"Ты ещё не знаешь, но твой голос способен проникнуть в самую глубь моей души, превращая боль в прекрасную мелодию скрипки. Порой она звучит как волшебный напиток, оживляющий каждую клеточку в моем теле.
В твоих силах утолить мою невыносимую жажду к отмщению, жажду отравить собой весь мир.
Молю, пока стало не слишком поздно!
Разожги во мне пламя, яркое и красивое, чтобы его тепла хватило на нас двоих.
Подари мне крылья.
Научи парить ввысь и дышать свободно, не ощущая себя загнанной птицей в клетке.
Научи меня любить тебя искренне, без боли, без сожалений.
Научи меня не испытывать ненависти.
Научи меня чувствовать себя живой рядом с тобой".
Несколько ночей подряд Мальбонте не находил покоя. Лихорадочное состояние охватило его тело, подобно тискам, заставляя беспокойно вертеться в мокрой от пота постели, как раненый зверь, терзая подушку зубами, сдерживая в порыве крики. Мальбонте мучили сильные приступы головной боли, сквозь которые прорывался неустанный, отравляющей душу, шепот Шепфамалума. Его голос звучал как эхо везде, где только он ни находился. С каждым днем все труднее становилось сопротивляться власти кровожадного бога. И когда пришло время явиться на место встречи по указанию Чумы, Мальбонте с трудом смог подняться с постели. Убедившись, что поблизости никого нет, он остановился возле двери, закрыв глаза, стал тереть переносицу до красных пятен на коже. Он не хотел никому показывать свою уязвимость — был слишком горд для этого. Собравшись с силами, Мальбонте надел маску безразличия и тяжелыми шагами вошел в кабинет. Чума стояла неподвижно в полумраке, спиной к клеткам с беспрерывно копошащимися крысами. В руке она держала одного из самых проворных грызунов и ласково гладила его дрожащий жесткий мех, передавая ему смертоносную силу вируса. Всадница не сбрасывала взгляда с подобного рода ритуала. Услышав неспешные шаги сзади, она лишь выразила недовольство словами: — Ты не спешил. — Чего ты хочешь на этот раз? — Мальбонте говорил с высокомерием, словно не был прислужником у всадницы Апокалипсиса и не признавал её власть, что несомненно приводило Чуму в ярость. Крыса в её руке противно пискнула, длинный жесткий хвост метнулся из стороны в сторону, когда она почувствовала, как холодные пальцы сжимают её хрупкое тельце и буквально высасывают из нее жизнь. Оставалось всего несколько секунд, когда крыса заскребла лапами сильнее, моля о пощаде. Наконец холодные пальцы разжались, и крыса вырвалась на свободу, спрыгнула на пол и нырнула под стол. Чума резко развернулась и сердито пошагала к Мальбонте. — Лучше уйми свою дерзость! Часом забыл, кто я такая?! — Нет, не забыл. — Голос метиса оставался строгим и неуклонным, но взгляд его стал мягче, выражение лица умереннее. Чума была уверена, что, несмотря на дерзость, Мальбонте по-прежнему находится под ее контролем, всегда готов подчиняться ее воле и безукоризненно выполнять любой приказ. Знала бы она, что Мальбонте никому не подчиняется просто так. — Ты как будто Люцифер, такой же беспечный и циничный, у которого язык, как помело, — цинично процедила она следующее. — Думала, что ты умнее. — Так и есть: где я, и где этот жалкий щенок. — Возможно, эта неудачная аналогия оскорбила его, потому что он на миг напрягся и сжал челюсть. Чума заметила изменение в его взгляде. Она чувствовала гордость за то, что смогла сбить на время его чрезмерную высокопарность. Но это длилось всего несколько секунд. Чума злобно взглянула на мужчину и поняла, что его равнодушие вызывает в ней еще больше ярости. — Впредь, лучше следи за своим жалом, а иначе змея останется без яда и даже без головы. — Чума хихикнула, ее глаза сверкали зловещим свечением. Она приблизилась к нему еще ближе, и он почувствовал ее леденящее дыхание на своем лице. – Ты думаешь, что я не вижу презрения в твоих глазах, когда ты смотришь на меня? Неужели ты настолько наивен? Я — смерть, я — погибель. Ты не можешь меня остановить, так же как не можешь остановить время. — Чума усмехнулась и воспользовалась своим