***
— Учитель! — Кунмин, — Водяное Зеркало тепло обнимает его, и Чжугэ Лян который раз удивляется, как в сухой фигурке умещается столько энергии. Впрочем, размышлять об этом некогда. — Да что с тобой? — старик наконец замечает: гость явно запыхался, соломенная шляпа съехала набекрень, в глазах — смятение. Да и конь весь в мыле. — Сюй Шу в опасности, — выдает Чжугэ Лян с порога. — Цао Цао выманил его к себе. Он не успел даже заехать попрощаться с вами… И просил передать вам свои извинения. — Небеса… Что с его семьей? — Его брат умер, — Чжугэ Лян мрачнеет. — Готов поспорить, что не своей смертью. Ведь Лю Бэй недавно нанес Цао поражение как раз благодаря Сюй Шу. Теперь его матушка осталась одна; подлец не нашел ничего лучше, чем использовать ее в своих интересах. Водяное Зеркало горестно вздыхает: — Боюсь, это было неизбежно. — Если он и уцелеет, ничего хорошего его не ждет. Ваш ученик не будет служить негодяю. Ибо только негодяи поступают подобным образом… Старый даос еле заметно качает головой, указывая взглядом на веер из перьев, оставленный на столе. Чжугэ Лян хватается за свой веер и продолжает нервно ходить взад-вперед по комнате. Столько лет прошло, а привычка отчаянно жестикулировать от волнения — прямиком из его немого детства — так никуда и не делась. Повисает тишина. Чжугэ Лян бессмысленно сверлит глазами темное окно. Внутри всё кипит. — Учитель, мы должны спасти его… — Сперва тебе нужно успокоиться, Кунмин. В таком состоянии ты ничего не придумаешь. Ложись-ка лучше, отдыхай. Тот лишь горько усмехается: — Вы правда думаете, что я смогу заснуть? — Ай, иди смотри на звезды, только мне спать не мешай, — машет рукой старик. …Всю ночь звезды предательски молчат. И та, что означает мудреца, висит над головой, — кажется, вот-вот сорвется — и никак не срывается. Эх, мудрец, выручит ли тебя твоя мудрость?.. Вокруг тишина и покой, будто всё замерло в неизвестности. Чжугэ Лян не замечает, как небо постепенно светлеет. Лишь когда первые лучи солнца начинают щекотать сомкнутые веки, он обнаруживает, что так и уснул, сидя на крыльце. Со вздохом он достает из-за пазухи свиток Книги Перемен и палочки для гадания, раскладывает прямо на отсыревших за ночь ступеньках. Что ж, матери Сюй Шу остались считанные дни, сам же советник пока будет жить, и даже не в тюрьме. Но и только… — Ну что, Кунмин, придумал, как вызволить друга? — спрашивает Водяное Зеркало, наливая утренний чай. Чжугэ Лян качает головой. — Похоже, всё, что я могу сделать для Сюй Шу — это исполнить его просьбу. — Пойти служить Лю Бэю? Тот молча кивает. — И что же? Ты готов? — Взгляд старика становится испытующим, и Чжугэ Лян не выдерживает: — Вы сами видите, учитель. Вместо того чтобы спокойно ждать его визита, я сбежал к вам, как последний трус… Водяное Зеркало смеется: — На твоем месте, Кунмин, я бы тоже сбежал. Но, хоть и неосознанно, ты поступил верно. Лю Бэй, без сомнения, будет искать встречи с тобой… Однако ему нужно время. До весны, не меньше. Старый даос терпеливо молчит, пока недоумение на лице Чжугэ Ляна не уступает место внезапной догадке: — Понял! Во-первых, это усыпит бдительность Цао. Во-вторых… — он замолкает, словно в нерешительности. — Что дорого достается, то больше ценится. Так-то, Кунмин, — учитель с улыбкой хлопает его по плечу.***
