***
На утреннем собрании я, естественно, клевал носом. Все равно сохранял оптимизм — мой организм тратит время на восстановление жизненно необходимых ресурсов, а не на темные мысли. «Так и знал, что не нужно было тебя оставлять одного». Я машинально обернулся. Привык, что Шурф, сделавшийся невидимым, мониторит наши совещания, подпирая стенку. Воображение рисовало очертания его плеч, скрещенных у груди рук, сведенных бровей. Я спешно отвернулся и ответил: «Все нормально. Мы же договорились — жизнь наладится. Не обращай внимания». «Я почему-то подумал, что увидев, что Темная Сторона исполнила твое желание, твоя жизнь наладится быстрее. Но я забываю, что не все обладают контролем над своим эмоциональным состоянием. Что-то кроме того, чтобы себя резать, ты пробовал?» Я ошеломленно посмотрел назад: не знаю, что хотел увидеть. У стены стоял невидимый Шурф, а к стенке припер меня. Сглатывая панику и раздражение от вторжения в мои тайны, я стал дышать. Глубоко и размеренно. — Вот тебя самого не бесит, что вечно все по твоему? Все у тебя идеально складывается, — Мелифаро пнул меня в ногу, и я отвлекся от дыхания. Медленно показал ему язык. — Не завидуй, сэр Мелифаро, — Джуффин протянул Курушу очередное пирожное, — Может, ты не поспособствовал осуществлению более сотни миров собственного наваждения, зато у тебя всегда будет преимущество над Максом. Ты… женат? Под конец Джуффин звучал не совсем уверенно, сомневаясь в своем слабом аргументе. Я фыркнул от возмутительности и абсурда услышанного. Нашел, чем крыть. Кенлех, конечно, образец элегантности и наверняка классно, когда твоя женщина законодательно обязана быть с тобой, но я больше не мечтаю о великой любви. Уж лучше бы он сказал, что Бубута всегда будет лучше меня, потому что знал больше эпитетов к слову «сортир». «Шурф, а возьми меня замуж, чтобы у Мелифаро не было преимущества надо мной», — я ухмыльнулся, представляя его реакцию. Люблю наводить кипиш ответным абсурдом, пусть и не в тот адрес. «Орден запрещает мне находиться в браке. Но я не вижу причин не заняться этим по истечению моего срока службы». Я натурально растерялся от этого ответа. Решил, что пора мне завязывать вообще разговаривать. Ну не мое это, приводит к каким-то странным откровениям. — Ты чего раскраснелся, мальчик? В камре вина нет, — Джуффин хмыкнул, поглядывая на мои щеки, пока я отвлекал себя напитком. Ну спасибо, а я-то думал, что хотя бы спиной к Шурфу мне удастся скрыть этот факт, — подумал я. А недавно я хотел утешительных объятий от вот этого безжалостного жука. «А я могу угостить вином. Приходи ко мне после собрания». Я мечтательно улыбнулся, представив, какую редкость для меня сегодня откупорит Шурф. Было бы здорово, если бы что-то легкое, сладкое, но безудержно дающее в голову. «Пригласи меня на кофе», — невозмутимо ответил ему я. «Но я не пью кофе», — с ледяным спокойствием пронеслась его мысль в моей голове. «Знаю. Напомни мне как-нибудь, чтобы я заполнил прорехи твоих знаний о намеках моего Мира».***
О вине, поговорках, кофе и женитьбе мы благополучно забыли. Вернее, забыл я, Шурф, конечно, помнил, и наверняка припомнит мне позже. Но это все потом. Сейчас меня волновали только нежные поцелуи и сжимающие мои бедра ладони. Давно так нужно было, я чуть ли выть на собрании не начал. Благо хотя бы это Шурф комментировать не стал. Я вновь обрел надежду, что он не читает каждую мою мысль. — Я не специально, уже говорил. У тебя просто выразительное лицо. И сэр Джуффин, и леди Сотофа, и прочим умелым магам нетрудно понять, о чем ты думаешь. — Надеюсь, они не читают мои мысли, когда ты рядом, — я все-таки недовольно закатил глаза на то, что он продолжал шариться в моей голове. — Трудно сказать, но я бы скорее утверждал, что читают, — я аж вернул голову в ровное положение, чуть не ударив носом Шурфа, склонившегося к моей шее. — Поэтому я никогда не говорю тебе ничего секретного при людях. Да и когда мы наедине, сложно быть уверенными, что никто не подслушивает. Я постеснялся лечь на таблички и книги Шурфа на столе, поэтому толкнул его на кресло и уселся на него, затягивая в поцелуй. Мне почему-то очень нравилось водить пальцами сквозь его удивительно мягкие посеребрённые волосы. Ну вот точно напоминал своего лисёнка Чиффу. — То есть ты не против, если кто-то будет знать о том, что мы теперь… э? — я, как настоящий неандерталец, под конец фразы перешел на звуки. — Я имею право организовывать свою личную жизнь как мне угодно, если это никак не компрометирует мои обязанности перед Орденом, — Шурф отстегнул брошь моего лоохи, аккуратно положил ее на стол и стал целовать мое плечо. Я улыбнулся в потолок, поджимая пальцы ног, представляя реакцию людей на наши отношения. И быстро понял, что это — полный конец обеда. Только недавно дрожал от мысли об этом. А сейчас, находясь в таких крепких руках, окруженный холодной уверенностью Шурфа, я был готов мир свернуть и уверить остальных, что это было неизбежно