***
Быть Титаном — способствовать защите, уверять агентов в том, что они в безопасности одним своим присутствием. Спикер был на вражеской стороне, вынудив Альянс тратить немалые средства для возвращения, а потом… Превратился в калеку, не сумеющую даже самостоятельно двигаться, что там говорить о сражениях. Унизительно. А Спикер ненавидит быть таковым. Пальцы крепче сжимают металл под собой, колонки слегка касаются оставшегося на чужих плечах лазера. Камеры хватает от силы, минут десять. Догнав, что напарнику вообще не всралось так двигаться и он явно пребывал не в восторге от происходящего, с каждой секундой стараясь делать шаги длиннее, Спикер мирно хлопает его по груди. В общем туда, куда дотянулась ладонь. — Стой, — моментально получив послушание, Спикер сканирует локацию с помощью звука, убеждаясь в том, что врагов не замечено. — Тебе больно. Остановимся. Первый Титан лишь кивает, секундой позже ощутив, как вес на спине в лице Спикера наконец пропадает. Радист поджимает… Да и ногами назвать сложно. Остановимся на остатках. Поджимает остатки ног ближе к себе, с помощью рук двигаясь дальше. Чтобы Камера присел следом. Такая покорность ни к чему, однако, не его это дело влезать в чужие. — Куда делся телевизионщик? — в голосе проскакивает раздражительность, Спикер кладёт локоть на колено, отворачиваясь. Спрашивает что-то касательно работы и службы — желает увильнуть от нечто серьёзного. — Чистить морды туалетам наверное, — Камера прикрывает линзу предплечьем, вытирая сажу, немного возвращая фокус. Н-да. Он немного подзаебался так жить. Но вспомнив, кем, к сожалению, Титан является волей-неволей отвлекается от подобного рода мыслей, половина которых посвящены самобичеванию. — Тебе не ответил? — Я у него в этом… — Спикер махает левой рукой, надеясь, что оператор поймёт жест. Правда, не заприметив ответной реакции, добавляет сам: — Чёрном списке. Блокнул. Если ещё яснее. Хуеглот мелкий, согласись? — Не бывает дружбы крепче, если вы не обсудите кого-то общего… — Блять, не цитируй, пожалуйста, — Спикер будь у него хоть какая-то мимика, возможно, и сделал мину презрения. Не от Камеры, а от его глупых действий, шуток и подколов Вообще не смешно. И Спикер не чувствует, как напряжение в районе ядра продаёт, словно он наконец расслабляет плечи и тело в целом. Ему всё равно, ведь так? — Хуйня, как не послушай. — Не выделывайся, щегол, — Камера демонстрирует средний палец. А Спикер завороженно уставился на «голую» ладонь. Почти не дав отчёта действиям, тот хлопает в ладоши, точно дитя. — Вау, — выдаёт Спикер кивая, использовав какие-никакие силы, дабы двинуться вперёд. Обе мелкие ладони обхватывают одну операторскую. — Вот это я понимаю строение. — Я уже сам забыл, как они выглядили, — пожимает плечами Камера, немного опускаясь назад, к красным подножьям. Для Спикера ладонь в привычном понимании Камеры казалась чем-то нереальным. Гладкие металлические пластинки, аккуратно меж собой скрученные, эластичные, гибкие, готовые к работе и быстрой реакции. Радио приподнимает её, стукнув костяшками об верхнюю грань колонки. — Чё это было? — Прими как мою благодарность. — Подожди. От тебя? — не вдупляя, вновь повторил Камера. Неслыханная щедрость со стороны спикерменов, учитывая, что те срали на этикет и всякие манеры, касаемо общества, загоняющие в рамки с высокой колокольни. — Чем-то недоволен? — Спикер слегка сжимает тыльную сторону ладони оператора. — Мне может натурой произвести впечатление? Камера отводит «взгляд». Сегодняшние сцены произвели свой эффект на мышлении. — Прошу прощения, — выдаёт тот скорее на автомате, нежели подумав и обработав. Тем не менее, вогнав Спикера в заблуждение. За что извиняться-то? — Больной фантазёр, — хмыкает тот. Но голос обычный, ни грамма смущения, злости или прочих чувств. — Как-нибудь в другой раз. — В другой раз… Этим что ли? — Этим, не этим, — всплескивает руками радиоголовый, — какая нахрен разница? Могу хоть сейчас. — Нет, воздержусь. — Тем лучше, — руки слегка приподнимают тело, а Спикер из полу-лежачего переходит в сидячую позу. — Давай, в путь. Что-то ты разговорился.