warm nights and flower petals

Солнечный свет проскальзывает сквозь зеленую листву, кидает блики на стекла и бутоны цветов, что тянутся к небу. Сонхва пролазит на коленях чуть дальше, вырывая очередной сорняк из грядки, на которой росли травы. Дальше разбился сад, за которым он уже два года ухаживает каждый день. Умиротворение разливается по венам, когда эльф улыбается крохотно в спокойствии, слушая трели птиц, замечая, как чуть дальше с ветки на ветку перепрыгнула белка. И хоть в этом лесу он был совсем недолго — лишь года три, — природа, зелень, запах земли в тени чутка влажноватой, цветов, распущенных солнечными лучами — все это было его домом. Сонхва сдувает белую прядь с лица, пробираясь чуть дальше, оглаживая изредка с нежностью лепестки лечебных трав. Город рядом с лесом, в который он выбирается раз в пару недель, чтобы закупиться необходимыми продуктами и продать травы и настои — наследие мамы, — был полон людей. Но и не только. Это относительно нейтральная территория, где контрабандистов с охотниками почти нет, хоть Сонхва все равно всегда надевает плащ, стараясь лишний раз не бросаться в глаза белыми волосами и острыми ушами. Он погружается в шум улиц, разговоры людей, смеющихся в тавернах, ругающихся в подворотнях, визги и веселые крики детей. Сонхва в целом любит приходить в город, но именно так — раз в две недели. Наверное, потому что ему слишком дорог лес, его тихая музыка. Ему нравится спокойствие… но одиночество иногда стягивает душу, по ночам, когда из кружки с ягодным морсом пар развевается на фоне ночного неба. Он один недолго — всего три года. Для эльфов это вообще ни о чем. Но все время до этого он был не один — со своей семьей, с родителями. Сейчас же… Сонхва вздыхает глубоко, поджимая губы, и проходит дальше, где расцветают тюльпаны, где посажены розы. И он может сказать, что цветы полезны в очень многих настоях и отварах, особенно если знать эльфийские приемы и магию, особенно с навыками, которые ему успела оставить мама. Но на самом деле цветы помогают забыться. Ухаживать за ними, поливать, вдыхать аромат ирисов и лаванды чуть дальше, оглаживать лепестки шиповника, любоваться васильками, маками и — чуть дальше — жасмином и сиренью. Он садится на траву среди цветов, окунаясь в другой мир. Открывает окна, пока убирается в доме, расставляя книги, что покупал у людей, садится на балконе на втором этаже небольшого своего домика, ухаживая за луком и стрелами. Этот домик он нашел как раз-таки тогда, когда забрел в этот лес. Ему не было места, где жить, и он уже думал, что придется рисковать и искать город, но наткнулся на почти разваливающийся домик. Заброшенный. Но Сонхва никогда не был против работы, в отличие от большинства других эльфов, он даже любит прибираться. За пару дней он привел дом в порядок, вытряхнул все ковры, вымыл все внутри и снаружи. Облагородил. Сначала ни цветы, ни небольшой огород расти не хотели. Где-то год Сонхва еле-еле выживал на дарах леса. Ходил на охоту часто, собирал ягоды и грибы, дикие травы. Но росло все плохо: то засыхало, то просто не всходило или сгнивало. Сонхва не понимал, почему, но спустя год все стало нормально, получше. Как-то, исследуя лес, он забрел на выход к городу. Первое время туда соваться не хотелось — было страшно. Люди опасны. Но в итоге он понял, что если не хочет умереть со скуки и одиночества — какими бы обособленными существами ни были эльфы, — то ему нужно создавать хотя бы иллюзию чьего-то общества. Он нашел пару лавок, что продавали лечебные травы, и ходит туда изредка, пополняя запасы людей редкими растениями, а сам получая необходимые средства, чтобы чем-нибудь закупиться. Сонхва жмурится от солнца, слепящего красным закрытые веки, потом придвигаясь к одним из любимых цветов — астрам. — Ты опять все делаешь неправильно! — доносится до него звонкий, высокий голос сбоку. Сонхва, настолько опешив от чьей-то речи во всегда тихом лесу, падает на попу, садясь на траву