и необходимо. Нравилось водить ладонями по широким плечам. Он был словно утонченной, изысканной скульптурой. Я залез руками под мантию, нащупывая пуговицы скабы, и потянулся дальше, обхватывая величественно прямую спину. Шурф целовал мои губы так искусно, так трепетно, словно действительно знал, как на меня нажать, чтобы сломался я. Реально его учили любовной магии, что ли? Он позволил мне озвучить эту мысль, наверняка чтобы потешить самолюбие. — Шурф, а как ты так хорош? Он замер и открыл глаза. Посмотрел на меня внимательно, и спокойно спросил: — Это риторический вопрос или ты хочешь знать ответ? — Хочу предысторию, — я прикусил губу и вернул ладони ему на плечи. — Нет предыстории. Есть более сотни лет опыта, множество любовников, способность анализировать опыт и понимать психологию этого процесса, — он же положил ладони мне на бока и прижался ко мне, от чего я сам заерзал на нем. Я не дотерплю до вечера, которого может и не быть. Неизвестно, будет он ночью работать, спать или читать. И вмещусь ли я в его планы. — Я бы послушал твои выводы и наблюдения по этому вопросу. Все-таки я ужасно неопытный — по сравнению с тобой всего дюжина с лишним лет. — Твой опыт действительно очень ограниченный, но не только поэтому. Но в этом есть свой… шарм, — он выдохнул, немного застопорившись, когда я сел на колени перед ним. Что-то мне подсказывало, что у нас очень немного времени даже сейчас. Поэтому я выбрал относительно лёгкий способ доставить удовольствие, не требующий сильного раздевания из наших вычурных занавесок. Но и тут не успел. Шурф похлопал меня по плечу, тяжело вставая из кресла. — Прости, меня ожидают на аудиенцию, — я не дал ему отойти далеко, взял его за руки. Был похож на умоляющего крестьянина перед священником. — Когда ты вернешься? — Магистры знают, Макс. Думаешь, я хочу? Мы даже вино не выпили, — он устало поцеловал меня в лоб и надел тюрбан, завязав волосы. Видимо мой вид был совсем жалкий, что он поднял мое лицо пальцами и ласково обратился откуда-то с божественной высоты. Я-то еще на полу сидел. — Не начинай без меня. Я устало проводил его взглядом из кабинета и уронил голову на его кресло. Ненавижу его работу и ненавижу Джуффина за то, что не дал парню пожить спокойно. Верь после этого, что мы не просто марионетки в его руках. Компанию мне составила дырявая чаша Шурфа, какое-то горьковатое вино и книги. Я незаметно нахрюкался так, что даже забыл, как мне было плохо ночью. Так и было задумано с этим грешным вином. Шурф и сам профессиональный алкоголик, но он знает, как заставить мою голову отключиться. Какими движениями и каким вином. Я закрыл глаза, отвлекаясь от книги, и вновь вспоминая как же, черт возьми, я далек от его уровня мастерства. Шурф действительно подходил к любви основательно: не знаю, откуда он прознал о моих предпочтениях, но умело попадал в каждое из них. Даже в те, о которых я и не знал до этого. От таких сладких, в отличии от вина, мыслей меня отвлек чисто формальный стук в кабинет. Я в полудреме открыл глаза и улыбнулся вошедшей Сотофе. — Здрасте! — Привет, мальчик, — она почему-то не подошла меня обнять, а осталась по другую сторону стола. Было смешно сидеть скукоженно в кресле Великого Магистра и смотреть на второго человека Ордена, будучи пьяным возбужденным балбесом. — А Шурфа нет, — я пожал плечами и рассмеялся. — Вижу, дурное. Я его вызвала. — Пожалейте меня, пожалуйста, я ничего не понял, — я растерянно похлопал глазами, — У меня и так в голове хлебушек, а сейчас еще и солодовый. Или какой там делается с алкоголем? — Хлебушек ты мой, — она подтянулась меня потрепать через стол. Удивительная женщина! Как можно перегнуться через этот огромный стол, имея при себе максимум сантиметров сто шестьдесят? — Послушай, что умная тетя скажет, и внимательно. Я мигом подсобрался и даже ноги опустил. Господи, случилось ли что, пока я тут дурака валяю? Вроде со мной никто не пытался связаться. — Джуффин тебя не трогает, потому что от своих обязанностей ты не отлыниваешь. Делаешь все, что он попросит, ну так ты и всегда делал. А я тебя трону, причем больно, если ты продолжишь мешать моему мальчику. Я округлил глаза и даже не смог прыснуть со смеху, хоть и хотелось. Я же правильно понимаю… — Что я тебя прошу не отвлекать сэра Шурфа от работы? Да, — для убедительности, она хлопнула ладонями по столу, но не стоило, я и так чуть в штаны не наложил. — Ты знаешь, как мне повезло с ним? Я его приметила еще когда Джуф только привел его в эту самую библиотеку — Ордена Семилистника, изучать книжки по изготовлению перчаток. Такой молоденький, еле обуздал свое безумство, но способности видно всегда. Был бы девчонкой, такой славный был бы, обязательно к себе забрала. И вот, по воле судьбы, вернее Джуффина, забрала же! Лучший подарок. А ты ему мозги пачкаешь. — Ничего я не пачкаю! Что я сделал? Мы же всегда общались, никто не был против! — я возмущенно развел руками. Давно меня не отчитывали взрослые