***
Приглушённый звуковой сигнал милосердно, но настойчиво призывал готовиться к посадке, и Юдже, сморщив нос, неохотно разлепила глаза. Плед валялся под креслом, на экране плеера отображалось главное меню. Скосившись на пустое соседнее место, девушка сладко потянулась. Во время обеда и ужина они с Крисом премило пообщались. Тот рассказывал о поездке на Лонг Айленд, проекте, намечающемся у его компании с американскими компаньонами и срочном отлете в Сеул из — за проблем со здоровьем любимой собаки Бэрри. Юдже поделилась впечатлениями о работе в NYCB , похвасталась контрактом с Сеульским театром, ради которого после долгого отсутствия и возвращалась на родину. Когда самолёт приземлился, пути их разошлись, но на выходе из аэропорта вновь ненадолго пересеклись. Оба не отлипали от телефонов и в спешке лишь помахали друг другу на прощанье. — Добро пожаловать домой, Юдже… — Нет, я доеду на такси, Черён, не заморачивайся…– Юдже отвлеклась от беседы с сестрой, проводив удаляющуюся атлетичную фигуру Бана растерянным взглядом. Хромированные колёса Мерседеса G–класса, в который тот забрался, сияли на солнце ярче драгоценных камней, на металле гладкого отполированного до скрипа чёрного корпуса не было ни пыли, ни царапинки. Парочка амбалов охранников с гарнитурой в ухе, хмуро просканировав обстановку, слаженно загрузились на переднее и заднее сиденья, и к сожалению Юдже добавился оттенок досады. — Юдже, куда пропала? — Извини, скоро буду. Пока…– опомнилась заинтригованная девушка и отключилась. В голову после случайных знакомств стандартно закрадываются тысячи — а если бы, но проблема в том, что идеальный момент к тому времени безвозвратно упущен. Конечно, глупо игнорировать шанс на более менее серьёзные отношения, красивые, успешные мужчины с отменным чувством юмора, без кольца на безымянном пальце на дороге не валяются. Тем более, что Бан открыто, хоть и ненавязчиво флиртовал. Юдже прогнала неуместные фантазии — меньшее, в чём она сейчас нуждалась — это очередной роман. Поймав в потоке жёлтых авто свой Uber, Юдже, энергично взметнув в воздух руку, подкатила поближе фиолетовый громадный чемодан Heys. В родительском особняке на одном из Каннамских холмов, принадлежащем их семье с незапамятных времен, мало что поменялось. Гостей встречал тот же показательный партерный газон и старомодная меблировка вроде громоздкого игориджана из грушевого дерева, обитавшего в гостиной, кёнсана , ножки которого, в виде лап тигра всегда вызывали уйму детских восторгов. Аромат маминых сиреневых духов ненавязчиво парил в воздухе, навевая ностальгическую тихую грусть. Единственным местом, облагороженным современным дизайном, с кучей новомодных приспособлений и навороченной электроникой стала кухня. Черён не потерпела бы древностей в святая святых. К процессу готовки сестра относилась трепетно, как впрочем многие артисты балета, с юности вынужденные себя ограничивать. Половину жизни они боятся еды, как огня, оставшуюся — её обожествляют. Черён возилась со штопором, откупоривая бутылку Шабли из отцовских запасов. Несмотря на то, что родители погибли в автокатастрофе пять лет назад, коллекция вин в подвале сократилась ненамного. Они с Черён те ещё выпивохи. Обе связали жизнь с балетом, как их родители. Но если Юдже пошла по стопам матери, примы Сеульского, то Черён после нескольких лет мытарств в кардебалете предпочла стезю отца, выдающегося художника — декоратора, превратившего любимое ремесло в доходный бизнес. — Мы обязаны отметить твоё освобождение, — уговаривала она, откидывая с узкого миловидного лица прядь длинных каштановых волос, — конец абьюзивным отношениям и интригам змеиного логова. До сих пор не верю, что моя сестренка дома. Черён кинулась обниматься. Юдже, похлопав девушку по спине, сконфуженно отстранилась. — Только ты могла назвать NYCB гадюшником… — Разве это не правда? — с апломбом возмутилась Черён, усаживаясь за барный стул кухонного островка, и беззлобно поддела, — после всего, что они устраивали, только «святая Юдже» и может их оправдывать… Юдже устроилась напротив и, не торопясь отвечать, отпила вина из