Цветовая закономерность

— Не боишься вот так ее на виду оставлять? А если кто-то прочитает? — «Кто-то» это — ты? Никому другому в голову не придет копаться в вещах Великого Магистра, — Шурф движением пальцев отправил свою тетрадь мне прямо в грудь. Я в последний момент ее прижал к себе, чтобы не уронить от неожиданности. Он продолжил, отвечая на мой незаданный вопрос: — Она защищена магией, как и любая другая ценная вещь. Мне стало до чертиков интересно, какие же там тайны, раз он на нее поставил защиту. Я-то думал, он там стихи пишет, или ведет что-то типа дневника смерти, записывая неугодных ему людей. А потом они мистически погибают при неизвестных обстоятельствах. — Если мне понадобится кого-то убить, я не стану скрываться. Благо Кодекс позволяет мне «избавляться от особо опасных предателей страны и угрожающих безопасности Ордена магов». — Ты можешь выйти из моей головы, а?! У меня скоро язык деформируется и выпадет, как рудимент, — я отложил тетрадь на стол, не понимая, зачем Шурф мне ее кинул. — Сам формулировку придумывал, душегуб? — Нет, она и при Нуфлине существовала, — отмахнулся Шурф, — Я сказал Джуффину, что стоит ее оставить, пока я буду отвыкать от моей предыдущей должности. Иначе в Орден не пойду. Шурф вздохнул и помассировал глаза подушечками пальцев. Он во весь рост растянулся на гостевом диване своего кабинета. Спина, наверное, благодарила его за это. Хотя спина Шурфа должна быть благодарной, не каждой везет с таким высоким, но держащим идеальную осанку туловищем. Я попытался удобнее умостить ноги и всего себя, скукожившись на кресле Великого Магистра. Сапоги снял, чтобы не испачкать ненароком. — Какая-то не очень сделка, — задумался я, — Ну у тебя других с Джуффином и не бывает. То ему триста лет службы в Тайном Сыске подавай, то нет, давай в Ордене послужишь… А ты всего-то возможность безнаказанно убивать захотел сохранить. Вот что значит — человек привычки… А ты в ней писал сейчас, да? Глупый вопрос, по сути. Иначе бы тетрадь лежала на столе, или в ящичке, а не на коленях Шурфа, когда я появился. Честно, я не хотел докопаться, просто иных тем разговора пока не было. Шурф повернул голову ко мне и почти удивленно хмыкнул. — А тебе прямо интересно, да? Так открой, — он оперся на локоть и внимательно смотрел на меня, ждал реакции. Он почему-то напомнил мне щедрого дядю, подарившего слишком дорогой подарок не верящему в это ребенку. — Не понял, ты же сказал она не откроется? — у меня даже не было оправдания на мои затупы, моя должность меня обязывает соображать лучше ночью. Но я не улавливал логику. Шурф молчал. Он перевел взгляд на пол, видимо, понял, что ему лень вставать и показывать что-то наглядно. Поэтому продолжил лежать и терпеливо смотреть на меня. Я с сомнением посмотрел на тетрадь и неуверенно открыл ее. — А, так ты снял защиту? — Нет. Читай уже, — тепло ответил он и снова лег на спину. Я закусил щеки, пряча смущенную улыбку, наконец сообразив, что от меня тетрадь не была защищена. Было очень приятно являться исключением такого нетерпящего нарушения правил человека. Стал листать страницы, исписанные стихотворениями. Некоторые я видел на небе, некоторые слышал на поэтических вечерах, тех самых, что ужасно скучные до выступления Шурфа. Мне больше нравилась проза, но стихи, выбранные или написанные Шурфом, мне всегда были интересны. Я был уверен, что между строчек я смогу узнать какие-то его душевные переживания. Копаться в душе друга я не стал бы без его инициативы, а какая может быть инициатива от вечно уставшего, эмоционально закрытого Шурфа. Так что приходилось урывать моменты в снах или на Темной Стороне, ну и в стихах. Последнее тоже не часто радовало, ему больше импонировали строки о смысле жизни и прочей лабуде. Ничего личного. Теперь, когда тетрадь была в моих руках, я почему-то не спешил ее читать. Казалось, что я делаю что-то неправильное, лезу не в свое дело. Я поймал глазами строки о луне, море и тумане, видел карандашные зарисовки гор и цветов. Тихо восхитился талантами Шурфа, но помнил его слова о том, что люди моего мира почему-то считают творчество уделом нежных душ. Мне самому сложно было избавиться от этого стереотипа, поэтому в моей голове он был романтиком. И мое наваждение, поезд, поэтому его впустило. Как можно не довериться такому джентльмену. Я поднял взгляд на Шурфа, его лицо я не видел, только посеребрённую макушку. Задумался: а смог бы, стал бы он писать что-то обо мне? Чуть ни прыснул и физически кринжанул, когда представил, на какое творчество я могу вдохновить. В голову пришли строки: «Мой друг смелый и отважный, имеет вид неважный; из передряги вытащу я его и начальству настучу, а в кабинете уму-разуму научу». Слава богу, я не поэт. Шурф тихо выдохнул, закрыв лицо ладонями. В его случае это можно было расценить за полноценный смех. Я не выдержал и швырнул в него самопищущую табличку с его стола. — Я сказал, вон из моей головы! Грешные Магистры, ну вот что за человек, — и сам уже в открытую заржал. — Между прочим, про тебя там действительно есть, — Шурф отправил табличку на то же место, и снова улегся ровно. Вот это самоотверженность. — Но ты и сам знаешь. Я говорил тебе в Гуще. — Про «список счастья Макса»? — я уже не смог спрятать улыбку. И потом заливает мне, что он не нежный. — Ты его до сих пор ведешь? — Когда есть время, да. Но, будем честными, ты выражался той формулировкой