преимуществом, провела острыми когтями по широким плечами и медленно обошла мужчину сзади, любуясь его крепкой спиной, сильными рубиновыми крыльями и подтянутой задницей. Никогда прежде она не испытывала подобного влечения к мужчине. Сказанные слова Чумы у Мальбонте вызывали лишь внутренний смех. Однако он предпочел молчать. Не потому, что боялся Чумы, он вообще никого не боялся, а потому, что ее угроза была не более чем пылью. Которую он с радостью стряхнет с плеч, переступит и пойдет дальше, едва представится случай. Ко всему прочему, Мальбонте понимал, что Чума нуждается в нем: живым и невредимым. А Чума знала, что Мальбонте был необычайно могущественным, опасным и хитрым метисом. Его сила была столь огромной, столь разрушительной, что даже она, великая и ужасная Всадница, Чума отравляющая все на своем пути, порой испытывала предвкушение и страх, при одной только мысли о том, сколько в нем скрывается тёмной силы. Но Чума не боится ничего и никого, кроме одиночества... Всадница была готова на всё, чтобы достичь своей цели и освободить своих братьев. У нее не было права на ошибку, и она была готова довести начатое до конца. Не заботясь о порядке в кабинете всадница, уселась на загроможденный увесистыми фолиантами и свитками стол, несколько канцелярских предметов покатилось на пол. Её облегающее черное платье, подчеркивало пышные формы груди из-за весьма откровенного декольте. Глубокий разрез игриво обнажал соблазнительные бедра и стройные ноги. Всадница обладала чарующей красотой и неземной притягательностью. Однако, несмотря на привлекательную внешность, она обладала капризным и стервозным характером. Эдакое исчадие Ада, сущие порождение бубонной чумы, от силы которой у всех присутствующих стыла в венах кровь и желудок скручивало от боли. Мальбонте не испытывал ничего, кроме явной неприязни к своей собеседнице, но старался этого не показывать. Этот мужчина обладал невероятной стойкостью и выдержкой, и был готов на все ради своего плана. В том числе и терпеть безрассудные и порой жестокие приказы Чумы. Изящные женские уловки, призванные очаровать и покорить любого мужчину, не производили на него никакого впечатления. Не оказав должного внимания, как к женщине, он заставил Чуму выдать себя: её лицо мгновенно перекосилось от злобы, а в ее красных глазах замелькали призраки демонов, словно готовые вырваться на волю и утащить его в бездну. Мальбонте, предугадывая опасность, смело смотрел в глаза Чумы, не скрывая своего презрения и скуки. — Завтра отправишься в столицу с одной из моих любимых зверюшек, Вики. Этой мерзкой девчонке, давно нужно преподать урок, — прошипела Чума, не скрывая своей неприязни к девушке. — Проследи за порядком и подави мятеж. Те, кто осмелился взбунтоваться и бежать, должны быть уничтожены. — Чума продолжала свою тираду, бурно жестикулируя и представляя, как душит предателей, словно слепых птенцов. — Я справлюсь без Вики. Она лишь будет мне мешать, — возразил Мальбонте. — Исключено! Пусть эта букашка посмотрит, что случается с теми, кто встает у меня на пути, — парировала Чума. — Как угодно, на этом всё? — холодно процедил Мальбонте. — Нет. Останься. Мальбонте замер, немой вопрос читался в его черных глазах. Чума не спешила пояснять свои намерения или что-либо объяснять. Легко спрыгнув со стола, соблазнительной легкой походкой она прошла мимо него, и Мальбонте впервые невольно уловил слабый шлейф аромата жасмина и спелой сливы. Приторный и тошнотворный запах, так четко запечатлевшийся на его языке, на мгновение ошеломил мужчину. Он поспешно мотнул головой, словно отгоняя несвойственное ему наваждение. Громко стуча по полу высокими каблуками, Чума направилась к мини-бару, встроенному в стену. — Полагаю, стоит ознаменовать моё возвращение на небеса и приобретение столь ценного союзника в твоем лице, — раздраженно хихикнула она. Надменность в ее тоне не оставляла сомнений, что отказ не принимается. — Как же чужды мне все эти человеческие приспособления! — Чума, внутренне раздражаясь, некоторое