бокала. — Не святая, молодая и наивная. Я слишком рано попала в NYCB. Талант решает не всё, точнее, он зачастую вообще не играет роли. Гибкость порой необходима не только в танце, Черён. Чтобы стать примой в одном из лучших театров мира требуются коммуникабельность и дипломатия. Связи — ключи ото всех дверей… — Или постель…– хмыкнула Черён, — оговорка, только не в случае с нашим художественным руководителем. Ли вообще до кисок дела нет. Юдже едва не поперхнулась вином и покраснела. К стыду её непереносимость алкоголя к пылающим щекам не имела никакого отношения. — Он гей? — просипела Юдже. — А что, у тебя на Ли были планы? — расхохоталась Черён, запрокинув голову. Юдже обиженно шикнула. — Айщщ… — Хо примерный семьянин, уже лет пять растит сына. В театре каждая, начиная с уборщиц, заканчивая Тхэ Ри на него слюни пускает, словно голодный бульдог на мясо, только что толку? Балет — его единственная страсть, лишь работу свою этот сухарь по настоящему ценит. Иногда сочувствую Рюджин, променять многообещающую карьеру на участь няньки, тривиальной служанки при гении муже… Телефон на столешнице заверещал. — Это он? Дай трубку, я умею отшивать придурков. После развода с Хансолем, уже год только этим и занимаюсь… Юдже увернулась от цепких пальцев сестры и отошла к окну, зарывшись в телефон, принялась печатать. В ответ на пару отосланных гневных смс, раздалась мелодия входящего звонка. — Вот кретин. Почему не заявишь в полицию? Смс, звонки, угрозы самоубийства классифицируют, как преследование, — негодовала Черён, и Юдже как никогда захотелось последовать её совету. Навязчивость бывшего перешагнула разумные границы. Даже то, что сейчас их разделяли тысячи километров, разные часовые пояса, не являлось для Дилана препятствием. Юдже, чертыхнувшись, отключила телефон. Хвост в виде психа бывшего волочился за ней до самого Сеула, как крупногабаритный сверхлимитный багаж, поделать с которым она ничего не могла. Разве что копам сдать, раздуть скандал, но это крайняя мера и сомнительное решение, если намерился без проблем и лишней шумихи обустроиться на новом месте. — Я так рада, что ты дома, — подойдя со спины, нежно обняла Черён, и Юдже невольно улыбнулась, коснувшись горячих ладоней сестры на своих плечах, — осточертело сторожить этот дом, погребённое под слоями пыли прошлое. Не представляешь, как одиноко здесь студёными Корейскими зимами… Прикрыв дверь спальни, Юдже включила свет и осмотрелась. Заправленная лиловым бельём кровать из массива дуба, расписная пхёнхун, ширма у стены с перекинутым через верх хлопковым осовремененным ханбоком — традиционной домашней одеждой, что намного удобнее шёлковых пижам. Роскошный мунгаб под окном, на нем сухоцветы — веточки пшеницы, облачка хлопка в тонюсенькой вазе, шкатулка — туалетный столик Кёндэ рядом с кроватью взамен несуразной тумбочки из Икеи с дурацким названием вроде Дьюнгельског, которое сложно произнести, не вывихнув себе при этом челюсть. Время словно повернулось вспять, казалось, что вот вот позади зазвучит переливчатый голос матери, вслед басистый назидательный отца. Юдже повернула ключ в замочной скважине шкатулки, и та легко поддалась. Под зеркальцем хранился кругляшок маминых румян и медальон — сердечко. Пальцы любовно огладили потускневшее от времени золото, короткую цепочку. Поколебавшись, Юдже положила украшение на бархатную подкладку и захлопнула шкатулку. Завтра предстоял нелёгкий день — знакомство с театром, труппой — некогда предаваться воспоминаниям, не время раскисать. Взгляд случайно наткнулся на неразобранный чемодан на кровати, и Юдже тяжко вздохнула. Как минимум на один вечер ей было чем себя занять — вещи сами себя по вешалкам не развесят и не отпарят.***