***
Помучавшись с друг другом ещё добрые пару часов, плавно перетёкших в четыре. Оба Титана, еле-еле, душа в теле, вернулись на родину колонки. Каждый раз приходилось останавливаться. Не потому, что Камера выдыхался, а потому, что Спикер настаивал. Видите ли, устал он висеть на чужой шее. Да лучше бы операторские руки и ноги (иронично) целовать помчался, избалованный. — Принимайте, — Камера немного наклоняется вниз, к базе радиоголовых. Голос стальной, холодный, почти равнодушный, подстать природе Титанов, которой старался подражать оператор. Спикер опускается на землю, слабо махая своим, представляя, как его смачно отругают по самое не хочу. И нет, это не в извращенном смысле, а в самом, что ни есть прямом. К сожалению. Ладно, он шутит. — Ты уходишь? — спрашивает Спикер снизу, немного приподнимаясь на локтях, заглядывая в линзу, которая отражала солнечный свет. Может он и глянул на предстоящий закат, не будь сосредоточен на чужих чертах. Лучи солнца покидали мир с каждой секундой и это чертовски классно выглядело, когда попадало на кого-то. — Хочешь оставить меня одного, несчастного и побитого раз на раз с жестоким миром? — включив драматичность на максимальный уровень, крайне расстроенно выдавил Камера-Титан. — Размечтался. Остаюсь здесь. Хотя бы до момента, пока перестанет внутри что-то трещать. Спикер усмехается про себя. Двигая ладонями, дабы поскорее скрыться в родных стенах базы. Не нравилось быть уязвимым перед всеми. Хотя те, кто хотел — увидел всё самое лучшее с помощью трансляции Камеравумен и Камера-Титана, который спохватившись отключил общий доступ, пообещав не показывать всем. Некий жест дружбы и поддержки. Возможно, он совсем немного рад, что оператор останется здесь на ещё чуток.***
— Ты пришёл скрасить мои вечера своим присутствием? — воодушевился Спикер, сжав ладонями подъёмники, предназначенные для агентов поменьше, слегка отодвигаясь. Уступает место в ремонтном блоке, который не позволяет находиться более одному Титану. Потому помещение, где присмостился оператор — другой ангар, запасной. Правда, мелковатый. — Не-а, — хмыкает Камера, опускаясь на одно колено. Плечевой лазер так и остался в виде костыля. — Пришёл поглумиться. Лежишь тут такой… Беззащитный, уязвимый. Решил не упускать шанса. — Съебись, пидорас, — Спикер постарался пнуть оператора, тем самым сбив. Ключевое слово: постарался. Самые видимые повреждения, по типу горящих частей тела, болтающейся камеры, удерживающихся на Божьем слове руки залатали. Камера, как и говорил около трёх суток назад, остался здесь, принимая помощь от радиоголовых. Его база встретит ой как не скоро. Спикер откидывается назад, полностью положившись на руки, которые сжимали бетонные каркасы. Время показывало далеко за полночь. — Почему тебя раздели? — приподнимая изучающий «взгляд» с остатков ног чуть повыше, на торс. Он представлял из себя ядро посередине, некоторые провода, что были скрыты вели к красному «сердцу», побокам от него находились две раздвигающиеся пластины, наверное насос и электродвигатель, а