Любовный заплыв

      С дурацкими мыслями трудно жить. Они клюют мозг изнутри, давят на виски и из-за них любое действие, любое решение кажется заведомо плохим. Дурные мысли убивают выбор, ведь зачем выбирать и действовать, если результат — разочарование и лишь новая ниточка в клубок ненависти. Ненависти к себе, к другим, к вещам и к самой судьбе. Дернешь за одну такую ниточку — и потянутся остальные. Ты запутаешься в них, споткнешься и упадешь. И каждый день появляются всё новые и новые ниточки, которые попадают в разноцветный клубок, впутываются и цепляются. Разъединить их сложно, разобрать каждую — ещё труднее. Поэтому вместо того, чтобы думать, изучать и распутывать, легче выкинуть на время. Проще пнуть твёрдый клубок, зная, что он прикатится назад; проще занять себя, отвлечься, хотя бы час ни о чем не тревожась.       Занять себя легче всего чем-то физическим. Чтение, вышивание, любое занятие, связанное с умственным трудом, образуют новую ниточку: сразу в голове всплывают неприятные воспоминания, решения, о которых жалеешь. Но когда ты и твоё тело нагружены — мыслей нет. Они исчезают, клубка будто бы никогда не существовало, внутри тишина. Пустота. Нет ничего: ни желаний, ни мыслей, ни чувств. Есть только физические действия, ощущение тяжести в руках и ногах. Именно поэтому люди уходят в спорт и тренируются до потери сознания. Лишь бы не думать. Лишь бы не ворошить этот огромный, тугой клубок.       Кашин увлекается плаванием с тех пор, как себя помнит. Раньше он занимался профессионально, но спустя четыре года бросил. У него внутри что-то сломалось или сломался он сам — точно парень сам не знает. Он подавал надежды, но в один момент перестал; и осталась позади мечта стать мастером спорта, человеком, которым гордится тренер и семья. Больше он не смотрел чемпионаты по плаванию, не следил за Евгением Рыловым и Юлией Ефимовой. Он перегорел. Кричали родители, вздыхал тренер, но Даня не подходил к воде: она больше не казалась ему дружелюбной. Она смотрела на него, затягивая обратно, но Даня не поддавался. Изнурительные тренировки закончились, парень ушёл из спорта и не оставил после себя ничего. Он пропал, а его все забыли.       Но спустя год Кашин заметил, что он не может дышать без бело-красных водогасящих дорожек, синих тумбочек и без привычного, такого любимого запаха хлорированного бассейна. Он вернулся в плавание, но уже как любитель. Отталкиваясь от стартовой стенки, он чувствовал себя живым. Не было того детского восхищения, желания обогнать, проплывать, победить, зато была тишина. С каждой стометровкой он будто уплывал от всех проблем. Вся злость, обида, ненависть, накопившиеся в нём за пару дней, исчезали с каждым взмахом руки. Он плавал, не чувствуя рук; плавал, задыхаясь, потому что боялся делать передышку; плавал, не замечая как сменяется синий на красный.       В бассейн Кашин ходил дважды в неделю: в понедельник и пятницу, после работы. Если случалось что-то плохое, то график нарушался — Даня бежал в бассейн сразу же, как выдавалась свободная минутка. Он жил не от выходных до выходных, а от сеанса до сеанса. И в этот раз он пришёл не по расписанию.       Нога переступила порог здания. В нос ударил классический «хлорный» запах. Душно. Кричат дети. Кашин проходит на кассу и видит знакомое, уже родное, лицо Валерии Юрьевны — женщины в пожилом возрасте, в очках с толстыми линзами и маленькими глазами. Она общалась с подругой по телефону, не стесняясь посетителей. Знакомая громко смеялась, показывая золотые зубы, и её глаза горели. Она была почти старушкой, но ребяческий характер, не исчезнувший даже в таком возрасте, и задорный взгляд делали её намного моложе. Она почти не имела складок возле бровей, не в её характере было хмуриться, однако возле её губ были видны глубокие морщины. Женщина была крашеной блондинкой с черными, как смоль, глазами. Валерия Юрьевна — бывший тренер, которого Даня знает ещё с детского возраста.       Парень подошел к кассе и постучал пальцем по столу, отвлекая знакомую от разговора. Валерия Юрьевна подняла взгляд и её глаза вновь заулыбались:       — Ой, Любка, погоди, — Она отложила телефон и кивнула посетителю, — Данечка! Как ты?       — Живой ещё. Вы как? — Кашин достал из спортивной сумки пропуск: белую карточку, на которой напечатаны лишь длинные черные полоски, — Давно вас не видел. От Сергеевича слышал, что вы на больничный ушли в прошлом месяце.       — Да сегодня первый день, как вышла. Ты не переживай, я простудилась просто. Вот с Любкой сплетничала, — Она указала ладонью на телефон старенькой модели, лежащий рядом, — А если у женщины есть силы сплетничать, то всё хорошо. Кстати, а знаешь о ком говорили? — Женщина хитро улыбнулась. Она забрала пропуск, отсканировала его и начала что-то печатать, — О тебе.       — Врете же, Валерия Юрьевна!       — Кто знает, — Хихикнула знакомая и пикнула абонемент ещё раз. И ещё. В компьютере что-то замигало красным. Женщина вздохнула и подняла голову вверх: от взгляда черных, угольных глаз стало не по себе, — Родной, у тебя посещения закончились.       Даня пощупал карманы — пусто. Проверил сумку — пусто. Даже в чехле для телефона ничего нет. Да что за дерьмовый день. На работе поругался с начальством, потерял карту, так ещё и это. Перед глазами белый абонемент. Парень развернулся ко входу, но тут же услышал:       — Да проходи ты, потом заплатишь.       Кашин ещё раз убедился, что Валерия Юрьевна — чудесный человек.       Парень не зашел, а залетел в раздевалку. В руках загремел ключ от шкафчика: старенький, с полустертой цифрой «2» на язычке, он приятно отдавал холодом от железа. Это был ключ от личного шкафчика, который Даня получил ещё будучи совсем молодым. Тренер дал его в качестве поощрения за успехи, но Кашин знал — это жест доверия и одобрения. Сейчас номерной ключ лишь привилегия, напоминание о прошлом. Но тогда он был маленьким счастьем.       Кашин переоделся. Натянул шапочку для плавания. Надел очки. До сеанса несколько минут, но нужно спешить: чем раньше выйдешь, тем быстрее зайдешь в воду. Интересно, сколько сегодня будет дорожек? Может, три? Нет, сегодня четверг, а значит свободны лишь две: третья и пятая. Людей тоже будет мало — человека три, не больше. Придет ли Наталья Александровна? Нужно обязательно с ней поздороваться, узнать как там Коля…       Приятный холодный душ прервал поток мыслей. Кашин схватил ключ и вышел в бассейн. В нос вновь ударил запах хлорки, но не было душно: скорее даже холодно, потому что по телу на секунду пробежал ворох мурашек. Парень посмотрел по сторонам.       На первой дорожке вместе с тренером плавал «молодняк» — дети лет десяти, только-только научившиеся плавать кролем. Разноцветные шапочки смешивались друг с другом. Девчонки цепляли на себя ласты, ныряли в воду и отталкивались от стартовых бортиков. Мальчики тренировали кроль одной рукой. Детский смех, крик тренера и большие круги на воде. Беззаботное детство. Начало долгого пути.       Рядом с ними, на второй дорожке, плавали дети постарше. На вид им двенадцать или тринадцать. Они смеются, общаются между собой после выполненной стометровки, но в них уже не было того детского ребячества. Они плавали медленно, не торопясь, слегка ускоряясь в середине бассейна. Они были в возрасте соревнований, громких побед и таких же громких поражений. Кашин помнил себя в том возрасте: веселый рыжий мальчишка, отдающий всего себя на тренировках. Он плавал, плавал, плавал. Он уставал, как лошадь, но не сдавался, поэтому тренер и ребята в группе его любили. В тринадцать он победил на городских соревнования и, стоя с золотым кубком на пьедестале, мокрый и задыхающийся, он улыбался шире всех. То чувство невозможно описать. Кажется, что грудную клетку сжимают тиски и ты не можешь сделать вдох; в глазах всё плывет, расплываются огни светильников; повсюду громкие аплодисменты, но ты их не слышишь — в ушах громкий стук сердца.       На третьей дорожке пусто. На стартовой тумбе желтоватый, приклеенный к ней скотчем лист бумаги. На нем надпись: «Для работников ФГОК». Кто такие «работники ФГОК», как они выглядят Кашин не знал, но от вида пустой дорожки ему было дурно.       На четвертой дорожке плавали посетители — две женщины в милых парных шапочках. Видимо, подруги. Они плавали «по-собачьему», никуда не торопились и наслаждались компанией друг друга. Даня видит их уже в четвертый раз за две недели.       На пятой дорожке тоже плавала женщина. Она была одного возраста с соседками, но плыла кролем. Она единственная из посетителей, кто был в очках для плавания. Женщина плыла медленно в силу своего возраста, но её плавные движения рук казались элегантными. Она не била воду, а будто гладила её, ласкала. Наталья Александровна!       