Трезвон будильника спровоцировал коллапс. Юдже обычно доверялась внутренним биологическим часам, вставала рано, в шесть, потому с удивлением обнаружила, что впервые за сознательную жизнь проспала. Разбираться дело было в паре глотков вина накануне или непривычно жестком матрасе не имело смысла. Позавтракав наскоро, собрав в холщёвый шопер шорты, трико и пуанты она загрузилась в такси, и, назвав аджосси адрес, нырнула в Навер карты. Суматошное пробуждение, состояние, когда не в силах контролировать вплоть до секунд будничные процессы, гадая, сколько времени потратишь на дорожный траффик, нарушало душевное равновесие. Режим для балерины, распорядок — нечто большее, чем просто расписание, он прошит в мозгу подобно материнской плате в системник, любая неожиданность, сбой равноценен ядерному взрыву в личной микро вселенной. — Простите, навигатор предупреждает о пробке на мосте Сонгон, может, выберете другой маршрут? — Не паникуйте, мисс. Я Сеул, как свои пять пальцев, знаю. Эти приложения всегда преувеличивают… На улыбку от уха до уха разговорчивого аджосси Юдже сдвинула брови и нервозно перепроверила карты. Через двадцать минут, наглухо завязнув в сутолоке гудящих машин, образовавших затор на шоссе Гукхое, аджосси продолжал уверять, что разбирается в городском движении лучше любого шайтан приложения. Жестикулируя, тот ругался на собратьев, погоду, что жарит в апреле пуще, чем в июле, иностранцев, которых чёрт понёс с утра пораньше в Сочо, а Юдже успела помолиться всем богам — и христианским, и буддистским. Опоздать в театр — такого фиаско с ней даже в Штатах не случалось. Волновалась Юдже зря. Пробка вскоре благополучно рассосалась, и такси, бодро преодолев несколько километров, свернуло к впечатляющему комплексу, центром которого являлось стекляное сооружение в форме традиционного ката – сотканной из бамбука и конского волоса шляпы. Засмотревшись на необычную архитектуру, Юдже пропустила ультрачастотный звук и молнией мелькнувший черный силуэт в боковом стекле, но удар, когда таксист резко, визжа шинами, затормозил у бордюра, прочувствовала основательно, до костей. — Самоубийца, псих! — заорал благим матом, едва очухался аджосси, хватаясь за сердце. Отлепившись от стекла, в которое впечаталась щекой, Юдже отворила дверцу и, шатаясь, вылезла из машины, но высокий, облачённый с ног до головы в кожу байкер, вспорхнув по лестнице, так же молниеносно скрылся за раздвижной дверью арт центра. — Вы в порядке мисс? Нахал, даже извиниться не соизволил. Что за люди нынче пошли? Поворчав вдоволь и получив плату за проезд, аджосси забрался в такси, а Юдже грозно зашагала к парковке, на лобном месте которой возвышался монстроподобный байк. Юдже мрачным вороном покружила вокруг матово чёрного красавца, на корпусе которого красовался ядовито красный японский иероглиф, обозначающий сокола, и недовольно поджала губы. Мстительно пнув шину Хаябусы туфлёй и воровато оглядевшись, Юдже горделиво приосанилась. И только после этого, с чувством исполненного долга направилась к лестнице. Предъявив на охране пропуск, Юдже сновала по бесконечным коридорам мимо сцены, гримерок солисток и буфета, досок с расписанием и составами, диванчиков. Тренировочный зал находился на третьем этаже, и Юдже, перед которой звякнул громоздкий лифт, похожий на шкаф, внутри которого проход в Нарнию, осторожно в него вошла. По безлюдным коридорам, разбавленным редкими кулерами с водой и кофе автоматами, её вели звуки фортепиано и голоса, всё более громкие и отчётливые. Открыв скрипучую дверь в зал, девушка на секунду замерла от внезапного озарения — шоппер со сменной одеждой, пуантами не оттягивал плечо, руки были пусты. Взгляды всей труппы, человек двадцать на вскидку, и одного онемевшего концертмейстера обратились на неё в едином порыве. Среди них был особо колючий и неприязненно требовательный. Сон Юра, прямая, как шест, и миниатюрная, с пучком на голове, затянутым так крепко, что разглаживал морщины на лбу, надменно вздёрнула подбородок. — Полагаю, Ким Юдже, замена Го Хара? Что ж, добро пожаловать, надеюсь, ваша жажда признания в отличие от предшественницы ограничится балетом… Женские, мужские смешки смолкли, когда сухопарая, невероятно грациозная для своего возраста женщина приблизилась к новенькой солистке. — Занятия кардебалета начинаются в 9. 30, в 9.00 все до одного артисты разминаются в зале, солистов в 10. 00, а это значит, что уже в 9. 30 они, переодевшись, отрабатывают классику у станков. Бровь ледяной дамы изогнулась, и сердце Юдже бухнуло в пятки. — Простите. Дело в том, что произошел небольшой инцидент на парковке, я забыла сумку с вещами в такси… После убийственного молчания по залу пронёсся смешливый гул, который педагог мигом приструнила, выразительно цыкнув. — Подберите себе пуанты — Йеджи! — девушка, вспорхнув от станка, встала рядом, и Юра, глаза которой сузились в бешенстве и почернели, презрительно добавила, — проводишь мисс Юдже в костюмерную и поделишься одеждой. Не может же она крутить пируэты в джинсах…***
