Всё в порядке
13 мая 2024 г. в 04:31
Примечания:
тут нулевая вычитка, но стандартно включена публичная бета. заранее спасибо!
Нил прижимается к стене под выбитым окном, прикрытым драной занавеской, и старается задержать дыхание, чтобы не издать ни звука, хотя ему искренне хочется выругаться самым что ни на есть грязным образом. В детстве за такое его выпороли бы до кровавых ссадин и заставили бы молиться всю ночь напролёт, но Нил уже взрослый мальчик, и порка за непослушание ему уже давно не грозит. За окнами слышен тихий шорох и нудный гул ночного ветра, но в заброшенном трейлере, в котором он находится, лишь густая тишина, вязнущая в лёгких тошнотворным комком.
Нил перезаряжает пистолет и смотрит на остатки костра в самом углу рядом с гнилостным пятном, оставшимся от разлагающегося тела, трупный запах которого намертво въелся в старый линолеум. Угли уже почти остыли, но запах гари всё ещё слишком легко уловить. Этот запах привлекает чужаков и выдаёт его местоположение. Раздражение за принятое вчера решение душит изнутри: он мог бы немного помёрзнуть, ничего такого с ним не случилось бы. Возможно, ещё одно воспаление лёгких опять привело бы его опасно близко к порогу смерти, но он не выдал бы себя — застарелая мертвенная вонь чьего-то тела скрывала его запах, не подпускала мертвецов и ко всему прочему напрочь лишала всякого аппетита.
Одни плюсы, с какой стороны ни посмотри.
Тем не менее, разожжёный костер в трейлере даёт ему не только несколько часов тепла, но и уникальный шанс оставить на память этому временному пристанищу второе трупное пятно. В этот раз — от самого себя.
Палец на взведённом курке нервно подрагивает, потому что ведущая рука ранена, а левой он стрелять всё ещё толком не приспособился. Выстрелить в голову заражённым недостаточно: тот же выстрел в глаза лишь ослепляет их на какое-то время. Не то чтобы их это особо смущает, потому что даже те мертвецы, у которых остаются лишь пустые глазницы, всё равно удивительно чутко определяют, где именно находится их жертва — им не нужно ни видеть, ни чуять, ни слышать, потому что они чувствуют биение чужих сердец собственным кровожадным нутром. На прошлой неделе Нилу приходится уносить ноги от заражённого, который разлагается уже почти полностью — это блядский скелет, который двигается вопреки всем законам физики, логики и морали. Нил как никогда раньше ощущает тогда себя персонажем фильма ужасов про зомби-апокалипсис, от которого происходящее отличает лишь одно: всё это — реальность.
Персонаж Нил, вероятно, всё же второстепенный, потому что такая глупая смерть может достаться лишь массовке, но он не особо расстраивается, потому что не готов спасать этот мир, как полагается всем приличным главным героям.
Нил распрямляется, плотно прижимаясь к стене. Спину через рубашку безболезненно царапают канцелярские иголки на пробковой доске с фотографиями бывшего владельца трейлера, но Нил не отстраняется — искоса смотрит в окно, тщательно отслеживая малейшие намёки на движение. Ему не поможет пистолет против мертвецов, но и бояться стоит не их.
Он уже почти решает, что ему показалось, и делает беззвучный шаг в сторону двери, чтобы проверить обстановку уже более тщательно, как дверь резко распахивается.
Сердце ухает куда-то вниз, пульс истерически подскакивает. Нил вскидывает пистолет, наводя его ровно промеж чужих мутных глаз, поддернутых белесой плёнкой. Этот взгляд мёртвый, пустой, в нём нет и малого намёка на человеческие эмоции. Нос обжигает запах «свежей» гнили — это не та застарелая вонь от трупа, который был сожран заражёнными, а всё ещё активный процесс разложения.
— Вот так ты меня ждёшь, значит?
Тошнота подступает одновременно с болезненным облегчением, и Нил опускает оружие.
— Предупредить не мог? — он ненавидит то, как дрожит его голос в этот момент.
— Отводил от тебя стаю мертвяков. Как ты додумался вообще разжечь костёр, идиот? — беззлобно спрашивает Эндрю и проходит в помещение, кидая на стол рюкзак.
Голос Эндрю звучит ещё более хрипло, чем несколько дней назад, когда он его покидает, чтобы найти медикаменты в ближайшем городе, кишащем живыми трупами, словно помойка — крысами. Люди без боевой мощи туда в здравом уме не сунутся, но Эндрю — не человек, и заражённые не испытывают к нему интереса.
— Твои связки…
Эндрю криво усмехается, когда Нил замолкает на середине фразы, и на его бледно-синих губах это смотрится жутко, потому что в глазах не отражается эмоций — лишь тупая пустота.
— Совсем плохо, да? — он чуть ведёт плечом и это выглядит до невозможности по-человечески. — Они разлагаются, так что скоро буду загадочно хрипеть. Ты уже выучил язык жестов?
— Пошёл к чёрту, — огрызается Нил, для которого подобная легкомысленность — словно соль на открытую рану.
— Я уже на полпути, — подмигивает Эндрю и принимается раскладывать добычу.
Спустя несколько минут на столе оказывается стандартный набор выжившего: просроченная тушёнка в жестяной банке, несколько упаковок бинтов, инъекции антибиотиков, десяток шприцов и кое-какие таблетки.
— Нашёл в подвале какой-то аптеки в центре. Наверху всё давно уже разворошили мародёры, а туда полезть не додумались. Взял бы больше, но места не хватило.
— Хватит и этого, — Нил не говорит «спасибо», потому что его благодарность и без того очевидна. Без Эндрю он был бы уже давно мёртв. — Может, вернёмся, когда пойдём обратно, возьмёшь рюкзак побольше.
Эндрю молчит, перебирая упаковки таблеток. Осознание глупости сказанного повисает в воздухе и оседает на них тяжёлой вуалью.
Они не вернутся. Со временем мозг Эндрю разложится настолько, что перестанет функционировать, и они навсегда останутся по разные стороны баррикад.
— Давай обработаем твою руку, пока ты тоже не начал гнить, — пододвигает Эндрю к краю стола медикаменты, прерывая тяжелую тишину. Сам он не подходит — после своей смерти расстояние между ними больше не сокращается более, чем на пару футов. Сначала причиной этому становится сам Нил, которого затапливает неконтролируемым отвращением каждый раз, когда он осознаёт, что перед ним живой мертвец, но после уже и сам Эндрю не позволяет приблизиться к себе.
Заражение происходит через кровь, а Эндрю теперь — ходячая вирусная бомба. Малейшая рана, пусть даже содранная заусеница на пальце Нила — и соприкосновение с мертвецом повысит риск заражения до максимума.
Эндрю отдаляется ещё сильнее, когда Нилу прорезают руку ножом ублюдки, с которыми они сталкиваются на заброшенном ранчо в поисках еды. Эндрю боится его заражения даже больше, чем смерти, но никогда не говорит об этом вслух.
— Можешь пойти нахуй, пока тебе не вынесли мозги, — незнакомец улыбается широко и немного безумно, словно не наставляет автомат в сторону Нила прямо сейчас. Его светлые волосы подсвечены жарким полуденным солнцем, и в голове невольно проносится мысль, как он вообще умудряется с этой ангельской внешностью говорить столь грязные слова.
— Ты целишься мне в сердце, — произносит Нил, намекая, что мозги его прячутся совершенно в ином месте. Не то чтобы ему очень хотелось проверять…
— Я и не говорил, что стрелять буду сам.
Нил лежит на земле, опираясь содранными от падания локтями в острую гальку, и настороженно кидает взгляд в сторону.
Вихрастый долговязый паренёк жизнерадостно подмигивает, не отодвигая при этом пистолет, направленный в его голову.
У Нила вообще-то нет в планах быть нашпигованным пулями этим вечером. Он сбегает от заражённого, который всё ещё сохраняет на удивление здравый рассудок, но явно безумно голоден. Нилу даже жалко его в какой-то мере, потому что он всё ещё остаётся в человеческом сознании, но уже не может жить без человеческой крови и плоти. Случайно подвернувшийся под руку Нил для него словно канистра с водой в пустыне для умирающего от жажды.
Канистра очень своевольная и крайне не желающая умирать.
Нил почти выбрается из леса, в котором скрывается от своего мертвого поклонника, когда бездорожье выводит его к пресной реке. Нил мучается от жажды и голоден, он планирует всего лишь задержаться ненадолго на берегу, чтобы передохнуть — мертвецы почему-то боятся воды и не подходят к ней слишком близко.
— Я не знал, что здесь есть люди, — повторяет Нил уже в третий раз.
— Сюрприз, — ухмыляется незнакомец и делает автоматом взмах, подразумевающий, что Нилу лучше свалить.
— Мне нужна вода, — напоминает он. Если он не наберёт воды сейчас, тогда неизвестно, когда в следующий раз получится наткнуться на пресный источник или хоть сколько-то пригодную для питья воду. Он не грёбаная фея, чтобы питаться утренней росой.
Кажется, скрытая в светлых глазах агрессия, несвойственная в положении жертвы, не остаётся незамеченной.
— Ему нужна вода, — вторят ему иронично. — Ники, ты слышал?
Это норма в их мире: люди объединяются для выживания в группы и берут под контроль более выгодные территории. Власть имущие отстраивают целые города на воде, потому что мертвецы не могут добраться туда, а мелким объединениям вроде этой парочки приходится довольствоваться малым. Они готовы выгрызать право на свою территорию с самоотверженностью не меньшей, чем жаждущие крови заражённые.
— Возможно, ты сможешь мне что-то предложить и тогда я подумаю, дать ли тебе нашей воды, — склоняет набок голову тот, которого окликают как Ники. Его взгляд игриво-насмешливый. Пистолет — тоже, судя по всему, особенно извращенная форма флирта.
— Могу предложить утопиться тебе в своей воде, — с непроницаемым лицом произносит Нил и едва ли не подскакивает на месте, когда дробь врезается в землю рядом с его боком. — Блять!
— Эндрю! — пугается Ники, кажется, даже больше самого Нила, потому что резко опускает пистолет, и этой заминки хватает, чтобы выбить его из чужих рук и рвануть в сторону упавшего на землю оружия.
Уже в следующую секунду Нил направляет чужой ствол на любезно представленного ему Эндрю.
— Так что насчёт воды?
— Как же ты бесишь.