внизу всего этого самое интересное в строении всех агентов — брюшные пластины. Там все провода, трубки: охладители, то, что снабжает током, в кучке присутствуют те, что обеспечивают потоки масла по всему телу и отвечающие за подвижность шарниров. — Чтобы не перегрелся, — шипит Спикер, потянувшись к правой ноге, опуская руку на голень. Красное ядро мирно мерцало на свету, под которым находился аналог к человеческому позвоночнику, более тёмного цвета. Широкий на вид, имеющий резьбы по несколько сантиметров. Скорее всего гибкое, однако тоже пострадавшее. — Я ещё до конца не нормализовался. Камера пожимает плечами, усевшись, наконец высвобождая лазер из ладони. — Я узнал кое-что интересное. — Заинтересовал, как всегда, — оператор выдыхает, закрывая «глаза» на заметные вмятины на торсе и обоженные пластины в районе живота, трещины на руках, хилые ноги, защитное стекло на динамике центральной колонки треснуло, а остальные побокам застыли. Плохой знак. Обычно Спикер двигает ими, чтобы те пришли в функциональность и были способны вертеться. — Выкладывай. — Когда тебя били атакой в ядро…или когда телевизионщик делился с зарядом ты ничего не чувствовал? — видом оператор не лучше. Пожар съел едва ли половину стали, которую наспех прижарили. А шею с камерой аналогично привалили, за что отдельное спасибо. Боялся, отвалится. Повторную ногу пообещали спроектировать, но в целом эту работёнку передали базе камероголовых, отправив лишь чертежи. — Ревнуешь? — Делать мне нечего, — камера склоняются сначала влево, а позже вправо, где-то слышится хруст и щёлканье. Повреждения шеи, небось. Доигрался. — Ну, когда бьют больно. А когда ТВ поделился… Не помню уже, непривычно, — Спикер резко приподнимает верхнюю часть тела, дернувшись вперёд, к оператору. — Зачем? — Мы можем чувствовать с помощью ядра, ничего не напоминает? — Я не догоняю, — признается Спикер. — Ты предлагаешь мне… Как бы выразиться правильнее-то. — Махнуться током, — звучит вполне обычно, учитывая, что они роботы, работающие на этом самом токе и передавать собственный заряд другим, дабы те не погибли — простое дело. Однако, в одно время полностью заряжать друг друга с романтическим или сексуальным контекстом… Уже другое. — Без проблем, — Спикер немного приподнимает колонки, глядя за плечо оператора, — дверь хлопни. Камера оборачивается, просто протянув руку, одним пальцем коснувшись кнопки, что закрывает огромные двери. Сначала, правда, подумав, что ошибся так как боялся промахнуться мимо мелкой штуки управления. Но, спасибо за то, что он оператор, смог. Начать решается Спикер, в силу того, что Камера более замкнут и скромен. Колени сжимают сбоку, слегка двинув в собственную сторону, оператор поддаётся. Клешня утыкается прямо в стену, выполняя роль опоры, а левая умещается на чужие плечи. Поглаживания по металлу изначально напрягли радиста, но рука постепенно опускалась ниже, не переходя некую черту, пока сам Спикер не позволит. Оттого он воспринимал прикосновения не как потенциальную угрозу (задатки, они и в сексе задатки), а как прикосновения. — Получается, ты хочешь сунуть свою руку в моё ядро? — Можешь сувать ты, — мирно пожимает плечами Камера. Ему вообще насрать какую позицию занимать, не справится ни с одной. Спикер хлопает ладонью по голым остаткам ног, мол, присаживайся. Камера пододвигается, умещаясь прямо на них, лишний раз надавив. Впрочем радист и не против, шлёпнув по чужому позвоночнику. Камера трёт указательный и средний палец, между ними появляется небольшая искра, а позже молний тока. Спикер свистнул, пока