Как я встретила вашу маму

«Мамы, а расскажите, как вы познакомились, как поняли, что любите друг друга?» Похожие как две капли воды светловолосые девчушки лет шести сидят напротив и смотрят на Мисти и Корделию любопытными детскими глазенками. — Ну давай, Ди, рассказывай, — Мисти смеется, легонько пихая жену в бок. — Видишь, публика ждет. — А почему сразу я, почему не ты? — Верховная улыбается в ответ своей фирменной улыбкой с закусыванием нижней губы, что и спустя десять лет брака творит с Мисти невероятное. — Потому что у вас, мисс Корделия, куда лучше развиты ораторские навыки. — Ой, тебе бы только кривляться. А близняшки Кейли и Эмили, тем временем, в предвкушении ждут. — Ладно, расскажу, — Корделия глядит на дочек взглядом, полным бесконечной любви и как бы дает понять всякий раз: кто хоть пальцем тронет их и Мисти — тому не жить. — Вообще, я практически сразу поняла, что Мисти для меня — особенный человек, и что меня тянет к ней. Мы с ней вместе занимались магией в оранжерее, я учила ее заклинаниям, мы занимались растениями… И уже тогда я поняла, что эта сумасшедшая юная ведьма, что беззаветно любит природу и Стиви Никс, заняла особое место в моем сердце. С того дня я больше не могла прекратить думать о ней. — Только отчего-то потом просто взяла и отдалилась, — вмешивается сидящая рядом Мисти в рассказ жены. — Я вообще даже сообразить не успела, что произошло. Мисти говорит явно в шутку, она не обижена спустя столько лет — Корделия слишком хорошо ее знает, чтобы это понять. Но все же, воспоминания о том периоде отзываются щемящим чувством в сердце Верховной. Как, должно быть, страдала тогда ее дорогая Мисти, и вовсе не от нападок Мэдисон, а от неопределенности, вызванной в ее жизни самым важным человеком. Корделии так хочется обнять и не отпускать, хочется выразить все то, на что не хватит и всех слов мира. — Дорогая, мы ведь это уже обсуждали, и не раз, — она мягко касается рукой ладони жены. — Я тогда просто не могла поступить иначе, я потеряла зрение, стала уязвимой, и просто не могла допустить, чтобы ты со мной возилась. Впрочем, это не для детских ушей. — Мы уже взрослые. Да, Кейли? — озорства и энергии малышке Эмили, как всегда, не занимать. — Напомню вам, что вы взрослые, когда вновь захотите слопать все конфеты, — смеется Мисти. — Ты ведь слопала их вместе с нами, — лукаво замечает Кейли. — Выходит, ты тоже маленькая? — Будто кто-то думал обратное, — тихо молвит Корделия, будто ненароком отводя взгляд в сторону. — Хей, Ди, я все слышу! — Я на самом деле и не пыталась говорить тихо. Мисти выдыхает, прыснув в ответ: слишком долго она знает эту невозможную женщину и слишком сильно любит, чтобы всерьез обижаться. Но — о, пресвятая Стиви Никс! — несмотря на все, что было в прошлом, сейчас перед ними сидят их шестилетние дочурки, с присущим детям любопытством расспрашивая о начале их истории, в глазах Мисти все тот же свет, когда она смотрит на Ди, а значит, все было не зря. — Выходит, ты помнила обо мне все пять лет, что я провела в аду? И продолжала меня любить? — А по-твоему, моя дорогая Мисти, о чем еще могут говорить мои кольца с лягушками, которые я ношу и по сей день? — Не знаю, может, ты просто хочешь лягушку завести. От меня набралась. — Глупая ты, Мисти Дэй. — Мисти Гуд, на минуточку. — Точно. Все никак не отвыкну от «Мисти Дэй». — А потом, когда я вернулась, она пригласила для меня Стиви Никс, — рассказывает Мисти дочкам с особым удовольствием. — И тогда-то я поняла: мои чувства к мисс Корделии взаимны и были взаимны все это время. — Ты часто называешь маму-Делию «мисс Корделия»? — интересуется маленькая егоза Эмили, которая уже в свои шесть лет за словом в карман не лезет. — Да нет, чаще мама-Мисти называет меня «Ди», — улыбается Верховная. — Хотя начиналось все именно с «мисс Корделии». Пожалуй, Мисти — единственная моя студентка, что называла меня на «Вы». — Иначе не могла, — признается Мисти, и щеки заливает краской как когда-то в юные двадцать пять, когда все начиналось. — Как я могла звать тебя, Ди, на «ты», когда ты — мой преподаватель, наставник и вообще круче меня во всем? — Дорогая, не надо себя недооценивать, — вновь сжимает ладонь, переплетая пальцы, и в голосе слышится невероятное тепло, что греет в самые лютые морозы. Уложив близняшек спать, Мисти обнимает Корделию, укутывая шалью, когда-то подаренной Стиви и бережно хранимой до сих пор, и тысячи кусочков когда-то давно разбитой души собираются воедино. Они танцуют в полумраке гостиной под тихое хрипловатое пение Флитвуд Мэк, что льется из старенького приемника Мисти. (Теперь можно больше ни от кого не спасаться, ни с кем не бороться, просто любить и беречь их маленький хрупкий мир, растить цветы в оранжерее и слушать Стиви).