гораздо чаще, когда только очутился в Ехо. Сейчас ты используешь эту фразу исключительно манипулятивно. Я возмутился. Но спорить не стал, конечно, ведь он прав. Я превращался в того еще засранца, когда мне очень хотелось его компании. Ныл ему в голову Безмолвной речью: «Я буду очень счастлив, если ты освободишь для меня вечер» или «Ты сделаешь меня самым счастливым, если придёшь ко мне». А он ничего не обещал, но я представлял, как он скребет эту фразу в тетрадь. — Но там не только список. Он в канонах жанра вытянул руку в сторону. Я даже без дополнительных подсказок вытащил из-под стола пачку сигарет. Не стал их швырять в лежащего ко мне затылком Шурфа, и отправлять по воздуху тоже не стал. Подошел, по-человечески протянул ему сигарету. Он удивленно поднял взгляд на меня и забрал сигарету. Видимо поразился, как у кого-то может быть сила на лишние движения. Из его пальцев появился белый огонек, Шурф обжег сигарету и затянулся. Наконец обратил внимание на то, что я так зачарованно смотрю на него. По факту, я уже забыл, о чем мы говорили. Я просто бессовестно любовался им. Но опомнился, сделал разворот и потопал обратно в кресло, пока что-нибудь не натворил. Честно — я бы на полу сидел и продолжил питать глаза красивой картинкой. Однако я не совсем глупый, знаю, что слишком многое скажу моим чересчур выразительным лицом. Мне и так стыдно перед ним, что я так скучаю целый день. — Видишь ли, я недавно смог окончить мое исследование закономерностей, — Шурф пустил облачко дыма в воздух, задумавшись. Я натурально сел. Ну как, я реально сел, просто потому что дошел до кресла, но от удивления тоже сел. Зажигая сигарету, я коряво спросил: — Вафое ифевание? — Твоих глаз. А именно зависимость цвета от твоего эмоционального состояния. Мне стало слегка не по себе. Иногда Шурф напоминал мне натурального социопата, ну вот кто будет заниматься такой ерундой? Попускав дым, я понял, что мне и самому интересно послушать. Я же эти изменения никак не отслеживаю. — И что ты выяснил? — Подойди ко мне, я хочу понаблюдать за твоими глазами, пока буду рассказывать. Я постарался медленно подняться и спокойно подойти, а не ринуться к нему. Какое удивительное чувство времени у него все-таки. Я устроился на полу возле дивана и посмотрел на него, наконец удовлетворяя потребность души и глаз в прекрасном. Он может мне тут рассказывать о чем угодно, я уже счастлив. Шурф повернулся боком ко мне и улыбнулся краешком губ своим мыслям. Надеюсь, не моим. — Сначала я тебе расскажу вкратце о моих результатах, а потом спрошу кое о чем, ладно? — Конечно, — я подвинулся еще ближе. Вдруг, чисто случайно, он меня коснется. — Я не замечал того, чтобы твои глаза светились неестественным цветом, — начал Шурф, слепой к моей нужде, — Я наблюдал такие цвета, как зеленый, голубой и серый. Напомни, кстати, в чем причина постоянно сменяющегося цвета? — Я старался себя забыть, — я отвлекся от Шурфа и задумался, — Казалось, что чем меньше деталей я буду о себе помнить, тем легче пронести себя сквозь время и реальность при переносе в Ехо. А может просто Джуффин меня херово придумал. Хотя бы цвет волос не меняется, уже супер. Как ходил коричневый, так и хожу. — Ты не коричневый, а рыжий. В темном помещении может казаться, что твои волосы и вправду коричневые, но на свету виден явный рыжий отлив. — Ну, если ты так говоришь, — я поджал губы, удивляясь, почему нахожу умиление в привычном Шурфу нетерпении к неточностям. Наверное, совсем озверел, раз увидел в этом проявление особого внимания к себе. — В этом есть правда. Не в том, что ты сказал про «придумал», конечно. Про легкость переноса. Действительно, только некоторые особо могущественные магические существа способны сохранять свою выдуманную или же реальную внешность в полных деталях, переносясь в Хумгат или на Темную Сторону. Например я, как знаешь, так не могу. — В твоем случае это — здорово. Хотя бы там можешь побыть собой, — я мечтательно вспомнил балбеса, в которого он превращался. — «Я» — это везде я. Просто разный «я», — Шурф сжег окурок и убрал короткую прядь у своего лица. — Хорошо, мы обозначили причину. Теперь к исследованию. Я запоминал или записывал ситуации, когда твои глаза принимали тот или иной цвет. В первые годы нашего знакомства я считал это исследование невероятно интересным, так как абсолютно не понимал тебя, ты был совсем чужой. Было сложно тебя анализировать, я не мог сравнивать твое поведение с рожденными в этом Мире. Я не мог корректно категоризировать цвет под эмоцию, постоянно приходилось вносить корректировки. И когда я думал, что пришел к какому-то выводу, приходилось начинать заново. Он пояснял логику своего размышления, используя кроткие, но гармоничные жесты ладонью. Совсем заработался, вел себя, как препод. Мне становилось все тоскливее и тоскливее, когда я обращал внимание на свои становившиеся громче мысли — а точно ли изменились наши отношения? Он не предпринимает ничего, что раньше было бы неуместно. Ведет себя, как раньше, как мой друг. Просто очень трепетный друг. Поэтому я взял эту страшную задачу на себя. Человек способен на подвиги, когда весь день провел в ожидании. Я в пол-уха слушал его, и поймал момент, когда его ладонь вернулась на диван. Ненастойчиво вытянул пальцы в сторону его ладони. Коснулся рун, и немного отвел пальцы в сторону. Вдруг он отодвинет ладонь? Шурф замолк и следил за мной. Я проверил