и обращая взгляд туда, откуда исходят слова. — Ч-что? — спрашивает он тихо, рассматривая цветы. Взгляд метается, но людей или каких-либо других существ он не видит. — Я говорю, что ты опять неправильно собираешь листья астры! Ты что, не слышишь меня?! — Сонхва моргает, и моргает, и моргает. — Уже два года, смотреть просто невыносимо! — только сейчас эльф замечает, как шевелится бутон красного пиона, как с него падает что-то. Пыльца. Сонхва сглатывает, подползая ближе. И видит фею. Маленькую. Если быть точнее — размером с ладонь его или пышный бутон пиона. У феи — крохотного паренька — ярко-красные волосы, солнце переливается на крылышках заостренных, прозрачных, но тоже отливающих чем-то красным. Как тюльпаны и маки. Он красивый. Сонхва наклоняет голову, рассматривая, как фея уперся руками в бока, одетый в какие-то лепесточки. На лице читается сплошное недовольство. Эльф вскидывает бровь в удивлении и любопытстве. Он еще никогда не встречал фей, хоть и жил в лесу. Они обычно связаны с местами. С лесом, горами, озерами или садами. Но еще более скрытные — и, в общем-то, сильные, — чем любые существа, обладающие магией. За крылья и пыльцу фей дают много. Больше, чем за чешую сирены, больше, чем за перо гарпии. — Привет, — шепчет Сонхва, совсем забывая о том, что ему недавно говорили. — Привет-привет, — кривляет его высоким голосом фея, вздергивая крылышками и подлетая с тихим-тихим звоном к нему. К его лицу. Тыкает пальцем. — Я тебе говорю, ты неправильно ухаживаешь за садом! Сонхва хмурится. — Что это значит? — его учили родители, книги и опыт. Цветы распускаются, травы всходят и даже овощи у него вырастают. — Если ты так продолжишь обламывать листья у астры, она засохнет через две недели! Ей совершенно не нравится! — судя по всему, фея совсем уже устал наблюдать за Сонхва, раз так взрывается. — Я столько времени за тобой смотрю, а ты совершенно лучше не стал! Все-все абсолютно неправильно делаешь! Сонхва, на самом-то деле, хочется узнать сначала имя крохотного парня с красными волосами, который его тут поучать собрался. Ладно, фея, может, и вправду, знает больше о растениях, но можно же было и спокойно сказать! Сонхва сам совсем неконфликтный, зачем сразу кричать? Да и… — Столько это сколько? — Спрашивает он, сощурившись. Фея мнется, опешив. Отлетает немного. — Много. — Сколько «много»? — Много, говорю же, — крохотулька, как прозвал его в своей голове Сонхва, аж ногой топает в воздухе. — Мне нужно наблюдать за тобой. Это мой лес. Эльф раскрывает рот, произнося короткое «о». Это объясняет многое, но не все. Если фея перед ним — хранитель этого леса, то стоило бы наоборот с ним подружиться. Тем более, может, так Сонхва сможет скрасить свое одиночество. Хоть немного. — Меня зовут Сонхва, — эльф протягивает руку вперед ладонью вверх. Рукопожатия у них точно не получится — фея двумя руками не обхватит его ладонь. — И? — прищуривается парень, подлетая чуть ближе, рассматривает. — И я буду рад узнать твое имя. Если хочешь. — Сонхва неуверенно косится на и так благоухающий сад. Он не понимает, что делает не так. А еще так давно не общался с кем-то близко. — Поможешь мне ухаживать за ними? Фея долго его осматривает, сложив руки на груди. Такой он крохотный. Если бы Сонхва не понимал, сколько у него сил, пока он находится в собственной обители, он бы умилился. Парень глядит на домик, на Сонхва, потом возводит глаза к небу, словно уже устал от него — забавный, — и присаживается, складывая ноги, на его ладонь. — Уен. — Сонхва ярко улыбается, кивая. Уен опять закатывает глаза, показывая рукой в сторону ирисов. — Сначала там. Их нужно пересадить. Им не нравится свет, а еще соседствовать рядом с фиалками. — Сонхва удивленно раскрывает глаза, смотря туда, куда указал фея. На распахнутый рот и не произнесенный вопрос, Уён стонет раздраженно. — Чего стоишь? Думаешь, я тебя обманываю? — Нет, конечно, — вздыхает Сонхва. Главное, чтобы ты надо мной не издевался.