Лекарство помогает остановить процесс воспаления, но обработанная рана всё равно тупо ноет, пока они идут в направлении своей цели. Нил постоянно мёрзнет — им нигде не удаётся наткнуться на хоть что-то, похожее на тёплую одежду, а ночи с каждым днём становятся всё холоднее и холоднее. В одну из ночей Эндрю находит ему в одном из заброшенных автомобилей что-то вроде старого пледа — чудо, что тот не забирает никто из проходящих ранее путников. Вероятно, ранее на машину натыкались лишь в летнее время, когда в тёплых вещах не было никакой необходимости.
В эту ночь им не удаётся найти нормального места для ночёвки, и они остаются на открытой местности. Нила потряхивает, пока он кутается в плед, оперевшись спиной о дерево, но спустя какое-то время ему удаётся согреться за счёт тепла собственного тела.
— Мы можем разжечь костёр, — произносит Эндрю. Он сидит напротив и изучает его своим мутным взглядом. Нил уже привыкает к этому и даже не вспоминает про первые дни после заражения, когда отводил взгляд каждый раз, стоило только мёртвому Эндрю взглянуть на него.
— Ты сам ругал меня за то, что я решил погреться, — отзывается Нил, но это не истинная причина. Эндрю нельзя находиться в тепле — это ускоряет процесс разложения. Сейчас обрывки кожи, лоскутами содранные мертвяками, кое-как пришиты к его телу, но та кожа, которая не была затронута, выглядит почти живой — конечно, если исключить мертвенную бледность. Это происходит из-за того, что смерть настигает Эндрю зимой и холод сохраняет его, тормозит гниение, даёт им отсрочку неизбежного.
— Тогда меня не было рядом. Если мы разожжём костёр, готов стать твоим цепным мертвяком и отгонять всех в округе на протяжение всей ночи.
— Давай обойдёмся без таких извращений, — хмыкает Нил, продолжая разглядывать Эндрю. Тот не спорить и тоже смотрит в ответ. На какое-то время наступает тишина, прерываемая периодическим шумом ветра в надвисающей над ними листве. — Ты голоден?
Взгляд Эндрю становится тяжелее. Он голоден всегда, Нил знает это, но спрашивает о другом.
— Я питался в городе.
Это означает, что он убил кого-то тогда. Или убил, или заразил — оба эти фактора одинаково омерзительны, но Нил не имеет никакого права говорить об этом. Чтобы тормозить процесс гниения ещё сильнее, ему нужно поддерживать в себе остатки той жизненной силы, которая позволяет ему существовать после смерти. Сделать это может только человеческая кровь и плоть.
— Это было уже почти неделю назад, — хмурится Нил и всматривается в Эндрю ещё более тщательно, стараясь подметить, не изменилось ли что-то в нём, не появилось ли новых трупных пятен, не отходит ли где-то кожа… — Пришло время поужинать.
— Я не…
— Закрой рот, — грубовато прерывает его Нил, выбираясь из-под пледа. Холодный воздух тут же пробирается к телу, заставляя его покрыться мурашками. — Хочешь, чтобы в тебе опарыши завелись?
— Какой же ты мерзкий, — морщится Эндрю, но больше ничего не говорит. Он хочет сопротивляться, искренне хочет, но жажда куда сильнее всех иных чувств. Он безумно голоден, это состояние преследует его постоянно и только сила привязанности к Нилу и остатки разума не позволяют потерять контроль над собой.
Сколько он ещё сможет бороться со своей новой природой? Неделю, две? Может, месяц, если температура воздуха будет держаться столь же низкой, как и сейчас?
Нил достаёт из рюкзака шприц, стараясь не слишком сильно стучать зубами, и закатывает рукав рубашки, обнажая исколотый локтевой сгиб на здоровой руке. Он делал это уже десятки раз, поэтому попадает в вену с первого раза, даже не морщась.
Пока Нил набирает кровь, Эндрю не отрывает взгляда от шприца, не шевелится и даже не моргает. Ему не нужно дышать и моргать — обычно он делает всё это будто бы по привычке, — но сейчас он забывает обо всём этом, наблюдая, как пластиковый шприц наполняется алой кровью. Нилу иногда кажется, что он кинется на него, потому что взгляд Эндрю в этот момент настолько мёртв, что придаёт ему максимальное сходство с теми заражёнными, которые уже потеряли разум.
Нилу в такие момент подсознательно хочется найти топор и снести ему голову.
Это новые инстинкты этого мира, с которыми он готов бороться.
— Приятного аппетита, — Нил кидает Эндрю шприц, когда наполняет его полностью, и тот ловит его по-животному молниеносно. Это нечеловеческая реакция: он словно зверь, которому швырнули в клетку кусок сырого мяса.
— Так и будешь смотреть? — хрипло спрашивает Эндрю.
— Не смущайся, все свои, — произносит Нил, почти болезненно усмехаясь, и принимается за перевязку раны, чтобы не поднимать взгляд на Эндрю.
Его желудок вывернет наизнанку, если он продолжит смотреть. Это была последняя порция еды, и он не готов потратить её впустую.
После поражения инфекцией более шестидесяти процентов населения земли столкновения со случайными знакомыми становятся чем-то вроде сказок. Вероятность примерно такая же, как и шанс встретить радужного единорога — близится к нулю.
Если кто-то и натыкается на людей среди полчищ шатающихся по миру заражённых разной степени разложения, это всегда незнакомцы.
Нил смотрит на своего радужного единорога, который в этот раз не наставляет на него ствол, и думает, не стоит ли добить его. Он находит Эндрю раненым где-то под Колумбией и сначала не может поверить своим глазам.
На секунду его прошибает неприятный липкий страх, что человек перед ним уже мёртв. Нилу вообще-то плевать на этого незнакомого придурка, который собирался зажать ему воду пару месяцев назад, но видеть среди заражённых кого-то из пусть даже разово знакомых людей — неприятное испытание.
Единственный выход в данном случае — снести твари голову.
Эндрю открывает глаза и смотрит на него через этот болезненный туман. Его зрачки расширены от боли и зрение явно затуманено, но этот взгляд не похож на мёртвый, в нём нет этой бросающей в дрожь поволоки.
— Что ты тут вообще забыл на обочине? — Нил опускается на колени рядом с чужим телом и прощупывает раны, оценивая критичность повреждений. Эндрю глухо стонет в ответ и, кажется, прокусывает губу от боли — по подбородку течёт свежая, человеческая кровь. Его собственная кровь. Он шепчет в ответ едва слышно:
— Отдыхаю, — и Нил окончательно понимает, что Эндрю больной. Больной не в том смысле, что заражённый вирусом, а просто больной. На всю голову, понимаете?
Прямо как и Нил, который вместо логичного и здравого решения оставить чужака помирать на пыльной трассе в ожидании мертвяков, которые обглодают его тело до костей, делает куда более идиотский выбор.
Нил забирает его с собой.
Тащить полумертвое тело до здания бывшей закусочной при заправке нелегко — солнце в августе жарит так, словно пытается сжечь этот мир дотла. Одежда Нила пропитывается насквозь потом, он весь грязный, мокрый и злой — в первую очередь на самого себя.
— Где твой дружок, с которым ты был тогда? Как вы вообще додумались разделиться? — раздражённо спрашивает Нил, но Эндрю не отвечает, потому что в половине дороги успевает отключиться от большой кровопотери. — Собеседник из тебя такой себе, конечно, — чуть ворчливо произносит Нил и обещает себе, что если его случайный знакомый всё же вдруг заразится, то он снесёт ему голову с особым удовольствием за все причинённые проблемы.
Но пока Эндрю жив — он дышит, его сердце бьётся, а еще его явно доводят до такого состояния люди, а не мертвецы.
Впрочем, достойны ли они вообще называться людьми после этого?
Нил затаскивает его в служебное помещение, которое ранее использовалось в качестве склада. Его уже давно разворовывают случайные путники, поэтому опустевшие широкие полки стеллажей Нил использует вместо кровати. Ему рассказывали, что спать на жёстком полезно.
На одну из полок он сгружает и бездыханное тело Эндрю, дыхание которого с каждой минутой становится всё слабее, а после с тяжёлым вздохом приступает к обработке ран, в сотый раз спрашивая себя, зачем ему это всё.
Возможно, он поступает так, потому Эндрю тогда всё же отпускает его (Нил до последнего ожидает получить от него пулю в спину), а возможно, он просто слишком человечен для того, чтобы оставить бездыханного и, что наиболее важно, частично знакомого человека умирать в неизвестности.
Он знает его имя — это всё портит.
Неизвестные ублюдки стараются как следует — не оставляют на нём живого места, глубоко и безжалостно изрезая его тело тонким лезвием. Нил готов поспорить, что это бритва, и его почти мутит от представления, насколько это было мучительно больно. Никто из выживших не может похвастаться безукоризненно чистой кожей без единого шрама, у Нила самого не меньше нескольких десятков, полученных в самых разных условиях, но он впервые видит человека, которому может дать фору.
Он тратит ценную воду на то, чтобы промыть раны, вкалывает Эндрю совершенно бесценное обезболивающее, которое хранит на какой-нибудь особенно важный случай, и даже отдаёт свою запасную одежду, потому что чужая изрезана в лохмотья и насквозь пропитана кровью. Нил зашивает раны грубыми стежками, потому что другими не умеет — делает точно также, как и сам делал себе, когда во время побега от стаи заражённных прорезал себе бедро почти до кости, навернувшись со второго этажа заброшенной стройки прямо на обнажённую арматуру.
Обезболивающее помогает — слабое дыхание постепенно выравнивается и становится более глубоким. Нилу удаётся остановить кровотечение и обработать каждую из ран, прихватив стежками наиболее крупные порезы. Ему не хочется знать, кто способен на такое, но он не слишком удивлён — их нынешний мир полон людей с поехавшей крышей. К тому моменту, как Нил заканчивает, за окном становится уже совсем темно, хотя свечу ему приходится зажечь ещё тогда, когда всё начинает расплываться из-за напряжения глаз при наступающем сумраке.
Он касается костяшками измазанных в крови пальцев чужой бледной щеки, проверяя температуру тела, и с удовлетворением отмечает, что кожа постепенно теплеет.
Всё в порядке, у него всё получилось. Вытащил буквально с границы жизни и смерти какого-то незнакомца, который пытался убить его всего шесть недель назад.
Вот что за сраный героизм?
