Ночью в Севилье

Дон Жуан нервничал. Боялся. Спектакль, который они с Командором устроили, прошёл просто на ура — все поверили, что герой войны проиграл в этой дуэли и трагически погиб. Погиб для жителей Севильи, но открыл себе дорогу в совершенно иное будущее рядом с любимой женщиной. Будущее для них обоих. Но Дон Жуан боялся. Вернее… боялась. План был безупречен: разыграть дуэль из-за доньи Анны, сгинуть в ад на глазах у всех, а затем бежать как можно дальше… чтобы жить счастливо? Ведь так? Она была безумно влюблена в Командора. Ей не хотелось сомневаться что всё будет именно так, но она почему-то сомневалась. Хотя, наверное, бояться в её положении — это нормально? Всю жизнь играть роль мужчины, чтобы наконец-то открыться человеку, которого знаешь только несколько дней… позволять кому-то прикасаться к себе, целовать его в ответ, не стремясь оттолкнуть как можно скорее… да, это всё по-другому. Жизнь другая. Её жизнь теперь другая. С доньей Анной договорились встретиться в саду в два часа ночи. Всё было готово для второго акта представления и для эффектного финала: кони, пиротехника, закованный в латы Командор… но не готов морально был сам Дон Жуан. Не готова. Как и не был готов к тому, что кто-то подойдет к нему со спины, присядет рядом и сразу заключит в объятия. — Дон Жуан? — прошептала фигура в белом одеянии, вцепившись в его плечи. — Да. Фигура отстранилась и откинула плащ — из-под него показались рыжие кудри доньи Анны. Она снова прильнула к Дон Жуану, который всё это время сидел к ней спиной, лишь немного повернув голову в её сторону. — Боже мой! Я чуть и в самом деле, не лишилась чувств, когда вы дрались. Я так рада, что ты жив… Но ты, кажется, ранен? — Анна отстранилась то ли в страхе, то ли в нерешительности. — Пустяки! Через неделю все заживет. Донье Анне, по всей видимости, надоело, что возлюбленный всё это время почти не смотрит на неё, поэтому снова ухватила Жуана за плечи и развернула на себя. Только сейчас она увидела его огромные отстраненные глаза. — О, неделя! Это очень большой срок. Я хочу, чтобы ты был здоров сейчас, — она надула губы, как маленький ребёнок, и склонила голову на плечо кавалера, снова прижимаясь ближе. — Как вы нетерпеливы, — всё так же бесстрастно ответил он. — Как и все женщины. А зачем мне быть терпеливой, когда нам уже более ничего не угрожает? — Все-таки жаль Командора, — постарался перевести тему Дон Жуан. — Нет. Донья Анна сказала это так твёрдо и гневно, что по спине Дон Жуана прошёл холодок. Он даже мог поклясться, что почувствовал, как статуя за спиной качнулась. — Он же был вашим мужем. Неужели… — Он перестал быть моим мужем уже давно, — неожиданно ответила она, — а вовсе не вчера, когда ты убил его на дуэли. Зачем же горевать по чужому человеку? Дон Жуан опешил — с такой холодностью это было сказано. Он посмотрел в её лицо и заметил в глазах едва уловимую пелену горя — как бывает, когда чуть ранее человек долго плакал, но сейчас все слёзы уже закончились. Так был пронзителен этот взгляд, что сейчас чуткое женское сердце уже не могло остаться в стороне. — Сеньора… вы плакали? — осторожно спросила она у неё. Молчание. — Это из-за него? Коротко: — Да. А ведь она с самого начала разговора была такой. Такой… потерянной. Как и она сама. — Значит вам всё же жаль его? — Нет. Я плакала по другой причине. Только сейчас она обратила внимание, что голос доньи Анны дрожит. Как давно она занервничала? С самого начала или только сейчас, когда стали расспрашивать? — Сеньора, если вам плохо… мы можем прервать разговор, — план пошёл не по плану, Дон Жуан! — Я не хочу принуждать вас… — Нет-нет, останься! — прервала донья Анна. — Когда ты рядом, мне намного спокойнее. Я не боюсь, что меня предадут… Сердце Дон Жуана пропустило удар. Ведь именно это вскоре и должно было произойти, чёрт возьми! «Но кто кого ещё предал?» — спросил бы Командор. Но он не спросил, ведь статуи не разговаривают, к сожалению или к счастью. — Знаешь… пару дней назад я