время вертела бутылку в руках, прежде чем предложить ее Мальбонте. — Открой! На стеклянном столике стояли два фужера и ваза с большим изобилием фруктов, заранее приготовленные всадницей. Пока смертных терзал холод, голод и жажда на Земле, Чума не отказывала себе ни в чем. Мальбонте ловко раскупорил бутылку и стал наполнять их благоухающим напитком. Всадница с восторгом наблюдала за этим зрелищем. Мужчина не разделял радости момента, но и противоречить не стал. Он решил, что алкоголь на время притупит его боль. Сейчас он не мог думать ни о чем другом. Чума смотрела на мужчину перед собой, его сильные руки, извитые большими выпуклыми венами и могучие крылья вызывали в ней смешанные чувства. Она чувствовала, как его взгляд, даже в те моменты, когда он не смотрел, пронзал ее до самой души, как будто Мальбонте читал ее самые глубокие мысли. Чума отметила твердость его выправки, уверенность в каждом движении, и это привлекало и одновременно пугало. Она никогда не испытывала такого влечения и страсти к кому-либо раньше и была потрясена своими собственными мыслями и чувствами. Этот мужчина был как магнит, притягивающий ее к себе неумолимо. Буря внутри ее не утихала, она не могла понять, что делать дальше. Ей ужасно хотелось к нему прикоснуться, ощутить какого это… Чувствовать тепло мужского тела… В эти моменты Чума ощущала, как внутри нее что-то зарождается… Неужели это нежность? Долгое время забытая ею эмоция. Удивительно, что только он смог разбудить ее в ней, даже не делая ничего при этом. Он единственный, кто может пробудить в ней чувства, ничего не делая. Чума была готова отдать ему эту нежность безвозмездно, лишь бы он оставался рядом, не покидал ее, согревал в холодную ночь. Может быть, именно он сможет заполнить внутри нее всю эту бездонную пустоту, что с невыносимой болью разъедает душу. Мальбонте был для нее загадкой, он притягивал и одновременно отталкивал. Его таинственность и стойкость вызывали в ней странные чувства, которые она едва могла понять. И вот, мысли о его сильных руках и губах на своем теле не давали ей покоя, они проникали в самое глубокое ее существо, воспламеняя желание и страсть, которые она долго пыталась приглушить. Но она не могла позволить себе сломаться под чарами этого загадочного мужчины. Чума была слишком сильной, слишком независимой, чтобы позволить себе быть уязвимой и зависимой от кого-то еще. И все же, она знала, что что-то в нем привлекало ее, что-то, что она не могла объяснить словами, но что оставалось горячим и ярким следом в ее сердце. Так она продолжала бороться с собой, со своими чувствами и желаниями, не давая себе слабить и позволять этому мужчине войти в ее жизнь навсегда. Но каждый раз, когда она закрывала глаза, в ее мечтах возникал образ его, образ мужчины, который мог изменить все. Стоило ей хоть раз довериться кому-то и открыть свою душу. — Мне доложили, что ты навещал Вики в темнице, это правда? —спросила Чума, сохраняя холодный и высокомерный тон. На мгновение его рука застыла над фужером, едва не заполнив его содержимым до краев. Мальбонте слегка поморщился, скорее от нового приступа боли, нежели от сверлящего и укоризненного взгляда на себе. — Все так. — произнес он, поворачивая голову и устремляя свой взгляд на всадницу, передавая ей при этом бокал. В тот момент, когда Мальбонте спускался к Вики в темницу, он понимал, что на него обязательно донесут, но личные мотивы для него были превыше всего. — Так что именно тебя интересует? Спрашивай. — Лишь в течение мгновения их пальцы коснулись друг друга, но оба ощутили нечто не поддающееся словесному описанию. Чума скрестила ноги на кресле и задумчиво нахмурилась. — И что вы там делали? — спросила она, словно пытаясь разгадать его намерения. — Нет, что потянуло тебя к этой несчастной зверушке? Неужто жалость проснулась или захотелось разбудить давние чувства, что когда-то были между вами? Или погрязнуть в тоске по чему-то ещё? Мальбонте задумчиво посмотрел на Чуму, медленно опускаясь в кресло. — Вики — мой ценный сосуд и все еще хранит в себе мою силу. А ты продержала её в плену, моря голодом более трех месяцев. Я просто хотел убедиться, что она жива. Мне не важно остальное. — Его глаза выражали странную смесь усталости и нетерпения, словно он давно уже устал от этой игры, скрытых мотивов и тайных желаний. — Ты больше не любишь ее? — Кто сказал, что я когда-то любил Вики? — Мальбонте был искренне удивлен подобным вопросом. — Ты же прожил с ней десять лет, не могу поверить, что для тебя они были ничем значимы, — Чума старалась сохранить холодный вид, наслаждаясь изысканным вкусом вина. Он знал, что ответ на ее вопросы может изменить многое, но не спешил раскрывать свои карты. — Любопытство – опасная вещь, не находишь? — произнес он наконец, тихим, загадочным голосом и не дожидаясь ответа Чумы, продолжил. — Оно может заставить нас делать невероятные вещи, под влиянием страсти и жажды нового. Что касается интереса к Вики, то он давно потерять своё значение для меня. — Мальбонте замолчал, словно сам не понимая, куда его ведут его мысли. Всадница молчала, наблюдая за каждым его движением. Мальбонте поднял взгляд и встретил ее взгляд, полный невысказанных вопросов и ожиданий. — Почему ты позвала меня на самом деле? — прямолинейность этого мужчины, порой даже Чуму приводила в ступор, но она с легкостью ответила. — Мне просто было скучно. — Я не тот, кто сможет развеселить тебя в час скуки и тоски. — Это не важно. — слегка охмелев, она хихикнула и подошла к столику, наливая себе новую порцию вина. Мальбонте предпочел ограничиться тремя фужерами, осознав, что алкоголь совсем его не берет. Чума не доверяла Мальбонте. Она не делилась с ним своими планами. Поэтому предпочитала говорить сухими фактами, лишь уточняя место, куда следует прибыть для открытия новой печати. Когда разговор случайно зашел о Вики и ее матери, Чума не стала сдерживаться в выражениях и Мальбонте парировал. — Знаешь, что отличает тебя от Вики? — Его слова прозвучали холодно, а взгляд был настолько тяжелым, что словно пронизывал до самой души. Он намеренно злил Чуму, желая узнать, что из этого выйдет. — Вики была покорной, честной и готовой подчиниться моей воле. А ты слишком амбициозна, одержима властью, жестокая и не умеешь вовремя остановиться. Чума, не дрогнув под его ледяным взглядом, лишь хмыкнула и поставив фужер на столик, подошла ближе. — Ты также жесток и бессердечен — в этом мы с тобой похожи, Маль-бон-те-е, — нарочно растянула она его имя, будто испытывая к его обладателю отвращение, но это только подстёгивало их ненависть к друг другу, которая казалась, вспыхивала между ними яркими всполохами страсти. Мужчина довольно хмыкнул, как бы соглашаясь с ее высказыванием. — До какой крайности ты готов пойти, ради достижения своей цели? — Ее дерзкий шепот скользнул у самых его губ, словно сладкий яд. В его глазах, глубоких как бездна, она читала вызов. — Сколькими ты готов пожертвовать, чтобы насладиться сладостью победы? Мальбонте подозрительно молчал. Не считал нужным отвечать. Но всем видам говорил: "на всё". Чума жаждала разгадать тайну, скрытую за его колючей броней. Её манило к нему, как мотылька к огню. Их встреча в тот роковой день стала столкновением двух миров, двух противоположностей, притянутых друг к другу с неуемной силой. Он был властным и гордым, требующим подчинения от всех, кто осмеливался бросить ему вызов. Она была свободолюбивой, дикой и дерзкой, отстаивающей свою независимость всеми возможными средствами. Но под маской их различий скрывалось нечто общее: несокрушимая решимость, граничащая с одержимостью. По мере того, как их встречи учащались, они стали все больше понимать и одновременно ненавидеть друг друга. Они ломали мысленно глубины ума и скрытые желания кого хотели, но друг друга понять или сломить не могли. Мальбонте скрыто восхищался ее проницательностью и способностью мыслить нестандартно. Чума была очарована его интеллектом и силой характера. Но между ними все ещё бушевало непреодолимое презрение, такое же