его реакцию, глянув исподлобья на строгое лицо. — Ты что-то хочешь? — аккуратно спросил он. Моей первой реакцией было отодвинуть руку еще дальше, как ошпаренную. Но я не стал этого делать, потому что знал, что мною руководит страх и неуверенность в себе. Шурфу никогда бы не были неприятны мои прикосновения, максимум — не понятны. И интонация не пассивно-агрессивная. Ему просто не нравится не понимать. — Я… хочу твоего внимания, — уклончиво ответил я. — Мы сейчас буквально говорим о многолетнем исследовании, которое я провел, изучая тебя, — Шурф свел брови, мол «этого внимания тебе мало?», но руку не отодвинул. — Я не об этом. Коснись меня, пожалуйста. Сейчас. Если хочешь? — я постарался поставить свой голос тверже, не срываясь в нервный смех или жалостливый скулеж. Шурф вздохнул. — А что ты хочешь? — Хочу, чтобы ты меня коснулся, — сказать это тверже было уже проще. Я чувствовал подкатывающее раздражение. Ну сложно что ли? — Вот и говори так всегда. Вселенная создала тебя, чтобы ты ей высказывал все свои желания, — Шурф внезпано смягчился и наконец сжал мои пальцы, а затем наградил мое терпение, поцеловав их. Я растерялся от посыла его слов. — Ты говорил?.. — виновато вернул я его к теме. — Да. Мне кажется, я могу вписать голубой цвет твоих глаз в нейтральный. Я чаще всего тебя замечал именно с этим цветом глаз. Мне не предоставилось уточнить категорию эмоции, потому что с таким цветом глаз ты был на работе, при друзьях, в тяжелые моменты, во время веселья. Когда мы познакомились в доме Джуффина, у тебя были голубые глаза. Вот с зеленым намного проще. В последний раз я видел тебя с зелеными глазами, когда мы сражались с Пожирателем. Ты схватил меня за локоть, приказал моим перчаткам работать, назвал себя Сердцем Мира и был так убедителен, что я поверил. Это подтвердило мою теорию о том, что это — твой цвет могущества. Когда ты ощущаешь себя источником силы, проще говоря — сражаешься и колдуешь, твои глаза именно зеленые. Ожидается, что во время обучения магии твои глаза будут такими же, зелеными. Но было доказано обратное. Почему-то во время обучения, учу тебя я или Джуффин, или еще кто… Да, не смотри на меня так, я и с другими людьми консультировался. Так вот, когда ты получаешь новые знания, твои глаза — серые. — Как твои, — глупо улыбнулся я. — Ты видишь в этом логику? — полюбопытствовал Шурф. — Ага. Наверное, ты у меня ассоциируешься со знаниями, или с умом, и я копирую. Тоже представляю, что я — умный. — А ты можешь осознанно менять цвет глаз? — Нет, но просто если нужна какая-то логика, я вижу такую. — Познавательно. Я подумаю об этом, — Шурф потер большим пальцем мои пальцы. — У меня возникли большие трудности с пониманием того, почему твои глаза становятся карими. Я удивился. Вот этого точно не ожидал, Шурф и трудности? — А почему? — Потому что я их такими почти никогда не видел. Точно помню, видел их такими в Кофейной Гуще, когда ты пригласил меня в Город. Открытку послала Меламори от моего лица, я не посмел приглашать Шурфа. Мне было достаточно наших снов. Тащить его в потенциально опасную зыбкую реальность, полную моего безумия, не особо хотелось, как бы сильно я ни скучал по нему наяву. Я вспомнил, как долго мы стояли и смотрели друг на друга тогда. Два титана, каждый удерживающий свой мир от разрушения. Я умолял все вокруг исчезнуть, время — замереть, а его — не двигаться. Просто подойди и обними меня. Тоска оборвется, как истончившаяся нить, ты тоже ее чувствуешь. Словно отделившись душой от своего тела, я представляю, как делаю первый шаг. Утыкаюсь головой в его грудь, обхватываю широкие плечи, зарываюсь в белые и почему-то голубые одеяния, и больше ничего не хочу. Наконец, я дома. Поднимаю голову и смотрю в холодную правду его глаз. По спине побежали мурашки, и я вынырнул из воспоминания. — Когда мы сидели за столом и я рассказывал мою историю, и обратил внимание, что твои глаза карие. Там было не до этого, но я все обдумал после. Пытался понять закономерность. Единственное, что мне пришло в голову — там же была Меламори. Мне нужно было связаться с ней, уточнить, какой она цвет глаз наблюдала. Но, как известно, разговаривает она только с тобой, да и не уместно связываться с ней только ради этого. А когда ты вернулся в Ехо, я совсем потерял логику. Теперь твои глаза всегда были карими. Я уж подумал, что ты вернулся из Города таким, но Джуффин мне сказал, что продолжал видеть твои глаза голубыми. Тогда я просто продолжил наблюдения. Возможно, дело в том, кто на тебя смотрит? Шурф замолк и призвал свою тетрадь со стола. Сверился с какими-то записями, а затем продолжил. — Но эта гипотеза тоже прогорела. В вечер, когда мы с Джуффином остались караулить твое состояние после… поезда, даже в слабо освещенном помещении я обратил внимание на твои голубые, почти прозрачные глаза. Но, когда Джуффин ушел, а я остался на ночь, проснулся ты уже с карими глазами. И я сделал смелый вывод. Этот цвет глаз — твоя реакция на меня. Я потер лоб, скрывая смущение. Какие страсти… — Я стал пытаться уловить связь между цветом и эмоцией, которая провоцирует этот цвет. Наши отношения довольно стабильные, без ссор и склок, без сильных радостей и печалей, благо больше никто не исчезает и возвращается, — он укоризненно посмотрел на меня. Меня было не напугать. Я знал, что за этим укором скрывается страх и боль потери. — Но после той ситуации с твоим