увидела мужа с другой женщиной. Вечером, у дома Дон Оттавио… И снова сердце дрогнуло. Да, Дон Жуан знает, что это за женщина. Слишком хорошо знает. — Поэтому нет, мне вовсе не жаль его, — завершила донья Анна. — Это… бесчестно, — только и смог вымолвить Дон Жуан. — Ты так думаешь? Она только промолчала в ответ. — Да, я понимаю, что наш брак давно был обречён, — рассуждала Анна, — но всё я не ожидала такого от него… И поделом. Зато теперь мы вместе. Ведь так? Только сейчас Дон Жуан задумался, как же подла их с Командором выходка по отношению к этой женщине, и как же она на самом деле несчастна. Да, в её мотивах много любви к самой себе, но какие же грустные сейчас у неё глаза… — Донья Анна… а вы любили его? Или, может, до сих пор любите? Вопрос застал её врасплох. — Любила. Давно. Зачем ты это спрашиваешь? «Я люблю его всего несколько дней, а она ведь всё же любит его столько лет… но любовь это и в первом, и во втором случае?..» — Ты говоришь, что любишь меня… — она впервые осмелилась обратиться к донье Анне на «ты». — Почему? Только из-за моего имени? — Сначала я думала, что да, стыдно признаться. Но после… поступка моего мужа я наконец поняла, что рядом с тобой мне намного спокойнее, чем с ним. Ты будто видишь во мне человека. Ведь ты можешь понять женскую душу, как ни один другой мужчина. Даже тот, с которым я прожила столько лет… «Столько лет…» — Он меня так и не понял. Дон Жуан промолчал. Тяжело промолчал. Он не смотрел на донью Анну, но прекрасно её слышал и понимал. — Любимый?.. Лишь вздохнул. Напряжённо обхватил голову, запустил руки в волосы и машинально стянул с себя ленту, удерживающую на затылке неприметный хвост. Длинные каштановые волосы тут же рассыпались по плечам. Она наконец подняла глаза на донью Анну. И всё встало на свои места. — Анна, я… — опомнилась было она. — Ничего не говори! Нет, причина была вовсе не в волосах — так ходили многие кабальеро, соответственно моде. Она просто увидела картину целиком. Моложавость Дон Жуана, элегантность движений, наконец манеры, его внимание и понимание… так ведь только женщина может понимать женщину. И этот пронзительный взгляд карих глаз, даже в темноте такой горячо ощутимый… — Это была ты! — наконец с тяжёлым вздохом воскликнула Донья Анна. — Это… была я, — тихо ответила ещё недавняя незнакомка. На лице Анны заблестели слёзы. Голос задрожал, почти срываясь на крик: — Уходи!.. Вдруг раздался взрыв, вспышка света озарила сад, а за ней ещё и ещё — по всей видимости, у Флорестино что-то пошло не так, и «представление» началось раньше времени. Донья Анна вскрикнула, теперь уже от страха, и тут же лишилась чувств. Девушка стояла в растерянности и не знала, что делать дальше. В этот миг статуя спрыгнула с постамента и бросилась к ней. — Скорее уезжаем, пока она не пришла в себя, — Командор схватил её за руку. Вместо этого она осталась стоять на месте и не позволила увести себя. — Нет, я не могу уехать с тобой. — Почему? — Это было бы неправильно… Прости, но это так. Он ещё что-то объяснял, пытался уговорить, но она не хотела слушать. Она не готова. Не сейчас — прошло слишком мало времени. В конце концов Командор махнул рукой и ушёл — видимо, снова прятаться в поместье Дон Оттавио. А она осталась в саду с доньей Анной.

***

Уже начало светать. Донья Анна очнулась у себя дома на диване, укрытая покрывалом. А рядом с собой… — Дон Жуан? — Да. Несмотря ни на что, это всё ещё я, — ответила девушка. — По крайней мере, пока я в мужском камзоле… Я попросила Флорестино перенести тебя в дом: на улице прохладно. — Почему ты осталась… со мной? — она выделила последние слова. — Не смогла оставить женщину в беде, — усмехнулись в ответ. — Отдыхай. Впереди их мог ждать длинный разговор, полный вопросов и признаний, правды и неправды. Но сейчас это было не так важно. Анне было радостно, что о ней позаботились. Что рядом с ней сейчас сидит эта женщина, чьё присутствие само по себе даёт спокойствие, доверие и уют. Она вновь провалилась в сон.