Удар в голову

Она с самого начала знала, что это плохая идея, но именно поэтому она должна была так сделать. Он никогда не притворялся добрым, не делал вид, что заботится о ней больше, чем нужно, чтобы она была ему полезна. Он был зависимостью — от жесткой улыбки до складывания печатий пальцями, которые он совершал так быстро, что она едва могла их разглядеть. Знание того, что он, скорее всего, сломает её и причинит боль, лишь усиливало желание. С тех пор как умерли её родители, она мечтала достойно присоединиться к ним, а что может быть лучше, чем быть убитой самым совершенным мужчиной на свете? На ее руках и ногах синяки, извивющиеся и фиолетовые, как татуировка его призыва. Он позволил ей соблазнить себя, было ясно, что он всё время контролировал ситуацию, но это нормально. Даже когда она продиралась сквозь намеки и нежные касания, она знала, что в конце концов он накажет её за это укусами и поркой. Она чувствовала, как кровь течет по черепу, внутри и снаружи, пылая в темноте. Когда она впервые набралась смелости, чтобы пойти дальше, поцеловать и прикоснуться к нему, он наконец прекратил игру. Не было хождения на цыпочках — это было неправильно, это было больно, и теперь, когда она открыто проявила свой интерес, он мог взять всё, что пожелает. Это казалось справедливым — плата за долг, который она должна была ему отдать, отомстив за смерть родителей. Наказание за собственную слабость. Это было счастье и признание, наконец-то она избавилась от кошмаров. В её мозгу должны быть осколки кости, хотя она их не чувствует. Она умрет до прихода помощи, потому что только так будет правильно. Секс причинял боль. Она смутно, ещё с академии, знала, что это такое, но не ожидала ничего подобного. В неё словно воткнули кунай, раскалывая кожу и заставляя нервы кричать. Она улыбнулась и слизывает капельку крови с губ. «Сильнее, пожалуйста, сильнее». Её подбросило вверх, маленькие взрывы пронеслись по её бедрам, пока все они не скопились в этой боли, и она почти, почти... Он укусил её за плечо, и она закричала, падая сквозь облака боли. Очнулась она позже с горящей кожей, болящей и ноющей, со следами укусов на частично развитой груди. Он оставил её просыпаться в одиночестве, но так и должно быть. Так было больнее, так было весомее. Ей удалось пройтись, шатаясь от боли в нутре, и купить себе еды. Это было прекрасно. Темнота опускается, но солнце всё ещё на небе. Скоро придет смерть. Теоретически она знала, что девушка достаточного возраста может забеременеть. Но абсурдный слом их отношений вытеснил эту мысль из её головы. Конечно, она не могла забеременеть, если всё держалось в секрете. Но вот она была здесь и каждый день искала какой-нибудь признак кровотечения, помимо царапин на бедрах или следов укусов, наполовину скрытых жесткими кудрями. И она понятия не имела, что делать. Может, если он трахнет ее посильнее, это убьет ребенка? В ту ночь кровь струйкой текла у неё между ног, шею пересекали темные струпья, и она думала, что все будет хорошо. Но ни в следующем месяце, ни в последующие не было никаких признаков кровотечения, и теперь она даже могла видеть бугорок, через который пробивался ребенок — существо, которое не должно было быть, которое не должно было быть создано таким образом. Поэтому она пошла к нему, рассказала и доверилась. Он связал её и трахал до тех пор, пока она не потеряла сознание от потери крови и оргазмов. Когда она очнулась, он уже ждал её и снова взял, разрывая плоть под ногтями и кусая уши до разрыва хряща. Она теряла сознание ещё быстрее, но на этот раз он не остановился, и на каком-то уровне она чувствовала удары разбитой плоти. Она снова очнулась с переломанными конечностями, развязанная и лежащая на холодном полу, чувствуя себя чистой и почти счастливой. Он стоял над ней, черно-белый и прекрасный. А потом он ударил её ногой в живот, в грудь, в голову, пока всё не превратилось в сплошное пятно боли, и она почувствовала, как шевелится ребенок, как сокращаются её ноющие мышцы, а в затылке раздается раскаленный до бела звук. Кровотечение замедляется. Может быть, больше крови не осталось. Наконец-то она может спокойно умереть. Тьма опускается всё ниже. Теперь нет нужды дышать. Не нужно ничего делать. Всё так, как и должно быть.