Чего только не наслушался Чжугэ Лян в адрес Лю Бэя… Его называли жалким башмачником, зайцем, скачущим с места на место, мечтателем и упрямцем, а чаще — фальшивым лицемером; говорили, что с таким грузом моральных принципов далеко не уедешь, откровенно глумились над каждым его поражением. В такие моменты у Чжугэ Ляна разве что искры из глаз не летели. Молоть языком со скуки умеет каждый, а ты попробуй хотя бы просто проехать от Чжосянь до Синье, не сложив головы — это ж половина Поднебесной! И весь путь Лю Бэю приходилось одолевать в тяжелых боях, почти не приносивших побед… Невозможно представить, сколько несчастий пришлось перенести этому отважному человеку, прежде чем оказаться здесь. Сунь Цзянь, Люй Бу, Юань Шу — их звезды гасли одна за другой в попытках добиться успеха. Даже Юань Шао не спасла его огромная армия. Но отступился ли от своей цели Лю Бэй, пусть и оставшись совсем один? Не безумец ли он после этого? Совершенный безумец. И что ему мешало просто прислать за Чжугэ Ляном солдат? Вместо этого он лично трижды посещал его жалкую хижину, наплевав на собственную гордость и мнение грозных братьев! Это было необходимо. И всё равно жгучая вина пронзает сердце огненной стрелой. Простой путник в поношенном сером халате явился на пороге, и взгляд его был полон смирения. Он назвал юнца, не нюхавшего пороху, своим учителем, хотя сам старше лет на пятнадцать... Он был искренен. Говорят, судьба всегда вознаграждает тех, кто доверяется ей. Кого еще она могла дать Чжугэ Ляну в повелители? Простой путник в поношенном сером халате оказался благороднее иных важных и разодетых господ.***
Задумавшись, он не замечает, как Лю Бэй тихонько встает и оказывается за спиной. — Кунмин… Руки господина ложатся ему на плечи. Он вздрагивает и оборачивается: — Вам не нравится моя игра? — Очень нравится, — мягко отвечает тот. — Просто хотел посидеть рядом с тобой. Чжугэ Лян улыбается уголком губ, но в груди грохочет барабан. Лю Бэй усаживается вплотную, легонько обнимает: — Тебе не холодно? — Вовсе нет, господин. Лю Бэй берет его озябшие ладони в свои, качает головой: — Ну вот, а говоришь, не холодно… Чжугэ Лян не находит что ответить, но рук не убирает. Приятное тепло, покалывая, разливается по телу и как будто даже слегка унимает бешено разогнавшееся сердце. Через некоторое время Лю Бэй нарушает молчание: — Знаешь, Кунмин, я не слишком разбираюсь в музыке, но когда слушаю твою игру, у меня возникает ощущение, что этот инструмент был сделан специально для тебя — настолько ты чувствуешь его. Как он тебе достался? — Благодарю, мой господин. Это цинь моей матушки, она очень любила музыку. Как и отец, она ушла рано, когда я был еще совсем маленьким. Так что это, в общем-то, почти всё, что я о ней помню. «А ведь я, по сути, ничего не знаю о его прошлом», — думает Лю Бэй. Не то чтобы сейчас ему казались уместными разговоры о семье. Даже жаль, что они вышли на такую грустную историю. Но что поделать, Кунмин — это тайна, которую хочется раскрыть. Такой молодой и уже столь проницательный, он весь — приметы и гадания, даосские ритуалы и наблюдения за звездами, да колдовские напевы тонких струн… Военный советник. Ну хоть убей, не вяжется его изящный облик с суровой жизнью боевых лагерей! Конечно, Юнчан и Идэ смотрят на него косо. Для них он не более чем мальчишка, играющий в войну камушками и листиками с кустов, гражданский до мозга костей… Но братьям-рубакам невдомек, как этот «мальчишка» ночами просиживает над картами провинций, цитирует лучшие стратегические трактаты, будто свои собственные, а рассуждая о людях, превосходно чувствует их характеры и потаенные мотивы. И страстно желает