Засыпай в моих руках

Одинокая свечка уже потухла, уступая место слабому пламени в камине. Оранжевые и золотые блики струились по комнате, оставляя повсюду тёплые разводы. Тихое потрескивание догорающих брёвен смешивалось с глухим стуком бесчисленного множества капель за бумажным окном. Они подобно пролитым слезам омывали порочную землю и сухие пластинки листьев на увядающих деревьях. Холодно. Так холодно. Чу Ваньнину казалось, что он лежит не на старенькой кровати, а на свежем снегу, пока его кожу, покрывает тонкий узор инея. Биение сердца становилось всё медленнее. Он так устал. Так хотел отдохнуть. Так хотел уйти вместе с любимым человеком. Нет, он не ушёл. Просто спит. Просто спит… В голове было абсолютно пусто. Не хотелось ничего. Просто бездумно лежать здесь до тех пор, пока тело не лишится последних сил. Пока он не умрёт от истощения. Хотя бы тогда он сможет увидеть душу того человека, которого так страстно желал на протяжении двух бессмысленных жизней. Наконец сможет сказать то, что жалеет обо всех ужасных вещах, которых его ученику удалось перенести. Чу Ваньнин медленно открыл глаза. Его взгляд сразу зацепился за прекрасное лицо с пышными перьями ресниц и прекрасными персиковыми губами. От этого его сердце сжалось ещё сильнее. Было ощущение, что в грудную клетку сантиметр за сантиметром медленно входит тонкий клинок, разрывая плоть и царапая кости. Как больно. Как холодно. Из-за духовной энергии, которую Чу Ваньнин непрерывно вливал в своего ученика, тот казался просто сладко спящим человеком. Даже на щеках проступал еле заметный румянец. Тёмные длинные волосы уже давно были распущенны и струились по покрывалу подобно тысячи тонких серебряных нитей. Казалось, что его грудная клетка вот-вот начнёт вздыматься и опускаться. Он не умер, просто спит. Чу Ваньнин не мог вынести такого вида, поэтому горько зажмурил глаза и плотнее прижался к ледяному телу рядом. Он знал, что не может согреться, но чувствовал, что может отдать часть своего тепла. Пусть заберёт хоть всё, ему не жалко, пусть лишь откроет глаза. Пожалуйста. Я так устал. Заберите мою жизнь. Пусть живёт он. — Мо Жань, у тебя скоро день рождения… Что быты хотел? Он знал, что ему не ответят, знал, что персиковые губы больше не растянутся в ласковой улыбке с по-детски озорными ямочками на щеках. Знал, что не обнимут в ответ. Но продолжал настойчиво притягивать к себе давно остывшее тело, оставляя редкие ласковые поцелуи на лбу и щеках. Когда Чу Ваньнин вновь открыл глаза, то с трудом смог сконцентрировать взгляд. Его зрачки помутнели, а белки налились болезненным розовым оттенком. Наконец одна единственная слеза скатилась по безжизненно бледной щеке, оставляя за собой почти незаметную блестящую дорожку. — Просыпайся. Я буду тебя ждать.