женщины. — Общались вы всегда, но я же вас не от общения оторвала, — на это я замолк, а она хитро продолжила, — Ты знаешь, почему Магистру верховного Ордена нельзя жениться? Не от особой жестокости, а чтобы не отвлекались. Посвятили себя всего Ордену. Так вот, не мешай ему. Хотя бы не в рабочие часы. Иначе Джуффину пожалуюсь, чтобы тебя приструнил. Бледный, как песок в песочных часах на столе Шурфа, мой внезапный подарок ему в последствие одного из путешествий на свою родину, я кивнул Сотофе. Жестокая женщина. Но вдруг меня повалил смешливый ветер, как бывает иногда на Темной Стороне, и я рассмеялся, закрывая лицо руками. — А он там сильно «отвлеченный» сидит? — Нет, конечно, он мальчик дисциплинированный. Привел себя в порядок. В отличии от тебя, оборванца, — она заботливо положила мне на стол печенье. Я выдохнул. Это все та же Сотофа, просто строгая, но я заслужил. — Хорошо, Сотофа, не буду отвлекать, хоть это и он виноват. Извините! — Вот и славно, — она тепло улыбнулась и ловко зашагала к двери, а затем обернулась, словно вспомнив что-то, — Но разбивать ему сердце я тебе запрещаю. Не думай, что он железный. И разберись, что с тобой: ты влюблен или бежишь от себя? Если захочется, всегда приходи ко мне, поговорим. Не обижай бабушку. Когда дверь за ней захлопнулась, я так и остался с половиной печенья во рту и половиной в руке. Дальше не полезло.***
То, что Шурф — не железный, я и сам знал, и активно способствовал тому, чтобы металлические свойства не подвергали его сердце коррозии, раз уж разум не в моей власти. Так же, как он заботился обо мне, вытаскивая меня изучать новые миры, я вытаскивал и его на путешествия каждый раз, когда время позволяло. К сожалению, время связывало только его руки, я же жертвовал сном каждый раз, когда мог. Но в те дни, когда Шурфу нужно было выспаться, он нехотя посылал меня подальше, а я, конечно, не отступал. Не в моем стиле сдаваться. Предлагал хотя бы сон разделить и погулять так, но на это Шурф напоминал мне, что ему сон нужен для отдыха. Все же сложно отдохнуть, когда заставляешь и во сне мозг работать. Я же в отместку его обрекал на мое общество в любом случае. Валялся в его кровати, пока он спал, сжимал пальцы, словно созданные для игры на фортепиано, и даже умудрялся уснуть. Кошмары меня не находили в кровати Великого Магистра, ну и правильно, с чего бы сэру Максу там находиться. В одну из таких ночей мне почему-то приснился мой Мир. Он сильно изменился с того момента, как я его оставил, и теперь я чувствовал себя чужаком в нем. Но туда, куда я попал, не требуется сильное понимание культурного и временного контекста. Тусовка она и в Африке тусовка. Темнота, в которую врываются вспышки белого, красного и синего цвета, ударяющие по голове басы музыки, а тексты песен такие развратные, каких в мою молодость не было. Я удивился — мой мозг способен и это вообразить, или я действительно перенесся? Прекрасные девушки, танцующие в своих компаниях и избегающие подвыпивших мужчин, помогли обратить внимание на внешний вид гостей клуба в принципе. Нет, это явно не мое время. Люди выглядели так, словно пародировали моду на девяностые, а не действительно жили в это время. Я глянул вниз и спешно превратил свое лоохи в джинсы, футболу и ветровку, помнил этот комплект как свои пять пальцев. Именно в нем я уехал в Ехо. Теперь, когда эта реальность сама воплотилась вокруг меня, я в очередной раз поблагодарил вселенную за такую понятливость. Я ведь именно этого и хотел — повеселиться, отвлечься, напиться. Может, и иначе как-нибудь развлечься, подумал я, замечая невысокую девушку в широких джинсах и темной майке. Учитывая, как здесь было темно, сложно было разобрать детали, но я был уверен в утонченности ее фигуры, миловидности лица. Только позже я сообразил, что она идеально вписывается в мой типаж. Она была чем-то похожа на Меламори. Ну и пусть, так даже лучше. Я очень по ней скучал, а может скучал и по жизни, которая была у меня до ее уезда. Мне удивительно повезло. Девушка не скорчила рожицу, ни отошла к своим подружкам, ни послала меня куда подальше. Просто оценила мой рост, потратила пару секунд на лицо и позволила мне приблизиться. Музыка была мне непривычна, но ритм и басы помогали двигаться по наитию, а девушке удавалось это даже проще. Она была совсем молодой, я не дал бы ей больше двадцати. Но девочкам всегда нравятся парни постарше. Хоть я и отлупил бы свою дочь, узнав, что она танцует с почти сороколетним дядей. Спустя несколько коктейлей и смутно понятных в шуме клуба разговоров, я сидел на диванчике, а девушка — на мне. Из нас двоих казалось, что разнесло именно меня: я продолжал вертеть головой в такт музыке, пока прекрасная девушка вертела бедрами на мне и смеялась, подпевая мне в шею что-то про афтерпати. Я улыбался, как дурак, и поглядывал иногда на барную стойку, думая, что бы еще взять, чтобы меня унесло в хлам. Но у барной стойки мое внимание привлек гость, а не