Общество беременных женщин.

Как всегда, я получил пятёрки по нескольким предметам, а когда основные уроки закончились, и все пошли либо на дополнительные занятия по подготовке к экзаменам, либо домой, я отправился в кабинет ОБЖ. Буквально, «общество беременных женщин», так как обж-шник был очень популярен в обществе юных дев и женщин до пятидесяти лет. В кабинете никого не оказалось. Большое открытое окно, подоконник, который сто лет никто не вытирал, засыхающий цветок. Я достал влажные салфетки из рюкзака и протёр пыль, полил несчастное растение и посмотрел на учительский стол. Там было тоже всё не по-божески. Чего там только не было: учебники, папки с бумагами, ручки и огрызок карандаша. На мониторе компьютера, предназначавшегося для обучения школьников, красовалась обоина с голой женщиной в неестественной позе. А в ящиках, конечно, всё ещё хуже. Я открыл верхний. Моё внимание привлекла начатая пачка Harvest. Точнее, незаконченная — оставалась всего пара сигарет, одну из которых я достал, покрутил меж пальцев, поднёс ко рту и обхватил губами. В кармане у меня была зажигалка. Давно носил её с собой, чтобы научиться курить, но так как боялся покупать сигареты, только одалживал её одноклассникам. Наконец-то, я использовал её по назначению. И вот, первый, такой долгожданный затяг. Ощущения отвратительные. Видимо, втянул слишком много, потому что в глазах резко помутнело, и я закашлялся. Вообще, я плохо запомнил ощущения, потому что для меня было куда важнее, что Галлахер вернулся как раз в тот самый момент. Отношения с ним у меня всегда были сложные. Помню, в начале года он меня невзлюбил и стабильно подтрунивал, называя неженкой и птенчиком. Я думал, что он рассмеётся, глядя на такого меня, задыхающегося от едкого дыма и оправдывающего выдуманные им прозвища. Собственно, почти так он и сделал. Стал рядом, с ухмылкой сигарету забрал и сам её закурил. На мой вопрошающий взгляд ответил в своём стиле. — А чего добру пропадать? Ты, кстати, не обнаглел, птенчик? Заходить в мой кабинет как к себе домой, курить мои сигареты… Я не знал, что ответить, потому что сам себя не понимал. Но чувствовал обиду. Мне ведь плохо, а он сразу с претензиями. Хотя, с высоты птичьего полёта понимаю, что он был в какой-то степени прав. – Если так дороги тебе эти сигареты, то я куплю, без проблем… – Промямлил я, не поднимая взгляда на учителя. – Да, запишу это на твой счёт. Восемнадцать тебе уже, вроде, есть, — равнодушно ответил он. — Ты долго ещё занимать моё место будешь? И чего пришёл-то? Я поспешно поднялся с учительского кресла и посмотрел на обж-шника. – Пересдать зачёт, — Галлахер посмотрел на меня как на дурака, но указал в сторону большого шкафа. – Ну давай, — он усмехнулся, — автомат там. Доставай и разбирай. И я достал, отнёс на первую парту. Выучить алгоритм разбора и сбора Калашникова, как дважды два. Но у меня не хватало сил, а ещё боялся, что мне пальцы отобьёт этими железками. — Ну чего ты там возишься так долго? — В голосе Галлахера слышалось не столько раздражение, сколько недопонимание. Он докурил сигарету, «поправил» свой небрежно завязанный галстук и подошёл ко мне, прижимаясь к спине почти вплотную. В голове будто произошёл взрыв. Я уже и забыл, что делал. Чувствовал, как сильно колотится моё сердце. Я робко повернул голову к учителю. Сначала его взгляд был устремлён на части автомата, разложенные на столе, но через пару секунд он посмотрел на меня. Мы встретились взглядами. Я почувствовал, как кровь приливает к моим щекам и, признаюсь, не только к ним. Как я вообще умудрился влюбиться в такого отвратительного человека? На моём лице было всё написано, а Галлахер, вроде как, умел читать (и умеет, если не пропил последние мозги). Поэтому он понял всё верно. Даже вернее, чем я сам мог понять себя и свои желания. Сильными руками Галлахер обвил мою талию и прижал ещё ближе к себе. Выпирающее достоинство упиралось мне в ягодицы, а мои ноги подкашивались, рефлекторно стараясь скрыть собственное возбуждение. Учитель поцеловал меня. Его язык был шероховатым и очень горячим. Я не знал, куда девать свои слюни, так как это был мой первый опыт, и я очень нервничал. Его ладонь заползла под мою рубашку и поглаживала торс и грудь. Пальцами он играл с сосками, а мне было очень приятно. Я простонал в поцелуй, когда другой рукой он залез мне под бельё и прикоснулся к разгорячённой плоти. Наши губы тут же разомкнулись, и Галлахер прикрыл мой рот рукой, повернув голову к, не до конца закрытой, двери. — Думаю, мы оба не хотим попасться, — немного зло прошептал мне на ухо учитель. Это меня ещё сильнее завело. Галлахер положил свои руки мне на плечи и с силой надавил, заставляя опуститься перед ним на колени. Он расстегнул ширинку, запустил пальцы в мои волосы на затылке и грубо прижал к своему крепкому члену. – Надеюсь, от твоего птичьего клювика больше толка, чем от лапок, — засмеялся Галлахер и грубо сжал мои волосы у корней. Недолго думая, я обхватил головку и принялся губами скользить вдоль ствола. Но этого было, несомненно, мало. — Глубже, птенчик, — слышал я приглушённый бархатистый голос и рявканье учителя. Это мотивировало продолжать, а ещё я хотел услышать стоны. Поэтому старался протолкнуть член как можно глубже. Галлахера сложно было заставить стонать. Сначала он зарычал, почти как пёс. Потом он ещё сильнее сжал мои волосы и прижал так, что кончик моего носа упирался в пах, а я старался не вырвать. Наконец, он простонал, а солоноватая жидкость брызнула в горло, из-за чего у меня на глазах рефлекторно навернулись слёзы. После этого учитель осторожно погладил меня по голове, застегнул ширинку. – Молодец, Сандэй. Поставлю тебе пятёрку. Но про сигареты ты не забывай, — сказал он, и я ушёл. Меня терзали противоречивые чувства, но я ни разу не пожалел о том, что произошло тогда в кабинете ОБЖ.