Нил откидывается на стену, чувствуя, как напряжённые от сосредоточения мышцы постепенно начинает отпускать, и совсем ненадолго прикрывает глаза. Его голова приятно пустая, мыслей нет совершенно. Он просто чертовски устал — ещё никогда до этого ему не приходилось зашивать кого-то, кроме самого себя.
— Ты ещё глупее, чем я предполагал.
Нил приоткрывает глаза.
— Мог просто сказать спасибо, — произносит он, через ресницы смотря на Эндрю, который слишком слаб даже для того, чтобы просто приподнять голову. Его хватает только на то, чтобы чуть повернуть голову в сторону сидящего на полу Нила. — Мы же не враги.
Эндрю чуть изгибает губы в усмешке.
— У тебя совсем плохо с пониманием человеческих взаимоотношений, да? — вопрос риторический, поэтому Нил не отвечает. — Сейчас весь мир воюет не с мертвяками, а друг с другом. Выгоднее выживать в одиночку.
— У тебя плохо получается, — резонно замечает Нил, и Эндрю почти смееётся, но быстро оставляет эту попытку — даже минимальное движение тревожит раны. — В прошлый раз ты был не один. Где тот парень? — Нил чуть мнётся, но всё же спрашивает: — Это же всё не он с тобой сделал?
— Ники даже животных убивать не мог, — хмыкает Эндрю тоскливо, и по этой интонации становится ясно, что спрашивать, что именно произошло с Ники, не стоит. На Эндрю достаточно физических ран — не стоит бередить ещё не зажившие на его душе. — Вегетарианец во время зомби-апокалипсиса, забавно, да?
— Звучит как тупой анекдот.
— Согласен, — вяло улыбается Эндрю.
Это первый раз, когда они не спорят.
Спустя несколько дней после кормления им удаётся найти место, где можно переночевать с относительным комфортом: это бывший придорожный мотель, поэтому в нём дальше находятся кое-какие кровати. Нил привычно не думает о том, что происходило на них раньше, и отрубается практически сразу, как ложится на матрас. Ему плевать на пробитые пружины и даже на возможное наличие клопов — впрочем, последние, вероятнее всего, уже впали в длительную спячку и точно не проснутся только ради него.
Нилу давно не снятся ни хорошие сны, ни кошмары. Каждый раз он устаёт настолько, что только ночь даёт ему долгожданную пустоту без переживаний о происходящем, без тревожных мыслей об Эндрю, без размышлений о будущем, которое всегда представляется в крайне мрачном свете.
Нил открывает глаза, когда солнечные лучи касаются его век через окно, и первое, что видит — пустой взгляд Эндрю, наблюдающего за ним со стула напротив. Эндрю сидит перед его кроватью, сложив руки на груди, и не издаёт ни единого звука, хотя вечером точно оставался на первом этаже, когда Нил сказал, что найдёт себе горизонтальную поверхность, чтобы нормально поспать.
— Это жутко, ты в курсе вообще? — сиплым со сна голосом произносит Нил, когда замершее сердце снова восстанавливает свой ритм. Эндрю не спит, потому что в человеческих нуждах его организм потребности больше не испытывает, но Нил всё равно каждый раз невольно замирает, когда встречает его утром рядом с тобой. — Сталкерство преследуется по закону.
— Тебе не стоит так доверять мне.
Голос Эндрю серьёзен. Он часто шутит даже после смерти и если бы существовал разряд по чёрному юмору, то он определённо бы получил высший, — но сейчас в его тоне ни малейшего намёка на иронию.
Нил садится в кровати. Его рука всё ещё ноет, когда он опирается на неё, но эта боль уже почти не ощутима — заживление идёт отлично.
— Что случилось, Эндрю?
— Тебе пересказать с самого начала? — всё же срывается на сарказм Эндрю, потому что вопросы Нила глуп до невозможности. Они оба знают, что происходит, и тот факт, что оба стараются отрицать происходящее, не отменяет неизбежности приближающегося конца. — Я гнию заживо, Нил, — в голосе проскальзывает такая отчаянная боль, что Нилу кажется, словно ему вонзают нож в этот раз уже в самое сердце. — Мой мозг отмирает — я уже сейчас временами перестаю осознавать происходящее.
Нил поджимает губы. Ему хочется зажать уши, чтобы не слышать этого. Одно дело — знать, как всё это происходит в теории, но совсем другое — слышать о происходящем от единственного близкого человека.
— Я ни разу не видел, чтобы ты терял над собой контроль, — произносит он, но Эндрю только усмехается.
— И не увидишь, если это произойдёт снова, когда ты будешь спать, — припечатывает жёсткой реальностью. Если слова — это нож в сердце Нила, то Эндрю проворачивает его раз за разом, вгоняя всё глубже в трепыхающуюся мышцу. — Одним прекрасным утром ты просто не проснёшься, а я открою глаза и найду тебя со вспоротой шеей, — голос звучит всё жёстче, резче. — Я даже не вспомню, как сделал это, но мне придётся существовать дальше с осознанием того, что я сам лишил тебя жизни. А если ты заразишься…
— Хватит, — Нил сжимает дрогнувшие пальцы. Он не хочет слушать это снова. Они говорят об этом уже не впервые, но он понимает, что Эндрю не просто так поднимает эту тему снова — неотвратимое будущее становится с каждым днём всё более реальным сценарием.
— Тебе настолько плевать на собственную жизнь?
Нил не может согласиться. Он — один из выживших, всё его существование нацелено лишь на то, чтобы остаться в живых. У него есть планы на будущее и надежда на то, что он спокойно умрёт от старости, а не от зубов мертвеца или пули какого-то ублюдка, решившего, что он здесь король.
— Мне всё равно, — произносит Нил тихо. — Если мне суждено умереть от твоих рук, это ещё не самый худший вариант.
Нил почти воскрешает Эндрю — обрабатывает ему раны, помогает справиться с воспалением и даже делится своей едой. Ему приходится продать своё оружие на ближайшем обменном пункте, чтобы приобрести антибиотики, и он почти ждёт, что когда вернётся в тот заброшенный склад, Эндрю там не окажется, но он всё ещё там.
Когда состояние Эндрю восстанавливается до того уровня, что он снова может ходить, не морщась от боли, Нил делает ему свежие перевязки и они покидают своё временное пристанище. Оставаться там больше нельзя — слишком уж часто их ночами настигают мертвецы, которые всё больше привлекаются запахом свежей человеческой крови. Нил уже рубит их головы почти машинально, приноровившись к этому процессу, и почти учится определять давность смерти каждого из них по тому, сколь легко удаётся снести голову с плеч. Ему везёт: вне городов они ходят куда чаще поодиночке, потому что с несколькими заражёнными Нилу справиться вряд ли удалось бы.
— Ты хотел бы жить на воде? — спрашивает Нил как-то, когда они выбираются в город для того, чтобы найти немного еды.
На тот момент с их второй встречи проходит уже несколько месяцев, Эндрю полностью восстанавливается и о былых ранениях ему напоминают лишь многочисленные шрамы, тупо ноющие на непогоду.
— Кто нас пустит на воду-то? — усмехается Эндрю. Они совсем недавно обменивают свой запас патронов на новую одежду и, чёрт, это лучшее и худшее решение одновременно, потому что Нил теперь временами совершенно бессовестно теряет концентрацию, когда залипает на Эндрю. Тот и сейчас стоит в своём восхитительном армейском тёмном костюме на бетонном блоке с небрежно закинутой на плечо окровавленной секирой, которой не более получаса назад снёс не меньше пяти голов. Он находит её на чьём-то полусожранном трупе при входе в город и доволен находкой настолько сильно, что это абсолютно неуважительно к почившему благодетелю.
— Представь, будто бы пустят, — берёт в себя руки Нил, переставая пялиться и переводя взгляд на заброшенные здания. Он смотрит на вывески, стараясь почувствовать нутром, где именно может оказаться хотя бы что-то полезное. В таких случаях надежда лишь на везение — они не могут рисковать слишком сильно, просматривая каждый подвал. Да, это был не самый крупный город, но даже тут легко было наткнуться на стаю мертвяков. — Вот прямо сейчас сидят и ждут, когда же Нил с Эндрю к ним приплывут.
Эндрю смеётся, и из них двоих плывёт пока что только Нил.
— Если бы там не было всех этих богатеньких снобов, я бы согласился, — Эндрю играючи делает взмах секирой, плотно держа её за рукоятку. Кажется, он теперь не согласится променять её ни на что на свете. — Их всех на сушу, куда-нибудь в эпицентр заражения, а нас — туда, в океан. Я даже готов мириться с морской болезнью.
— У тебя морская болезнь? — вздёргивает бровь Нил. Они очень много говорят, но Эндрю мало рассказывает о себе; чаще всего в разговорах о его прошлом затрагивается лишь то, что было уже после начала эпидемии, будто бы его жизнь до этого момента не существовало. Нил не настаивает, прекрасно понимая этот выбор — многие из выживших стремились забыть о своём прошлом, практически все из них потеряли своих близких.
Если жить прошлым, недолго и своё настоящее потерять.
— Не знаю, я никогда не был на море, — пожимает плечами Эндрю и кивает в сторону соседней улицы. — Пойдём там посмотрим, поглубже.
Они доверяют интуиции друг друга, поэтому не задерживаются на одном месте надолго и без лишних споров направляются за перекрёсток, не забывая внимательно оглядываться по сторонам, чтобы не упустить выскочившего из-за какой-нибудь машины заражённого.
— Я хотел бы жить на суше, — произносит Нил, пиная какой-то попавшийся под ноги камень, пока они идут в намеченном направлении. — Знаешь, как вот в армейских зонах — с ограждением и огнемётами по периметру, чтобы никаких шансов на проникновение. Не люблю воду.
— Ты только не кусай меня, — замечает Эндрю насмешливо, потому что все знают, кто ещё не любит воду.
— Мне кажется, я не смогу удержаться, — подмигивает Нил, оглядываясь через плечо, видит ответную улыбку Эндрю и…
— Вниз! — резко вскрикивает он, меняясь в лице, и Нил без раздумий выполняет команду, почти падая на асфальт. Он успевает за долю секунды до того, как над ним пролетает зверем метнувшийся мертвец, выскочивший из-за пролёта с раскрытой пастью.
— Вот ведь… — шипит Нил и уже выхватывает пистолет, как видит второго заражённого под стоящим рядом автомобилем. — Блядь!