опасное и непредсказуемое, как сама Чума. Их взаимоотношения были безумным танцем на грани катастрофы, каждый шаг мог привести к их гибели. Каждый день они играли в игру, испытывая пределы друг друга, стараясь разбить броню и изучить ее уязвимые стороны ее, находя удовлетворение в постоянном напряжении между ними. Но в глубине души они оба знали, что их игра в конечном итоге приведет их к разрушению. Потому что их увлеченность была не чем иным, как ядом, разъедающим их и без того черные души. И пока они купались в сладости этого момента, они оба понимали, что он также будет их гибелью. За окном сгущалась темень. Словно наскучившись этой ненужной игрой, Мальбонте захотел уйти, но перед этим решил кольнуть Чуму по самому больному: — В тебе нет души, Чума. Ты глупа и предсказуема, и не интересна мне. — Он медленно приблизился к двери, слегка повернув голову, — Впредь, когда решишь устроить со мной романтический ужин, постарайся быть не такой скучной. Чума, оскорбленная его речью, пожелала вцепиться когтями в горло обидчику, но с трудом сдержалась. Подойдя к нему с чрезмерной поспешностью, задрала голову с выражением полной злобы и высокомерия, ядовито прошипела. — Если в следующей раз ты осмелишься заговорить со мной в подобном тоне, я вырву сердце твоей глупой девчонки и скормлю крысам, заставив тебя наблюдать за этим! Мальбонте не остался в долгу и ответил Чуме с таким же высокомерием, несмотря на ту озлобленность, которую она выказывала. Он усмехнулся и сказал: — Я же сказал, предсказуемая, до мозга костей. Твои угрозы не вызывают у меня страха, я уверен, что ты не решишься на это. Вики и Ребекка нужны тебе живыми для освобождения Матери Жизни, и пока этого не случится, ты и пальцем не пошевелишь, — короткий смешок мужчины почти добил Чуму. — Ты слишком высокого мнения о себе! — И что ты собираешься с этим сделать? — Я... — Всадница застыла, когда Мальбонте властно схватил ее за подбородок, и заставил смотреть в глаза, ухмыляясь своей властью и бесстрашием. — Давай скажи, что я еще не слышал. — Убери руку! Я не твоя глупая Вики! — прошипела она, словно разъяренная кошка. — И не подумаю. — Я прикажу выпороть тебя розгами! — Умнее в голову ничего не пришло? Я полагал, что у тебя больше фантазии в этом вопросе. Чума питалась отчаянием, горечью и болью других, но от Мальбонте можно было получить только холод и безразличие. Он всегда был спокоен и контролировал свои эмоции, не поддаваясь на провокации Чумы и не позволяя себе углубляться в чувства. Он был как неприступная крепость, оберегающая свою внутреннюю сущность от влияния внешних факторов. Чума верила, что сможет проникнуть сквозь его защитные барьеры и разрушить их, но каждая ее попытка обречена была на провал. Насмехаясь над беспомощьностью Чумы, Мальбонте решительно обхватил ее талию другой рукой и притянул к себе, чтобы она прекратила попытки брыкаться. В этот момент, словно огонь и лед сошлись в единой хватки. С адским огнем в глазах, она царапалась когтями, даже кусала, оставляя кровавые долго заживающие следы на коже мужчины. Безумие этой женщины, сравнимо с разрушительным ядом Черной мамбы. В то же время лицо метиса оставалось невозмутимым, его хватка не ослабевала, доставляя ей волей неволей физическую боль. Каждое усилие Чумы вырваться из плена его сильных рук только подстегивало его желание удержать ее. В предчувствии она приостановила дыхание, ощущая невообразимую энергию, исходящую от его тела. Эта энергия, словно молния, пронзила через одежду и заставила сердце биться громче. В тот момент она осознала, что желает его. Только его. И... она испугалась этого чувства. — Буть ты проклят! Мерзавец! — в гневе выкрикнула Чума, ударив Мальбонте по лицу. Горячий рваный след от пощечины ярко запечатлился на коже. Мальбонте опешил на долю секунды. Его лицо исказилось в хмурой гримасе, а глаза потемнели от ярости. Громкий нечеловеческий рык прозвучал в тишине, и в следующий момент Мальбонте уже схватил всадницу за шею, прижав собой к столу. Книги с