умелые навыки бартендера. Опершись на барную стойку локтем, полубоком ко мне и к ведущей с ним разговор девушке, стоял высокий мужчина. Сквозь вспышки света, освещающие его мельком то красным, то белым, я смутно узнал дорогущие брюки, полуприлегающую футболку поло. Узнал, потому что помнил свою логику в создании этого образа. Точно хотел, чтобы футболка была с рукавом три четверти, чтобы наконец постоянно видеть эти красивые руки. Хоть я и создавал этот образ только для первой прогулки по моему Миру, теперь Шурф всегда был одет именно так, когда перемещался сюда. Как белый лебедь в этом свинарнике, он походил на какого-нибудь пятидесятого наследника престола Великобритании, увлекающегося коллекционированием яхт и гольфом. Видимо, он заметил мою блаженную улыбку, пока я рассматривал его, забыв о девушке на мне. Конечно, попробуй не заметить, когда на тебя так беспалевно пялятся, чуть не свернув шею. По его выражению лица было понятно, что он и без меня отлично проводит время с девушкой, поймавшей самого завидного жениха здесь, но я все равно намеревался его спасти. Вежливо извинился перед моей очаровательной красоткой, пообещал вернуться с напитками и, шатаясь, подошел к Шурфу, бестактно отрывая его от беседы. — Соскучился, да? — мой тон не получалось замаскировать под снисходительный. Мне было далеко до язвительности молодого Шурфа, приснившегося мне совсем недавно и положившего начало нашим новым отношениям. Шурф мягко поджал губы в немом извинении и попросил минуту у девушки, а затем развернулся ко мне. Я, позабыв обо всем на свете, задумчиво провел пальцами по открытому маленькими пуговичками на воротнике участку груди. Шурф поймал мои пальцы, но эта своевольность не ускользнула от глаз его собеседницы. Она ошарашенно отшагнула от нас в сторону и смущенно спряталась в толпе. В этом мире Шурфу было труднее прятать свои эмоции, поэтому я воодушевился на подобные дерзости далее, уверенный, что его улыбка является ничем иным, как зеленым светом светофора. — Нет, я довольно четко дал понять мою позицию на сегодняшнюю ночь. Но ты теперь взаправду насильно потащил меня в свой сон. Я успел положить ладони по обе стороны от Шурфа на столешницу, зажимая его между мной и стойкой. Алкоголь переливался в моей крови, а голове было так приятно ощущать, что вот он, мой друг, теперь никуда не денется. Слишком воодушевляющие мысли и возникающие в голове идеи выбил толчок между лопатками. Я тормознуто обернулся и видел уже только спину мужчин, пнувших меня. Несмотря на боль и страх, смутное воспоминание пережиток прошлого в этой стране, я был благодарен, что удар разбудил меня и заставил вспомнить, кто я и что я делаю. Я мигом отошел от Шурфа, выбросил пьяную ухмылочку, и стал судорожно вспоминать, что вообще-то мне такое не нравится. Что значит я «насильно потащил»? С каких пор я проявляю вот такое неуважение, тем более по отношению к такому замечательному человеку? — Твое существование — вот что истинное насилие над волей, Максим. Я сжал голову, пытаясь сдержать боль. Лучше бы меня еще раз ударили. Значит я действительно способен лгать, в том числе себе, манипулировать, принуждать, и самое главное — наслаждаться этим. — Приходить в этот Мир — плохая идея, сэр Макс. Твоя внутренняя система борется против. Пойдем, — Шурф взял меня за руку и потащил, будто я ничего не вешу, к двери с вип-зоны. Сквозь подступающую ярость и обиду на себя я обратил внимание, как тяжело стало об этом думать. Оно и было понятно — сладкий аромат, заполняющий стены ничего иного, как куманского притона, был создан для этого. Чтобы не думать, а только чувствовать. Видимо, Шурф очень правильно понял мое настроение и потащил в максимально привычное для нас место, похожее на клуб. Честно говоря, меня и его спальня вполне бы устроила, я человек неприхотливый. Но стеснительный. Мы уже вновь были в лоохи, я в своем черном, Шурф же в каком-то темно-сером. Смысла менять внешность не было, не то, чтобы нас в Куманском Халифате знали в лицо даже в притонах. Мы, как истинные консерваторы и пенсионеры, плюхнулись в привычные нам диваны. Я машинально засунул ладонь под какую-то алую подушку, намереваясь вытащить сигарету, но в последний момент передумал. Это точно даст танцорам и охране понять, что мы какие-то не от мира сего. Поэтому я с леденящим разум спокойствием и с тревожным сердцем вытащил из-под подушки шприц. — Что это? — Шурф наклонился рассмотреть мою добычу, а я, вспомнив все тяжелые моменты, в какие хотел обратиться к этому приятелю, разбито засунул шприц обратно. Все гораздо хуже, чем я думал. — Кое-что похуже той сигареты с марихуаной, что я давал тебе в Кеттари. — Дашь попробовать? — Шурф, нет! — я мысленно выругался на его исследовательский интерес к любой дряни, — Черт его знает, как на тебя это повлияет. — Я справлюсь, но я понял тебя, — он примирительно хлопнул меня по руке, — Как-нибудь в другой раз. Ладно. Давай отвлечемся. Раз уж Шурф сказал, то