Он уворачивается раньше, чем гнилые обломки зубов успевает клацнуть на его шее, и перекатывается в сторону, чтобы после этого вскочить на ноги.
— Второй ещё в сознании, — предупреждает его Эндрю, но Нил видит это и сам — только те заражённые, которые сгнили ещё не настолько, чтобы потерять разум, умели караулить жертву, а не кидаться бездумно в атаку. Скорее всего, у него получилось бы напасть на них, если бы не первый мертвец, решивший перехватить добычу.
Нил сомневается лишь долю секунды, прежде чем прострелить голову второму заражённому, пока Эндрю разбирается с первым. Мужчина кажется ещё совсем свежим, почти живым — скорее всего, он тоже пришёл за едой сюда, как и они. О том, что он мёртв, говорит лишь его разодранное в ошмётки горло, в котором — Нил видит даже отсюда — копошатся белые опарыши. Скорее всего, после смерти он пролежал какое-то время под палящим солнцем, прежде чем пришёл в себя, и мухи отложили в его гниющей плоти свои личинки. Чудо, что его не сожрали до того, как он восстал мертвецом.
Выстрел не убивает заражённого, но его мозг перестаёт функционировать, он несколько секунд задумчиво шатается на месте, а после с усиленной яростью и животным хрипом кидается на Нила.
— Я не готов к столь близкому общению, — отскакивает в сторону Нил и запрыгивает на капот, а после и на крышу машины. Мертвец лезет за ним следом, но Нил пинком в лицо отправляет его обратно на асфальт. — Ты как там? — спрашивает, не глядя, потому что не может выпускать из вида своего нападающего.
— Как ты относишься к рубленому мясу? — почти весело спрашивает Эндрю.
— Не люблю мертвечину, — смеётся Нил. Он не сомневается в том, что Эндрю расправится со своим заражённым, но всё же чувствует облегчение, когда слышит его бодрый голос. — Поможешь? Только ты у нас с секирой.
— А что мне за это будет?
Ответить Нил не успевает: голову мертвяку сносит столь крупным калибром, что инерция откидывает его с прежнего с места.
Нил с Эндрю поворачивают голову столь резко, что Нилу на секунду кажется, что у него в шее что-то хрустнуло. Он честно ожидает увидеть по меньшей мере танк посреди улицы, но танка нет — посреди перекрёстка в солнечном свете стоит высокий незнакомец с ручным гранатомётом.
Если бы они были в фильме про зомби-апокалипсис, он определённо был бы главным героем.
— Ты кто ещё, блять, такой? — грубо кричит Эндрю, словно ему не могут снести голову так же, как и этому мертвецу.
— Он хотел сказать спасибо, — играет в переводчика более благоразумный Нил.
Так они знакомятся с Кевином Дэем, и с этого дня их становится трое.
Они сверяются с картой уже, наверное, в десятый раз. Эндрю смотрит издалека, и Нил поднимает на него мрачный взгляд.
— Ещё дальше отойдёшь, может?
— Может, отойду, — парирует Эндрю и не сдвигается с места. Он больше совсем не приближается к нему и самому подойти тоже не позволяет — Нил подозревает, что ему с каждым днём становится всё сложнее контролировать свой голод. Крови Нила хватает только на то, чтобы временно утолить жажду, но этого недостаточно — Эндрю нужна свежая человеческая плоть.
В один из дней Эндрю покидает его до самого вечера, а когда возвращается, выглядит совсем немного живее, чем прежде — если так, конечно, можно говорить про живого мертвеца. Нил понимает, что он снова лишил кого-то жизни, но всеми силами гонит из головы эти мысли.
Нил молча протягивает карту, и Эндрю забирает её из вытянутой руки, подмечая, в какой момент им лучше повернуть в сторону Западной Вирджинии, чтобы не наткнуться на военных. Будь Нил один, военные ему помогли бы, предварительно убедившись в том, что он не заражён, но с Эндрю путь на их территорию для него был закрыт — им нельзя было натыкаться на людей, которые сначала стреляют, а только после этого проверяют разумность заражённого.
— Поворачивай здесь. Тут равнина, наткнёмся максимум на одиночных мертвяков.
Нил поднимает подозрительный взгляд на Эндрю. Тот изначально против его затеи, поэтому верить ему получается с трудом — Эндрю ничего не стоит подстроить обстоятельства таким образом, чтобы Нил не добрался до своей цели.
— Я бы спросил, могу ли я тебе доверять, но знаю, что это опять откроет ту тему, которую я не хочу больше поднимать, — Нил забирает карту и с прищуром смотрит на указанную Эндрю равнину. Шрифт на карте мелкий, непонятный —
Нил до невозможности скучает по телефону в такие моменты.
— О, ты разбиваешь мне сердце, — безэмоционально иронизирует Эндрю. — Хотя погодите-ка…
— О чём я и говорил.
Нилу приходится довериться Эндрю и в этот раз, и во время пути они действительно не натыкаются ни на одного человека, зато встречают поодиночно по меньшей мере десяток мертвецов. Эндрю порывается сражаться, но Нил агрессивно приказывает ему оставаться на месте и не лезть в бой — заражённые не трогают друг друга, зато механическое воздействие на кожу Эндрю может содрать её без шанса на восстановление. Такие последствия были необратимы — на мёртвых ранения не заживали и, пусть Эндрю и не чувствовал боли, он и без того был уже весь в швах, словно старая потрёпанная игрушка.
— Ты всё ещё можешь отказаться от этой затеи, — произносит Эндрю, сидя в самом углу бывшей придорожной закусочной. Здесь всё покрыто плотным слоем пыли, кое-где видны кровавые подтёки — здесь явно далеко не единожды прощались с жизнью случайные путники и, исходя из близости опасной территории, Нил куда уверенней бы предположил, что заражённые тут не при чём.
За окном хлещет дождь — им приходится остановиться, потому что Эндрю, как и все мертвецы, не любит воду. Они не тают под каплями дождя, а вода не причиняет боль, но отчего-то они всё равно стараются держаться от неё подальше. Дождливые месяцы были бы самыми безопасными, если бы в эти времена не правили люди с отбитой наглухо психикой.
— Ты знаешь, что я не могу, — сухо произносит Нил, лениво ковыряя консервированную тушёнку. Она настолько омерзительна по вкусу, что он с трудом справляется с тошнотой при каждом глотке. Ему до одури хочется выпить, но алкоголь — сказочно дорогая валюта в их мире, дешевле было даже найти травку — благо, её выращивали все, кому не лень.
Впрочем, от табака его уже тоже почти мутит — он курил последние несколько дней дороги с такой частотой, словно планировал заработать рак лёгких и умереть ещё до того, как Эндрю потеряет самого себя.
— Ты можешь умереть, — вторит его мыслям Эндрю.
— От говядины? Пожалуй, — лениво отзывается Нил.
Его тупая шутка остаётся без внимания.
— Если ты умрёшь, это не так страшно. Но что будет, если он сделает то же, что и со мной? — слова даются Эндрю с трудом. Даже не из-за мертвеющих голосовых связок — ему эмоционально больно вспоминать свою смерть.
Нилу тоже — он присутствовал рядом в тот момент. Это он видел всё это своими глазами, его губы шептали слова молитвы, которую он, казалось, давно забыл, его дрожащие пальцы впивались в ладонь, оставляя на руке кровавые полумесяцы от ногтей. Это он отчаянно желал, чтобы Эндрю не выжил в тот момент. Ему нельзя было выживать — это продлило бы эту агонию на целую вечность, это заставило бы его страдать дальше — теперь уже не физически, а эмоционально.
Всё, чего так боится Нил, происходит, и с того момента он больше не верит ни во что.
— Плевать, — искренне говорит Нил. Он повторяет это раз за разом, когда они затрагивают эту тему, и готов повторить ещё тысячу, миллион, миллиард раз. — Я заставлю его пожалеть о том, что он сделал с тобой, даже если это будет стоить мне жизни.
На поверхности вовсю льёт дождь — месячная норма осадков явно собирается затопить землю за последние сутки. Нил снимает свою футболку, чтобы выжать её от воды, и смеётся, когда Кевин принимается насвистывать какую-то мелодию, под которую впору на шесте танцевать, а не пачкать пол бункера грязной водой.
— Напомните, я должен за это заплатить?
— Ты должен закрыть глаза, пока я их тебе не вырвал, — приторно улыбается Эндрю и швыряет в него пробкой от виски. Кевин хмыкает, ловко уворачиваясь, и демонстративно приподнимает стакан.
— За мои целые глаза!
— Сколько вы выпили? Меня не было всего полдня, — беззлобно спрашивает Нил, доставая из ящика сухую футболку. Она ему большая — хозяин вещей явно был внушительной комплекции, — но Нилу вообще-то всё равно. Сухая чистая одежда, которая никогда прежде никем (или почти никем) не надевалась — это ли не рай?
— Две бутылки? — кидает взгляд Эндрю на Кевина. Тот делает неопределённый жест рукой и пожимает плечами.
— Плюс-минус?..
— Вижу третью пустую, — закатывает глаза Нил, кивая на пол рядом с диваном, на котором расположился Эндрю, и садится на другой его край. Кевин, лениво раскинувшийся в кресле, усмехается.
— Не нуди. Тебе налить?
— Что за глупые вопросы? Разумеется.
Они находят этот бункер совершенно случайно, и это действительно что-то невероятное — за всё время с начала эпидемии на него никто не натыкается. Когда Кевин вскрывает его, то обнаруживает целый большой ящик новеньких вещей, внушительный запас еды, географические карты, какие-то дурацкие настолки, медикаменты, оружие и — о господи! — целых два ящика алкоголя.
В их мире это что-то вроде выигрыша в лотерею, и Эндрю не удерживается от язвительных замечаний о том, что простым смертным так не везёт, открыто намекая на принадлежность Кевина к военным.
Кевин действительно принадлежит «верхушке» — они узнают это уже в первый же день знакомства, потому что фамилия Дэй на слуху у всех выживших, а его отец является элитой американских войск. Эту породу видно уже по одной манере держаться, и высокомерие во взгляде говорит о происхождении Кевина едва ли не больше, чем военное оружие у простого гражданского.