***

После этой встречи Уен прилетает или, скорее, появляется перед ним почти все чаще — сначала раз в неделю, потом два, потом три, потом через день, и как-то Сонхва не замечает, но уже слушает бубнеж, визги и приказы высоким голосом над ухом каждый день. Фея направляет его по всему саду и грядкам. Сонхва каждый день что-то пересаживает, перекапывает, потому что «здесь плохое настроение, здесь плохие соседи, здесь плохой свет, а вот тут бутон хочет смотреть на иву, а не липу». Но справедливости ради, казалось бы — куда еще, — но сад теперь благоухает еще больше. Он как будто оживает. Как и сам Сонхва. Все-таки чье-то присутствие рядом после трех лет одиночества помогает. Иногда у Уена настроение просто сидеть у него на голове — Сонхва потом вымывает из волос белых красноватую пыльцу, пахнущую пионами, в которых он нашел Уёна. И тогда он молчит, пока эльф рассказывает про книги или про свой родной город, про своих родителей или походы на людской рынок. Иногда сам Уен делится жизнью леса, его обитателей. Они оба теперь ждут вылупление нового совенка в дупле минутах в двадцати ходьбы от домика эльфа. В который Уен ни разу не заходит. Не залетает. Неужели ждет приглашения Сонхва? Эльф лежит на траве, читая одну из книг. Солнце плавно близится к горизонту, лаская последними лучами его щеки и веки. Сонхва скорее чувствует, а не слышит, как его тихое умиротворение нарушает приятный, тонкий звон. — Что читаешь? — Уен приземляется на траву перед книгой, отвлекая на свои красные волосы все внимание эльфа. — Про отвары из герберы, — спокойно отвечает Сонхва, переворачивая страницу. — Скучно, — фыркает фея. — Ты просто читать не умеешь, — улыбается снисходительно эльф. Скорее всего, Уен старше него на несколько веков, но ведет себя натурально как ребенок. Тот самый, за кем наблюдал Сонхва в свой последний поход в город. Сорванец чумазый украл с прилавка яблоко, а на слова торговки только высунул язык, укусил и убежал. Эльф уже тогда поджал губы, чтобы не улыбнуться. — По-людски не умею, — поправляет его Уен. — И это не мешает мне сказать, что чтиво твое — скукотень. — Мне нравится, — пожимает плечами Сонхва, перелистывая дальше. С одной стороны удивительно, что различный цвет лепестков одного и того же растения влияет на отвар по-разному, с другой — это же разный цвет. — Я не удивлен, — вздыхает как-то обреченно Уен, ложась на траву и раскрывая руки, рассматривая облака, что начинают окрашиваться розовым первых минут заката. — Ты довольно скучный. — М? — хмыкает эльф, продолжая вчитываться в текст. — Ну, твоя жизнь. До моего появления — вообще тоска беспросветная, — преувеличенно вздыхает Уен, на что Сонхва только хихикает. — Ходишь, прибираешься, читаешь, готовишь, ходишь в город, прибираешься, читаешь, прибираешься… Грустно. — Сонхва нравится его образ жизни — не скучный, а спокойный и размеренный. Безопасный. — Но! — восклицает Уен. — Теперь у тебя есть я! — Как я рад этому, — раскрывает на секунду широко глаза Сонхва, перелистывая. Поджимая губы, слушая возглас феи. — И правильно, — кивает Уен. Потом затихает на пару минут. Когда сумерки сгущаются, чернила расплываются и земля начинает остывать, Сонхва закрывает книгу и слышит, как Уён поднимается. Снова улетает. — Не хочешь… ко мне? — спрашивает неуверенно эльф. Фея с ним уже месяца полтора, но все никак не попадал в дом. — А мне можно? — вскидывает брови Уен удивленно. — Почему нет? — наклоняет голову Сонхва, протягивая руку к фее, чтобы тот взобрался. — Дом — это личная территория. Я вижу, у тебя твоя магия и дух привязываются к этому дому, к тому, что внутри. Я — посторонний, — объясняет Уен. Сонхва кивает, но сам он не чувствует, как привязывается. Ему здесь комфортно, это точно. Он чувствует себя в безопасности. — Так вы рассматриваете свой лес? Как дом? — задает вопросы эльф, пока они проходят пару шагов к двери деревянной. — Да. Больше Уен ничего не рассказывает, но Сонхва и не будет его торопить. Он садит фею к себе на плечо, перекладывает