теперь у нас просто не было права не поддаться во власть ароматов меда и пряностей. Уши приятно ласкали позванивающие украшения на танцорах, а каждый раз, когда кто-то хлопал в ладоши, казалось, что бокалы вновь наполняются алкоголем, почти таким же густым и сладким, как ликер, но все же вино, куманское. Я радостно отпускал все раздражающие мысли, отправлял к черту те, что сами уходить не хотели. Если уж этот злодей по имени Шурф не дал мне уснуть на Темной Стороне, то и вправду, пусть способствует моим способам забыться вот так. Впрочем, притоны и он любил. По его довольному лицу было понятно, что ему приятно прийти сюда после тяжелого рабочего дня, а то и нескольких, смазавшихся в один, выпить и получить ласки прям тут, на диване, или на верхнем этаже, где подают ласки поинтереснее. Я зажмурился от удовольствия, покачивая голову в такт тихой музыке, увидев оголенное бедро рыжей красотки, которая вот только секунду назад танцевала возле нас, а сейчас как кошечка лезла на меня. Под приказывающем взглядом ее зеленых глаз я робел и еле справлялся с дрожью пальцев, когда отодвигал бордовые полупрозрачные одеяния. Мне срочно нужно было, чтобы она показала свое желание, коснулась меня губами, но та половина лица, которая ей бы помогла с этим, была спрятана под такой же полупрозрачной маской. Нельзя целовать клиентов, усмехнулся я. Девушка исчезла также незаметно, как и пришла, увлекая в танец совсем молодого парнишку. Я грустно выдохнул и повернул голову в сторону Шурфа, что не совсем состыковывалось с бро-кодексом. Все же нельзя смотреть на братанов в сортире и в стрипклубе. Но я посмотрел на правах другой привилегии и тотчас пожалел об этом. Я — человек довольно жадный, в последнее время чрезмерно бережливый, как и полагает в моем возрасте, но ревнивый я, как и любой пес в любом возрасте. Поэтому открывшаяся картина выдернула меня, как сорняк, из состояния блаженного киселя. Мой друг не терял время зря. Пока я тут сожалел о том, что не могу поцеловать красивую танцовщицу, мимо проходящий высокий танцор с невероятно подтянутым телом и темными длинными волосами успел поймать внимание Шурфа. Сраные потомки кеифайев. Один нашел другого, почувствовал, что ли. А может просто человеческая страстная искра проскочила между ними. В любом случае, танцор сейчас держал за подбородок моего разомлевшего Шурфа, смотрящего на парня исподлобья так покорно, что меня жаром обдало. Его глаза сияли возбуждением. Пальцы танцора, покоящиеся на подбородке моего друга, спешили к приоткрытым губам. Прежде, чем я натворил ревнивых глупостей, я сжал зубы и заставил себя отвернуться. Посмотрел на богатое убранство стен притона, на расписной позолоченный потолок и глубоко вдохнул. Я не имею права на эти чувства. Мы здесь просто повеселиться. Честно заставил себя не фокусироваться на событиях, происходящих слева от меня, но не получилось. Шурф, образец дисциплины и внимательности даже в таких обстоятельствах, дежурно развернулся ко мне, уже встав с дивана. Видимо, чтобы вежливо предупредить, что отойдет. В след за высоким красавчиком, уводящим его на второй этаж. Но почему-то затормозил, помаячил пальцами возле своих глаз и пожал плечами, безмолвно спрашивая меня о чем-то. Понял, что до меня не доходит, отпустил руку танцора и подошел ко мне. — У тебя глаза зеленые. Ты колдуешь? Все нормально? — он вгляделся в меня, анализируя мое состояние, как мог. Наверняка было сложно, учитывая, что в моменты возбуждения логика ускользает из сознания. Но не у Шурфа. Он бесподобно владел своим телом и сознанием. Я хмуро покачал головой, уже сам желая, чтобы он скорее поднялся наверх и не видел меня в таком состоянии. Однако не сообразил, что неразгаданные загадки ему гораздо интереснее, чем физическое удовлетворение. Он повернулся к парню, положил ладонь на грудь в небольшом поклоне и любезно извинился. В дополнение к извинению в ладонь парня уже легли не пальцы Шурфа, а монеты. Тот бесстрастно кивнул и ушел работать дальше. Я молча наблюдал, чувствуя смену вкуса во рту, и продолжил глубоко дышать, чтобы успокоиться. Холод разума, которого я добивался, превратил ядовитую слюну в пронизанные сводящей с ума яростью слова. — Я не хочу видеть ни одно проявление внимания с твоей стороны к кому-либо еще, — тихо предупредил я сквозь вскипающую кровь, не сводя взгляда с его морозяще спокойных глаз. Шурф задумался, и затем неожиданно впечатлённо отметил. — Ты никогда не перестанешь меня удивлять, сэр Макс. В жизни не подумал бы, что ты приревнуешь… меня. Моя оплошность, я не догадался, что твоя способность любить все так самоотверженно и горячо подразумевает и территориальность. Хотя и чувствовал твою ярость, когда ты узнал, что поезд, например, стал сниться другим людям, — он вновь проверил цвет моих глаз и спросил таким тоном, каким спрашивают злодеи в фильмах, — А что ты сделаешь, если я проигнорирую твою просьбу? Я почему-то улыбнулся, поняв, что он играет