Кевин Дэй — человек, родившийся с золотой ложкой во рту. Он вообще не должен был никаким образом оказаться среди выживших, которые ежедневно борятся за своё существование. У него есть своё место в городе на воде и тот самый пресловутый билет в счастливое будущее. Когда Нил спрашивает впервые, почему он оставляет всё это, Кевин отшучивается, говоря, что у него морская болезнь. Больше вопросов Нил не задаёт, чутко ощущая эту границу допустимого.
— Снаружи творится какое-то безумие, — произносит Нил, впечатлённый последним обходом. Они находятся в бункере уже почти неделю и не планируют в ближайшее время его покидать — это слишком хорошее место для того, чтобы оставлять его надолго. Что бы ни случилось с хозяином бункера, вряд ли он ещё жив.
Обязанности за обход прилегающей территории они делят между друг другом, понимая, что в это место нельзя пустить ни заражённных, ни других выживших.
— Хоть немного кровь смоет, — откидывает голову на спинку кресла Кевин и с улыбкой прикрывает глаза. Он с ними всего месяц, но это странное доверие, которое он открыто демонстрирует к ним, совершенно не сочетается с его настороженностью ко всему остальному. Он помогает им тогда в городе, а после вдруг как-то незаметно остаётся вместе с ними.
С Кевином Дэем легко: он невероятно везучий тип, пусть и вызывает изрядную долю подозрения из-за своей внезапной легкомысленности к ним. Нилу и Эндрю ничего не стоит убить его, когда он будет спать, чтобы забрать все его припасы, но Кевину будто бы всё равно.
Они находят старый кассетный магнитофон на батарейках и всю ночь слушают какие-то дурацкие попсовые песни девяностых, глуша алкоголь и тихо подпевая давно забытым исполнителям. Звуков из бункера наверху не слышно, дверь надёжно заперта изнутри, и они втроём как никогда ощущают себя в полной безопасности. В тот момент ни у кого из них в голове нет саднящих мыслей о будущем или переживаний о настоящем — в этом небольшом мирке у всех всё хорошо.
В какой-то момент Эндрю опускает голову на колени Нила, разваливаясь на свободной части дивана. Нил кидает расслабленный взгляд на Кевина, который дремлет в своём кресле — он выпивает больше остальных и отрубается самым первым, сдаваясь опьянению.
Рука Нила бездумно касается чужих светлых волос, и Эндрю прикрывает глаза, едва заметно подаваясь под аккуратное прикосновение.
Вопреки проливному дождю, Нил ощущает внутри щемящее тепло.
Зона Эвермор — крупная территория, которая даст фору любому военному объекту. В их распоряжение столько единиц огневой мощи, что при особом желании они смогут начать войну, если поставят вдруг перед собой такую цель. Армия предпочитает не сталкиваться с Эвермором, и Нил знает, что они опасаются их.
Нил тоже опасается.
Нет, не так — он жутко, кошмарно, до одури их боится и стыдиться этого совершенно не выходит. Им двигает лишь ярость, собственный гнев и осознание присутствия Эндрю, который тенью передвигается рядом с ним. От Эндрю почти ощутимо веет болезненным осуждением и осознанием скорого конца, но Нил старается не обращать на это внимание.
Он и сам знает, что это глупо. Это самый идиотский поступок в его жизни, но если у Нила есть хоть единый шанс на то, чтобы осуществить свою месть, то он ни за что от него не откажется.
Заражённых в округе нет — они идут в течение десяти минут и на них всё ещё не нападают. Нил почти уверен, что они уже ступили на территорию Эвермора, и за ними всё это время наблюдают — не убивают, дают шанс подойти ближе, следят, словно за подопытными крысами. Их лица знают, наверняка знают — эти парни помнят каждого, кому подпортили жизнь.
Эвермором правит клан Морияма, который ещё до эпидемии был известен своими преступными исследованиями, опытами над людьми и незаконной торговлей, так что Нил совершенно не удивился бы, узнай вдруг, что смертельный вирус был разнесён по миру именно благодаря им. О, он был уверен, что они были в безумном восторге от происходящего: мир пал в катастрофе, а клан Морияма правил балом, следя за происходящим с вип-мест.
— За нами слежка, — тихо произносит Эндрю. Его слух более чуткий, потому что он не столько слышит — чувствует приближение живых людей. Чтобы Нил услышал его, ему приходится придвинуться совсем немного ближе, чем обычно.
— Я догадывался, — отзывается Нил негромко, пытаясь заглушить тупую боль за рёбрами от замершего сердца. Эндрю не был так близко к нему ещё с того самого момента, когда был жив, а сейчас Нил чувствует сладкий запах гнили и ему хочется отключить свой мозг, чтобы не думать о том, что происходит сейчас с Эндрю. Он невыносимо скучает по его прикосновениям. — Надеюсь, они не будут выскакивать слишком резко, — говорит он вместо того, чтобы озвучивать все недопустимые мысли. — У меня слабое сердце.
— У меня тоже.
Нил против воли усмехается. Сделать комплимент убийственному чувству юмора он не успевает, потому что создатели охранной системы Эвермора явно оказываются любителями скримеров из фильмов ужасов. Нил ждёт этого и готов, но всё равно чувствует невольную дрожь в теле, когда на них наставляют десяток автоматов.
— Я победил, — шёпотом замечает Эндрю, на которого направляют в два раза больше стволов — они спорят о том, кто из них более опасен, ещё на пути в Западную Вирджинию.
Пусть целью их было как раз-таки проникновение в самый защищенный объект во всём штате, Нил бы предпочёл, чтобы в этом споре проиграли они оба и их присутствие было бы проигнорировано.
Назвать их желанными гостями можно с большой натяжкой, но всё же то, каким образом их ведут в центральный корпус, заставляет кровь Нила кипеть от ярости. На Эндрю надевают странную конструкцию, больше всего похожую на человеческий намордник — она сдирает часть кожи на его лице, и Нил дёргается в его сторону, но ему заламывают руки прежде, чем он успевает даже приблизиться к нему.
— Не дёргайся, — произносит Эндрю, перехватывая его взгляд, и Нил послушно замирает, тяжело дыша через нос. — Всё будет в порядке, понял меня?
Эндрю обещает ему, что пойдёт вместе с ним в том случае, если Нил решит сунуться в Эвермор. Ему остаётся совсем недолго — у него в любом случае не было бы никаких шансов, — и они тратят последние дни его осмысленного существования на месть.
У них даже мысли в голову не приходит о том, что им может не повезти, но Нил только сейчас думает о том, что не всё может пойти по их плану.
— Понял, — отзывается эхом Нил, чувствуя, как холодеет изнутри. Его грубо дёргают в сторону, разворачивая от Эндрю, и их разделяют — разводят по разным помещениям, лишая шанса остаться рядом. У Нила сводит внутри все внутренности от болезненного осознания того, что они могут больше не увидеться.
Это не те последние слова, которые он хотел бы сказать Эндрю, это совершенно не то, что хотел бы услышать на прощание, это…
— Не думал, что увижу тебя снова.
Нил сглатывает подступивший к горлу тошнотворный комок и поднимает тяжёлый взгляд.
Рико Морияма с ядовитой насмешкой смотрит в ответ. Это взгляд настоящего мертвеца — все заражённые должны позавидовать такой гнилостной пустоте в его в глазах. Нилу кажется, что он встречается взглядом с покойником, а в его глазах вот-вот должны зашевелиться черви.
— Зря. Я ждал нашей встречи, — отвечает Нил, и ему тут же болезненно заламывают скованные за спиной руки, заставляя выгнуться. К горлу прижимается лезвие — люди Рико в целом очень любят холодное оружие, несмотря на количество огнестрела, которым владеют. Нил чувствует, как по шее течёт капля крови. Ему не вскроют горло так просто, но этим ублюдком доставляет удовольствие уже тот факт, что они могут так просто пустить кровь своей жертве.
— В таком случае тебе стоило выбрать более благоприятные для себя условия, — усмехается Рико, подходя ближе. Он ведёт пальцем по шее Нила, заставляя снова дёрнуться, и слизывает с подушечки смазанную алую каплю.
Нил думает о том, насколько будет забавно, если его вырвет той самой тушёнкой прямо на Рико Морияму, и чего ему это будет стоить. Приходится снова сглотнуть, потому что у него другие планы — кадык дёргается и задевает лезвие, снова царапая кожу.
— Спасибо, мне и тут неплохо.
— А ты не слишком привередлив, да? — в живых-мёртвых глазах отображается насмешка. — Твой карманный мертвец довольно хорошо сохранился. По моим расчётам он должен был тогда или умереть, или сгнить ещё месяц назад.
— У тебя проблемы с расчётами, — огрызается Нил. В этот раз его не дёргают и не режут снова — Рико пока что достаточно удовлетворён.
Морияма щурится, окидывая Нила взглядом, и делает шаг ещё ближе. От него пахнет смертью — не гнилью и не порохом, а запахом приближающегося конца. Рико скользит рукой по его плечу, по предплечью и резко дёргает за запястье, всё ещё скованное за спиной. Сквозь сжатые зубы пробивается хриплый стон, когда у Нила почти темнеет в глазах от боли вывернутого сустава.
Рико смотрит на исколотый локтевой сгиб и ухмыляется.
— Вот оно что. Ты поишь его своей кровью, — в его тёмных глазах мерцает почти детский восторг. — Это настолько омерзительно, что я восхищён, — он отпускает его руку, и Нил мрачно смотрит ему в глаза, пока Рико касается его лица, приподнимая голову за подбородок. — Чем вы ещё занимаетесь, м? — он улыбается шире. — Не считаешь, что это попахивает некроф…
Нил дёргается вперёд так резко, что его не успевают остановить — кажется, он даже слышит хруст собственных костей, на которые приходится рывок, когда он стремительно проламывает нос Рико собственным лбом. Тот издаёт почти звериный рык и отшатывается назад, а Нила отшвыривают в угол пустой комнаты.
Он бессознательно считает нацеленные на него стволы.
Кажется, победа всё же за ним.
За три месяца скитаний втроём Эндрю получает ещё два шрама, Нил зарабатывает воспаление лёгких, но всё же справляется с заболеванием благодаря добытым Кевином лекарствам, а вот сам Кевин привычно выходит сухим из воды. Нил каждый раз не понимает, как это происходит — на нём, кажется, вообще ни одного шрама, словно он всё ещё находится в своём защищённом водном городе без всяких угроз нападения живых мертвецов.