сном, соответственно, когда мы решили разнообразить наши отношения, я все понял. Твои глаза поблескивали, как темный куманский мед, пока ты чувствовал удовольствие. Я проанализировал палитру цветов и пришел к кое-какой логике, не особо адекватной, но все же. Карий цвет — единственный теплый из всех тех, которые принимают твои глаза. Поэты часто ассоциируют коричневый с уютом, комфортом, теплом. Твой любимый кофе тоже коричневый. Ты любишь носить коричневый. Так что я подвел итоги исследования. Шурф усмехнулся и покрепче сжал мои пальцы. Я смотрел на него, ожидал окончания истории. Он поймал мой взгляд, кажется, немного разочаровался, и, к моему ужасу, покачал головой. Сжалился и пояснил мне. — Карие — твой цвет любви. Я кивнул, а затем еще больше ужаснулся. Каково ему было осознать, что я смотрю на него… с любовью почти все время, как вернулся в Ехо? То есть он все давно знал, или хотя бы догадывался, пока я тут со скоростью быстроходной черепахи осознавал мои чувства и желания? Эта новость скорее дошла бы Арвароха, чем до меня, если бы мне не приснился тот сон. И дальше бы верил, что мне хочется «по-дружески» прижиматься к Шурфу и проводить вечера. Я вспомнил Меламори. Надо будет и вправду спросить у нее, видела ли она мои глаза карими. — Вот такой вот я, — я пожал плечами, не зная, что сказать. Хвала Магистрам, хотя бы ерунду я могу придумывать на ходу, поэтому заговорщически затараторил, — Так тебя люблю, что сегодня просто всего себя помыл. Я в жизни себя так не драл. Меня теперь в качестве операционного стола можно использовать. Шурф скривился, а затем, как настоящий старик, со вздохом принял сидячее положение. — Ты иногда такой омерзительный. Я, конечно, помню, что твой максимум это — два бассейна, но не говори, что, если бы ты ни пришел ко мне сегодня, не помылся бы. И что такое «операционный стол»? — А ты омерзительный, что все равно со мной таким водишься, — я положил ладони ему на колени, обрадовавшись, что он не стал углубляться в тему моей любви. — Хочешь сказать, что теперь мы не можем просто лечь спать? Надо обязательно отправить в ход твою… намытость? — он закусил губу, сдерживая улыбку. — Просто спать?! Шурф, да после таких разговоров мы не имеем права просто лечь спать, — а затем уже тише добавил, — я об этом целый день думал. Пожалуйста? — Это сделает тебя счастливым? — он в шутку потянулся к тетради. Я перекатился с пятой точки, садясь уже на колени перед ним. — Очень. Сделайте меня счастливым этой ночью, сэр Шурф, — я в шутку сложил ладони в умоляющем жесте. Шурф задумчиво оглядел меня, поискал в себе силы, и кивнул мне. Сомневаюсь, что искал он прям так усердно. Он взял меня за плечо и перенес нас Темным Путем в свою магистерскую спальню. Я старался не слишком активно показывать свой энтузиазм. Как ребенок, испуганный, что мама вспомнит о вреде шоколадки, которую подарила своему сыну. Вдруг чудо исчезнет. Я плюхнулся на кровать Шурфа, расстегнул брошь и стянул с себя лоохи, кинул на пол. Надеюсь, никто не уколется. Тюрбан остался дома, поэтому, оставшись в скабе, я уставился на Шурфа, ожидая его хода. Тот стоял у края огромной кровати и неторопливо прощался с мантией. Я в нетерпении подполз к нему и потянулся помогать. Потянув веревку с бирюзовым камнем, я отложил ее на простынь, положил туда же мантию и потянул на себя Шурфа. Он, конечно, не свалился на меня. Забрался на кровать и аккуратно лег на меня, по-человечески, уж очень нерасторопно. Я уже целовал его, стягивая тюрбан из мягкого шелка, заколотый таким же камнем, что и на веревке. Вдохнул волшебный запах его волос, такой свежий и пахнущий его кожей, провел носом по его щеке, стал целовать угловатую челюсть, кусать за подбородок, вылизывать шею. Гораздо удобнее это было делать, положив Шурфа вниз, поэтому я поменялся местами с ним. Шурф нежно гладил мою голову, позволял себя ласкать. Наверняка это было приятно после тяжелого рабочего дня. Это я тут ощущал себя голодным зверем, ему же нужно было отдохнуть и понежиться. К сожалению, это никак не состыковывалось с моими планами и тем более с моим настроем. Я слишком сильно желал, чтобы сбавлять обороты. Так же нереалистично, как заставить меня вести амобилер со скоростью двадцать километров в час. По очереди расстегнув пуговицы на его скабе, я помог ему освободиться из нее. Оглядел его, а затем выпалил, пока не передумал со страху: — Я сейчас попробую кое-что, а ты меня поправь, если будет плохо получаться. Шурф приподнял голову и растерянно кивнул. Увидев, куда я смотрю и зачем пытаюсь поудобнее устроиться у его ног, он выдохнул от неожиданности. — Стой, Макс… Давай поменяем позицию, так будет не совсем удобно, шея заболит. Я кивнул, скрывая стеснение за энергичностью. Я еще сам ни разу не пробывал, мой опыт орального секса заключался только в принимающей позиции. Но что в этом может быть сложного? Надо просто представить, что я бы хотел, чтобы со мной делали, и делать это. Шурф отполз к боку кровати и опустил ноги, подзывая меня вниз. Я спустился и сел перед ним на колени. Мельком взглянул на его окрепший, но пока не вставший член, и вновь перевел взгляд на глаза Шурфа, ожидая дальнейших указаний. Робость постепенно захватывала меня. — Ну давай, пробуй, — он усмехнулся, напоминая, что это я проявил инициативу. Ужасный человек. Я вобрал воздух в легкие, пытаясь понять, как подступиться к задаче. Пытался вспомнить свой