со мной. Он тоже улыбнулся, кивнул каким-то своим мыслям и перестал так пристально следить за цветом моих глаз. Видимо, теперь он был ими доволен. Я больше не чувствовал ни злости, ни угрозы, отвлекся на прикосновение к своей руке. Лишь поцеловал его пальцы и прошептал: — Заставлю умолять, чтобы тебя завалили работой. Лишу тебя сна. Я проснулся первым, потому что принял такое решение, а Шурф проснулся позже, когда понял, что я возвращаю его. Просыпаться из разделенного сна было приятно хотя бы потому, что ты можешь выбирать, когда это все закончится. Лежащий под одеялом Шурф открыл глаза, своим выражением лица немного напоминал новорожденного котенка. Я дотянулся до его плеча и прошептал: — Извини, что помешал. Я не хотел. Спи спокойно, я больше тебя не потревожу. — Конечно, — проворчал он, — И совершенно точно не будешь валяться в настроении «как он посмел уснуть, мне так скучно, надо его случайно утащить куда-нибудь». И снова утащишь. Хоть барьеры от тебя ставь. Он повернулся ко мне спиной и буркнул: — Я не буду тебя просить помыться, но хотя бы сними лоохи, если уж все равно тут лежишь. — Я с удовольствием бы сходил в Орденские бассейны, только вот дорогу не знаю, — я покосился на него, но мой намек не был понят. Или был просто проигнорирован. Все же педагогический закал давал о себе знать: чтобы успокоить задиру, нужно просто не реагировать на него. Пришлось снять лоохи и лечь обратно, лицезреть спину Шурфа. Он уже вернулся ко сну, благодаря своему умению вводить себя в определенные состояния чисто фокусировкой. Я придвинулся ближе, не касаясь его, но уже вдыхая запах его кожи. Конечно, он не виноват в том, что мне страшно засыпать. Не виноват и в том, что я очутился в своем Мире, потому что несуществующий мальчик с несуществующим прошлым звал меня обратно. Не виноват, что я слышал гудок поезда, больно ступал на рельсы, а потом прокладывал дорожку шпал ножом на руке, потому что физическая боль здорово отвлекала от душевной. Я не мог обратиться ни к кому. Не мог прийти и расплакаться в объятия Джуффина, не мог посоветоваться с Сотофой. Они и так сделали все, что могли для меня: пересекли Мост Времени, договорились со Древними, воплотили чудесные миры чудесной Агаты. Не мог отправиться в пьянку с Мелифаро или Нуминнорихом, не мог уснуть на чердаке Фило, не мог в сотый раз за день поесть с Кофой, не мог поцеловать Меламори и все забыть. Не мог уткнуться в белоснежные кудряшки Теххи и все забыть. Никто из них меня не ждал. Был только Шурф. Хотя нет, это он виноват. Сам виноват, что меня разбаловал. Сделался единственным, к кому я мог прийти, не потратив ни мгновение на сомнения. Вложил себя в мои Миры, беспокоился обо мне, приходил и оставался, когда остальные уходили. Учил меня магии, жизни, дарил мне свою улыбку, подарил всего себя. Позволил мне стать для него чем-то большим. Я смеяться хотел от того, как часто мне улыбается удача. Кто бы мог подумать, что я смогу получить исполнение и такого дикого, нереального желания? Раньше было забавно, потом интригующе, и затем абсолютно невыносимо представлять, как мы могли бы жить: вот я гуляю с Шурфом по побережью, может, мы философствуем или он рассказывает мне стихи, а потом я целую его, потому что могу. Никогда бы не посмел озвучить ни одно такое желание Темной Стороне, слишком высока ставка. Да и не стоит оно того. Нельзя, просто неправильно. Мне нужно было ощутить, что это не насилие против воли. Что он тоже меня хочет. И это было невыносимо просто. Его случайные прикосновения к моему плечу, тоскливый взгляд, когда я в очередной раз разрушался на его глазах. Жертвенные поступки ради меня, готовность прибежать на другой конец мира ради меня. Я до сих пор видел его прозрачную ладонь, через которую светила Звезда Марьеза, и как тогда почувствовал, как заныло сердце. Вполне реальная возможность — вот сейчас потерять его, и все потому, что он хотел помочь мне разобраться с моим наваждением. Та ночь многое изменила. Я понял две вещи: во-первых, то, что хочу уничтожить Агату. Во-вторых то, что Джуффин прогадал, когда создавал меня. Не нужно было давать мне возможность влюбляться. Потому что, оказавшись бы в Тихом Городе сейчас, я не согласился бы так просто больше никогда не появляться в Ехо. Послал бы Джуффина, его зловещий план, вернулся бы в Ехо и забрал бы только своего друга, а затем послал бы Ехо. Агата, мать ее, была права. Мы сделаны из одного теста. Или же я просто осознал, что мое подсознание нашептывало мне на ухо. Я тоже виноват. Как мальчишка влюбился в такого невероятного человека. Стало мало его сложных формулировок, мудрых советов, заботливых жестов. Хотелось утопить его, не тонущего ни в одном водоеме, в моей любви, растрясти его, закричать: «Ты хоть понимаешь, что тебя никто не заслуживает?» И я не заслуживаю, но очень хочу постараться. Самый прекрасный. Самый лучший. Я коснулся лбом его спины, чтобы немного успокоить горячку от нахлынувших чувств. В последнее время я какой-то необычайный идиот.***