Они останавливаются в каком-то заброшенным элитном городке во время очередного осеннего ливня. Убедившись, что в выбранном двухэтажном коттедже нет ни намёка на заражённых, Нил кивает друзьям, которые остаются снаружи, чтобы убедиться, что за ними не проследил никто из людей, и только после этого они проходят следом за ним.
— Ты видишь это? — Эндрю показывает на плазму почти во всю стену. Телевизор очевидно нерабочий из-за отсутствия электричества, в одном месте покоцан мародёрами, но это не отменяет того факт, что когда-то хозяева покупали его по своей воле и за свои деньги. — Это кем надо работать, чтобы жить в таком доме? Я почти уверен, что тут золотые унитазы, если их никто не стащил.
— У меня был такой до эпидемии, — хмыкает Кевин, и Нил с Эндрю поворачиваются в его сторону с максимально осуждающими взглядами. — Чего? Не нужно так смотреть, золотого унитаза у меня не было.
— Он меня бесит, — фыркает Эндрю, и Нил невольно смеётся.
— Тебя все бесят.
— Особенно ты.
Нил дёргает уголком губ в намёке на улыбку, но ничего не это не отвечает.
— Пойду посмотрю, есть ли тут что-нибудь на осень. Кев, глянешь подвал?
— Без шансов, но попробую.
В подвале действительно всё вычищено под ноль, зато на втором этаже находится несколько спален с большими кроватями, которые в этот раз даже не засраны чужой кровью, и наполовину распотрошённый шкаф с одеждой. Нил находит шарф для себя, какой-то тёплый свитер для Эндрю и напоследок кидает в Кевина женским пеньюаром.
Дэй наставляет на Нила пистолет, и в конечном итоге они сторговываются на том, что Кевин на ближайшие три дня освобождён от готовки. Никто не расстроен — готовить он не умеет совершенно, поэтому дни дежурства Кевина всегда воспринимались как разгрузочные дни для желудка.
Нил оставляет Кевина, принявшего решение остаться на первом этаже этой ночью, с Эндрю разбираться с картами, чтобы наметить грядущую дорогу на ближайшие недели, а сам поднимается наверх, чтобы расслабленно рухнуть на кровать. Мышцы от мягкой постели начинает саднить почти сразу же, но это приятная боль, и он прикрывает глаза, чтобы прочувствовать эти ощущения.
Он будет спать этой ночью как никогда крепко.
Нила почти отрубает, когда тихий скрип двери заставляет распахнуть глаза и резко дёрнуться к лежащему рядом пистолету.
— Давай, пристрели меня ещё, — хмыкает спокойно Эндрю, который будто бы совершенно не сомневается в том, что Нил не способен в него выстрелить.
— Будешь так подкрадываться, так и сделаю, — выдыхает Нил, отпуская оружие, и опускается обратно на спину, локтями опираясь о матрас. Эндрю плохо видно в темноте — из-за сумрачной погоды луна полностью скрыта тучами, поэтому черты его лица Нил скорее помнит, чем видит. Он знает каждый шрам на чужом теле, каждую родинку, каждую неровность — узнаёт это с их второй встречи, когда ему приходится обрабатывать израненное тело.
— Мне кажется, ты слишком часто угрожаешь мне.
— Ты первым наставил меня на меня ствол, — напоминает Нил.
— Я флиртовал.
Эндрю касается коленкой края кровати и в одно движение неторопливо надвисает над Нилом. За окном по стеклу бьют капли дождя, а в горле глухо бьётся неровный пульс.
— У тебя плохо получалось, — произносит Нил и почти не слышит своего голоса. В голове приятная тяжесть, хотя он не пил с того самого вечера в бункере, когда им пришлось его всё-таки покинуть.
— Если тебе не понравилось, могу перестать?.. — чуть вопросительно спрашивает Эндрю, склоняясь ниже.
Тёплые губы касаются шеи. Нил почти не осознаёт, как касается руками чужих боков, скользя руками куда-то под края объёмной футболки с чужого плеча, но чётко помнит тот момент, когда притягивает Эндрю к себе, чтобы поцеловать.
— Продолжай.
Планы на эту ночь у Нила меняются быстрее, чем он успевает это понять.
Нила буквально выдёргивают из бессознательного забытья, направляя ему в лицо поток ледяной воды из шланга. Он задыхается, захлёбывается, пока вода приводит его в сознание и смывает кровь со свежих порезов.
Нил машинально дёргается и понимает, что почти не чувствует онемевших рук, за которые его подвешивают посреди пыточной камеры, заставляя оставаться в вертикальном положении.
— Выспался? — сладко спрашивает Рико, когда поток воды останавливается, и Нил кашляет, пытаясь вспомнить, что происходило в последние часы. В голове шумит, раны разрывает от боли, и, облизывая губы, Нил осознаёт, что вода солёная. Или это кровь в его рту от прокушенных щёк? — Пока ты спал, я кое-кого пригласил. Поздороваешься?
Нил не хочет поднимать взгляд, потому что догадывается, кого увидит, но всё равно поднимает.
Эндрю находится на цепи в углу комнаты, как какой-то пёс. Его руки не скованы, и, пусть на его голове всё ещё надет намордник, становится ясно, что Рико чётко осознаёт, насколько хватит длины цепи.
Во взгляде мутно-белых глаз столько отчаянной ярости, что Нилу на мгновение кажется, что Эндрю уже утратил свою человечность.
— Ты даже не представляешь, что тебя ждёт, — почти рычит он, переводя взгляд с Нила на Рико, и это не пустой блеф — Эндрю угрожает, обещает, предупреждает. Его голос звучит всё менее чётко — от перенапряжения он изнашивает органы, которые берёг до этого. Если бы Нил не знал, что Эндрю заражён, то подумал бы, что он кричал.
Возможно, действительно так оно и было.
— Согласен, даже моей фантазии на это не хватает, — смеётся Рико, и его голос едва слышен через шум крови в ушах. — Зато знаешь, что я смог придумать даже со своими скудными умениями? — он проходит в опасной близости от Эндрю, и тот ведётся, дёргаясь вперёд. Оковы сдирают кусок мёртвой кожи, обнажая мясо на лодыжке, но до Рико достать не удаётся. — Я могу оставить вас двоих наедине. Вы же этого хотели, да?
— Пошёл нахуй, — рыкает Эндрю, но Рико лишь улыбается и продолжает:
— Я могу оставить вас наедине в одной комнате. Вам хватит… нескольких дней, возможно? — он задумчиво обводит Эндрю взглядом, прицениваясь. — Да, пожалуй, хватит. Несколько дней — и от твоего мозга останется лишь гнилостная вонючая жижа. Ты больше не сможешь контролировать себя, а ты, — Рико оборачивается на Нила, — окажешься сожранным заживо. Мне казалось, ты ради этого его и подкармливал всё это время, нет? У всех свои фетиши, не смущайся, — подмигивает Рико.
Ненависть, которую Нил испытывает к этому человеку, прожигает его изнутри. Она рождается не сегодня — гораздо раньше, — но последние часы разжигают её до пылающего костра в его светлых глазах в окружении алых капилляров. Эта ненависть причиняет куда больше боли, чем оставленные на его теле раны, но лишь одна мысль помогает Нилу держаться. Он криво ухмыляется, словно не висит подвешенным к потолку в полусознательном состоянии.
— Смеёшься? — ласково произносит Рико и оглядывается куда-то в сторону. — Давай.
Один из стоящих у стены людей в масках делает шаг вперёд и направляется к Эндрю. Тот почти по-животному припадает к бетонному полу, вызывая всё больше ассоциаций со зверем, но второй мужчина прижимает его голову к полу палкой с раздвоенным концом, словно отлавливает дикого пса. Эндрю дёргается резко, стремительно, но человек рядом с ним присаживается почти спокойно и набирает в шприц густую тёмную жижу, которая заменяет заражённым кровь в венах. Она не течёт, не гоняется по сосудам — просто стоит внутри мёртвых тел, продолжая непрерывно гнить.
До Эндрю, кажется, доходит сразу, но Нил понимает, что задумал Рико, только когда человек со шприцом, наполненным гнилой кровью, подходит к нему.
— Ты не посмеешь, — бледнеет Нил. Его словно снова окатывает ледяной водой, потому что дрожь проходится по телу болезненной судорогой. Его сковывает ужас, когда чужая рука в перчатке касается его обнажённого изрезанного бока.
— Я хочу для вас только лучшего, — усмехается Рико. — Даже не стану убивать вас, а отпущу вдвоём на волю, когда вы оба истлеете до должного состояния. Будете бегать по миру за ручку, греметь костями и грызть людей, пока вам не снесёт голову чья-нибудь боевая секира. Довольно романтично, не находите?..
Голос Рико становится всё менее чётким, Нил почти отключается, но чужая рука резко бьёт его наотмашь по лицу, не позволяя потерять сознание.
Нил фокусирует взгляд на шприце, в его глазах двоится и…
В его глазах не двоится. В руках человека, который должен вколоть ему кровь Эндрю, находится два шприца, в одном из котором жидкость куда более жидкая, но столь же чёрная, как и в другом. «Лишний» шприц исчезает сразу же и, кидая взгляд в нескрытые маской глаза напротив, Нил с трудом вспоминает, как дышать.
Кевин Дэй вкалывает ему фальшивую кровь и отходит обратно в строй.
— Тебе не кажется, что Кевин какой-то… странный? — спрашивает Нил, когда они выдвигаются на очередную вылазку. Кевин копается в заброшенной аптеке, выбирая из скудного ассортимента то, что им действительно может пригодиться, пока Эндрю учит его размахивать секирой, игнорируя ироничные замечания о том, что они похожи на классических гномов из фэнтези, которые ещё не успели отрастить бороду.
— Все мажоры такие, — хмыкает Эндрю, разворачивая его плечо, чтобы продемонстрировать правильную стойку для замаха. Его пальцы касаются Нила бережно, аккуратно, вызывая мелкие мурашки по спине. — Тебя смущает что-то конкретное?
Нил неопределённо пожимает плечами и, убедившись, что Эндрю отошёл, делает на пробу замах, представляя перед собой заражённого.
— Он слишком доверяет нам, — ещё один взмах. — Вот когда ты мне начал доверять?
— С первого взгляда.
Нил опускает руки, в которых зажимает рукоятку, и оглядывается на Эндрю с крайним осуждением в глазах. Тот лишь усмехается в ответ.
— Он как будто… не знаю, — Нил снова встаёт в стойку и делает оборот вокруг себя, рубящим рывком рассекая воздух. — Как будто знает нас? Откуда он знает, что нам можно верить?