последний раз. Подумал, чего бы я хотел ощутить. Решил положить ладони на его бедра, придвинулся ближе, и аккуратно взял его в руку. Шурф пристально наблюдал за мной. Мне бы значительно полегчало от хоть чего-то одобрительного с его стороны: кивка, слова. Но это был бы не Шурф, если не воспитывал во мне уверенность даже здесь. Я аккуратно, не отрывая взгляда от глаз Шурфа, сомкнул губы вокруг него, и потихоньку опустился ртом как смог. В ответ проследовало только тяжелое дыхание, выдох почти через зубы. Я задумчиво свел брови и поднялся обратно, а затем опустился глубже, следя за зубами. Не было неприятно, было непривычно. А то, что это Шурф, смягчало остальные обстоятельства. Ему хотелось доставить удовольствие. Я чувствовал, что чем глубже я опускаюсь, тем тяжелее бороться с рвотным рефлексом, как будто в горле срабатывала перемычка, но я очень хотел ее побороть. Я даже стал ловить кайф в том, чтобы пытаться взять длину побольше с каждым разом, нравилось, что я справляюсь. Его уже полностью вставший член скользил по моему языку, иногда я промахивался и позволял ему уткнуться в небо, но мгновенно исправлялся. Спускался ниже и ниже, вниз, а затем наверх, почти выпускал из рта. Пришлось взять минуту отдышаться, я так старался, что не обратил внимание на нужду отдохнуть. И совсем забыл про Шурфа. Я положил лоб на его бедро, отдышался и посмотрел мельком, чтобы понять: у меня вообще нормально выходит? Шурф почти что продавливал ладонями матрас и также тяжело дышал грудью. Его лицо украшал легкий румянец, а губы были такие красные, будто он тут сейчас старался. Я все равно спросил. — Ну… как? Тот закивал, а затем ответил: — Х-хорошо, молодец. Только продолжи, пожалуйста, если готов. Вместо ответа я вернулся на позицию и послушно сомкнул губы вокруг члена, довольный реакцией друга. Позже сообразил, о чем хотел попросить, но использовал уже Безмолвную речь. «Поуправляй моей головой, если хочешь». Шурф устало ответил, закатив глаза: «Хочу, но ты прерви меня, если будет слишком». Я хотел бы ему сказать, что я хочу «слишком». Хочу, чтобы он голову потерял и просто вел меня, но не пришлось. Учитывая, что у нас еще мало опыта вдвоем, он успел поймать некоторые мои паттерны и предпочтения. Его изящная ладонь легла на мою голову, сжала, наверное, в первый раз в жизни мягкие от кондиционера волосы, и опустила на член. А затем продолжила опускать и поднимать, а я стал хрипеть от амплитуды и ритма. «Дыши, пожалуйста». Легко сказать, это не ты сейчас чувствуешь что-то большое и душащее где-то, по ощущениям, на уровне легких. Я схватил его ладонь на своей голове и сжал ее, не специально, просто рефлекс, какая-то попытка облегчить ситуацию. Шурф мгновенно отпустил меня. Я воспользовался возможностью и вновь отодвинулся отдышаться. Посмотрел на него укоризненно, глазами спрашивая, куда он помчался меня так насаживать, но откликов совести в лице наверху не обнаружил. — Вот это вид у тебя, — отметил Шурф. Я оттер запястьем слюну и смазку с губ. Этого комментария, ударившего по моей голове, было достаточно, чтобы я вновь преисполнился энтузиазма. Пусть смотрит, что делает со мной. Я в третий раз потянулся продолжить, но Шурф положил мне руку на плечо. — Погоди… Надо что-то одно сегодня. Я уже не мальчик, — я чуть ли не заржал. В жизни не поверю, что этот большой идиот передо мной — не мальчик. Еще какой. А то, на что он намекал, я не понял. — А магия тебе на что? Не сможешь… поколдовать нам на два раза? — Меня жена родная так не хотела. Ты с ума сошел! — Шурф возмущенно вскинул брови, и все равно потащил меня с пола на кровать. Я не хотя сел рядом с ним, все еще в скабе, с уже ощутимой болью внизу. — В другой раз. Не зря же ты мылся, чтоб тебя, — Шурф покачал головой, чуть ли не смеясь, и мне стало смешно, — Ты точно готов? Я восхитился своей смелости, появляющейся исключительно в моменты робости Шурфа, как необходимость компенсировать и балансировать партнера. — Я очень готов, — прошептал я, положив ладонь Шурфа на мой член. Шурф кивнул и толкнул меня на спину. — Достань мне что-нибудь, — скомандовал он. У него до сих пор плохо получалось с Щелью, в отличии от иных проявлений Истинной магии, поэтому было понятно, почему эта задача на мне. Только знал бы я, что доставать. Я пользовался иногда смазкой с девушками, но они не любили ничего экспериментального. Исходя из того, что девушки — очень разумные существа, я тоже задумал что-то максимально нейтральное, просто самую обычную смазку. Желательно такую, которая поможет отвлечь от потенциальной боли. Пошарил рукой под подушкой, как в старые добрые, достал тюбик и протянул Шурфу. Он сосредоточенно открыл крышку, а затем приказал далее, чтобы я не валялся без дела. — Раздевайся. Я немного поежился от отсутствия ласок с его стороны. За сегодня он меня ни разу не поцеловал, ни обнял, ни погладил никак, кроме того, когда я его целовал. Мне, конечно, нравилось пожестче, но не жестокость же. Я остановился на половине пуговиц скабы и опустил руки. Поднял голову на него и посмотрел с вызовом, сам не зная, чего попросить, но чего-то попросить нужно было: — Ты можешь?.. Я хочу немного прелюдии. Шурф замер, наблюдая настойчивость и уверенность на моем лице. А мне-то казалось, что там ничего, кроме жалостливого «полюби меня немножко», не было. Он наклонился ко мне и погладил по щеке. — Я немного увлекся, прости меня. Он поцеловал