шумом обрушились на пол. Чума не успела ничего сделать, встревоженная внезапностью происходящего. Он был таким высоким и сильным, и самое поразительное не боялся её. — Кажется, ты забыла, что я тебе не раб. Только попробуй еще раз меня ударить, и увидишь что будет. — Его крупные пальцы сильнее сдавили ей горло, и она закряхтела, почувствовав, как темнеет в глазах, как воздух медленно исчезает из её лёгких, как тело перестаёт подчиняться ей. Однако перед его властью и грубой силой, она не испытывала страха, а лишь жгучую похоть и интерес. Растворяясь в запахе его сильного тела, она слышала звуки собственного сердечного ритма, ударяющегося гулко о его грудь. Сквозь ненависть и злобу Чума почувствовала внезапное возбуждение, которое она не могла объяснить. Прикосновения Мальбонте казались жесткими и грубыми, но в то же время столь интимными, что она не могла устоять. Ее тело реагировало на его близость, напрягаясь и стремясь к контакту, несмотря на все страхи и сопротивление. — Я - предвестник болезней! Я — великая и ужасная! Я... — Нет в тебе ничего, кроме напыщенности и уязвленного самолюбия. — Ты не смеешь так со мной обращаться! Ты никто! Всего лишь маленькая пешка в моей игре! — оскалилась Чума словно дикий зверь.— Я превращу тебя в мерзкую букашку! Растопчу! Раздавлю! Уничтожу!! — Несмотря на угрозы, извергавшиеся ядом из ее уст, несмотря на всё её разрушительное величие, в данный момент зажатая в угол Мальбонте; высоким и непоколебимым, как скала. Всадница запыхавшаяся и растрепанная, казалась скорее испуганной ланью, пойманной гепардом, чем истинным порождением чумы. Но она ни за что не признается в своей слабости, в своей уязвимости перед ним. Чума хватала мужчину за разодранную рубашку и царапала ему шею и грудь ногтями, оставляя кровавые полосы, но Мальбонте не обращал на это внимания, даже когда она продолжала сыпать колкости. Физическая боль показалась ему ничтожной по сравнению с душевной. Чума злорадствовала, лишь тогда, когда ей давался шанс вдохнуть свежий воздух, когда Мальбонте ослабевал хватку, но продолжал держать кадык большим пальцем, как спусковой крючок. — Я привяжу тебя к кровати чёрным поводком, ты будешь моим песиком для битья. Нет, ковриком, об которой я буду с упованием вытирать ноги!— злобный хохот Чумы пронесся по кабинету. — Попробуй. — Всего одно слово, но сколько в нем скрытых мотивов, пренебрежения, холодности, а может, и колючего спокойствия. Чума хватала мужчину за рубашку, рвала ткань, царапала ему шею и грудь ногтями, оставляя кровавые полосы, но Мальбонте не обращал на это внимания, даже когда она продолжала сыпать колкости. Чума злорадствовала, лишь тогда, когда ей давался шанс вдохнуть свежий воздух, когда Мальбонте ослабевал хватку, но продолжал держать кадык большим пальцем, как спусковой крючок. — Отцепись, пиявка! — Чума, смогла освободиться из цепких пальцев только тогда, когда Мальбонте надоела эта игра и он грубо оттолкнул её от себя. Чума больно ударилась бедром о край стала. Внезапно она почувствовала себя тяжело, как будто что-то сдавливало легкие изнутри и рвалось наружу. Вместо того чтобы приступить к задуманному, она неожиданно потянулась и, словно поглощенная жадностью, вцепилась в мужские губы. Мальбонте оторопел, не размыкая своих губ. Он не двигался, но и не спешил отстраняться, избавлялся от ее цепких рук на своих плечах и мягких губ. Чума вдруг осознала, что он не желает ее целовать. Не испытав сладости момента, внезапного она почувствовала гнев, а следом за ним пришло гадкое, липкое чувство отверженности. А подкравшийся сзади обиды, что больно царапнула спину, она выпрямилась, как от удара хлыста и решительно ударила его кулаком в грудь. — Убирайся! Прочь! Чего замер?