электричество не коснулось зазора между телом и пластиной, заставив вздрогнуть. — Комментируй, — это не приказ, простая просьба. — Больновато, но заводит, — Спикер утыкается лопатками в стену. — Можно я? Оператор кивает. Ладонь тянется к водолазке, проскальзывая под неё. Пальцы гладят пластины, трубки, касаясь каждого зазора, ощупывая почти всё, желая вгонить в экстаз. А после быстро высовывается, делая круговые движение вблизи оправы ядра, подмечая царапины и едва заметную надпись «Camera». Правая, она же и рабочая, постепенно ощупывает ранее неизведанное. Титаны роботы. А у всех роботов код, хоть и слабо, но совпадающий. Есть отдельная строчка среди бесконечных букв и цифр, которая заставляет роботов боятся неизвестного. Попытка сохранить больше бойцов, однако, провальная. Рано или поздно нужно будет вступить в темноту, несмотря на то, вселяет она ужаса или нет. Ядро встречает чужую конечность с хлюпающим звуком, поглощая. Мягко, но сдавливающе, кажется, присутствует возможность того, что ладонь способна утерять связь с хозяином, если тот не будет трезво думать. — Каково это? — Не могу подобрать слов, — хмыкает Спикер, пытаясь коснуться чего-то пальцами. Но не ощущая даже намёка на стенки, которые бы держали энергию. Радист сжимает руку в кулак, слышно слабое бульканье. — Это… Как вода? — Температура? Спикер без слов включает режим пирометра, так как сомневался, что вообще касается чего-то. — Пятьдесят три и шесть по Фаренгейту, — выдаёт то, что обнаружила система. — Как ты поджигаешь ублюдков с такой температурой? — Нагреть? — склонив камеру вбок, спрашивает он. Спикер кивает, не подумал. — Знаешь… Почти не чувствую ладонь. — Зато я чувствую, — и сказал Камера это, по всей видимости, зря. Спикер сжимает и разжимает ладонь, пластины оператора ударяются друг о друга из-за возбуждения, а металл послушно трещит, тот пытается вытравить воздух, дабы не звучать слишком громко, вопреки стенам со звукоизоляцией. Спикер концентрирует заряд тока в пальцах, моментально выпустив. Камера дернулся, вжимаясь ладонью в радиста, послышался скрежет, металл об металл, как никак. — Больно? — свободная рука умещается на пояснице, передвинув к себе. — Нихера. Ещё. Спикер полностью заряжает ладонь, шандарахнув повторно. Пальцы тянутся в сторону, пытаясь найти твёрдую поверхность. Ну не может быть так, что ядро бесконечно. — Как прошёл твой день? — интересуется Спикер, уткнувшись колонками в широкие плечи, почувствовав, точнее услышав напряжение оператора. Механизмы тягуче работают, зловеще застывая время от времени, когда их обладатель пытался ограничить себе. — Хорошо, — выдыхает тот с ответом, пытаясь овладеть телом, готовым изгибаться от любых прикосновений к себе. Ядро давит, но приятно. Чертовски. Камера двигает тазом, неосознанно прижавшись к товарищу, надеясь, что тот не заметил. — Мой день прошёл хорошо. — Наши ребята приняли тебя? — Спикер начинает потихоньху высовывать ладонь из ядра, так как система стала трещать о том, что температура превысила норму, которая понизилась по причине того, что недавно Титан едва не сгорел. Грудь Камеры также не ощущалась холодной, а из-за переизбытка энергии, ядро «выплюнуло» небольшой голубовато-прозрачный сгусток. — Не слишком грубо обошлись? — Очень смешно, — оператор подмечает, что запись была включена. Не для общего доступа. Так… Для его личных мотивов. Спикер наконец достаёт руку, которую разглядывает под светом ламп. Некие голубоватые брызги были на ней, стекая по костяшкам, падая тяжёлыми каплями на ногу. Не жгёт, но приятно касается внутренней