меня, наконец, медленно и чувственно, как мне нравилось. Я запрокинул голову, подставляя ему шею, а он поймал приглашение. Стал неспешно расстегивать мою скабу, а я заметил, какой он твердый, и чуть ли ни ударил себя по лбу. Как же я совсем забыл? Довел его почти до конца, а теперь прошу быть помедленнее. — Все нормально, я умею справляться, — ответил Шурф моим мыслям, — Я хочу, чтобы тебе понравился твой первый раз, поэтому давай не спешить. Он отложил мою скабу в сторону и снял резинку с моих волос. Пальцами прощупал, что они стали гораздо короче и ровнее. Теперь я еле мог их завязать. Шурф поцеловал меня в висок и прошептал: — Что ты сделал с волосами? — Крем. И стрижка. Хорошо? — Очень. Мне очень нравится, когда ты заботишься о себе. — Все для тебя, — я улыбнулся, такой нуждающийся в его одобрении. Не понимаю, когда произошёл тот переломный момент, что мнение Шурфа из экспертного и наиболее разумного переросло в «может сделать это просто ради него?» — Я так ждал вечера. Всегда жду, но сегодня и страшно было немного. — Бояться нового опыта — нормально. Просто будь уверен, что я никогда не наврежу тебе. Более того, твое удовольствие — мой приоритет. Я положил ладони ему на лицо и поцеловал его сквозь улыбку. Он тоже не сдержал улыбки. — Такие карие. Я тихо рассмеялся. Он приподнялся, взял подушку, которую я только использовал как Щель между Мирами, и подложил ее мне под поясницу. Я немного запаниковал. Шурф положил мне ладонь на грудь, подталкивая дышать и успокоиться. Мое сердце стучало ему в ладонь. — Я начну с пальцев. Будет некомфортно, но ты привыкнешь. И так, пока не будем готовы двигаться дальше. Я кивнул. Чтобы отвлечь меня, от вновь склонился надо мной и поцеловал, щекоча щеку волосами. Грациозно раздвинул свои ноги, спускаясь на меня, и правым бедром подцепил меня под коленом. Так, он держал мою левую согнутой на своем бедре, а мою правую просто отодвинул своей левой подальше. Я отвлекся на эти движения ног и совсем забыл про руки, как вдруг почувствовал холодную влажность внизу. Видимо, это был его палец, который неумолимо нажал внутрь, а я задержал дыхание, инстинктивно сжимаясь. — Тихо, все нормально, дыши и расслабься. Слышать и действовать в соответствии с указаниями казалось легким в теории, но очень сложным на деле. Даже почувствовав отвлекающую ладонь на моем члене, я не мог не фокусироваться на ужасной боли и дикого дискомфорта. Стал дышать, как сумасшедший в панике. Старался поступать правильно, как он учил, а он кивал мне, мол, молодец. — Главное не сжимайся, не сопротивляйся. Конечно, он был прав, это значительно облегчило бы задачу. Только вот сложно позволить кому-то вот так войти в себя, когда это все чувствуется таким неправильным и унизительным. Шурф даже не двигался во мне, просто давал привыкнуть к этой крохотной заполненности. Затем, наверное, понял, что мне ничего не помогает, и положил пальцы с члена на мой живот. — Сейчас полегчает. Прости, не думал, что тебе будет так сложно. — Не извиняйся, я тоже не думал… После небольшого расслабляющего колдовства он стал немного двигаться. Затем добавил смазки и продолжил, целуя мои ключицы. Я зажмурился и пытался поймать кайф. Пока это казалось нереалистичным, как и возможность вместить что-либо еще внутри меня. Когда он вынул палец, несмотря на дискомфорт, мне показалось, что, если бы он остался, мне было бы не так плохо, как теперь, с пустотой. Внутрь меня уже проникали два пальца. Я укусил свою руку, и движение прекратилось. — Макс? Так не должно быть, давай медленнее. Шурф почти виновато поджал губы и погладил мою щеку тыльной стороной ладони. Я разомкнул глаза и посмотрел на него, вкладывая все извинения мира. Два пальца во мне не двигались, но я качнулся на них. Шурф удивленно посмотрел на меня, а затем стал по миллиметру двигаться вперед-назад. Я уже весь был мокрый, не только внизу, но и все тело, будто я сейчас минут сорок гантели тягал. Пока Шурф давал мне привыкнуть к боли, я старался глубоко дышать, не сопротивляться, не смыкаться. Я тихо ныл, как побитая собака. Не работало заклинание, что ли? Третий палец пока не спешил присоединяться. Шурф стал растягивать меня двумя уже горизонтально, не толкаясь внутрь, а просто смыкая пальцы внутри. Почему-то я чувствовал скапливающийся жар внутри. — Шурф, мне очень горячо. — Может, морально ты готов, но физически — нет? — предположил он. Он сам выглядел ужасно: мокрый от нервов и напряжения; выражение лица, смешанное напополам беспокойством и возбуждением. Наверняка ему было тяжело действовать так медленно, может, представлял, какой начнется кошмар, когда войдет в меня наконец уже членом. — Нет, мне реально горячо. По-хорошему, это расслабляет, но прям… пекло, — я поерзал на его пальцах, поддаваясь на встречу. Шурф взял тюбик, почитал и кинул обратно. — Дурак. Конечно, дал мне согревающую мазь, а я не проверил. Терпи теперь. — Чего терпеть, мне лучше, — я наконец мог расправить складку на переносице и перестать хмуриться. Боль уходила, кайф стало искать легче. Шурф принял это за хороший знак. — Я хочу перестраховаться, продолжим, — он вынул пальцы и вошел уже тремя. С горем пополам, но вошел. Я издал какой-то звук, не особо похожий на стон удовольствия, скорее от дискомфорта. Вот это неженка. Я взял его ладонь, лежащую у меня на бедре, и потянул к себе. Взял в рот два пальца и прошелся губами, повторяя движения