Эндрю тормозит его, придерживая за предплечье, опускает излишне задранный локоть ниже.
— Вот так. Давай ещё раз, — командует, отходя на пару шагов назад. — Мне кажется, он просто такой же, как и мы.
— Больной?
— Уставший, — поправляет Эндрю, но всё равно хмыкает, потому что оба утверждения здесь истинны. — А ещё у него есть какая-то цель и ему нужны люди. Больные мы ему идеально подходим.
— Вот это мне и не нравится, — ворчливо отзывается Нил, снова опуская оружие после серии ударов по невидимой мишени. — С чего мы должны… Блять, Кев! — вскрикивает он, в последний момент останавливаясь от замаха, в котором чуть не рассекает плечо подошедшего товарища.
Кевин будто бы ничуть не пугается риска остаться без одной конечности и показывает большой палец вверх Эндрю.
— У него отличная техника. Ты поставил или он талант?
— Совместная работа, — смешливо щурится Эндрю. — Нашёл обезбол?
Кевин демонстрирует полный рюкзак, но качает головой.
— Весь начисто смели. Но отыскал кое-каких антибиотиков на случай очередного воспаления, пока вы меня тут обсуждали, — не скрывает он того, что успел услышать часть разговора. — Могли бы спросить напрямую.
— И ты бы ответил? — с сомнением спрашивает Нил, потому что сам он ни за что не стал бы говорить о том, о чём не захотел бы рассказать сам, без чужих подначиваний со стороны. — Ты же не просто так молчишь об этом уже столько времени.
Кевин щелкает зажигалкой, прикуривая скрученную ранее самокрутку с табаком. Взгляд его становится чуть более рассеянным, словно он примеряется, что можно озвучить, а о чём стоит умолчать.
— Есть один ублюдок, который убил моих друзей, — говорит он спустя пару минут. Нил с Эндрю не торопят его, слушают тихо, не задают лишних вопросов. — Мне приходилось работать на него — армия направила нас к нему в качестве подложных крыс. Мы знали, конечно, что он играет грязно, но… — Кевин усмехается, но в этой гримасе чувствуется подавляемая боль. — Не все были готовы работать в таких условиях, а Рико не собирался отпускать никого из нас.
— Рико? — спрашивает Эндрю, чуть хмурясь, словно слышит это имя не впервые.
— Рико Морияма, — отвечает Кевин, и Нил с Эндрю молча переглядываются.
Эта фамилия им знакома — именно разведчики из Эвермора оставляют Эндрю умирать на обочине прошлым летом.
Их снова разделяют — Эндрю оставляют в пыточной, а вот Нила уводят в подвал с низким потолком и влажными стенами. Здесь совсем нет света и из-за отсутствия окон он вовсе теряет ход времени.
Его больше не сковывают, оставляя руки свободными и, когда онемение сходит, Нил понимает, что у него сломано ещё и запястье. Его повреждения не так критичны, как ему казалось поначалу, потому что в тот момент, когда его снимают с подвешенных цепей, заставляя кулем рухнуть на пол, он совершенно не чувствует рук и почти уверен, что они больше не смогут функционировать.
Конечности дают знать о себе, когда онемение проходит, и он почти скучает по тому моменту, когда не чувствовал этой боли.
Время течёт неспешно, медленно, Нил не понимает, как долго он здесь находится. Он пытается считать минуты, но быстро сбивается со счёта и в какой-то момент ему кажется, что он здесь уже несколько месяцев, хотя по факту проходит не более нескольких часов.
От кровопотери Нил становится слабым, необработанные раны воспаляются, сломанная рука болит просто до невозможности, а Нил беззвучно сидит, стараясь выравнивать собственное дыхание, потому что ему нельзя поддаваться панике. Не здесь, не сейчас.
Не тогда, когда Кевин помог ему, позволив понять, что всё находится под контролем.
Кевин появляется, кажется, на следующий день — возможно, проходит уже несколько дней или даже неделя, Нил не уверен ни в чём.
— Нил… — негромко окликает его знакомый голос. Он не сдвигается с места, лишь переводя взгляд на яркое пятно от фонаря, который Кевин направляет на него. Это первый свет, который Нил видит с того момента, как оказался здесь, и глаза рефлекторно прищуриваются. Кевин понятливо опускает свет ниже, засвечивая окровавленные руки.
— Как Эндрю? — тишина после заданного вопроса рвёт нервы. — Кевин, я задал вопрос.
— Плохо, — тихо отзывается Дэй, и Нил знает этот тон — так говорят, когда не хотят рассказывать, насколько всё кошмарно в действительности. — Помощь уже близко. Я связывался с отцом, он готов прислать армию, чтобы…
— Я не умею ждать, — Нил резок, он почти выкрикивает эти слова, не боясь, что его услышат. Он слишком слаб, поэтому у него не получается повысить голос так громко, как ему хочется, но Кевин всё равно вздрагивает. По нему видно, что он не был готов видеть друзей в таком состоянии.
— Вам не стоило приходить сюда, — говорит он хрипло.
— Я не мог больше ждать, когда ты примешь меры, — дрожащим голосом отвечает Нил. Его трясёт — то ли от полученных травм, то ли от холода, то ли от гнева. — Понимаешь, Кев? В этой мести нет никакого смысла, если Эндрю не увидит её, у нас не оставалось времени, я должен был…
— Почему ты так нетерпелив? — судя по звуку, Кевин сжимает пальцы на решётке. Ему больно, каждое слово раскрывает открытую рану на его сердце. Кожа Кевина Дэя чиста, но его душа изорвана в клочья уже слишком давно.
Нил тихо смеётся в ответ.
— Тебя не было там тогда, — он сглатывает солёный сгусток слёз, крови и желчи. — Ты не знаешь, что произошло. Если бы ты был тогда с нами, не задавал бы таких глупых вопросов.
Они не находят Рико, не нападают с огромной армией на зону Эвермор и не застают клан Морияма врасплох — Рико выходит на них сам.
Первый месяц зимы заставляет их оставаться в убежище, потому что улицы захватывают заражённые, процесс гниения которых приостанавливается при более низких температурах. Их много, слишком много — Нил и Эндрю оказываются запертыми на крыше одного из разгромленных супермаркетов, когда впервые за последний год выбираются на вылазку вдвоём. Они ни за что не стали бы рисковать так сильно, если бы голод не вынудил их выйти из бункера и отправиться в ближайший город за провизией.
Без Кевина их внимание слишком расфокусировано, потому что они привыкают выживать втроём, но Дэй сейчас слишком далеко — на него выходит отец и вызывает к себе на ближайший военный объект, чтобы предоставить отчёт по проделанной работе на Морияма и сведениям, которые удалось добыть.
— Наверх! — едва ли не срывает голос Эндрю, снося голову очередному заражённому, и это звучало бы глупо, ведь они оба понимают, что с крыши нет выхода, но толпы мертвецов за стенами супермаркета дают понять, что выбора у них нет. Нил кидается по лестнице, с верхней площадки отстреливая тех, кто почти успевает дотянуться до Эндрю. Тот нагоняет его спустя десяток секунд и они врываются на плоскую крышу супермаркета, тут же подпирая дверь так кстати стоящим совсем рядом стулом. Те мертвецы, мозг которых уже перестаёт функционировать, слишком глупы — они никогда не додумаются выбить дверь.
— Откуда они взялись? — Нил смотрит с края крыши вниз, считая заражжённых. Десяток, два, три… Даже для города это было слишком много — их не было здесь в таком количестве ещё буквально в тот момент, когда они решали зайти в этот супермаркет, который имел высокий риск того, чтобы стать их последним пристанищем.
— Я не знаю, — мрачно отвечает Эндрю. Им обоим кажется, что они взялись из ниоткуда — десять минут улицы полностью пустовали.
Звук мотора настигает их столь же неожиданно, и Нил неверяще переводит взгляд на подкативший к дверям супермаркета внушительный внедорожник. Он не видел автомобилей не ходу уже, кажется, несколько лет.
На крыше автомобиля в люке стоит незнакомый азиат, в руках которого находится гранатомёт, который чем-то похож на гранатомёт Кевина, и Нил с Эндрю резко пригибаются к крыше. Сталкиваться с людьми не менее опасно, чем с заражёнными, поэтому если у них есть остаться незамеченными своими внезапными спасителями, то так тому и быть.
Если бы Нил знал тогда, кто именно находится перед ним, то выстрелил с крыши в него прямо в тот самый момент.
— Закрой уши, Грейсон, — слышится насмешливый голос и уже в следующую секунду закрыть уши приходится и Нилу с Эндрю, потому что на всю округу разносится оглушительный грохот. Нил опасается, что здание рухнет вместе с ними, но оно стоит даже когда взрывы разносятся уже под их ногами, а после ближе, выше, совсем рядом…
Дверь разрывает с очередным грохотом.
— Кто тут у нас? — усмехается незнакомец, и интуиция Нила почти истерически вопит о том, что им нужно бежать. Куда угодно, как угодно, хоть прыгать с крыши, хоть куда — оставаться рядом с этим человеком им категорически нельзя. Он наставляет на него пистолет, но тот будто бы игнорируется им. — Неужели в этот раз охота прошла успешно и наши питомцы нашли хоть кого-то?..
Нил ещё не знает на тот момент, что для жителей Эвермора охота на людей ради забавы — обычное развлечение, но сказанных слов хватает для того, чтобы решительно загородить Эндрю собой.
— Нил, — шипит он за спиной, но этого недостаточно, чтобы сдвинуть его с места — Нил замечает масляный взгляд второго человека за спиной азиата.
— Мы знакомы с ним, — произносит тот, которого называли Грейсоном.
— С которым? — произносит второй почти лениво, и Грейсон кивает на Эндрю.
— Вон тот. Ты велел тогда оставить его на трассе, чтобы не везти падаль домой.
Чужие губы расплываются в улыбке, словно это не охота, а долгожданная встреча старых друзей. Нил с нарастающей тошнотой осознаёт, что перед ним находится Рико Морияма, и он бы с куда большим удовольствием предпочёл бы остаться наедине с целой стаей заражённых. Он не может выстрелить, потому что на него и Эндрю нацелены не только гранатомёт Рико, но и пистолет Грейсона.