книгу на тумбочку у выхода. Рядом лежит лук, чтобы быстро подхватить, колчан со стрелами. Сонхва проходит глубже, зажигая свечи в доме, пока на улице темнеет. Вдыхает аромат сушеной мяты и мелиссы, которые пучками всегда висят у него на маленькой кухоньке. Вместе с этим мешается запах лесных ягод и ромашек, стоящих в вазе на столе. А еще — дерева и леса. Отвара из шиповника, который настаивается в углу у окна, чтобы напитываться лучей солнца днем и луны — ночью. Дома тепло, лес почти не слышен, все замирает. Сонхва нравится, как он все обставил. Ему нравится порядок. Книги разложены по полкам либо стопочками аккуратными стоят у стен, потому что места не хватает, а выбраться в город и продать их Сонхва никак не может. Оттягивает. Книги выучены наизусть, но они мамины. Те немногие, что остались. — Хочешь морса? Или, может, просто черники? — спрашивает он у Уена, который все это время держится за прядь белых волос, тихо рассматривая обстановку. — У тебя тепло, — произносит фея, почти не веря. — Не люблю холод. Иногда топлю камин даже летними ночами, — продолжает Сонхва, перемещаясь на кухню. — Так что? — Чернику. Спустя пару минут Сонхва попивает мятный настой — перед сном самое то. А Уён сидит на столе перед ним, на салфетке ажурной — с какой-то лавки в городе — горсточка ягод черничных. Сонхва как-то слишком внимательно для самого себя рассматривает, как Уён их ест. Совершенно мило и очаровательно. Берет одну ягоду, что на всю ладонь его почти, и откусывает, как если бы эльф ел яблоко. И пусть Уен пытается сделать это аккуратно, когда кожура темно-фиолетовая лопается, сок все равно капает. Уён весь перемазанный, только что волосы — ярко-красные. Сонхва хихикает в кружку, серьезный и раздраженный взгляд феи вообще воспринимается не так, когда весь его рот испачкан в соке ягод. — Ты весь испачкался, Крохотулька, — нежно замечает Сонхва, краем салфетки белой ажурной вытирая сморщившееся лицо Уена. — Я не крохотулька, — бурчит он, но почему-то краснеет. Наверное, потому что эльф вытирает его щеки, словно у ребенка. Милый. — Как скажешь, — посмеивается Сонхва. Салфетку он выкидывает, потому что от черничного сока тонкие нитки не отстираешь. Интересно, почему он вообще решил ее использовать?

***

После того дня Уена в жизни Сонхва становится еще больше. Теперь он не изредка приходит к эльфу, а изредка уходит. Ему нужно — проверка леса, его обитателей. Может, еще что-то. Чаще всего он делает это, когда Сонхва уходит в город, чтобы продать травы. Сад цветет. Лес дышит и радует своей музыкой. Но самое главное — одиночество уходит. Уен может, конечно, не признаваться, но ему нравится летать и ворчать рядом с Сонхва. И все меньше это напоминает бубнеж и становится веселыми рассказами, восторженными, яркими эмоциями, они задевают теплые струны в душе и сердце, и Сонхва только радуется вместе с феей. Так он узнает, что в соседнем лесу хранителем является еще одна фея — Есан. А еще там же живет чародей Хонджун. По словам Уена — «совершенно невыносимый засранец, который думает, что накладывает чары лучше всех в мире. К сожалению, это так». Сонхва над этим долго смеется. В глубине леса еще есть озеро, которое спрятано от всех теми же лесными чарами самого Уена от многих проходимцев и чужаков. Фея настаивает, чтобы они туда пошли ночью, сверкает весь, звенит громче, почти взрывается, как искорки в камине. И Сонхва потом понимает, почему: совершенно невероятная картина. Озеро, скрытое за широкими листьями лопухов, за ветвями папоротников и ивовыми косами, сверкает ночным небом. Рядом с ним расцветают лунные лилии, словно сотканные из лунных лучей. Светлячки жужжат тихо и приятно, кружат, освещая водную гладь. Присаживаются на кувшинки желтые и белые, на листья, перелетая и освещая в другом конце озера лотосы. Все такое хрупкое и трепетное, словно сердце леса, где сгущается вся его магия. Ничего прекраснее за свою жизнь Сонхва не видел. Он дотрагивается до озера, рассматривая, как дрожь ласкает