на его члене ранее. Шурф тоже отвлекся, толкнулся в меня одновременно пальцами обеих рук. Я выдохнул со звуком, удивленный, как здорово это чувствовалось. — Так легче? — Шурф склонился поближе, но вынул пальцы из моего рта. Ему трудно было балансировать на коленях, не опираясь на меня. Я кивнул. Пусть уже заканчивает меня растягивать. Пальцы вышли из меня, и я заметил, как трудно было сжаться. Покрылся волной жара, представляя, как он меня растянул. — Ты молодец, — приободрил меня оживившийся Шурф, подняв мою почти лежащую согнутую ногу. — Дальше будет лучше. Я не стал комментировать, поскольку не был уверен в его словах, но останавливаться сейчас не было смысла. Я приподнялся на локтях и завороженно смотрел, как мой друг наконец обращает внимание на свои нужды. Касается меня головкой, толкается и сквозь сопротивление погружается буквально на сантиметр. Крепко сжимает мое плечо, а я сжимаю его ладонь. Мне больно, но я готов потерпеть для него. Между бровью вновь легла складка, я жмурился. Шурф медленно-медленно входил в меня, а я, пугаясь нарастающего напряжения, сжимался, вспоминал, что так не надо делать, расслаблялся и дышал. Мне казалось, что дальше некуда, а он все входил. Чтобы ускорить этот процесс, я двинулся ему навстречу, прижал его ногами к себе покрепче. Шурф остановился и выдохнул. Впервые я видел, чтобы он зажмурился, только не понимал, почему. — Макс, — раздался его тихий дрожащий голос, и откуда-то в нем стали звенеть предостерегающие ноты, — Буду честен. Я очень хочу начать двигаться, но ты пока не готов. Поэтому останови меня, пожалуйста, если не справишься. Я опешил, но все объяснили дикие искорки в глазах Шурфа. Он выглядел так, словно еле сдерживается. Я представил, как ему сейчас тесно и горячо. Это помогло войти в его положение, поэтому я убрал свою ладонь с его руки на моем плече, поднялся на локте повыше и погладил его по лицу. Тот отозвался на ласку, а я успокаивающе его заверил: — Трахни меня, пожалуйста, как ты этого хочешь. Шурф покачал головой, разочарованный, что и от меня не дождался здравого смысла. Хрипло прошептал мне, что я сумасшедший, и двинулся во мне, заставляя схватиться за простынь. Я мужественно привыкал, постепенно осознавая, кто во мне, и что со мной делает. Как же долго я хотел этого, как сильно боялся. А теперь наконец чувствую его силу внутри, и она вот-вот меня снесет. Лицо Шурфа давало понять, что ему нравится, но он честно старался себя сдерживать в скорости и резкости. Он и так был близок. Но ему не хотелось заканчивать так быстро, мы ведь только начали. Я почему-то положил ладонь себе на живот, чтобы уменьшить дискомфорт, но заполняющий меня жар от смазки, движений и желания Шурфа постепенно помогали забыть об этом без дополнительного колдовства. Шурф заставил себя остановиться, выдохнул, и вышел из меня. Я возмущенно посмотрел на него, а он, потратив две секунды на дыхание, махнул ладонью, чтобы я встал. — Ляг на живот, лицом вот туда, — он указал на угол комнаты. Я покрылся красным, осознав, куда парня понесло. Но спорить не стал. Я лег перед Шурфом на живот, диагонально на кровати. Шурф хлопнул меня по бедрам, чтобы я поднялся на колени. Поза была немного неловкая, мне было неудобно опираться на плечи. Он потянул мои колени ближе к себе, от чего я немного прогнулся в спине. Стало определенно удобнее. Шурф подложил мне под грудь ту же подушку, и я обнял ее. Ладони Шурфа вновь оказались на мне, только уже на боках. Войти в меня сейчас оказалось гораздо легче. Я аж застонал от того, как приятно это ощущалось. Здесь точно была замешана какая-то эльфийская любовная магия. Шурф размашисто двигался во мне, я слышал шлепки и чрезмерно звучно для себя дышал ртом. Мы не могли говорить, просто гнались за собственным удовольствием. Понимая, что сейчас никто не уделит ему внимания, я потянулся рукой к своему члену и стал двигаться в такт движениям Шурфа. Ощущение заполненности, жар, ритм, скорость, сжимающие меня руки, тихие выдохи Шурфа, моя позиция перед ним — мой мозг наконец плавился. Я сжал подушку свободной рукой и давил в нее стоны, чтобы хоть как-то выплеснуть копящееся напряжение. Шурф затормозил собственные одержимые толчки и наклонился ко мне, почти касаясь грудью моей прогнутой спины. Уверенным движением он сжал мои волосы, потянул наверх к себе, и прижал мою спину уже к своему торсу. Я растерялся от такой смены позиций, ведь только успел привыкнуть к прошлой, такой приятной. Одной рукой все еще в моих волосах, а другой накрывая мой член, Шурф спешно прошептал мне в ухо: — Я сейчас помогу тебе, милый, подожди. Я посмотрел на него как мог с вскинутой на его плечо головой и чуть не всхлипнул от такого обращения к себе. Но он выбил из меня силу на эмоции, трахая меня уже на коленях, спина к груди. Я сжался от удовольствия, а он смазано поцеловал мое плечо, пряча свой стон. Свое нестабильное состояние я спас, сжимая одной рукой простынь, а другую, согнутую в локте, запрокинул наверх, сжимая что попадется от его волос. Для балансировки, как я себе объяснял, я плотнее насаживался на его член. Мне становилось все мало. Его рука обвивала мою шею, придерживая мою согнутую руку. Я выгибался, почти касаясь носом его подбородка, млел от того, насколько мне нравилось это. Но это относительное спокойствие закончилось, когда Шурфу вспомнил, что он не может без закидонов. Убрав с моего лба волосы, он