Жертва обстоятельств (цикл Кот сэра Гая)

Все началось с того, что берег подмыло. Впрочем, нет: для Гая все началось с очередной утомительной и раздражающей беседы с шерифом о налогах, разбойниках и способах перевозки денег. Причем таких, чтобы первые два предмета обсуждения никоим образом не встретились. Вейзи вышагивал по кабинету, выдумывал многоходовые комбинации и отвлекающие маневры. Гай в его словоблудия особо не вслушивался, кивал там, где требовалось, и мрачнел все больше, поскольку львиная доля этих планов предполагала, что ему придется сопровождать обоз на всем пути. Дожди зарядили раньше обычного, и он лихорадочно соображал, как отвертеться от ненужной чести тащиться по эдакой погоде в Лондон. Его даже охотиться не особо тянуло. Когда через день льет, как из ведра, гораздо приятнее сидеть у огня, а не носиться по лесу. И уж тем более никакого удовольствия в том, чтобы ехать по тракту. — Гисборн, ты меня не слушаешь! — на очередном круге рассуждений Вейзи заподозрил, что все его идеи Гай пропустил мимо ушей. — Разумеется, слушаю, милорд. — Тогда какой план тебе нравится? — Никакой, — мрачно буркнул Гай, в очередной раз представив сомнительные прелести поездки. — И что ты предлагаешь? — по лицу Вейзи было видно, что умных предложений он не ждет. — Да отправьте вы этот обоз просто так, — отмахнулся Гай, которому попытки быть дипломатичным уже стояли поперек горла. — И проедет он до первой опушки! — начал закипать Вейзи. — Прямо в руки Гуду, да?! — Да с чего вдруг? — удивленно поднял брови Гай. До сего момента он был уверен, что у шерифа хватило соображения на определенные выводы. — Это же королевские налоги. — И что? — теперь удивился уже Вейзи. Очевидно, не хватило. Гаю очень захотелось постучаться лбом о ближайшую стену. — Если бы целое графство перестало платить положенное в казну, нас уже давно посетили бы в лучшем случае королевские юстициарии, а в худшем — еще и войска, — нехотя пояснил Гай. — Гуд не дурак, за рамки частной войны не выходит. Это проезжих и нас с вами он может грабить, а в королевскую казну все до пенни выплачивается. — Думаешь? — настороженный взгляд Вейзи ему не понравился, но сдавать назад было уже поздно. — Сами посчитайте, — Гай решил, что, снявши голову, по волосам не плачут, и перестал сдерживаться. — Гуд со своей шайкой два года куролесит, и хоть раз случалось, чтобы мы королевские налоги не выплатили? Я не про дополнительные поборы от его высочества. — Смотри мне, — пригрозил Вейзи. — Если что, ты у меня сам заплатишь за все графство! И проводил его крайне задумчивым взглядом. Гай спорить не стал, так как в своих выводах был уверен. Тем более за последние несколько месяцев переписка с Робином перешла почти в дружескую, и он собирался подстраховаться. Просьба проследить, чтобы проклятущий обоз доехал куда следует, с верностью королю не расходилась и поступиться честью не требовала. Заодно хороший повод проверить, не переоценил ли он умственные способности Робина. После совершенной только что ошибки не хотелось второй раз наступить на эти же грабли. Показав, что соображает куда лучше, чем предполагал с его же подачи Вейзи, Гай допустил серьезный промах. В глазах шерифа выгоднее выглядеть тупицей, способным только выполнять приказы. Оставалось надеяться, что Вейзи, равно убежденный в своей гениальности и безмозглости окружающих, сочтет его выводы случайностью. А самому впредь держать язык за зубами. Настроение после этого разговора было нерадостное, и за воротами Гай сразу выслал коня в галоп, надеясь, что скачка поможет развеяться. Заодно крюк приличный сделал по дороге в Локсли. На этой-то дороге его и подкараулил проклятущий мостик. Ну как мостик, несколько грубо обтесанных бревен, перекинутых через небольшую речку, почти ручей. По-хорошему, давно следовало отстроить нормальный мост, но для проходимости хватало и этого. Как выяснилось, хватало ровно до того момента, пока не начались ливни через день и поднявшаяся вода не подмыла берег. Веса рыцарского коня, да еще и с всадником, бревна не