луну и звезды, редкие облака в отражении. Уен рядом молчит. Гордо и ощутимо, но так приятно и тепло. Сонхва в порыве восхищения берет его и притягивает к своей щеке, сжимая несильно, чтобы не сделать больно, обходя пальцами хрупкие, стеклянные крылья, но близко. Уен обхватывает руками его щеку потом, целуя крохотно. И ночь та остается в памяти, как что-то невероятно теплое. Вообще ночи после той, когда фея весь в чернике перемазался, больше не кажутся одинокими. Потому что Уён теперь остается с Сонхва. Он ложится где-то рядом с ним, кладя крохотную ручку к нему на палец и засыпая. Иногда они разговаривают. Кажется, темы не заканчиваются. Сегодня, спустя месяца четыре после их первой встречи, они лежат на спине. Сонхва на кровати, а Уен — на его груди. Дерево потрескивает в камине где-то далеко, создавая умиротворенную тишину. — Ты никогда не рассказывал, как попал именно в мой лес, — вдруг произносит Уён задумчиво. Может, это на него так влияет сокращение светового дня. Он ерзает, пачкая легкую рубашку Сонхва — ночную — красноватой пыльцой. — Расскажешь? — шепотом почти, слегка неуверенным. — На наш город, мой родной, напали охотники, те, что браконьеры, — вздыхает глубоко Сонхва, решая, что скрывать ему, в общем-то, нечего. — Им нужен был наш источник, ветви нашего древа и… сердца эльфов, — выдавливает он. У эльфов внешне нет никаких почти магических особенностей. Но в сердце по легендам и слухам, по сведениям черного рынка, бьется жила, дающая близкую к вечной молодость. Почти бессмертие. Уён переворачивается, крылья его отражают блеск свечей. — Я с родителями… мы жили на окраине. Мы успели сбежать до того, как пожар охватил наш дом, но… — Сонхва сглатывает, облизывая нервно губы. — Но, когда мы уходили все дальше и дальше от нашего дома, нас все равно настигли. Только я смог сбежать с сумкой книг. Сонхва рвано вздыхает. — Прости, — шепчет Уен сожалеюще. Его взгляд так сильно отличается от того, что ему уделили тогда в саду в первую встречу. — Ничего, — грустно улыбается Сонхва. — Потом я пару недель искал подходящее место, чтобы не опасное, не рядом с людьми, но не совсем уж в глуши. И сейчас… сейчас у меня есть ты. Что-то у него самого сжимается в сердце при этих словах, бьется. Щекочет легкие. Он подушечкой пальца проводит по щеке Уёна, потом проводя по спине. — Прости меня, Сонхва, — снова произносит фея, поднимаясь и присаживаясь у него на груди. — Я… это из-за меня у тебя в первый год ничего не получалось. Сонхва приподнимается на локтях, заставляя фею расправить крылья и взмыть в воздух. — Что? — Это я… я… я мешал твоим растениям… взойти… или, — Уен мнется, смотрит куда-то вниз. У Сонхва внутри что-то обрывается. Больно и обидно. — Зачем? — шепчет он почти пусто, пытаясь понять. У Уена щеки красные, на глаза накатывают слезы. Скатываются потом маленькими жемчужинками. — Я… боялся, что если ты останешься… — Уен всхлипывает, поджимая губы. — Есан-и… и Хонджун… он сейчас живет в лесу Есана, чтобы помочь ему восстановиться. Раньше там жили два эльфа. Их тоже… нашли браконьеры, — Уен опускает голову ниже, заламывает пальцы. Голос его становится тонким. — Они разворовали лес, сожгли огромную часть. Вырвали лунные лилии у его озера… Я боялся… что ты тоже…. — Что я приведу за собой охотников? — спрашивает неверяще Сонхва. Внутри поднимается какая-то злость и обида, неверие. Может, это отражается в его голосе, потому что Уен вскидывает испуганно глаза. — Нет! Ты… не ты, но… Сонхва… Хва… я так боялся. Есан-и… ему было так плохо, он почти умирал. Его крылья потускнели. Пыльца истощилась. Он еле выжил, сейчас уже, после пяти лет чар Хонджуна и его помощи в лесу, он восстанавливается. Но… — Уен опускается как-то обессиленно на кровать, на покрывало. Становится еще меньше, чем на самом деле. Складывает крылья за спиной. — Лес — это наш дом. Этот лес — мой. Я бы… я бы не выдержал. Я так боялся. Поэтому… я думал, что если ты столкнешься с трудностями, если не сможешь выращивать ничего… то