— крикнула Чума, ее голос предательски дрожал от ярости. Она снова ударила мужчину, на этот раз не целясь особо. Кулаки Чумы били по груди Мальбонте, но казалось, что он не чувствовал боли, тогда она толкнула его, попыталась, но это сделать было невозможно: Мальбонте не сдвинулся с места ни на йоту. — Каменное чудовище! — всадница едва сдерживала слезы, пытаясь понять, что произошло. Что с ней не так? Почему она вообще захотела его поцеловать? И самое главное - что теперь со всем этим делать? — Угомонись! — Не говори, что мне делать! — Мальбонте удержал ее руку, чтобы та не могла нанести повторный удар. Его лицо выражало удивление и недоумение – он не ожидал такой бурной реакции от Чумы. Не ожидал, что она вообще захочет его поцеловать. Кто угодно, но только не она. В ней вообще было мало человеческого. Но в глазах всадницы яростно пылал белый огонь, и он понял, что что-то в ней явно изменилось. Возможно, Чума сама того не желая открылась ему с другой стороны. — Не прикасайся ко мне! — Она вырвала свою руку из его смертельной хватки и с силой оттолкнула его, испытывая новое, ещё одно совершенно несвойственное ей чувства – пустоту. Она очень ее испугалась. — Ненавижу! — её голос больше напоминал змеиный шепот. — Довольно! — Мальбонте был утомлен всей этой игрой в кошки-мышки и пустыми разговорами. Он решительно оттолкнул Чуму к столу, случайно сбив с нее корону, которая тяжело упала на ковер. С одним рывком он разорвал платье с ее тела, не заботясь о его целостности, но удивительным образом Чума не издалани звука, когда ее длинные белесые волосы рассыпались по обнаженной груди. С непоколебимым выражением лица Чума сняла остатки платья и бросила его на пол, незаметно отшвырнув ногой. Она осталась лишь в черных кружевных трусиках перед ним. В тени колыхающихся свечей, она выглядела прекрасно и соблазнительно. Мальбонте был очарован этой необычной красотой, которая так откровенно предстала перед ним. Всадница плавно запрыгнула на стол, опираясь одной рукой назад и слегка раздвигая бедра, призывно поманила пальчиком. Мальбонте, не торопясь, медленно раcстегивал ремень на брюках, высвобождая края порванной рубашки. Он остался в одних трусах, и чума не могла отвести от него взгляд. Мальбонте прошел пальцами по стройному бедру, медленно поднимаясь выше и слегка задевая край трусиков, вызывая мурашки по всему телу. Чума тихо вздохнула, чувствуя желание сжать ноги, но он не дал ей этого сделать, протиснувшись между ними, обхватив ее округлые ягодицы и притянув ее к себе. Она отозвалась на его движения, чувствуя тепло от его тела между ног, обняла его ногами за талию, не отпуская его и используя его близость, взяла его подбородок указательным пальцем и нетерпеливо поднесла его лицо к своему. — Хочешь, чтобы я поцеловал тебя? — хрипло прошептал Мальбонте, дразня и искушая. — Да, черт возьми. Хватит тянуть с этим! — рявкнула Чума, покраснев от недовольства, и он, словно достигнув своей цели, издевательски рассмеялся. Сгорая от ожидания, она прильнула к нему, словно кошка, и он удивленно посмотрел на нее: не ожидал, что она может быть такой покорной. Чума облизнула его нижнюю губу, затем верхнюю и снова нижнюю, и Мальбонте наконец-то сдался. Он грубо накрыл ее губы своими губами, и ни давая ни секунды отдышаться от страстного поцелуя, просунул язык ей в рот. Впиваясь когтями в широкие плечи, до отметен на коже, она громко простонала, почувствовав, как твердый член упирается прямо ей во влажные трусики. Не отрываясь от горячего поцелуя, Чума просунула руку сквозь тонкую ткань и стала ласкать и поглаживать большой твердый член рукой по всей длине. Именно таким она себе его и представляла. Мальбонте приглушенно стонал, прикасаясь к ее шее, ключицам и груди. Ласкал ее грудь, лизал и покусывал набухшие темно-розовые соски. — Ты красива. Мне нравится твоя грудь. — А мне нравиться твоя крепкая задница и большой член. Хватит прелюдий! Трахни меня. Сейчас же! — Ей больше не хотелось разговаривать. Не хотелось разбираться, кто враг, кто союзник, кто друг. Впервые за бесчисленные тысячи лет, проведенные в одиночном заточении, ей было хорошо. Все мысли растворились в ночи, и когда Мальбонте отодвинул трусики в сторону и вошел в нее почти грубо до конца, она почувствовала смесь удовольствия и боли, и захотелось