сжал мой подбородок и вернул голову в ровное положение. — Посмотрись. — Нет, Шурф, только не это, пожалуйста… — Посмотрись, я сказал. Я нехотя перевел взгляд в зеркало напротив нас, в углу комнаты. Небось, напяливает свою мантию, смотрясь в него. Я почти что захныкал от нашего отражения. Вспомнил горящие страницы, также разрушающие мою реальность, как и вот это отражение, и зажмурился. Шурф убрал руку с моего члена, накрыл ладонью мой живот и стал двигаться чрезвычайно медленно. — Почему тебе так неловко? Ты же сам хотел этого. Ну так посмотри, — он хлопнул меня по щеке, чтобы я открыл глаза, и взял меня за лицо, смотрясь со мной в зеркало. Он плавно двигался, целуя мою запрокинутую руку. Откладывая стыд в сторону, смотрелись мы действительно великолепно. Его серебряные волосы вились от влажности комнаты, по слабым линиям мускул на худых руках стекали капли пота, руки властно держали меня. Ноги, удерживающие, по сути, нас обоих, чуть дрожали от напряжения. Сосредоточенное благородное лицо пылало эмоциями сквозь маску, он целовал меня чувственно, как и всегда. Пришлось смотреть и на себя. Мои губы припухли и покраснели, но все равно ловили его пальцы или губы в поцелуе, цепляясь, словно это единственный способ дышать сейчас. Волосы растрепались и тоже слегка завились у лба. Мое бедро было мокрым, испачканное в собственной смазке, которую там оставила рука Шурфа. — Шурф, — я посмотрел исподлобья на лицо сверху, — прошу тебя, доведи меня. Это уже больше похоже на пытку. — Не так быстро, — я разозлился его эгоистичности и пихнул его локтем куда-то в грудь. Он же обхватил меня локтем у шеи крепче и стал двигаться чаще. Я не мог спрятать любопытства, и уже сам поглядывал в зеркало. Видел, как мы почти вернулись в прошлое положение. Я сжимал простынь в кулаке, был полусогнут и позволял ему так брать меня. Он толкал мою голову к кровати, и, как казалось, рушил меня изнутри. Внезапно спросил безмолвно: «Мне выйти или.?» — Останься, — прохрипел я и прогнулся сильнее, почти ложась грудью на постель. «Извращенец». Я хмыкнул в подушку, а затем почувствовал упавшую мне на спину голову стонущего Шурфа. Он тоже не позволял себе громко стонать, словно не под стать это нам, серьезным дядям. Я не рискнул потянуться рукой к своему члену, как бы с ума ни сходил без разрядки. С Шурфом спорить бесполезно, особенно сейчас. Но я был готов кончить сейчас и без прикосновения, просто от ощущения текущей внутри меня жидкости. Шурф тяжело дышал мне между позвонков, в полном ауте. Но он довольно быстро вспомнил обо мне. Резко поднял меня за волосы обратно к своей груди, сжал своей рукой мой член, так и не выходя из меня, и стал двигать ладонью. Я измучанно посмотрел на его лицо наверху. — Молодец, — похвалил он меня, и я почувствовал жар на своем лице. Он продолжил ласкать мои уши словами, и член — движениями, — Так хорошо справился сегодня. А ты боялся. — Шурф, пожалуйста, — прорычал я, впечатывая последнее слово в воздух. Хоть плюйся в него. Я точно не справлюсь, если он продолжит так со мной разговаривать. — Очень хочется, да? Но я пока не разрешил. Ты же потерпишь для меня? Ради меня, — он провел пальцами по моим губам и сжал мое горло. Если я думал, что дальше некуда, то он только что доказал мне обратное. Я хрипло застонал, уже не вынося скорости его ладони. Стал инстинктивно сжимать его пальцы на моем горле. — Давай, для меня, — скомандовал он и сжал мое горло крепче, продолжая быстрый ритм. А я послушался, наконец получив разрешение. Мне казалось, что у меня отключился мир вокруг. Не было ни звуков, ни света, ни ощущений. Хотя нет, ощущения были. Такая пошлая заполненность внутри, крепкость объятий, нежность поцелуев. Я, как и был, так и свалился на живот. Очухался фиг знает когда. Вроде мгновение спустя, а вроде и вечность. С усилием повернулся головой к изголовью кровати и увидел такого же приходящего в себя Шурфа. Он лежал и пытался сообразить, что происходит, а увидев мое лицо, неожиданно хмыкнул. — Хорошо тебе, да? Я ошалело кивнул, на другое сил не было. — Сияешь просто. Как будто на Темной Стороне побывал, — Шурф убрал прилипшие к лицу серебряные пряди, видимо, возвращалась брезгливость. Но он наклонился и поцеловал мой лоб, не отвлекаясь на одержимые мысли. — Спасибо, Шурф. Ты — просто лучший, — я раскинул руки в стороны и вдохнул поглубже. Ничего умнее сказать не нашел, но очень хотел выразить благодарность. — Ты всегда так говоришь, — поджал губы Шурф. Я нашел в себе силы и на локтях дополз ближе к нему. Лег рядышком, положил его ладонь под свою щеку. Вдруг вспомнил и подскочил, как электризованный. Подскочить не удалось, тело было слишком тяжелым, но внимание Шурфа я заработал. — А что ты хотел спросить? Ты так и не спросил, — непонимающий взгляд Шурфа меня заставил объяснять подробнее, — Когда мы про цвет глаз говорили. Ты сказал, что поделишься исследованием, а потом спросишь кое-что? Шурф растерянно посмотрел на меня, а потом кивнул, вспомнив. — Да, точно. А какой у тебя вообще цвет глаз-то? Я вернул щеку на его ладонь. Пытался забыть, но такие вещи не забываются, сколько не перемещайся по реальностям. Конечно, я помнил, какие глаза смотрели через зеркало на меня почти тридцать лет моей жизни. Но Шурфу не ответил. Лишь поцеловал его пальцы и улыбнулся, любуясь величественной красотой его словно выкованного из мрамора лица. Он парень умный, сообразит.