Сбывшаяся мечта

      Пан не мог поверить, что всё происходящее — не сон. Он незаметно, но сильно щипал себя за руку, пока они ехали в отель (было больно), потом снова и снова, пока они заселялись в номер, касался Ачи, словно боясь, что тот растворится в воздухе.       И только когда Ачи навис над ним на кровати, глядя своими невозможными глазами, казалось, в самую душу, Пан, наконец, убедился в реальности происходящего. В невыносимо прекрасной реальности, которая была лучше всех снов, ранее ему приснившихся.       Первый поцелуй у моря заставил Пана волноваться — а вдруг Пи’Ачи не понравилось? Он ведь весь такой… Пан не мог подобрать слова. «Самый красивый, самый милый, желанный. Лучший». И разве такой, как Пан, может быть ему парой?       Пан думал об этом, пока они ехали в отель, украдкой поглядывая на точёный профиль Ачи, на его тонкие, но сильные пальцы, на его спокойную улыбку, не зная, что Ачи волновался не меньше — его никто никогда не любил такой любовью, от него ни у кого не горели глаза и в сердце не взрывались фейерверки, он ведь совершенно обычный, а Пан, казалось, готов на него молиться. Это пугало. А вдруг он не сможет соответствовать тому Ачи, которого так любит Пан? Нужно, наверное, поговорить об этом до того, как они…       Но вот и отель. Время припарковать машину и заселиться в номер. Момент для разговора был упущен, и Ачи решил пусть будет так, как будет. Он хотел попробовать быть с Паном, хотел купаться в его любви, хотел видеть его горящие глаза. Он хотел Пана. И был уверен, что это взаимно.       И сейчас, глядя в глаза Пана, подёрнутые дымкой желания и волнения, Ачи знал, что никто не хотел его так сильно, как Пан. Нет, он не сравнивал, не с кем было, он просто знал, что это так.       Пан, словно не веря своему счастью, касался его так бережно, Ачи чувствовал, как дрожали его пальцы.              Их второй поцелуй вызвал приятное томление в груди, словно там разлилось что-то тёплое. Ачи не сдержал прерывистого вздоха, когда они с Паном освободились от одежды. Пан, казалось, дышал через раз, и выглядел таким просящим, но одновременно таким невинным в своём желании. Его взгляд вселял в Ачи невероятное чувство — что он самый важный человек в мире в эти минуты. Невозможно было не ответить на такое. Ачи чувствовал себя переполненным чем-то горячим, от его сердца расходились волны желания, заставляя подрагивать пальцы и губы.       Он прильнул к губам Пана в ласковом поцелуе. Они всё ещё пробовали друг друга на вкус, изучали, присматривались телами. Ачи устроился на бёдрах Пана. Так ему было удобно выцеловывать его шею и грудь, отчего Пан не мог сдержать стонов, хотя и пытался. Это казалось Ачи невероятно милым, но вместе с тем и соблазнительным.       Несколькими минутами ранее они, не сговариваясь, не позволили друг другу принять душ, но сейчас об этом никто не жалел. Ачи кружил голову горячий мужской запах Пана, когда он касался губами его чуть солоноватой шеи, ероша волосы на затылке. Этот запах отключал самоконтроль Ачи, заставляя всё сильнее льнуть к телу Пана, которое уже давно и открыто реагировало на это.       — Пан, ты можешь не сдерживать себя, — проговорил Ачи, приподнимаясь навстречу, когда Пан мягко перевернул его на спину. Пан на миг растерялся, но игривая улыбка Ачи стала ему зелёным светом.              — Правда можно? — всё ещё с волнением спросил он, ведя своей большой ладонью по телу Ачи от шеи, по груди и ниже.       — Да, — выдохнул Ачи, выгибаясь под лаской, — представь, что ты во сне, где можно всё, что захочешь, — проговорил он возле самых губ Пана, обняв его за шею.       — Пи’Ачи, ты лучше любого сна, — с обожанием сообщил Пан, сильно прижав к себе гибкое тело Ачи, вырвав этим стон от неожиданности и приятности момента.       — Пи’Ачи, я перестарался? Тебе больно?       — Нет, нет, — улыбаясь, покачал головой Ачи, — не бойся, ты не можешь навредить мне.       И Пан не нашёл, что ответить, и просто улыбался и смотрел в большие и чистые глаза Пи’Ачи, сияющие светом солнца.       