отомстить за друга. Они познакомились с месяц назад, но откуда тогда у Лю Бэя стойкое чувство, будто он знает этого лукавого даоса, не расстающегося с потрепанным веером, примерно всю жизнь? Лю Бэй задумчиво смотрит на руки Кунмина, покоящиеся в его собственных — такие хрупкие и нежные, лишь кончики пальцев загрубели от струн. Теплый шерстяной халат советника весь пропах костром. Да он и сам напоминает костер — кого угодно согреет и защитит от холода и темноты одним своим присутствием, взглядом, улыбкой… Как-то неосознанно Лю Бэй начинает легонько гладить эти мягкие руки, обводя пальцами зеленоватые узоры вен. Чжугэ Лян сидит совсем притихший, боясь спугнуть волшебство.***
…Стройные ряды солдат неподвижно вытянулись под стеной лагеря в ожидании командира. Конница стоит смирно, из лошадиных ноздрей идет пар. Лю Бэй выезжает на своем ди-лу, в доспехах и алом плаще. За ним — Гуань Юй и Чжан Фэй. Войско взрывается приветственным кличем. Орлиный взгляд полководца скользит по лицам воинов, по щитам и воздетым к небу копьям. Чжугэ Лян впервые видит у господина этот властный взгляд. Лю Бэй останавливается, и шум тут же стихает. — Братья! Все эти дни вы усердно обучались, чтобы скоро с оружием в руках вернуть мир и покой в наши земли. Пришло время показать ваши умения. Смотр объявляю открытым! Пара обнаженных мечей взмывает вверх, отражая солнечный свет. Поле вновь оглашается криками, и копья сотрясают воздух. А Чжугэ Лян не в силах оторвать глаз от Лю Бэя. Разве может быть простой башмачник так до дрожи прекрасен?.. …Всё та же пара легких мечей со свистом летает в ловких руках воина, образуя вокруг него смертельную ауру. Серия отточенных приемов превращается в чистое искусство, в танец без единого лишнего движения. Ни один лепесток не падает со сливовых деревьев, да и ограда у пруда не задета ни разу, но Чжугэ Лян пропускает тот момент, когда голова тренировочного чучела со стуком падает на землю. Зрелая, опасная и уверенная сила — вот что такое Лю Бэй в бою. Даже если этот бой всего лишь тренировка на подворье. «— И почему я не пошел по этой части?..» — задается вопросом Чжугэ Лян. О, хоть бы раз ощутить в своей ладони прохладную тяжесть клинка, услышать, как поет, звенит сталь о сталь, и звон ее отдается где-то в костях с каждым мощным ударом, как гудит в висках огненная кровь!.. Красиво. Очень красиво. Но он свой выбор сделал. И потому всё, что ему остается, — не двигаясь с места, жадно впитывать горящими глазами каждое движение своего господина. Завершив упражнения и убрав мечи в ножны, Лю Бэй кидает взгляд на веранду, и вдруг суровую сосредоточенность сменяет, как нежданный луч солнца, теплая улыбка! Она предназначена ему, Чжугэ Ляну, и от этой искренней улыбки сладко щемит где-то внутри…***
И вот сейчас этот человек сидит так близко и касается его так ласково и бережно, что всё плывет перед глазами. Но только здесь, на диком берегу реки, нет вездесущих слуг и соглядатаев, не от кого скрываться… Острая, отчаянная нежность переполняет, льется через край. И Чжугэ Лян сдается. Крепко стиснув руки господина, обращает к нему взгляд красноречивее слов. Глаза Кунмина — жидкий огонь. Лю Бэй готов пить его всем своим существом, рискуя сгореть на месте. И кажется, он понимает, что говорит этот взгляд. Если и осталась между ними дистанция, то самое время ее сократить. Кунмин не шевелится, лишь прикрывает глаза, когда Лю Бэй протягивает руку, чтобы легонько погладить его по щеке, невесомо