А можно ли?

— Ты точно уверен?       Игла диаметром в два миллиметра блестнула между зажавших ее пальцев. Сал рассматривает ее с неким скептицизмом — а получится ли вообще? Непреднамеренно отмечает, что черный лак на его ногтях поблек, местами стерся, а где-то его и вовсе уже не было. Надо бы обновить маникюр.       Ларри же, напротив, на иглу старается не смотреть — не хватало только раньше времени сознание потерять. — Да, чувак, не тяни кота за яйца, а то у меня настрой с каждой секундой падает. Коли.       Гизмо, что сейчас так старательно и увлеченно вылизывал собственную лапу, вдруг остановился, перевел взгляд на Ларри, а после снова занялся своими делами. — А если криво? А если не туда? — Фишер все еще мнется, не решаясь на то, чтобы осуществить наконец этот несчастный прокол. — Да все четко будет, я прям чувствую. Я верю в тя, чел. — после этих слов Джонсон приоткрывает рот и высовывает язык. Он в очередной раз примеряет штангу, чтобы в который раз убедиться, что с размером он не прогадал.       Салли все же, пускай и не хотя, все еще сомневаясь, ставит зажим примерно в центре языка трясущимися руками. Ладони вспотели, Сал вытирает их спиртовой салфеткой, которой до этого обрабатывал иглу. Он подносит к месту будущего прокола такое вот двух милимметровое в ширину орудие пыток и… — Подозди. — с горем пополам выдавливает Джонсон. И Салли замирает.       Ларри сглатывает нервно, мельком взглянув на иглу. После он сразу же закрывает глаза. Проходит еще около семи секунд, прежде чем он снова заговорит: — Давай.       Руки трясуться, серце колотится, в глазах на секунду мутнеет — настолько страшно ошибку допустить. Однако Сал сумел таки совладать с собой и успешно ввел иглу, сопровождаемую болезненным мычанием друга. Ларри выдавливает корявое: «Ну?» и открывает глаза, глядя прямо на Фишера, — на иглу, торчащую из собственного языка, он смотреть тактично не решился.       Сал всматривается в прокол, оглядывает его с разных ракурсов. — Да ровный. Вроде.       С этими словами он снимает зажим с языка Ларри, убирает в сторону и преступает к следующему этапу. В руке скоро оказывается металлическая штанга, один из шариков которой он открутил заранее. Фишер вставляет конец штанги в иглу, после чего наконец вытаскивает ее, меняя на гораздо более привлекательное украшение. Холодный металл пришелся на смену острой игле, на пару секунд облегчив дискомфорт. Кровь тут же полилась из свежего прокола ручьями, стекая по штанге и капая на пол, футболку с логотипом Sanity's Fall и окрашивая руки Сала, что сейчас так старательно пытался закрутить злосчастный шарик. — Ну наконец-то!       Сал вздохнул с облегчением. — Пизда лулям! — высказался Джонсон, осматривая испорченную собственной кровью изношенную футболку с логотипом любимой группы. — Ну еб твою мать, ну все в кловище!       Сал спешно обтер руки чистыми салфетками. — Ну покажи хоть.       Джонсон действует немного запоздало. Аккуратно высовывает язык — крови уже не так много, она уже не капает на пол.       Фишер с большим и трепетным интересом рассматривает собственную работу. — А ниче так вроде. Интересно. — Леально?       Ларри рыскает по ящикам в поисках маленького зеркальца, что скоро оказывается у него в руках. Он рассматривает новый пирсинг, вглядывается. Язык опух и безумно болит, стал до невозможного тяжелым, но сейчас Ларри это волнует в последнюю очередь. — Нихела! Пликольно! Мама меня ушатает, когда узнает. — Я это уже вижу.       Сал уходит в собственные мысли, представляя, как Лиза, узнав о пирсе любимого сыночка, будет по комнате его вертухой гонять. Он даже усмехнулся сдержанно, настолько реальной была представленная в голове картинка.       В себя он приходит лишь тогда, когда его губ, ох, нет, протеза касаются чужие. На месте поцелуя теперь красуются пятна крови, которую Джонсон умудрился размазать по губам. — Спасибо.       Ларри вглядывается в голубые глаза. Салли заметно проседает под этим взглядом, смущается. Интересно, о чем он думает сейчас?       Джонсон медленно и аккуратно пытается стереть кровь с протеза, однако делает только хуже, размазывая ее еще сильнее. — А можно?.. — Ларри кивает, указывая тем самым на протез, — снять.       Фишер молчит, точно обдумывая, а стоит ли? Но в итоге чуть придвигается вперед, кивая: — Можно.       Все же это Ларри. Он видел его обезображенное лицо. Видел, но не испугался, не засмеялся и не воспротивился. Ему можно.       Теплые пальцы оказываются за затылке, слышится тихий знакомый щелчок. Протез оказывается в чужих руках. Дальше. Дальше. Дальше. С приглушонным стуком он кладется на столешницу. На этой же столешнице испачканные салфетки, игла, зажим и множество шуршащих распечатанных упаковок.       Без протеза — без собственного лица — сейчас совсем не страшно, не стыдно и нет никакого чувства угнетения. Это Ларри. Ларри дозволено все. Даже оставлять на шрамах влажные — непонятно, от накопившихся чувств или обыкновенной крови — поцелуи.