Нил не успевает понять, когда последний выстреливает, но зато чувствует, как руки резко слабеют. Он почти нажимает на курок, но его палец соскальзывает и пуля бьёт куда-то в пол, рикошетя в воздух. В пистолете Грейсона не пули, а дротики с парализатором, и Нил мешком заваливается на бетонное покрытие крыши.
— Только посмей его хоть пальцем тронуть, — доносится голос Эндрю будто бы через слой ваты в ушах. Кажется, в него тоже стреляют — Нил плохо осознаёт реальность, потому что в глазах становится темнее с каждой секундой, но он почти уверен, что Эндрю падает рядом с ним.
— Это слишком скучно, — смеётся Рико. — Я просто сделаю так, чтобы твой самоотверженный товарищ уж точно не забыл день нашей встречи. Грейсон, поможешь мне скинуть нашего живучего друга? Кажется, у него неплохо получается выживать, поэтому считаю, что неплохо будет смотреться в другой роли… Если ему, конечно повезёт.
Нил вырывается из глухого, какого-то болезненного кошмара, и распахивает глаза. Он всё ещё находится на крыше и подскакивает на месте, почти бешеным взглядом уставившись на открытую дверь, но за ней больше нет заражённых. Голова гудит, во всех конечностях тупая слабость, и он разминает руки, а только после этого замечает на запястье небольшой воткнутый дротик.
Нил отшвыривает его в сторону, чувствуя, как сбивается дыхание, и обводит взглядом крышу. Ни Рико, ни Грейсона здесь больше нет, зато в самом углу крыши он замечает Эндрю. Тот забивается туда, словно загнанный зверь, его тело в кровавых ошмётках, но он жив — это видно по трясущимся руками и его зажатой позе. Пальцы Эндрю вцеплены в светлые пряди, словно он хочет выдрать их.
— Эндрю… — тихо окликает Нил, делая шаг к нему, и вздрагивает, когда на него вскидывает чужой, незнакомый взгляд белёсых мёртвых глаз, затянутых плёнкой. Кажется, Нил отшатывается в сторону.
— Не прикасайся! — почти истерически выкрикивает Эндрю, и Нила прошибает холодным потом от страха в его голосе. — Ты должен… — тише добавляет он, — должен убить меня.
— Нет, — Нил не уверен, слышит ли его Эндрю, но тот смотрит на него затравленно, почти умоляя добить его, снести голову прямо здесь и сейчас, пока ещё не стало слишком поздно.
— Хочешь стать таким же? Могу устроить тебе это прямо сейчас, — цедит Эндрю, но Нил лишь молча опускается перед ним на корточки. — Не подходи, — предупреждающе вскидывает он взгляд. — Если не собираешься убивать меня, не приближайся.
Нила почти мутит от страха и осознания того, что произошло, пока он был без сознания. Он не хочет знать, сколько внизу было мертвяков и как долго они впивались зубами в парализованное тело Эндрю, пока не осознали, что он тоже заражён и его кровь больше не так вкусна. Не хочет думать, о том, что он чувствовал, когда не мог даже пошевелиться, пока от него отрывали куски плоти.
Не хочет представлять о том, что его ждёт дальше.
— Попробуй остановить меня, — произносит Нил.
Он не боится Эндрю. Он боится того, что с ними будет, если они лишатся друг друга прямо сейчас.
Перед уходом Кевин оставляет решётку открытой и делится с ним оружием. Нила не проверяют, потому что все уверены, что он уже заражён, поэтому он долго и методично разминает собственные руки, прежде чем окончательно убедиться, что одна из них способна функционировать, а это значит, что он не зря тренировался всё это время стрелять другой рукой.
Он дожидается ровно до того момента, когда в Эверморе поднимается тревога от нападения армии — Кевин предупреждает его о том, что если он хочет избавиться от Рико, то следует действовать со всеми заодно. Нил не согласен с методами армии, которые собираются отдать Морияму под трибунал, потому что это всё — слишком просто для него. Это не было достойным наказанием для человека, угробившего столько жизней, тюрьма была для него слишком мягкой мерой. Нил был почти наверняка уверен в том, что Рико ожидал и такого исхода и подготовил себе за решёткой надёжных людей.
Нил двигается на чистом адреналине, наверняка оставляя после себя кровавые следы, но ему плевать — он идёт туда, куда Кевин настрого запретил ему направляться из-за того, что это было слишком опасно. Этот коридор пустует, потому что здесь только лишь заражённные, но Рико — не тот человек, который их боится, и Нил знает, что кто-то вроде него может пойти только туда, куда остальные в здравом рассудке не тронутся. Нил сталкивается взглядом с Рико через весь коридор, и тот уже кидается обратно, когда палец спускает курок.
Рико Морияма скрывается за поворотом, думая, что отделался слишком легко.
Нил, который ещё в камере смазывает дротик кровью Эндрю, так не считает.
***
— Тебе не нужно видеть его в таком состоянии, — голос Кевина категоричен и не принимает возражений, но Нилу плевать — он вырывает капельницу из рук сразу же, как только приходит в себя.
Сразу после захвата Эвермора в него вкалывают без разрешения столько снотворного, что в себя он приходит только через несколько дней. Несколько дней были непозволительны в его положении, и Нила охватывает паника, когда он вскакивает с больничной кушетки.
Именно в таком состоянии его и застаёт Кевин, пришедший в палату проверить друга.
— Ты не запретишь мне, — дёргается Нил, но Кевин держит его слишком легко, стараясь не задевать гипс на сломанной руке. Неудивительно — Кевин, в отличие от него, последние несколько дней не находился без сознания, а контролировал состояние спасённых пленников Эвермора в больнице Пальметто при военном объекте.
Единственное, что нужно Нилу сейчас — увидеть Эндрю.
— Он не тот, кем был раньше, — произносит Кевин, и Нил смотрит на него со злобной болью.
— Действительно? Это я был с ним всё это время с момента заражения, так что не тебе мне об этом говорить, Кевин Дэй. Не тебе лишать меня возможности попрощаться с ним.
Кевин опускает руки и Нил, больше не сдерживаемый, бросается к двери.
Он не знает, где находится, место совершенно незнакомое. Не помнит, как его сюда везли, не знает людей, которые в ужасе отшатываются от него в коридорах, потому что Нил выглядит так, словно его несколько раз переехал каток. Он врывается во все палаты подряд, но находит, кого ищет, лишь в последней.
Эндрю стоит к нему боком, на нём белый халат, и Нил даже не сразу замечает, что именно с ним не так, как и не замечает изуродованного живого мертвеца на цепи подле него.
Нил делает пару шагов вперёд, но назойливый звоночек интуиции даёт понять, что что-то не так.
Эндрю поворачивает голову, и Нил сталкивается с абсолютно спокойным и ясным взглядом карих глаз.
Чужих глаз.
— Нил, значит? — спрашивает до невозможности знакомый голос с незнакомыми отстранёнными интонациями. — Кевин рассказывал мне про тебя. Меня зовут Аарон Миньярд, и мне жаль, что мы познакомились именно при таких обстоятельствах.
Нил смотрит на человека, который выглядит точь в точь как Эндрю в те времена, когда ещё не был мёртв, и даже не замечает, как его собственные руки трясёт крупной дрожью. Он переводит взгляд на живого мертвеца на цепи и медленно делает шаг к нему.
— Не стоит, — мягко произносит Аарон. — Ты же знаешь, что это опасно?
У Нила бесконечно много вопросов, но ответ на этот он знает также чётко, как и своё собственное имя.
— Оставь нас.
Аарон не сопротивляется и молча выходит из палаты, прикрывая за собой дверь, а Нил сокращает расстояние и молча опускается на колени рядом с Эндрю.
В безэмоциональном пустом взгляде не остаётся даже той малой доли человечности, которую всё ещё можно было заметить в последний месяц. Он будто бы даже не смотрит, не шевелится, не дышит — просто существует, и когда Нил дотрагивается до его единственной уцелевшей щеки, не дёргается, как раньше.
— Мне… — открывает он рот, и его голос слышится едва различимо из-за булькающих хрипов, — позволили уйти.
Нил не отвечает, и его пальцы дрожат на лице Эндрю.
— Когда?
— Завтра утром, — отвечает Эндрю и касается пальцами его влажной щеки. — Всё в порядке, помнишь?
У Нила нет сил спорить, и он молча кивает в ответ.
***
Нил прикуривает уже третью сигарету на крыше больничного корпуса, когда к нему присоединяется Кевин. Крыши Нил с некоторых пор ненавидит, но не готов говорить об этом, потому что борется со своими собственными страхами, а потому целенаправленно идёт на последний этаж.
Это оказывается не так страшно — он приходит сюда вечером, когда солнце уверенно близится к горизонту, окрашивая облака в оранжево-алые оттенки.
— Ты уже видел Аарона? — Кевин опирается рядом о перила, тоже устремляя взгляд на солнце.
Нил кивает.
— Давно вы знакомы?
— С начала эпидемии, — Кевин забирает протянутую сигарету и прикуривает её своей зажигалкой. — Когда я увидел тогда впервые вас с Эндрю, подумал, что у меня галлюцинации. Я знал, что Аарон из детского дома, но это уже что-то в духе бразильского сериала.
— Ты же у нас главный герой, — беззлобно отзывается Нил, не отрывая взгляда от горизонта. Что он собирается там разглядеть?.. — Он ушёл, — произносит тихо. Ему не нужно произносить имя, чтобы Кевин понял, про кого идёт речь. — Сегодня утром.
Кевин выдыхает дым и опускает голову. Сглатывает и через силу выдавливает:
— Его стоило убить. Это слишком жестоко.
Нил смотрит на тлеющую сигарету в подрагивающих пальцах.
— Это его выбор.
Если бы он был на его месте, то, скорее всего, поступил бы точно также — слишком уж они были похожи.
Кевин уходит спустя несколько минут, понимая, что Нил хочет остаться один, а сам он возвращает взгляд куда-то к горизонту, которого уже касается солнце.
У них изначально не было никаких шансов — этот мир был слишком жесток, чтобы дарить им спокойную жизнь, — но если бы у Нила была возможность вернуться в прошлое и не спасать тогда Эндрю, он бы всё равно поступил точно так же.
Нил бросает истлевший до фильтра окурок и уходит с крыши, когда солнце полностью скрывается за краем земли.
Вести о новой вакцине, способной обратить процесс заражения, доходят до Пальметто на следующий день.
Примечания:
если вы дочитали до этого момента и выжили, всем спасибо.