Было сложно понять, уснул ли я вообще. Просто закрыл глаза, а когда открыл, за окном было светло. Из окна Иафаха в комнату врывался цветочный ветер, а мой морской остался дома. Шурфу нужно было скоро просыпаться, поэтому я взял на себя обязанность сделать его утро немного приятнее. Я не был уверен, кому из его секретарей посылать зов, поэтому направил зов повару. «Доброе утро, сэр! Прошу прощения, мы не знакомы. Я — сэр Макс. Вы меня часто кормите, и очень классно. Вы не могли бы начать готовить завтрак для Великого Магистра?» «Доброе, сэр Макс?.. Конечно-конечно, Великий Магистр обычно мне в этом время и посылает зов», — он звучал довольно бодро для человека, беседующего таким сложным образом в такую рань. «Да, знаю. Спасибо!» У меня возникла еще одна идея, как скрасить утро Шурфа, но в последний момент меня одолела робость. Лишенный внимания вчерашней ночью, не сумевший забыть тот умоляющий взгляд Шурфа, я словно убедил себя — что мне не дано, то не позволено. Закрылся, как часто и бывало со мной. Поэтому просто сел на подоконник, приоткрыл окно и достал себе двух преданных друзей: кофе и сигарету. С девушками было гораздо проще. Нагло улыбнуться утром, прижать в постель и не отпускать, пока вам обоим не будет хорошо, ну или же пока по морде не прилетит подушкой. Почему-то девушки не жаловали секс с утра. А Шурф, если не в настроении, мог шандарахнуть кулаком. Хоть я и никогда не провоцировал такого поведения от сдержанного Шурфа, но всякое бывает в первый раз. И не удара я боялся, а подтверждения моего страха, что я чего-то недопонял. Он, оказывается, некоторое время наблюдал за мной, пока я любовался им. Видимо, взгляд у меня был довольно тоскливый, что он словно невзначай спросил: — Подойдешь ко мне? Я кинул окурок в пустую чашку, и чуть ли не взлетая от счастья подошел к нему. Мое сердце всегда начинало биться супер быстро, когда он озвучивал мои просьбы, будто это что-то, что понадобилось ему. Невероятно внимательный, милый жест. Я сел на краешек кровати и посмотрел на его губы в ожидании. Он притянул меня за лицо к себе и поцеловал в лоб. Я смутился, словно он меня сейчас увлек в грязный французский поцелуй. — Остальное после того, как умоюсь. — Я, если что, попросил повара приготовить еду, — воодушевленно предупредил я. — Здорово. Сотофа мне и за то, что ты у меня ночевал вставит, и за то, что ты командуешь моим поваром, — легко отшутился он и спустился к бассейнам. Я не стал ждать приглашения, решил пойти за ним сам. Видимо, никогда не дождусь его инициативы. Осилить почти двадцать бассейнов мне казалось абсурдной идеей, поэтому я искупался в трех и сел сохнуть, прямо как ворона на мосту, пока Шурф грациозно умывался, наслаждаясь контрастными температурами и невероятной аромотерапией. Жил, как король. Я завернулся в полотенце и подумал, как было бы здорово, если бы я не был таким приставучкой и надоедой. Он же совсем перестанет скучать по мне, если я буду проводить с ним все свое время. Поэтому и игнорирует меня. Для него наша близость — приятное развлечение, дополнение к нашей дружбе, полной глубоких чувств, имеющей настоящую ценность. И он, конечно, прав; это я веду себя, как озабоченный. На стенку лезу, потому что он не целует меня жадно, не уворачивает меня в объятия, когда просыпается, не ждет меня в кровати ночью. Посчитав, что это — вполне логичное умозаключение, а я — тотальный идиот, я переоделся в чистую скабу и утопал наверх. Спешно надел лоохи, посмотрел на приятно пахнущий завтрак, на смятое со стороны Шурфа одеяло и прямое со стороны, где лежал я. Заставил чашку исчезнуть с подоконника, надел сапоги и подумал, где бы оказаться. Лишь бы сейчас же исчезнуть. В Дом у Моста тащиться было слишком рано, «Свет Саллари» был пока закрыт… — Куда ты так заспешил? — Шурф удивленно спросил, завязывая волосы лентой. — Не останешься на завтрак? Как бы тебе сказать, дружище. Мне внезапно стало от себя тошно, сердце сейчас оглушит последние адекватные мысли в голове. Я отчетливо понимаю, что меня сейчас пришибет Мир, который должен меня любить. И еще множество ощущений, ставших очень острыми в эти пять минут. Пока я искал, что ответить, Шурф подошел ко мне и нежно увлек мою голову на свое плечо. — Останься, пожалуйста. Я этого хочу. Я судорожно выдохнул и после нескольких глубоких выдохов расслабился. Он жестом ладони пригласил меня за низкий столик на полу, где мы обычно кушали. Усевшись, он отпил воды с нежно-лиловыми лепестками и посмотрел на меня с любопытством. — Мы уже говорили об этом, но позволь поднять тему еще раз. Что с тобой происходит? — О чем ты? Все в порядке, — я торопливо засунул в рот что-то похожее на сливу. — Я вижу твой порядок, — он коснулся моего запястья, где помимо старого ожога красовались шрамы от порезов. Я проигнорировал трепет от прикосновения. — Это ерунда. Боевые ранения, они старые. Глупость, конечно, но тогда хотелось. — И