Невосполнимая утрата

— Да прекращай уже пить, ёперный бабай! Уже битый час Юу Широяма, более известный как Аой, пытался выхватить из рук согруппника бутылку водки. Уруха пил не просыхая уже четвёртые сутки, и его состояние могло пагубно сказаться не только на деятельности оставшихся членов группы, но и на его собственном здоровье. — Аой, я не знаю, что делать дальше! — Койю плакал навзрыд, — Это я во всём виноват, я! — Дурак совсем! — Широяма плюнул, — Ну в чем, скажи, пожалуйста, ты виноват? — Я не смог ему помочь! Видел же, что дело плохо, и всё равно! А он и сам не хотел! И тут Аой вспомнил… 10 января 2024 года. Никто из Газеттов не мог сходить по малой нужде вот уже полчаса. — Ну чего он так долго? — возмутился Кай, — Мы вообще-то тоже хотим! — И правда, Рейта никогда так долго не засиживался… — Хватит! — не вытерпел Уруха, — Сейчас схожу, узнаю, в чем дело… Уже на пороге Койю ощутил какое-то странное беспокойство. Как ни пытался лид-гитарист отмести это чувство, оно не спешило уходить. И, как оказалось, не просто так. — Акира, — позвал друга Уруха, — Ты здесь? Никакого ответа, только странный сдавленный звук из кабинки. Койю забеспокоился ещё сильнее. — Акира, тебе плохо? Молчание. Такашима, недолго думая, рванул дверь и увидел басиста, обнимающего белого друга. — Ерунда, Койю, — слабо ответил он, — Просто давно не тренировался… — Боже мой! — Уруха подошёл ближе, — В больницу тебе нужно, здорового человека после тренировки не рвёт… — Койю, мать твою! Я здоров как бык, просто перенапрягся… Оххх, как плохо… — почувствовав очередной приступ рвоты, Рейта снова склонился над белым другом. Койю чувствовал, как у него защемило в груди, и просто погладил друга по выбеленным волосам. — Проблюйся пока… Вся эта гадость и шлак выйдет, и тебе станет легче… — знал бы Такашима, как он не прав! — Давай, я тебя подержу! Рейте стало легче только через час. Койю отвёл его в помещение для отдыха, уложил на диван и открыл окно. — Тебе после такого приступа нужен свежий воздух и покой, — Уруха сел на край дивана и, увидев проступивший на лбу Акиры пот, достал из кармана платок и стёр крупные капли, — просто подыши, и всё пройдёт. А как придёшь в себя — скажи Каю, что репетировать не в состоянии, уверен, он тебя отпустит. — Кай меня убьёт, — слабо проговорил Рейта, закрывая глаза. — Не бойся, он поймёт… Эй, ты чего это? — Койю заметно напрягся. — Спать хочется… — Давай, ложись поудобнее, — Уруха прикрыл басиста пледом, — Окно закрыть, или тебе тепло? — Да нормально… — Хорошо, поспи пока, я сам Каю скажу. Надеюсь, он орать не будет. Да только хрен Такашима угадал. Стоило ему только пройти в помещение для репетиций, как на него налетел рассерженный Ютака: — Явился! Пошёл за Рейтой и пропал! Да мы за этот час все дела бы переделали! Гитару и бас пора записывать! И где Акира, мать его в кедах?! Всё так же на белом друге восседает? Аой и Руки булькают уже! — Юта, Рейте плохо. Его рвало полтора часа. Слова Койю отрезвили драммера. Он успокоился и спросил: — Боже! А нам почему не сказал? — Да не в состоянии был, так его рвало… — Он ещё здесь? — Да. Он спит в комнате отдыха. Кай вылетел из репетиционной со скоростью пули. Руки, Аой и Уруха еле за ним поспевали. Драммера они застали уже в комнате отдыха, сидящим на краю дивана. — Дурачок! Ну что ж ты молчал-то? — Ютака поглаживал басиста по влажным волосам, — Неужели думал, что я вас тут буду до потери пульса мучить? Да я бы сразу отпустил тебя домой! — Кай, не буди его, пусть отдохнёт, — шепнул Руки, — Говори потише! Аой отозвал Уруху в сторону и сказал: — Кажется, у него опять началось… — Это уже не первый такой приступ. Я как-то застал его за белым другом, когда пришёл в гости, и рвота длилась полчаса. — К врачу ему надо. Если сам не пойдёт — силком поведи, ты его друг с детства, тебя он послушает сто процентов! — Ты что, Рейту плохо знаешь? Да он даже под дулом пистолета не согласится обследоваться! Даже если будет умирать! — ох, лучше бы Койю этого не говорил! — Придумай что-нибудь! Я знаю, ты сможешь на него повлиять. На месяц рвота отстала от басиста, и он вроде бы вернулся к нормальной жизни. Но от взглядов согруппников не ускользнуло то, что Акира заметно убавил в весе и ему стало тяжело держать в руках бас, хотя он и хорохорился, делая вид, что всё как обычно. Но уже в марте приступы вернулись, и всё чаще басист стал жаловаться на то, что ему холодно без всяких видимых причин. У Койю при этих словах сжималось сердце, он всячески уговаривал Рейту сходить к врачу, но это было бесполезно: Акира ни в какую не соглашался. В середине апреля уже стало ясно, что дело принимает необратимый поворот и всё совсем плохо. Рейта уже не вставал с постели, сил не было ни на что. Позвав Уруху, он слабо произнёс: — Койю… брат… У меня к тебе просьба… — Да, конечно, всё что угодно, — по лицу Такашимы катились слезы. — Сам я… уже… не в состоянии… но ты… вполне способен… кое-что написать… в моём твиттере… Это мои последние слова… — Нет, не говори так! — Койю срывался на крик. — Я молюсь… чтобы The Gazette… существовали вечно… — басист медленно проваливался в сон. На часах было около 3-х ночи. Разбудить его на следующий день у Койю уже не получилось… Уруха продолжал рыдать, уткнувшись в грудь Аоя. Тот сменил гнев на милость и как мог попытался успокоить согруппника. — Поплачь, Койю-сан. Боль скоро утихнет, время лечит. Ты ни в чем не виноват, ты сделал всё, что мог, не опустошай себя. Рейта сейчас смотрит на тебя, такого разбитого, зареванного и пьяного, и ему тоже больно. Всё, что мы можем сделать сейчас — продолжать деятельность группы, такова была его последняя воля. Казалось, слова Аоя возымели эффект, и Уруха успокоился и перестал прикладываться к бутылке. И вскоре было решено провести майский мемориальный концерт. Ибо нарушить последнюю волю ушедшего — последнее дело.