Первая петля?       — Самое простое место для начала, не так ли?       — Наверное. Первая петля, я не знал, что это была петля. Меня загнали в угол в ванной, и я взял Тень на мушку, но при этом повредил плечо, и он вызвал еще Теней. Получил пулю в колено, выходя на балкон, и умер на улице. В следующий раз я настоял на том, что у меня должно быть дежа вю или какое-нибудь предчувствие. Умер на площади, получив пулю в лицо за шутку про мать. В третьей петле меня снова подстрелили, на этот раз в спину, но все прошло быстро.       Соуп делает паузу, чтобы оценить Саймона. Он сжимает чашку с чаем, но его лицо кажется нейтральным. Соуп вздыхает, потому что он уже делал это раньше и знает, что бывает и хуже.       — Четвертая была одной из худших. Я дрался с парнем, а он выхватил у меня нож и несколько раз ударил меня в грудь, прежде чем я его застрелил.       — Захлебнулся в крови, — говорит Саймон.       — Именно так. Это было медленно и гораздо хуже, чем получить пулю. Больно было до жути, и я не мог ни дышать, ни говорить.       — И я был на связи?       — Всегда. Ты никогда не уходил, даже когда я оплошал и сам был виноват в том, что умираю.       Лицо Саймона выглядит так, будто он хочет поспорить, шрамы странно натягивают кожу на щеке, когда он недовольно кривит губы.       — Короче, я сглупил в пятой петле, и меня убили еще до того, как я попал в дом, правда, очень быстро. Потом в меня попало множество пуль. В затылок, лицо, грудь... даже в сердце, кажется, несколько раз. Один раз я упал в обморок, потому что не успел вовремя принять адреналин... Это мой чемпион по позорным смертям.       — Я бы хотел, чтобы ты этого не делал.       — Чего?       — Шутить над всем этим, как будто это просто что-то смешное. Ты умер.       — Да, но я выжил, — пожимает плечами Соуп. — Я прошел через столько циклов, что в какой-то момент это приобретает определенную легкость.       — Но у тебя остались кошмары.       — У меня была пара кошмаров, но все не так плохо, как ты говоришь.       — Сколько раз ты спал с тех пор, как закончились петли?       — Несколько?       — И сколько из этих снов было прервано кошмарами?       Соуп замолкает.       — Ты понимаешь, о чем я, Джонни? Я не против шуток... ты же знаешь, у меня есть свои черные шутки, но я не хочу, чтобы они заменяли разговор об этом.       — Для антисоциального криптида ты удивительно хорошо умеешь говорить, — с вынужденной легкостью говорит Соуп.       — На самом деле нет, просто меня это волнует.       Соуп встречает его взгляд. — Хочешь, чтобы я продолжил?       — С меньшей долей легкомыслия, да.       — Отлично. В меня стреляли много раз, все это было быстрым и сливалось воедино. Кроме одного раза, когда в меня выстрелили из чьей-то винтовки, которую они прикрепили у своей двери, — тот случай был хреновый, и мне попало в живот, так что прошло несколько секунд, а ты обещал меня искать, хотя я этого не хотел. Потом я наконец-то добрался до туннелей и в первый раз меня держали за голову под водой, пока я не утонул.       — Кошмар? — Саймон скорее утверждает, чем спрашивает.       Соуп делает пальцем пистолет и дважды щелкает языком, прежде чем вспомнить, что ему следует практиковать меньшее легкомыслие.       — Я наконец-то добрался до тебя, и меня подстрелили на ступенях церкви. К сожалению, пуля впилась мне в позвоночник, так что я упал, но это не убило меня, так что я... — Соуп осекается, резко вспоминая, куда завела эта ситуация, но брать свои слова обратно уже поздно.       Плечи Саймона напрягаются, когда он спрашивает: — Что ты сделал?       — Я... — Соуп сжимает руки в кулаки. — Я попросил тебя убить меня.       Что-то в выражении лица Саймона дрогнуло, а затем затвердело, и Соуп пока не может понять, что именно. — И я убил.       Соуп быстро поднимает руки, делая ободряющий жест. — Нет, нет, нет, нет. Нет, ты не смог. Это... это было нечестно с моей стороны — ты не знал о петлях, и в твоем сознании все еще оставался шанс вытащить меня оттуда, каким бы ничтожным он ни был. Я не должен был просить тебя об этом.       — Если я не стрелял в тебя, что случилось?       — Я поймал шальную.       — Оу.       Соуп на мгновение отпивает чай. — Может, сделаем перерыв? Мы можем вернуться к этому позже.       — Нет... Мне нужно знать.       Соуп некоторое время смотрит на Саймона, а затем вздыхает.       — Хорошо, тогда, — он делает паузу. — Я даже не знаю, рассказываю ли я все это по порядку, все становится запутанным после такого долгого времени.       — Ничего страшного. Просто расскажи мне.       — После этого я решил "к черту все" и попытался пойти в совершенно другом направлении, забыв, что адреналин был мне очень нужен. Меня застрелили, прежде чем я успел пройти так далеко. После этого было много циклов, в некоторых я действительно пытался, а в некоторых просто собирал информацию, и почти все они заканчивались выстрелом — это не легкомыслие, просто я не могу их так хорошо различать. Те, что были в живот или в ноги, были самыми страшными, потому что я умирал медленно и больно, а ты всегда был рядом, так беспокоился обо мне, и я не знал, как объяснить, что все в порядке.       Саймон протягивает руку через стол и берет руку Соупа в свою, прижимая кончики пальцев друг к другу.       — Это действительно было хуже всего, умирать становилось банально, но ты всегда был рядом, — Соуп чувствует, что его голос слегка дрогнул, — И было больно слышать, как ты так стараешься, когда я знал, что уже мертв.       — Мне жаль, — говорит Саймон, его голос хриплый.       Соуп смотрит ему в глаза и нежно сжимает его руку.       — Не стоит. Я был тронут тем, что тебе не все равно, мне просто не хотелось быть источником бед.       — Что произошло после всех этих информационных циклов?       Соуп делает успокаивающий вдох. — Я снова добрался до тебя, а потом ты умер.       — Как?       — Господи, Саймон, неужели это имеет значение?       — Если бы я не умер...       — В каждой петле все шло не так, ты не виноват, что умер, но у меня была возможность перезапустить петлю, и я это делал. Это не твоя вина.       Саймон смотрит на него в ответ. — И все же я хочу знать.       — Тебя подстрелили, когда мы ехали в пикапе, и твоя кровь попала мне на лицо, я разозлился и разорвал группу Теней, пока они не уложили меня, как бешеное животное, а потом я очнулся и устроил истерику из-за всего этого, кричал и бушевал, пока не пришел кто-то из Теней и не убил меня снова, и после этого я стал немного спокойнее. Доволен?       — Нет.       — Конечно, нет.       Соуп отпивает немного чая, но не убирает свою руку с руки Саймона, как будто все вокруг растает, если он это сделает.       — После этого я пошел за Грейвзом и выстрелил ему в голову, а потом и сам получил пулю. Это было глупо, но мне стало легче, и я попробовал еще раз. Я снова добрался до тебя, и тебя подстрелили, когда ты направлялся к другой машине.       Саймон молчит и смотрит на их соединенные руки, словно хочет еще раз попросить прощения, но знает, что Соуп не желает этого слышать.       — Я пытался убедить тебя оставить меня после этого.       Саймон напрягается, его рука слегка сжимается на руке Соупа.       — Я бы не стал, — говорит он так, будто больше надеется, чем уверен.       — Нет, конечно, ты бы не стал, ублюдок. Даже когда я не отвечал тебе, ты разворачивался и шел искать меня. В конце концов, Тени тебя все равно настигли бы, потому что, даже будучи Гоустом, их было слишком много. Я пытался всего два раза, слишком больно было слышать в рации, как они сообщают о твоей смерти, а я ничего не предпринимаю. Хуже, чем видеть это самому.       Соуп смотрит на Саймона и понимает, что глаза у него затуманены. Он не плачет, но в его глазах видны капельки влаги. Соуп протягивает руку и осторожно прикасается к лицу Саймона. Саймон немного отстраняется, и если бы он действительно плакал, Соуп мог бы смахнуть слезы, но Соуп просто держит его лицо.       — Мне очень жаль, — говорит Соуп. Ведь что еще можно сказать огромному мужчине, которого ты любишь и никогда раньше не видел плачущим?       — За что?       — За то, что я с тобой сделал. Я заставил тебя пройти через ад в петле, даже когда не хотел этого.       Саймон качает головой. — Я не помню ничего из этого.       — Все равно, — говорит Соуп, но больше ничего не добавляет.       С минуту они сидят в тишине.       Соуп вздыхает. — После этого я рассказал тебе о петлях. Ты поверил мне, хотя это было безумием и ты не должен был верить, и мне стало намного легче, когда я смог поговорить обо всем этом. Но это не помешало тебе получить пулю, спасая меня. Я пытался... — Соуп тщательно подбирает слова, хотя знает, что Саймон все понимает. — Перезапустить цикл, а ты остановил меня, попросил посидеть с тобой, и я так и сделал. Мы поцеловались.       — Не могу поверить, что не помню наш первый поцелуй, — говорит Саймон, и это возвращает разговор в русло юмора.       Соуп улыбается. — Мы всегда можем воссоздать его... конечно, без кровоточащей огнестрельной раны и перезапуска временной петли.       Саймон благодарно улыбается. — Конечно.       Соуп решает не перечислять, сколько именно времени прошло с момента смерти Саймона, хотя он знает это, как часы, вырезанные на его коже. — Ты заставил меня пообещать, что я расскажу тебе о петлях, и я сдержал обещание и каждый раз рассказывал тебе. Мы добрались до убежища Алехандро, и я думал, что мы действительно сделали это, но Руди подумал, что мы взламываем дверь, а ты решил, что он Тень или Нарко, и... все пошло не так. Мне... неловко, но после этого у меня случился срыв, я рыдал как ребенок, а потом смеялся как шут, пока не пришел какой то несчастный из Теней и был слишком напуган, чтобы попытаться взять меня живым. Когда я снова очнулся, я пошел выпить.       — Выпить?       — Ага, связался с тобой по рации, чтобы ты не наделал глупостей, пошел в бар и взял бутылку текилы. Не ожидал, что ты появишься, но ты появился, мы выпили и поговорили... в общем-то, очень похоже на этот разговор, если подумать.       — И?       Соуп чувствует, что краснеет, как ребенок, и не может сдержать улыбку, которая расползается по его губам. — Я поцеловал тебя, а ты снял маску, и мы поцеловались еще.       — Значит, несколько поцелуев и снятие маски, которые я не помню? — спрашивает Саймон, и это звучит почти как недовольство.       — Вот что ты получаешь за шутки про половину собаки в каждой петле, тебя наказывают, — с фальшивой торжественностью заявляет Соуп.       — Ты находишь это забавным.       — Временные петли приучили меня находить это забавным.       — Я не согласен, — говорит Саймон. — А что было потом?       — А... потом нас избили и расстреляли в стиле казни.       — Оу.       — Да... но мы снова целовались, я видел твое лицо и назвал тебя braw, что, кстати, означает "красавчик", но ты не знал об этом раньше, и я полагаю, что ты до сих пор не знаешь. Все было не так уж плохо.       — А потом?       — А потом наступило то время, которое ты знаешь, — говорит Соуп, разводя руки в стороны, словно говоря "тада".       — И это все?       — Это так-то довольно много. Что? Не впечатлен уровнем моих страданий?       — Нет, ничего такого. Я просто убеждаюсь, что ты не скрываешь больше, — говорит Саймон с серьезным видом.       — Нет, я полностью честен, лейтенант.       — Я не твой лейтенант, когда на мне гражданская одежда, мы только что спали в одной постели и полная честность спорна, а ты все сглаживаешь.       — Извини, у меня нет стенограммы.       — Джонни, скажи хотя бы, что ты меня предупредишь, если я начну повторять фразы, которые уже говорил?       — А что, если мне понравится слушать их снова?       Он наклоняется вперед и нежно целует Саймона в губы.       Саймон слегка отстраняется — ровно настолько, чтобы заговорить. — Я думаю, это сделает тебя сумасшедшим.       — Таким же сумасшедшим, как замороженные лепешки?       — Это не безумие, это просто эффективность.       — Хорошо, а как безумие, если тебе действительно нравятся тупые шутки?       — Да, может быть, это безумие, — соглашается Саймон и целует его в ответ.       Солнце встает и заливает кухню легким туманно-серым цветом предрассветной мглы. Соуп прерывает поцелуй, чтобы зевнуть.       — Неужели мои поцелуи настолько скучны? — спрашивает Саймон, тоже зевая.       — Мне кажется, что я не спал уже много лет.       — Тогда пошли спать.       — Именно это я и пытался сделать, а ты заставил меня взять тебя в тур по травмам, — дуется Соуп.       — Извини, в следующий раз я могу быть экскурсоводом, — плавно обещает Саймон.       Соуп улыбается. — Когда будешь готов.       Они снова целуются, потому что просто не могут удержаться.       — Ладно, нам действительно пора спать, — бормочет Саймон.       — Давай сначала посмотрим на рассвет, — говорит Соуп. — У нас есть квартира с балконом, было бы жаль не воспользоваться.       Саймон легко соглашается и берет из гостиной плед, а Соуп наливает им в кружки теплый чай и выходит на улицу. После этого они спят почти весь день.