ведь сейчас еще хочется? Только прошу тебя, не ври, я чувствую это. И тебе же врать неприятно. — Хочется, — я раздраженно повел плечами. — А тот инструмент, что ты вытащил в притоне? — Инструмент? А, шприц? Это как Суп Отдохновения. Напоминание о том, что у меня всегда был выбор избежать реальности, но я вечный трус. — …Похож на ту траву, что ты давал мне в Кеттари, ты говорил. — Если честно, то вообще нет. Тоже соврал, извини. Это — очень жесткая штука. От нее люди умирают, если не знать, когда остановиться. Может, если бы я знал, когда остановиться, Агата была бы жива. Малодушный идиот. — А остановиться очень трудно. Но, даже если и обладаешь удивительной силой воли, потом все равно всю жизнь бегаешь, ищешь этот кайф… — Я бы сказал, что ты сам сейчас так бегаешь, — Шурф отпил камру и бесшумно поставил чашку обратно, — Мне, естественно, не хватает знаний в этом аспекте, поэтому будь добр, расскажи. У тебя всегда был такой аппетит? — Я что, много чего сожрал?! — я опешил от этого комментария. Меня, конечно, очень легко перепутать с саранчой, но не лучший же друг будет меня винить. — Я имею ввиду любовь, — деликатно ответил он. Уж лучше бы саранчой назвал. — Только не замолкай, ты в последнее время и так не особо разговорчивый. — Я тебя замучил, да? — я нервно улыбнулся, чувствуя, как в моем солнечном сплетении поелозили ножиком. — Поверь, тебе до этого далеко. Если бы ты знал меня в молодости, то мигом бы успокоился. Просто у меня возникает ощущение, что ты неправильно меня понял. Когда я сказал, что твоя жизнь наладится, я не имел в виду, что тебе нужно ее заставлять наладиться. Ты наносишь себе вред. Ранишь себя, просишь, чтобы я был жестким с тобой, перемещаешься в другие миры и надеваешь маски других людей, чтобы забыть себя. То желание… избавиться от себя, пришедшее к тебе на Темной Стороне, не исчезло, верно? Я закусил губу и виновато посмотрел на него, грустно хмыкнув: — Вот сдался ты на мою голову такой умный. И не заткнешь тебя, но слушать не хочется. — Ты можешь меня заткнуть, — Шурф кокетливо наклонил голову, — Но это не рекомендуется для общего хорошего самочувствия. Его флирт приятно отозвался у меня внутри. Но я продолжил елозить ножиком. — Я пока не могу себя простить, Шурф. Мне кажется, что я… заслуживаю наказания, что ли. Будто самое время всем, кто хотел со мной поквитаться, меня найти. — Я понимаю тебя. Был в таком же состоянии, когда отец умер. И когда спать не мог, — он приступил ко второй порции, и подвинул мне еще тарелку, — Но ты не прав, конечно. И на твоем месте это очень опасно — высказывать такие мысли, даже думать их. Иначе непременно будешь наказан, своим же проклятием. Как знающий человек тебе говорю. Только вот за что? Ты не виновен в отмене той женщины, если смотреть объективно. Все сложилось более, чем замечательно. И миры остались, и ты жив. Ну, а девушку живой мы и не видели. Я кивнул, потому что не мог говорить с полным ртом. Шурф был прав, но поди объясни это Максу, который спрятался и хнычет внутри. После завтрака мы сложили тарелки, позвали прислуг убраться и Шурф засобирался начать свой рабочий день. Я вызвался помочь ему надеть мантию. Но ему все равно пришлось вмешаться с веревкой. Я был без понятия, как ее правильно надеть поверх. — Мне в этом аспекте гораздо проще, — начал вдруг Шурф, и я чувствовал, что он обращается к какому-то моему внутреннему замешательству, — Я это чувствую. И спрашивать не вижу смысла. Люди врут. А тело не врет, как и мысли. Сложнее контролировать. Поэтому чувствую твою нужду в моем внимании, твою жажду моих прикосновений, твое бескорыстное желание обо мне позаботиться. Я замер, словно пойманный врасплох. — Любовь — естественное продолжение наших отношений. Логическая следующая ступень. Иначе было никак, просто вопрос времени. Это не влюбленность тебя сжигает изнутри, а любовь, которая греет. А ты от непривычки обороняешься от любых температурных изменений. То, что я его любил, я знал. А его спросить постеснялся. Засмеет еще, что за глупости. Не любил бы, не терпел мою мрачную компанию. Или терпел бы? У него бесконечное терпение, а моей дружбой он дорожит. — Я когда-то говорил тебе, что ты — лучшее, что случилось в моей жизни. Мне кажется, это довольно громкое признание в моих чувствах. — Все равно. Порадуй меня, пожалуйста, — я попросил максимально уверенно, как мог. — Хорошо, — Шурф сквозь дрогнувшие уголки губ произнес: — Я полон любви к тебе. Как и прочих других теплых чувств. И твои последующие сомнения в этом я буду рассматривать как угрозу стабильности правящего Ордена. Я рассмеялся, взяв его ладони в свои. Его теплый взгляд плавил меня. — Лично со мной расправишься? — Тебе лишь бы это, — он покачал головой и поцеловал мою руку, — Я забываю иногда, как ты молод душой. И телом. — Ты тоже молод. Тебя Сотофа мальчиком называла, значит вся жизнь впереди, — я обнял его, а бирюзовый камень на его груди надавил мне в солнечное сплетение.