***
Сердце билось чаще прежнего. Казалось весь мир остановился. Уже ничто не было реальным. Голова кружилась, но тело заставляло себя работать, не падать, держаться из-за всех сил. Мозг не хотел верить в происходящее. Когда ему сказали о операции, он не поверил в её хороший исход. До сих пор не верит. Хотя, казалось бы, надо бы уже поверить. Сотни людей: детей, бабушек и дедушек, взрослых, военных стоят на улице и радуются… Наверное, впервые за эти 497 дней и ночей он видит на улице столько улыбающихся жителей. Все оголодавшие, худые, полуживые, всё это время питавшиеся какими-то 125 граммами хлеба в день люди радовались одному и тому же событию. 18 января — прорыв блокады Ленинграда. Скоро построят железнодорожную линию для поставки припасов в город и для его связи с остальной частью страны. Возможно, дневная норма хлеба увеличится, и они скоро победят, полностью освободятся от блокады. Саша выбегает на улицу к народу. Все обнимаются, целуются, пусть даже и не знают друг друга. Люди радуются тому, что начинается начало конца. Невский не отстаёт, в процессе думая, что напишет письмо Михаилу. Когда только открыли «Дорогу Жизни» он пробовал, он писал, ни на одно ответа он так и не получил. Отчаялся, перестал писать, надеялся на лучшее. Думал письма утонули или не дошли. Оно ведь так и есть, да...? В любом случае он напишет ему, что не сдался. Не сдался, как он и говорил, как он и просил. Он до сих пор жив. Пусть и мучается каждый день от головных болей и не только из-за бомбёжки. Пусть и добегает до бомбоубежища из последних сил, падая в него. Пусть совсем ничего не ест, оставляя еду детям, она им нужнее, а он город, не умрёт, бессмертный. Пусть у него скоро будет алиментарная дистрофия или, как её теперь называют, "Ленинградская болезнь", это не важно, более пятиста тысяч человек умерли из-за неё за эти 497 суток, разве его смерть что-то изменит...? Он заслужил это. Он не заслуживал жить. Почти миллион его жителей умерли в блокаде, так почему же он до сих пор жив...? Уж лучше бы он умер, нежели они. Лучши бы те люди увидели эту победу, этот день, а он –нет. Но он не сдался, и город до сих пор держит оборону, не подчинился фашистскому захватчику. И... Миша ведь будет им гордиться? Приедет, может...? Но ему ведь тоже тяжело, тем более, он столица, не приедет. Однако, ответит же? Московский обязан ответить Невскому, ежели не ответит, единственной Сашиной мотивацией сражаться и оставаться живым останутся его жители, он не мог их подвести.***
Растрёпанные каштановые волосы развиваются на ветру. Серые глаза растерянно оглядываются по сторонам. Страшно. О Боже, как же страшно. Он ведь всего-то маленький мальчик по людским меркам. Да и даже по городским, он ничего не понимает. Он потерялся. Потерялся не понятно где, в каком-то лесу. Страшно было от того, что в любой момент его могли найти и убить фашисты. Страшно от того, что его никто не найдёт, что о нём все забудут и он умрёт в этом лесу. Страшно от того, что оказался здесь совершенно один. Он, честно, бежал. Куда глаза глядят, по другому не получилось. Его эвакуировали по дороге жизни. Тогда они уже и проехали самые страшные места и все подозрительные места. Опасности, вроде как, не было. Однако, тут откуда не возьмись появляются фашисты. Они убили всех. Всех до единого, кроме