Метка

Хаску нелегко видеть Энджела таким — крадущимся по стеночке на нетвердых (отнюдь не вещества тому виной) ногах. Как будто тень босса преследует его по пятам, будто мотылек за углом собственной персоной поджидает несчастного паука… какая злая подмена понятий! Когда друг приближается, кот видит причину поведения. Невооружённым глазом видит. Кровь, засохшую на пушке тонкой шеи. — А помыться нельзя было? В порядок там себя привести, — наигранно брезгливо уточняет бармен, наливая «как обычно» и подталкивая напиток в протянутую тонкую ладонь. — А то что, не любишь меня такого? — обиженным голоском и с противоречащей ему широкой улыбкой подкалывает актер. Опять-таки — как обычно. — Рррр! — Хаск отворачивается, сует лапы в карманы. — Ты такой тупой что ли, рукастик? Беспокоюсь я о тебе, ясно? Ты бы хоть рану обработал. — Хе, — тихое. Энджел пьет неторопливо, наслаждаясь коктейлем. Обычным — ядрёный, но не крепкий. Приятный. — Не волнуйся об этом. — Что ты опять юлишь? — снова ворчит Хаск, раздраженный тем фактом, что каждое слово вытрепывать приходится, как будто дерешь задними лапами усатого собрата. — Если тебя опять жестоко выебали, где остальные укусы? Если нет — то какого хуя с тобой творится? — Все прекрасно! Великолепно! Обалденно! Бомбически, мать твою за ногу! — не понять, улыбка фальшивая или мазохистическая. — Ррррр… — Ой, ну не волнуйся, котик. Ты хочешь прямо-таки знать все подробности? Как он оказался сверху, вдавил меня в кровать своим пушистым хвостом, связал меня… ах! Вздох. — Да ну. И сколько перепало за этого, хм… счастливца? — Хаску мерзко. Мерзко слушать о том, как его Энджелом снова пользовались. Паук слащаво лыбится. Только на секунду. Мгновенно хмурится. Маска спадает. Алкоголь подталкивает. Только подталкивает — решение Энджел принимает сам. — Я сплю с ним не за деньги. -… — Я люблю его, Хаск. Хаску кажется что мир бесшумно трескается, раскалывается, и взрывается. Перед глазами цветные вспышки софитов, на каждой витрине — смазливая мордашка Энджела. — Ты, блять, совсем умом тронулся? — шипит Хаск, хватая актера когтями за воротник. — Насколько ты был обкурен?! — Я спал с ним на трезвяк! Вообще-то он сам ко мне пришел! После смены… Помнишь же его? Бармен замирает. И вспоминает. Мальчишка-медвекот, в глазах которого старый шулер видит юного себя. — Ебануться. Но… Он же туз. Как Аластор! — недоверчиво выпаливает Хаск. Видит на шее Энджела аккуратный прокус — с двух сторон, две пары острых клыков… Запах слюны раздражает нотками жареной кукурузы — остальное тело паука пропахло парфюмом и потом. Да, именно тот парень. В последний Хаск был НАСТОЛЬКО обескуражен только когда проиграл Аластору в карты. Энджел — насквозь продажная сучка, многоопытная в интрижках и постельных премудростях, не лыком шитый мафиози и калач в общем-то тертый — и вдруг пал перед каким-то пиздюком, которого и в Ад-то занесло по ошибке… И смех, и грех. — Ну и что. Мне так спокойнее, — Энджел жмет плечами. — Он льнет не к моим дыркам, а к моему обаянию. Как ты понимаешь, это нечастое зрелище здесь, в Аду. — Да уж, — Хаск сам берет бутылку. Укус на шее Энджела не дает ему покоя. — Поэтому ты не смываешь с себя… эм… следы его пребывания? В знак уважения, эээ, мол тебя в кои-то веки оценили по достоинству, а не за… достоинства? Энджел молчит, подпирая щеку рукой. Некоторое время занимает пауза. — Они с Аластором похожи. Оба, эм… держат на коротком поводке, — наконец хохмит паук. Хохмит как обычно, но у Хаска шерсть сама собой встает дыбом. — ЧТО БЛЯТЬ? ОН ТЕБЯ- — Нет!!! — взвизгивает Энджел, гремя стулом. — Ничего такого он со мной не делает. Успокойся, усатик. — Иди в жопу, — бурчит Хаск, которому стыдно за свою эмоциональную реакцию. — Ты ревнуешь? — ИДИ В ЖО- Энджел от хохота чуть не падает со стула вторично. Вздох. — Да, я ревную. Но я также хочу, чтобы у вас все было хорошо. Энджел улыбается, тихо и скромно. В общем — искренне. Правда, ненадолго. — Хаск… — А? — Валентино… он… Я боюсь. Я боюсь, Хаск, — Хаск с удивлением слышит дрожь в голосе актера. Энджел с удивлением слышит басовитое мурлыканье и похлопывание мягкой лапой по своей спине. Он так доверчиво, почти как ребенок, прижимается к мохнатой груди напротив, и нежная бело-розовая шерстка перемешивается с темно-серым мехом. — Он… если он узнает, что… Что я принадлежу не ему… Что на мне чужая метка… Я… Хаск… — Всхлипы все чаще и яснее, через дрожащий голос бьются рыдания. — Энджи. Тишина. — Ты никогда не принадлежал ему. НИКОГДА. — Но… — Актер обиженно замолкает, пытаясь ответить на этот вздор. — Но контракт, моя душа у него и… — И ты не побоялся выступить против него. Значит, Вал не так всемогущ над тобой. Ты не какая-то там марионетка, ясно? Ты — Энджел Даст, крутой парень, которого ебет жизнь, а кончает все равно он! Энджел смотрит на Хаска с выражением «Серьезно?!». — ХА-ХА, БЛЯТЬ! — через секунду только-только хандривший актер от смеха укатывается со стойки. — Вообще-то… Ха-ха-ха!.. Бля… Тупые… Ха-ха-ха-ха… Шутки! Это по моей части… Уху… Ааа, блин! Хаск немного ржет за компанию, но старается не забываться. — А теперь иди к своему ненаглядному, и не еби себе и ему мозг! — говорит Хаск и удивляется, когда на его морде остаётся невесомый поцелуй.