До сеанса оставалось пару минут. Дети начали прыгать с тумб, тренеры — помогать им собирать вещи, а посетители выходили из воды. Замелькала красная шапочка и по лестнице аккуратно, чтобы не поскользнуться, поднималась Наталья Александровна. Она имела подтянутую фигуру для своих пятидесяти лет, слегка согнутую спину и выраженные даже в возрасте скулы. Женщина делала всё плавно: один взмах руки, один шаг, один поворот головы — всё размеренно, не спеша. От неё веяло спокойствием, хотя Кашин знал какой веселой и шебутной на самом деле является знакомая.       С Натальей Александровной он познакомился год назад, весной. Тогда на улице был октябрь, шел сильный ливень и дул ураганный ветер. Наталья Александровна стояла под крышей бассейна в легкой ветровке, жмурясь от холодных солнечных лучей. Даня не мог пройти мимо. Так он слушал рассказы об огороде, доченьке-хозяюшке и новом романе с лечащим врачом, пересекая двойную сплошную на обгоне.       Женщина заметила знакомого, когда подходила к тумбе с ключами. Она подскочила и залепетала своим прокуренным голосом:       — Данечка, я такого мужчину встретила…       И опять. Наталья Александровна обожала романы. Она любила их читать, смотреть, но больше всего — воплощать в своей жизни. Её кавалеров невозможно сосчитать на пальцах руки. Она обожала драмы, и являлась их королевой. Каждую встречу с ней она рассказывала о ком-то новом. Например, недавно был почтальон, который доставляет ей литературную газету. Он был младше её на десяток лет, блондин с веснушками и карими, как темный шоколад, глазами. Но не сошлись: Наталья Александровна потеряла интерес после первого же свидания. С ноткой грусти она говорила: «Я отдала свою молодость детям. Теперь моё время жить».       Дане нравилась Наталья Александровна за свободолюбивый дух, безмерную любовь к близким и железный стержень внутри. В ней было то, чего нет в Кашине — желания жить.       — В нашем бассейне новый тренер! — шепнула знакомая, оглядываясь по сторонам, — Такой красавчик, ты не представляешь!       Даня попытался представить, но в голову ничего не приходило. У Натальи Александровны специфичные вкусы: от металлиста до книжного червя.       — О, вот он!       Женщина указала на столик, стоящий в дальнем углу. Там, скрестив ноги, сидел парень. Он что-то писал, зачеркивал, вновь писал на листке бумаги, и совсем не замечал людей вокруг. Нахмуренные брови, скуластое лицо и четкие линии лица, будто высеченные скульптором, тёмные волосы под горшок; настоящий мошенник, глава русской мафии или отбитый бандит, сошедший с постеров блокбастеров. Его движения резкие, обрывистые, а нога постоянно качается из стороны в сторону. У Дани в голове рисовалась картина, как незнакомец издевается над детьми и заставляет их заниматься под дулом черного глока. Мрачный тип.       Но тут к незнакомцу подбежал ребенок. Маленький, десятилетний мальчуган дернул тренера за рукав футболки и парень наконец отвлекся от бумажной волокиты. Он выслушал ребенка, что-то ответил с улыбкой на лице и ученик засмеялся, сверкая глазами. Крупная рука, забитая татуировками, потрепала мальчишку за волосы. Они разговаривали между собой, а Даня, разинув рот, смотрел как типичный бандит превращается в милого тренера, который нравится молодым мамочкам. Он смотрел, как смягчается чужой холодной взгляд; как на лице, где суровая жизнь отражена в надбровных складках, появляется умиление и радость.       — Ну скажи, что он чудо? — послышался голос Натальи Александровны. Он эхом отдавался в Даниной черепушке.       Кашин смог только кивнуть. Он, не отрывая глаз, смотрел на незнакомца больше минуты. И тренер, как только ребенок ушел, поймал на себе чужой взгляд. Незнакомец встал со стула и фигура, издали казавшаяся обычной, с каждым шагом становилась всё больше. Широкие плечи. Крепкая спина. К черной футболке прикреплен бейджик:       Руслан Тушенцов. Тренер.       — Поплавали, Наталья Александровна? — Громкий, басистый голос, так подходящий для музыкальной карьеры. Даня не заметил, как незнакомец подошел слишком близко. Новый тренер улыбался женщине напротив, будто не замечая стоявшего рядом Кашина.       — Да, Русланчик, поплавала, — Засияла знакомая. Она любовалась чужой фигурой, совсем не пряча плавный, остановившийся на подтянутой груди взгляд, — Познакомься, это Данечка. Мой друг.       Взгляд холодных карих глаз. Надменный, долгий, явно оценивающий. Даня протянул руку.       — Приятно познакомиться, — Недолгая пауза, — Русланчик.       Ледяное прикосновение. Широкая ухмылка, похожая на оскал.       — Взаимно, Данечка.