Но совсем скоро улыбки сменились поцелуями, которые становились всё горячее. Их тела притягивались словно магниты, как два фрагмента паззла, идеально подходящие друг другу.       Пан всё ещё был немного напряжён, для них обоих всё это было в первый раз, поэтому никто толком не знал, как делать лучше, чтобы понравилось, чтобы было хорошо, их вели голые инстинкты. И любовь. Под едва различимый шёпот которой Ачи услышал, что Пан что-то спросил.       — Что ты говоришь? — Ачи уже был готов отдаться самой смелой ласке от Пана, поэтому голос плохо слушался его.       — Пи’Ачи, могу я?.. — и Пан неуверенно провёл пальцами по бедру Ачи, его щёки горели от смущения, а дыхание было тяжёлым от желания обладать.       Ачи удивился такому вопросу, неужели не было очевидно, кто сегодня будет править балом? Ему казалось, что то, что он лежал на спине, покорно и с удовольствием принимая ласки Пана, позволяя ему касаться своего тела в самых сокровенных местах, уже само по себе означало согласие на продолжение в таком сценарии.       Но это же его Пан, для которого самое главное, чтобы Ачи был доволен.       — Тебе не нужно спрашивать, — прикрыв глаза, ответил Ачи, ещё больше разведя колени в стороны, без слов призывая Пана продолжать.       И тут же почувствовал влажные губы и горячее дыхание Пана на внутренней стороне бедра. Эти касания вперемешку с отрывистыми стонами Пана сводили с ума своей несдержанностью и горячностью, ещё больше разжигая внутри желание отдаться.       — Пи’Ачи, только у меня с собой ничего нет, — слова были сказаны с сожалением, — я же не знал, что мы так быстро…       Ачи тоже не знал, что так будет, не загадывал, не планировал. Просто хотел разобраться в своих с Паном чувствах подальше ото всех. Но сейчас его, истомлённого ожиданием и отчаянно нуждающегося в Пане, не могло остановить отсутствие защиты.       — Всё в порядке, Пан, просто сделай это… пожалуйста… И снова эти невозможные глаза. Пан уже не представлял себе мир без этих глаз, которые просили, звали за собой, жаждали…       — Ты меня любишь?       Пану нужно было знать, хотя всё тело Ачи буквально кричало об этом, но он хотел это услышать.       Но именно сейчас Ачи ещё не мог произнести эти слова, они пока ещё спали в его сердце, и будить их было рано.       — Не любил бы — был бы я сейчас здесь? — это всё, на что хватило Ачи. Пока он не мог сказать больше, но тут же закрепил сказанное поцелуем. Просящим, нет, скорее даже требовательным. Он не мог и не хотел больше ждать.       Руки, словно бы без его веления, притянули Пана за талию. Ближе. Ещё ближе. Было горячо, немного больно, но Ачи думал лишь об удовольствии Пана. По понятным причинам, Пан думал в точности также об Ачи, чтобы ему было хорошо.       Его пробирали до боли в груди те покорность и доверие, с которыми Ачи отдавался ему, хотелось взамен ласкать и нежить, любить Ачи до стонов удовольствия и слетевшего с зацелованных губ имени Пана.       — Пи’Ачи… я не смогу долго…       Ачи, казалось, не услышал этих слов, продолжая двигаться навстречу Пану, обнимая его за плечи, ему нужно было больше, немного сильнее…        — Пан, чуть быстрее, — словно прошелестело морским ветерком из приоткрытого окна.       Пан ускорил свои движения, уже не думая о том, что всё может закончиться слишком рано, уже было не до этого. Раскрасневшееся лицо Пи’Ачи напротив, такого нуждающегося в нём, сводило его с ума.        — Ещё сильнее… пожалуйста…        На такой сладкий стон нельзя было не ответить. И Пан полностью отпустил себя, вбиваясь всё сильнее, так, как в тот момент просил его Пи’Ачи.       Удовольствие накрыло их обоих почти одновременно. Пану хотелось на всю жизнь запомнить те стоны, с которыми тело Ачи неконтролируемо выгибалось от наслаждения несколько долгих секунд, которые и подтолкнули его самого к головокружительному финалу.       После некоторое время они лежали молча в объятиях друг друга, приходя в себя, возвращаясь в реальность.        Пан смотрел в умиротворённое лицо Пи’Ачи и его губы сами по себе растягивались в довольной улыбке. Здесь и сейчас он обнимал буквально свою сбывшуюся мечту и был абсолютно счастлив.       Конец.