Спустя минут десять в раздевалке Юдже в трико и синей олимпийке Адидас, выудив из сумочки Йеджи шило с ниткой, торопливо пришивала к новеньким атласным пуантам резинки и тесьму. Виртуозно разделавшись с нудной процедурой, она подпалила зажигалкой лишние нитки и взялась за стельки. — Что она имела в виду, когда говорила о Го Харе? Йеджи у шкафчиков, сложив руки под плоской грудью, наблюдая за действиями, доведёнными балеринами до автоматизма, равнодушно пожала плечами. — С Харой разорвали контракт за нарушение одного из его пунктов, — Юдже на миг остановилась, но вскоре пальцы её с ожесточением смяли верх стакана, — снялась полуголой для бульварного издания. Решила подзаработать, хайпануть и в итоге осталась без работы. Зато постер с её титьками висит на дверях мужских раздевалок всех автосервисов и качалок страны. Юдже взмыла ласточкой на пятак, проверяя результат. Конечно, наскоро выбранные и подогнанные по стопе пуанты обеспечат не одну мозоль, но на то, чтобы искать таксиста, времени не осталось. К сожалению, первое впечатление о ней, как о профессионале уже сложилось не лучшее. Юдже важно было показать себя сейчас с хорошей стороны. — Закончила? — строго спросила Йеджи, — каждая минута отсутствия в зале плюсует штрафные баллы в карму, запомни. С Юрой шутки плохи, если нашепчет Ли гадостей, и недели не протанцуешь в КNB.***
— Плие, батман тандю, ронд де жамб пар те, батман фондю… Монототоный, выпестованный до тошноты и головокружения экзерсис. Юра курсировала по залу, как надсмотрщик, и выточенный профиль её непрестанно мелькал перед глазами, отражаясь в зеркалах. Палка пружинила от напряжения, как и ноги в проклятых новеньких пуантах, но Юдже ни единым мускулом не выдала усталости и боли. — Пол часа перерыв, не больше. На носу премьера, — сухо распорядилась Юра, и Юдже от облегчения едва не рухнула на пол, но вовремя одернула себя. Пока труппа вяло разбредалась — перекусить в кафе, выпить горячего шоколада из автомата или посплетничать в гримерке, она села, осторожно сняла пуанты и судорожно сглотнула. Пальцы были сбиты в кровь. Вместо перекуса Юдже отыскала Йеджи, выпросила моток пластыря и тщательно обмотала в раздевалке каждый палец, надеясь, что до трех часов его хватит. Надев пуанты, кусая дрожащую губу, поднялась с лавочки и поплелась обратно в зал. Юра не сводила проницательных глаз, казалось, читала насквозь и нарочно нагружала прыжками и пируэтами, заставляя повторять одну сцену с десяток раз, усиливая давление на стопу, пока вымотанная, взмокшая Юдже не откинулась спиной на станок. Репетиция к счастью окончилась, труппа разбежалась, а она сползла на пол и потёрла зудящие ступни. От звука быстрых шагов испуганно вскинулась — к этому времени студия полностью опустела. Разглядывая высокого юношу во влажной футболке, черных кожаных брюках, с перекинутой через плечо курткой, лениво шагающего к выходу, Юдже зацепилась взглядом за брелок в его руках, вернее за красный иероглиф на чёрном пластике. — Йаа… Забыв про рану, Юдже, кипя от гнева, ринулась за наглецом. Схватив за локоть, вынудила повернуться и от неожиданности опешила. Забавный хвостик пальмочкой на затылке, прядки волос — сосулек, свисающих на въедливые карие глаза, полные губы, глядя на которые сдохла бы от зависти не одна элитная эскортница. Видимо, мозги у неё конкретно поплыли от боли, раз не заметила его среди других танцовщиков. Юдже бессовестно пялилась, пока соблазнительные розовые губы не скривились в усмешке. — Оглох, не слышишь, когда тебя зовут? — огрызнулась Юдже, которую трясло от злости и абсолютной беспомощности