уйдешь, — он совсем горбится, всхлипывая. — Я думал, что так защищу свой лес. Свой дом, — от того, как это вырывается протяжно из горла Уена, у Сонхва самого стягивает сердце. Наверное, он поступил бы так же. Он не знает. Все еще обидно, но… если он и правда здесь лишний, если он угроза дому и безопасности Уена — он уйдет. — Я… я могу уйти, — тихо шепчет Сонхва. Больно. Он бы не хотел покидать сад, домик, опушки любимые и озеро, раскрашивающее его жизнь настоящей, природной магией. Уен аж подрывается на месте, вскакивает, взлетая к его лицу. — Нет! Нет-нет! Не уходи! Прости! — Уен машет руками, словно останавливая Сонхва. — Не уходи, пожалуйста. Я целый год пытался из упрямства уже, но ты не сдавался. Ты был таким упорным, таким аккуратным и кропотливым. Восстановил этот домик, разбил сад, — Уен останавливается, сглатывает. — Я наблюдал за тобой. Хва… я… несмотря на встречи раз в месяц с Есаном, я ведь не могу надолго и далеко улетать от своего леса, мне было одиноко. А потом появился ты. И, даже если я этого не признавал долгое время, ты… с тобой, даже наблюдая издалека, мне было не так… — Уен машет рукой в воздухе, еще одна слеза стекает по щеке. Сонхва сводит вместе брови, поджимая губы. Складывает ладони вместе, протягивая Уену. Тот с надеждой смотрит на них, на Сонхва, а потом очень осторожно, неуверенно приземляется. — Я… мне немножко обидно, что это ты меня из леса выгонял, а потом появился со словами, что я что-то делаю не так, — усмехается Сонхва, наслаждаясь тем, как краснеют щеки Уена. Потом вздыхает. — Но я понимаю. Это твоя обитель, твой лес, источник твоей жизни. Если я какая-то для его безопасности угроза, я уйду- — Нет! — Хорошо, — посмеивается Сонхва. — Если ты не хочешь, я никуда не уйду. Я останусь, — потом он наклоняет голову, приближаясь еще чуть-чуть. — Мне было очень одиноко. Большинство эльфов привыкли жить одни. Сами выбирают такой путь. Но… мне было одиноко. И твое появление… сделало мою жизнь ярче, — он косится взглядом на секунду на красную пыльцу на руках. — Буквально. — Ты правда останешься? — смотрит на него широкими глазами Уен. — Если ты этого хочешь, — кивает уверенно Сонхва. — Очень хочу. — Тогда я останусь, — Сонхва возвращается в положение, в котором был раньше — ложится на спину. Уен плашмя на живот ложится на его груди, раскидывая руки и ноги в стороны. Почти обнимает. — Но я все еще обижен за гиацинты, которые не взошли у меня в первый год здесь, Крохотулька. Уен краснеет, морщится и утыкается носом ему в грудь. Бурчит что-то несуразное. Сонхва смеется, проводя кончиком пальца по красным волосам.

***

Утром Уен съедает ягоду клубники и улетает к Есану на сутки. А потом возвращается тоже под рассвет, выводя Сонхва к его саду. — Смотри! — Уен тянет его за рукав дальше за кусты сирени. И там в ровненькие ряды клумба разноцветных гиацинтов. — Уён… — ахает Сонхва, рассматривая цветы. Тепло разливается в груди. Опаляет щеки, у феи — тоже. — Я бы так хотел тебя обнять. Уен краснеет еще больше, бурчит что-то. — Это можно, — потом выдавливает он и на поднятую бровь Сонхва просто пожимает плечами. Потом шепчет под нос какие-то слова на языке, эльфу неизвестном. И в следующее мгновение перед Сонхва стоит Уен, только ростом человеческого. Почти его. Сонхва моргает непонимающе, а потом охает от крепких объятий. Теплых-теплых. Сильных. Сонхва прикрывает заслезившиеся глаза, обнимая в ответ. Тепло, приятно. Он хотел объятий, так давно у него их не было. А еще, оказывается, он жутко хотел объятий Уена. — Хонджун помог с заклинанием, — Уен хихикает. — Знаешь, что еще можно? — шепчет Уен ему на ухо заговорческим тоном. Сонхва машет головой, почти мычит в протесте, когда фея отклоняется от него. А потом вдруг Уен хватает его ладонями за щеки мягко, притягивая к себе и чмокая в губы. Глазами сверкает, смеется и убегает за кусты сирени. Сонхва остается на месте. Ему нужно время, чтобы щеки перестали цветом напоминать волосы Уена. Губы приятно жжет теплом и ароматом пионов.