Немилосердные грезы

      Парень в ковбойской шляпе, что стоит так неприлично близко к нему, раздражает почти до скрежета зубов, до впивающихся в ладони ногтей из-за чрезмерно сильно сжатых кулаков.       О, Пенакония! Счастливая земля сладких грез! Отчего же эти грезы так жестоки к Блэйду?       Он стоит в стороне, на нескромном балконе вип-зала, когда эти двое, заговорщически шепчась, проходят к бару. В груди сдавливает при виде столь знакомой фигуры. Вот он, рядом, кажется, протяни ладонь – коснешься. Но между ними преграда с хищным оскалом.       Дань Хэн серьёзен, как и всегда: меж бровей хмурая складка, взгляд холодный. Чего не скажешь о его спутнике – тот улыбается во все свои тридцать два клыкастых зуба и что-то говорит. Говорит, говорит, беспрестанно, и эхом до Блэйда доносятся обрывки его фраз. «Милашкин день» – громкое, режущее по слуху.       Они отходят, и Блэйд видит, как рука наглеца небрежно обхватывает кажущиеся тонкими плечи. Он ведет к столику, активно жестикулируя свободной рукой, и ни на мгновение не замолкает.       «Милашкин день» оседает с печалью в памяти. По Пенаконии прошел слушок о том, что седовласый член экспресса прибыл вместо него, Дань Хэна. Неужели причина в том, кто рядом с ним? Неужели эти странные, приторно-сладкие речи смогли завлечь юную душу? Этот озлобленный взгляд? Нахальная клыкастая улыбка?       Кафка подкрадывается незаметно, как и всегда. Своей изящной ладонью ведет по предплечью, накрывает сжатую в кулак руку прохладными пальцами.       — Блэйди, – взгляд скользит по его напряженной фигуре и медленно переводится туда же, куда и его. Она улыбается, укладывает голову на чужую руку и несильно сжимает пальцы, привлекая к себе внимание, — послушай, нам пора.       Через мгновение их уже нет в зале, и никто не узнает, как несколькими минутами раннее внутри Блэйда разгоралась ожесточенная борьба чувств. Как он, прячась в тени роскошной колонны, исподтишка наблюдал за тем, кто заставляет его эти чувства испытывать.       Отчего же даже грезы так к нему немилосердны?

***

      Дань Хэн знал — он рядом. Холодные мурашки поднимались от тяжелого, озлобленного взгляда в спину. Оттого и вел себя нарочито непринужденно в компании все еще совершенно незнакомого ковбоя, внимательно слушал его речи и пытался вникнуть в разработанный план. Лишь бы не совершить фатальную ошибку - обернуться к тому, чьё присутствие ощущалось будто бы под кожей.       Почувствовал и то, что Блэйда в зале больше нет.       О, сладкие грезы! Разве не достоин Дань Хэн покоя даже там, где, казалось бы, только этого и стоит ждать? Неужели его самый главный кошмар ли так и будет ступать за ним по пятам, где бы он ни оказался?