Сцены жизни двух идиотов

Этим утром было непривычно холодно. Всю ночь лило как из ведра, земля черная от влаги хлюпала под ногами. Свежесть после осеннего дождя смешалась с глубоким запахом сырости и мокрой земли. Вода на поверхности промокшего черного асфальта отражала небесное покрывало, еще не серое, но не на долго. Серые капли летят на чьи-то свежевыглаженные стрелки на брюках, чтобы въестся в них до скончания веков или быть выведенными простой стиркой, как повезет. Гомон чьих-то разговор и ссор смешался с шумом машин и прочим бессмысленным набором звуков, которые наполняют городское пространство. Изо рта тянется легкий пар. Чемодан стучит колесиками по ступенькам в аккомпанемент тяжелым вздохам и охам. Девятый этаж и никогда не работавший лифт дались с трудом. Но никакая крепость не может не пасть перед ней. Градинки пота замерли на лбу, не торопясь скатываться по смуглой коже. Черные глаза прикрываются на секунду. Рука тянется к кнопке звонка. Резкий протяжный звук, и палец оттягивается от кнопки. Растрепанные волосы и растянутая футболка, скатывавшаяся с плеч, были первыми, с чем столкнулся ее взгляд. Ладонь прикрыла еле открытые глаза, босые ноги стояли друг на друге, пальцы собраны. Заразительный протяжный зевок прервал ее объяснение. Все же утро было не лучшим временем для встречи. Но идеального времени быть и не могло. Если не эта неловкая встреча, она останется с чемоданом без крыши над головой. Их разделяет порог двери. По полу тянется холодный воздух из коридора, а к лицу приливает горячая кровь. Объяснение не затягивается на долго. Все просто: арендодатель резко сообщил о том, что после окончания действия договора нужно освободить квартиру. За месяц поиски не увенчались успехом. А идти не к кому. С лицом кота в сапогах из Шрека она стояла со шляпой в руках. Выдержать это было невозможно. Дверь открывается шире. Брюнет завязывает волосы в хвост, и помогает с чемоданом. Чайный пакетик используется повторно. На столе не густо: две твердые печеньки, вероятно овсяные, полупустая сахарница, три сушки, соль и перец. Больше ничего. В холодильнике еще хуже. Выглядел, как бессмысленная трата электроэнергии. Поразили огурцы в банке, покрывшиеся толстым слоем зеленой пушистой плесени. И куча банок энергетиков и газировки. Зато морозильник забит пачками пельменей и вареников. Но ни единого куска мяса. Она спросила, с каких пор он стал вегетарианцем, он ответил, что времени готовить нет, потому и в мясе нет необходимости. Не обошлось без традиционных шуток о том, что с его навыками хозяйственности и не удивительно, что девушки у него не задерживаются. В ответ он отшутился тем, что у нее без этого уже год как нет постоянной девушки. Шутки шутками, но после них приходилось отводить взгляд. С работой все хорошо, жаловаться было не на что кроме шушукающихся коллег. У все большего количества девушек на правой руке появлялись золотые кольца, а в кабинете повышалась концентрация вопросов о том, «когда за вторым пойдете». Взгляды и через чур прямолинейные слова о том, что "в вашем возрасте уже бы пора детей рожать, а не искать пару" , уже стали привычными для обоих из друзей. Без смеха над новой порцией подробностей о нарушителях спокойствия ни одна их встреча не обходилась. В этот раз обсуждали будущую реакцию соседок божьих одуванчиков, которые ждут не дождутся его свадьбы. В последнее время он уже на полном серьезе не уверен, что они дождутся. Она смеется, ведь они оба знают, что она уж точно замуж не пойдет. Темные и тяжелые из-за влаги волосы она убрала в хвост. Надела старую одежду и пошла вооружаться тяжелой артиллерией в борьбе с бесконечными комками пыли, которые катались по полу. Вопрос о том, когда в последний раз использовалась тряпка, был успешно проигнорирован. Потому найти в его беспорядке, который на самом деле по сведениям хозяина квартиры является "творческой организацией пространства" , хоть какие-то признаки присутствия бытовой химии и прочих средств для уборки было сродни квестам, на которые они ходили еще в старшей школе. Шум пылесоса, должно быть, очень насторожит соседок. Как и огромный черный пакет мусора, который она собирала по мере уборки. И выставила его за дверь, когда он был почти переполнен. Из ванной слышались звуки стирки, а в комнатах с небольшими паузами выкрикивания вроде: «Какого черта у тебя гнездо из носков под кроватью? Ты что вместо того, чтобы стирать