закричать, но она сдержала стон в его губы, кусая и терзая их. Он входил в нее все глубже, входил мощными толчками, содрогаясь в сладострастных конвульсиях. А она все крепче прижималась к нему, все острее ощущая напор его плоти. Ее ягодицы резко приподнимались и опускались — чтобы он входил в нее как можно глубже. Мальбонте не скрывая, наслаждался каждым моментом, когда его член входил и выходил из нее. Чума была такой жаркой и страстной. Он чувствовал, как ее тело дрожит под его прикосновениями, как ее стоны наполняют кабинет. Чума чувствовала, что ее тело находится на пике блаженства, она забыла обо всем, кроме его властных движений и его горячего дыхания на своей коже. Она стонала от удовольствия, прижимаясь к нему еще сильнее, словно пытаясь слившись с ним в одно целое. Каждый их поцелуй, прикосновение, движение было наполнено страстью и похотью. Они двигались в унисон, словно два пламени, слившись в огне страсти. Моменты блаженства сменялись мгновениями невероятного наслаждения, они терялись друг в друге, окутанные вихрем страсти и желания. Чума покорилась умелому любовнику, готовая к новым ощущениям, она охотно встала на четвереньки, искусно прогнувшись в пояснице. Мальбонте пристроился сзади, держа рукой влажный от смазки член, провел рукой вдоль позвоночника, посылая от прикосновения новую волну мурашек. Внезапно легкая пощечина на ягодицах лишь разжигало пламя страсти. — Хватит уже, я хочу больше, — произнесла Чума, виляя своими аппетитными ягодицами. Мальбонте усмехнулся. Он был как бог красив и обнажен, капельки пота медленно стекали по его спине, крылья потемнели, наполовину скрываясь в полумраке. Он грубо вошёл, сращу наращивая ритм и напряжение. Чума стонала от удовольствия, чувствуя, как каждое его прикосновение подогревает ее желание. Ее тело горело от страсти, и она жаждала больше. Мальбонте уловил ее желание и, вошел еще глубже, наполняя ее до самой грани. Каждое его движение было точным и заведующим, проникая в самые глубины ее существа. Чума закусила губу, сжимая руку в кулаке. Она чувствовала, как волны удовольствия захлестывают ее, поднимая ее к вершине блаженства. Мальбонте не унимался, желая довести ее до конечной точки, до того момента, когда она потеряет контроль над собой и погрузится в вихрь страсти. И, наконец, волна оргазма прокатилась через ее тело, захлестнув ее словно бурю. Чума закричала от удовольствия, ощущая, как каждая ее клетка наполняется невероятным блаженством. Спустя пару мгновений Мальбонте улегся рядом с ней, на полу, наслаждаясь моментом полного удовлетворения. Удобно устроившись на полу, он задумчиво взглянул в потолок. Челка, ставшая влажной от пота, игриво скользнула на лоб, подчеркивая его красивый профиль. Поглощенная недавним оргазмом и невероятной притягательностью этого мужчины, лежа на его теплых и мягких крыльях, Чума приблизилась и стала водить ноготками по грудным мышцам, вырисовывая на коже странные узоры. — Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне, — случайно вырвалась из ее губ, которые она мгновенно прикусила до боли, словно ругая себя за откровенность. Мальбонте медленно повернул голову, взгляд его был таким тяжёлым и отстраненным, что у нее холодные мурашки пробежали по спине, заставив невольно вздрогнуть. Не моргая, он всматривался в глаза Чумы с таким равнодушием, будто между ними не было никакой страсти, будто она ему была совершенно чуждой, будто она сказала ему какую-то глупость. — Я принадлежу только самому себе. — наконец произнес Мальбонте, вставая и поспешно натягивая штаны. Чума злобно оскалилась, чувствуя себя уязвимой, отвергнутой и лишившийся его тепла. Она тоже встала, наполняя свое сердце ненавистью, которая вытравила все, что там было до этого. — Значит всё дело в ней?! В этой ничтожной букашке? Она украла твоё сердце?! Удерживая в руке рубашку, Мальбонте приблизился к Чуме. Выражение его лица стало суровее, жестче, а взгляд черных глаз стал ещё темнее, когда он произнес: — Кто сказал тебе, что у меня оно есть?