скользит пальцем по его сухим горячим губам, а затем накрывает своими. «Неужели это всё наяву?» — мелькает в голове у Лю Бэя. Его стратег, его учитель, его тайна и сокровенное желание — прямо сейчас в его крепких объятиях: до безумия нежный, целует медленно, будто изучая, — и весь дрожит, как струна, обжигает губы Лю Бэя прерывистым дыханием, плавится от собственной страсти, — и это пьянит, кружит голову, заставляет прижимать Кунмина к себе еще сильнее… Налетевший ветер атакует их дымом костра, но Лю Бэю всё равно. Сейчас он не променял бы этот назойливый дым и на самые изысканные благовония. — Мой господин… — произносит Кунмин чуть хрипло, когда Лю Бэй наконец находит в себе силы оторваться от него. Растерянный, потемневший от вожделения взгляд молодого советника — возможно, самое прекрасное, что он когда-либо видел. Лю Бэй легонько прислоняет палец к его губам: — Сюаньдэ. Кунмин смотрит, словно не веря. — Милый мой Сюаньдэ, — говорит наконец он еле слышно, — прошу, прости меня… — За что, Кунмин? — недоумевает Лю Бэй. — За те полгода, что я бегал от тебя, — виновато выдыхает даос, склоняя голову. Лю Бэй вновь заключает его в объятия, гладит по спине, по шелковистым волосам, чувствуя, как буря внутри Кунмина потихоньку успокаивается. — Если нужно, подождал бы и год, — шепчет он. — Я ведь думал получить стратега… Кто ж знал, что судьба дарует мне еще и возлюбленного? …Солнце медленно, но верно наливается алым. Весенний вечер чист и задумчив. Пора домой: Юнчан и Идэ уже, верно, беспокоятся, где носит старшего брата вместе со своим советником и почему их не пригласили. Чжугэ Лян грузит на коня походный скарб, раскидывает догоревшие угли костра, останавливается на мгновение, чтобы бросить прощальный взгляд за реку. Наверно они больше никогда не вернутся сюда. Совсем скоро зарядят бесконечные летние дожди, и это кострище у раскидистой ивы будет смыто речным паводком, затем зарастет травой и останется таким же глухим, всеми богами забытым местом, куда и рыбаки редко забредают, — просто точкой, не отмеченной ни на одной карте, где-то близ очередного уездного городишки, коих сотни в Поднебесной… Но вышло так, что волею судьбы в этом странном и диком месте сбылась его, Чжугэ Ляна, потаенная мечта. Вот каково это, оказывается. Что впереди? Бесконечные опасности и козни врагов, бесконечная ревность и подозрения своих, чужое безрассудство и роковые ошибки, оглушительные победы — и неизбежная потеря… А дальше — жизнь, истраченная на служение призрачной династии и памяти о своей любви. Вот о чем неизменно говорят все гадания. Но подходит Сюаньдэ, тихо берет за руку, посылая по телу искристое тепло. «Мы еще посмотрим, чья возьмет», — усмехается Чжугэ Лян. «Ты упрям, иногда чересчур. Скажу тебе откровенно: он такой же. Пути Небес порой непостижимы», — всплывают в памяти слова Водяного Зеркала.***
Зыбкая ткань сновидения истончается, исчезает как туман. Лю Бэй открывает глаза: за окном едва рассвело, но ему непривычно жарко в постели. Потому что рядом теплый и сонный Кунмин — на бледном лице сладчайшая безмятежность, вороные пряди разлетелись по узорчатой подушке, одеяло сползло, обнажив хрупкие плечи и совсем не богатырскую грудь. Кончики мягких усов чуть подрагивают, будто он пытается улыбнуться во сне. Лю Бэй тоже невольно улыбается, вспоминая, что всё это ему не приснилось: и вчерашний день на реке, и минувшая ночь — первая проведенная вместе… А ведь до этого учитель всегда вставал раньше него.