покупаешь новые???». Обычно слышались оправдания, но именно на эту фразу он ничего не ответил, притворяясь, что не слышит. Корзина для белья наполнилась настолько, что пришлось складывать одежду поверх крышки горкой. На балконе закончилось место на веревке, пришлось из кладовки доставать пыльную раскладушку для белья. Каждое лишнее движение по квартире давалось ему тяжело. Но чувство неловкости являлось главным двигателем процесса или прогресса, они сами не разобрались. Как это было у других людей ему было не известно. Но когда он смотрел на то, как она протирает пот со лба тыльной стороной ладони, внезапно вышедшее из спячки чувство совести сжимало тело и заставляло совершать бессмысленные на первый и десятый взгляд вещи. Зачем было мыть полы под коврами, отбивать хлопушкой ковры в такой холодный и влажный день было не понятно. Но оставлять на хрупкую девушку тяжелую работу по его квартире, было бы слишком бессовестно даже для него. По углам под самым потолком образовались тонкие паутины, из-за которых девушка периодически взвизгивала. Их она убирала тряпкой, намотанной на швабру, которая по какой-то нелепой случайности завалялась в этом свинарнике. Она сама была не самой чистоплотной девушкой, но даже ей было плохо просто смотреть на этот вековой бардак. На моменте мытья окон стало немного страшно, но он стоял рядом и вместо поддержки указывал на то, в каком углу она оставила раствор. Он получал выстрел глазами, но он от этих пуль успешно уклонялся. Но вот когда она закатывала рукава и шла на него становилось немного страшно. Сто шестьдесят сантиметров чистой злости были единственным чем она могла его припугнуть. Вечером, когда весь дом пропах запахом, который она сама назвала «плата за проживание» смешанный с запахом макарон по-флотски (продукты купил он, конечно, не без уговоров, но теперь в холодильнике не каталось перекати-поле) оба валялись на длиннющем диване в гостиной, настолько вымотанные, что даже в ванну пойти сил не хватало. На часах стрелки медленно передвигались к полночи. - Слушай, а ты девушек сюда водил? - Было дело. Девушка нахмурилась и своим брезгливым выражением лица задела его. Он усмехнулся. - Ну они ведь не квартиру смотреть приходили, а … - Иу. Хватит. - А что спрашиваешь тогда? - Ну на утро, думаю, все они понимали, что ты безнадежен. - Кто бы говорил. У самой-то уже сколько лет нет отношений? - Я хотя бы не меняю девушек как перчатки. - Твое право. Ладно, я в ванну. - Пора бы. Уже попахиваешь. Парень приподнял край футболки, чтобы проверить, этим оголив свой пресс, покрывшийся жирком и густым слоем волнистых волос. Девушка кинула в него подушку, чтобы тот быстро сделал свои дела, и она могла набрать ванну. Ведь она заслужила после всего, что сделала в чужой квартире. Над диваном висел портрет семьи старого друга, можно сказать друга детства. Родители сидят на стульях, а он с сестрой стоят позади с натянутыми улыбками. Без грусти на эту картину было тяжело смотреть. В трехкомнатной квартире как ему только не было одиноко? Включать свет, стелить себе постель, ужинать. Девушка не знала, как он жил так уже 8 лет. Не знала, как пройдет это время, пока она будет искать себе гнездышко. Как они будут уживаться, потому что криков в первый же день было много, а разговором о распределении обязанностей еще даже не пахло. Но вот ловкие движения рук и пододеяльник уже плотно обвернул одеяло со всех сторон, и лег на свежее белье. Розовая комната его сестры была самой пустой. Кажется, он в эту комнату никогда не заходил. Диван все еще был таким же твердым, каким оставался в её воспоминаниях. В ванной после него было душно, как и было в разговорах с ним. Эту шутку он не оценил и хлопнул дверью. Работа начиналась рано, а было уже около часу ночи. Ночные переписки были его плохой привычкой, которую поощряла подруга. Не та, что набирала воду в ванную. А та, с которой они начали общаться в университете. Последнее ее сообщение «та, которая первая любовь?» осталось не отвеченным. Плеск воды, ощущение связи с телом было важнее, чем выговор за опоздания от напарницы. Выйдя из ванны, она выпила чай. Посматривала за стрелкой, которая быстро двигалась по циферблату над проходом в кухню. Секундные стрелки были не таким частым явлением. Длинная стрелка застряла между тройкой и четверкой. Сердце бешено колотилось не из-за прилива тепла. Она знала, что однажды придется сказать правду.