перед вопиюще совершенной красотой. Невозмутимость парня лишь подлила масла в огонь. Устало вздохнув, он небрежно стряхнул чужую руку, словно та была надоедливым насекомым. — Вежливость с манерами, ты, похоже вместе со шмотьём в Штатах забыла. Ладно, говори, чего надо, босоножка? Денег на такси нет, переночевать негде? Прости, место на байке, как и на моей постели тоже не бесплатные… Парень придирчиво ощупал взглядом стройную фигурку, и у Юдже непроизвольно сжались кулаки, во рту, как у натасканного бойцовского пса, почуявшего врага, собралась слюна. — Как ты меня назвал? Наглец, усмехнувшись, подался корпусом вперёд, обдавая ароматом дико дорогого парфюма и свежего пота, голос его понизился до интимного полушёпота. — Прозвище беспокоит? Я только что предложил тебе покувыркаться, детка. Так как, согласна? — Вот же …– оскорбления застряли в глотке, глаза защипало от слёз, Юдже опасливо попятилась, чем парня лишь развеселила. — Остынь, ты не в моём вкусе, босоножка, терпеть не могу недотрог, — самодовольно заявил он, словно Юдже и впрямь не сдала воображаемый тест на привлекательность, и развернувшись к выходу, манерно махнул рукой, — бывай, и не засиживайся до поздна, сторож закрывает зал ровно в четыре…***
— Ай, ай, ай, больно же…– ныла Юдже, сидя вечером на кровати, пока Черён обрабатывала её многострадальные ноги розовым маслом. — Терпи, почему сразу не отыскала этого прохвоста таксиста? — Не было времени, Юра меня живьём готова была сожрать, прелюдно… Черен задумалась, но через пару секунд согласно кивнула. — Она и впрямь могла. — Всё же разрешилось. Сумку нашли, меня чудом не уволили… — скорбное выражение лица Юдже преобразилось. — Тебе повезло, что Ли интервью давал на Ctv. Он грымзе фору даст, опазданцев, разгильдяев на дух не переносит. Черён убрала флакон с маслом и с жалостью оглядела разбитые ноги сестры. — Не верю, он не стал бы измываться над артистом прихоти ради. Черен обвиняюще буравила глазами опущенную голову Юдже, пока терпение не иссякло и её не прорвало. — Не нравится мне твоя вера в его святую непогрешимость. Талантливый человек не значит априори добросердечный и отзывчивый, Юдже. Ли такой же, как все, нет, намного хуже. Его преданность работе обусловлена эгоизмом трудоголика, одержимостью воображаемым идеалом, в погоне за которым он жертвует не только артистами но и близкими людьми. — Разве не поэтому он лучший? — запальчиво парировала Юдже, — какой артист не мечтает поучаствовать в его постановке хотя бы в кардебалете, прикоснуться к идеалу, о котором ты рассуждаешь с таким пренебрежением? Брови Черён скептически приподнялись, но переубеждать сестру она не стала. Упрямство передалось им обеим по наследству. Пожелав спокойной ночи, она ушла, а Юдже, едва за сестрой закрылась дверь, шмыгнула за телефоном. Порывшись в закладках, вставила наушники и включила ролик на ютубе. — Почему именно Жизель, балет, поставленный несчётное количество раз, сюжет которого мы изучили без преувеличения досканально, переосмысленный как видными мастерами прошлого, так и современности? Журналист напирал, хамовато перебивая, но безмятежное лицо мужчины напротив представало слепком древней статуи, прекрасным и отрешённым. Лишь когда глаза цвета растопленного меда загорались идеей, холодные, высокомерные черты сглаживали эмоции, поражающие неподдельной внутренней силой и страстью, не подпасть под власть которых было практически невозможно. — Разве? Многие говорят о том, что Жизель — самый трогательный и красивый балет, но я всё время задаю себе вопросы. Кто является отцом Жизель и где он? Почему королева Вилис такая злюка? Какова её предыстория? Танцовщики должны достаточно знать о своём персонаже… Юдже прокручивала понравившиеся фрагменты интервью снова и снова, неосознанно улыбаясь лёгкости, с которой Ли ставил интервьюера в тупик, увлекал за потоком своих мыслей и идей. Она восхищалась простотой, ясностью его речей и взглядов, разделяла любопытство и приверженность анализу. Юдже не лукавила — она с радостью заняла бы место в кардебалете в постановке Ли, но в глубине души мечтала о гораздо большем…