Infernal childhood

— Пап, — выдаёт сидящий на коленях отца Азриэль. Маленький демон задирает голову кверху, стремясь увидеть отца и хлопает своими иссиня-чёрными глазенками, — пап, а я тебя люблю! — Я тоже люблю тебя, сынок, — растроганно выдаёт Люцифер. Все конференции и собрания-совещания закончились, теперь можно наедине с сыном побыть самим собой. Ну… Насколько позволяет его характер. Сатана чмокает сына в белую макушку. — И Ваала я тоже очень люблю! — выдает, немного подумав, Азриэль. — Я знаю, — отвечает Люцифер, — и его тоже очень сильно люблю. — А ещё я Цербера люблю! — ещё немного подумав, добавляет, Азриэль, — и играть я с ним тоже люблю! Пап, можно я с ним немножко поиграю? — Конечно можно, — отвечает Сатана, — только чуть попозже, — он достает большой лист бумаги, на котором изображены множество мужчин и женщин и, показав сыну, спрашивает: «Кто это?» — Люди, — отвечает Азриэль. — Что с ними надо делать? — Их не надо любить. Их надо обижать. — Как их надо обижать? — Ну… Их можно толкнуть! Чтобы они упали и заплакали! — Молодец, сынок, — улыбается Сатана. Что ж, для трёхлетки ответ вполне сносный. Вот как будет ему лет восемь-десять — уже можно ждать ответа «в них нужно кинуть камнем», как будет четырнадцать — «их можно избить», а когда Азриэлю исполнится шестнадцать-восемнадцать… Впрочем, всё это позже. Сатана задаёт сыну ещё несколько вопросов и мальчик на все отвечает правильно. Довольный сыном Люцифер наконец отпускает его к его любимому питомцу. Мальчик с упоением гладит чёрную жёсткую шерсть щенка и смеется, когда все три головы одновременно пытаются его облизать. Он уже не задаёт папе тот вопрос, который попытался задать однажды. Потому что он знает, что в этом случае папа рассердится, нахмурит брови, очень строго посмотрит, а то и поставит в угол. Азриэль не будет больше задавать отцу этот вопрос. Но ещё какое-то время будет думать: «А почему нельзя любить всех?..»