Симуляция

Солнце тянулось к горизонту, озаряя всё густым светом, пока природа бросала длинные тени, встречаясь с его лучами. Тёплый воздух словно застыл, ощущаясь как мягкое объятие. Безмятежность... За окном, на деревьях, ладно щебетали птицы, радуясь по каким-то своим, неизвестным нам, птичьим причинам. На кухне стоял горячий пирог, от которого пахло мёдом и печёными яблоками. Она сидела на этой самой кухне, за столом, ждала, когда пирог хотя бы немного остынет. Увлечённая сюжетом книги, она едва ли обращала внимание на то, что происходит вокруг неё. Его механические шаги она тоже заметила не сразу. Подняла взгляд на своего милого друга — сейчас даже более нервного, чем обычно. — Не хочу тебя отвлекать, ты, должно быть, очень занята этой книгой, не сомневаюсь, что она интересная, иначе ты бы не была ею так увлечена, конечно, но не могла бы ты… Не могла бы ты уделить мне пару минут, пожалуйста? Пришлось отложить томик в сторону, пойти навстречу собеседнику. Лучики солнца падали на их лица, играли блеском в глазах. Он вздохнул, определённо нервничая, пытаясь собраться с мыслями, пока она, склонив голову на бок, любовалась им. Он наконец начал. — Мы очень многое с тобой прошли. Да, знаю, это не то, что хотелось бы вспоминать, потому что было не только хорошее, я бы даже сказал, плохого было больше, в прошлом, конечно же, сейчас-то всё хорошо и… Но. Но это укрепило нашу связь, да, связь. В общем, что я хочу сказать… С каждым словом он терял мысль всё больше, подбираясь к главному окольными путями, не решаясь сказать напрямую. — Всё не то! Глупость! Забудь, это не важно. Нет, важно, очень важно, но не сейчас, сейчас не время, я тебе совсем другое хотел сказать. Вот что важно… Он протянул ей цветы, которые до сих пор держал за спиной. —… Я тебя люблю. Смущённо он потупил взгляд в пол, ожидая её ответа, сгорающий от этого ожидания. Нежность к ней наполняла его всего, но сейчас не время её выражать, сейчас не к месту, не стоит. Нужно дождаться. Она приоткрыла рот в удивлении. Особенно удивительно то, от кого она это слышит… На её лице появилась улыбка. Это ведь просто смешно. Просто уморительно! Робот, андроид, существо из металла и проводов признавалось в чувствах — и кому? Человеку — живому, дышащему, настоящему человеку. Существо со схемами вместо мозга, с нулями и единицами вместо личности, с мотором вместо сердца, приняло свою симуляцию за любовь. За то, что не каждый человек из крови и плоти может постигнуть и почувствовать. Однажды её назвали опасной немой сумасшедшей — и были правы лишь наполовину. Опасная? Вне сомнений. Немая? На тот момент, от своего упорства — да. Но она не сумасшедшая — и никогда ею не была. Конечно, она чуть не потеряла рассудок там, под землёй... Среди конвейеров, плит, лазеров и механизмов, среди холодных стен и пола, среди звенящей тишины всё, что говорило, могло сойти за живое существо. Могло сойти за равного. За умеющего мыслить, за умеющего чувствовать эмоции, радоваться, печалиться, злиться и ликовать. За имеющего свои желания, свои страхи. За способного привязываться, питать теплые чувства. За способного чувствовать боль. Лишь сойти, но не являться. Теперь, на свободе, среди яркого солнца, среди чистого воздуха, среди живых людей, тех, кто похож на неё, тех, кто объективно, без иллюзий, жив, способен чувствовать и мыслить, способен стирать это противное чувство одиночества и пустоты, она осознавала эту огромную пропасть между ним и ею. Он — искусственный интеллект. И главное слово здесь — искусственный. Она более не изводится от одиночества, не принимает иллюзию за чистую монету, а его — за того, кто равен человеку. Она не сумасшедшая. Первое время она страдала от жгучей, режущей душу обиды от его предательства, от того, через что он заставил её пройти. А потом это исчезло. Обида сгладилась. Но это было не прощение. Не то, как прощают людей, как начинают доверять им снова. Это было осознание. Люди говорят, что нельзя обижаться на дураков. Нельзя обижаться на тех, кто не равен тебе. Нельзя обижаться на технику, которая ударила вас током. Она не осознавала своих действий, потому что осознавать нечем, делала без злого умысла, потому что не способна чувствовать злобу. Так и с ним. Он — просто техника, ударившая её током. Поэтому ни обиды, ни гнева на него больше не было. Почини механизм —и плохого больше не случится. В конце концов, он полезен в быту, интересен как развлечение. Хоть иногда и достаёт пустыми разговорами, но кивать и мычать в ответ — небольшая цена за столь удобный инструмент. Заботу как о приятной, полезной вещи, чтобы он не сломался и выполнял свои задачи, он, по-видимому, наивно принял за симпатию, алгоритмы неверно проанализировали данные — и выдали столь смешную ошибку. Он посмотрел на неё, его программы заставляли его пародировать робость. Она покачала головой. «Нет». Взяла цветы из его рук, поставила в вазу на окне. За спиной прозвучал голос, изображающий растерянность и печаль. — Но почему? Я думал, что… — Потому что это симуляция. Было бы глупо верить в реальность этого. И всё же он был сделан хорошо. Не было бы на Земле больше ни одного человека — и она, возможно, поверила бы в реальность его личности и чувств. Изображались они уж очень правдоподобно. И горе на его лице было уж очень похожим на человеческое. Прищуренные глаза, будто он сейчас заплачет, будто сдерживает слёзы. Прерывистое дыхание, почти похожее на хныканье. Он понял всё и сразу. Должно быть, ему уже говорили это. Но ведь это просто симуляция, ненастоящее страдание. Выглядит грустно, вне сомнений, но душу не задевает никак. Даже слегка раздражает. И зачем встраивать ему это? Зачем даровать ему симуляцию, ложь из нулей и единиц, которую он отчаянно — хоть и отчаяние тоже всего лишь внешнее проявление, без настоящего чувства за ним — принимает за реальность, так ещё и считает, что другие должны принять? Глупость, да и только. Он ушёл, так в ответ ничего и не сказав. Солнце продолжало ласкать землю последними за этот день тёплыми лучами. За окном всё ещё радостно и звонко пели птицы. Пирог по-прежнему медленно остывал, но был ещё горячим, распространяя сладкий запах по всей кухне. А она, пожав плечами, вернулась обратно к книге.