части бедра. Радист пытается смахнуть субстанцию. — Это считается за оргазм? — Это по-моему он и есть, — оператор наклоняется вниз, стукнув спикерскую ладонь об линзу, немного пачкая и себя. — Спасибо, хоть снял напряжение. Идиллию, из которой оператор пытался взять как можно больше тишины, прервал звук резкого жужжания. Камера дёрнулся, хлопая пластинами, чуть не свалившись назад от неожиданности. — Что за, блять, хуйня? — ладонь сжимает плечо радиста, кажется, погнув что-то. — Ты передаешь ток через ногу?! — А это не ток, — Спикер приподнимает остатки левой ноги, начиная тереть её об оператора. — Вибрации. — Сука, — прошипел оператор, поражаясь тому, что Спикер использует свои конечности, как вибратор и тому, что ощущения вполне доставляющие удовольствие, щекотные и… — Я теперь всю жизнь об этом думать буду. — Обращайся, — радист хлопнул ладонью по заду Камеры, привлекая внимание к центральной колонке, с которой устанавливает зрительный контакт Первый Титан. — Я под рукой, если захочется… — Останови, меня напрягает, — это ложь, но выглядеть до боли уязвимым Камере не хочется. Напарник моментально повинуется, а звуки вибрации, застывшие в помещении быстро утихают. Камера возвращает себе левую ладонь, задумчиво разглядывая её. Крышка на среднем пальце откидывается назад, демонстрируя лезвие ножа, неспособное конечно убивать. Но подкрутить обожженные стержни это да. Потому кончик острия входит в один из шлицев, выкручивая. Обгоревший винт падает на пол, Титаны провожают его «взглядом». — Я соберу потом, — уверяет Камера, продолжив свое дело, не столкнувшись с отказом. Последующие детали уходят вслед за первым винтом. Впрочем, оператору много не надо. Крышка закрывается, спрятав небольшой секрет. — Не знал, что ты такой…многофункциональный. Камера кивает, хватаясь пальцами за полуоткрытый металл, потянув на себя, полностью отворяя брюшную и боковые пластины внизу ядра, возле «позвоночника». — Ого, первый раз вижу свои внутренности, — Спикер наклоняет «голову», желая поглядеть на не совсем благоприятные на вид провода. Обгоревшие, треснутые, лишенные пластиковой защиты в некоторых местах. Оператор протягивает руку, зарываясь в этой горстке, перебирая с интересом. А позже слабо сжав, передавая ток с разным напряжением, делая движения вверх-вниз, поглаживая, чтобы шандарахнуть с новой силы. Однако, пощадив друга-партнёра, Камера отлипает, любовно проведя кончиками пальцев по стенкам, слабо зарядив напоследок. Как поцелуй. Оператор оттряхивает с ладони фантомные остатки тока и прочего, сползая с чужих ног. — Каков заряд? — Хватает, — особенно после того, как оператор поделился своим. Что же поделать, строение есть строение. Энергии камераменов вполне достаточно для спикеров, когда, например, телевизионщики глушат все, да так, что потом пару дней будешь на иголках ходить, вырубившись от перегрева. — Давай, — ставит точку в разговоре Камера, оставив ладонь в воздухе. Спикер намёк понимает прекрасно, сжав своей. Простое дружеское рукопожатие. Ничего более. — Встретимся, когда твои ребята перестанут меня мучать, — оператор поднимается полностью, хромая и повернувшись, оглядываясь через плечо в ожидании, когда дверь откроется до конца. Спикер замечает собранные винты сбоку от себя. — Люблю тебя, — выдаёт колонка, махая на прощание. Нахрена, если их ремонтные блоки находятся до смеха на крошечном расстоянии. Однако, и Спикер, и Камера забили на это. Радист воспроизводит звук на подобии чмока, отправив воздушный поцелуй, мигнув подсветкой «глаза». Оператор лишь мигает индикатором в ответ.