выдержали. Один край «мостика» рухнул, и конь съехал вниз, упал на колени. Гай в седле удержался, не иначе, каким-то чудом. И еще большим чудом можно считать, что не покалечился, пока спешивался и успокаивал Беса, помогая ему подняться. Удалось это далеко не сразу. Сползший пласт размокшей глинистой земли превратил дно в болото, и Гай провалился по самый верх голенищ. Перепуганный конь храпел, дергал повод, копыта то увязали в глине, то соскальзывали, из-за чего он пугался и шарахался еще сильнее. Одна польза была в этом месиве — хоть колени не побил. Гай окинул взглядом берег, тоскливо вздохнул и зашагал вдоль русла. Сам он тут выбрался бы, но вытащить коня нечего и думать. Подходящее место, чтобы вылезти, не рискуя, что Бес переломает ноги, нашлось только через четверть мили. А потом пришлось еще пару миль тащиться пешком. В седло Гай сесть так и не решился. Бес до сих пор шарахался, да и припадал слегка на левую переднюю. И как назло, опять зарядил дождь, на сей раз мелкий, но зато чертовски холодный. В результате Гай мало того, что увозился в грязи по уши и промок насквозь, еще и продрог до костей, зуб на зуб не попадал. Отогреться не помогли ни сухая одежда, ни горячее вино с медом и пряностями, и когда он забрался в постель, его потряхивало. Робин с самого его возвращения крутился под ногами, причем Гай готов был поклясться, что на кошачьей морде написано высочайшее неодобрение. А стоило ему улечься, проскользнул под одеяло, свернулся на груди и затарахтел. Постепенно холод отступил, и Гай задремал, но сон был беспокойным. Сначала стало жарко, или снилось, что жарко, словно в треклятых песках Святой земли. Потом опять бросило в дрожь, и как он ни кутался в одеяло, теплее не становилось. Гай то почти просыпался, думал, что надо встать, взять еще одеяло, то снова проваливался в мутную одурь. Пока в какой-то момент все же не заснул так крепко, что разбудил его только громкий стук в дверь и призывы служанки. Судя по голосу, добудиться его она пыталась долго. Подавив желание обрычать служанку — сам же с вечера велел разбудить, — Гай заставил себя вылезти из-под одеяла. И с удивлением обнаружил, что сверху накинуто еще одно, тяжелое, меховое, которое хранилось в дальнем сундуке, хотя он не помнил, чтобы ночью вставал за ним. Версия, что кто-то зашел, достал это самое одеяло и бережно укрыл его, выглядела и вовсе невероятной. Кроме него в маноре была только прислуга, а ее без разрешения заходить в спальню он давно отучил. Недаром служанка надрывалась под дверью. Проверить, кто это мог быть, не удалось — коварно подкравшаяся простуда не только принесла с собой головную боль и ломоту в мышцах, но и начисто отбила нюх. Оставалось списать провалы в памяти на жар и попытаться привести себя в божеский вид. Гай стянул промокшую от пота рубаху, надел свежую, вздрагивая от холода и борясь с соблазном вернуться в постель и остаться там на весь день. Глядишь, и Робин пораньше вернется со своих кошачьих дел, намурчит хорошие сны. Но пока умывался и одевался, вроде и согрелся, и плечи ломить стало меньше. Так что в Ноттингем он решил ехать. В конце концов, если совсем сляжет, в замке болеть сподручнее, там хоть Йозеф со своими микстурами неподалеку. Правда, имелся еще и замковый лекарь, которому он не доверял ни на йоту. Но подчиненных Гай гонял не первый год и был уверен, что они позовут кого следует, а не этого друга могильщика, которому и сами старались не попадаться. Тогда как если остаться в Локсли... От перспективы угодить в заботливые руки Матильды Гая аж передернуло. Что она вылечит, сомневаться не приходилось. И даже не отравит, наверное. Но у Гая от одних мыслей о ней начинал чесаться хребет, по которому в волчьей ипостаси не так давно прилетело метлой. И дергалось левое ухо, которое ему едва не открутили еще в детстве, когда они с Робином потоптали какую-то особо ценную ботву на ее грядках. Конечно, Гай покусал бы любого, кто посмел заикнуться, что он попросту боится Матильды. Он лишь предпочитал держаться от нее на некотором расстоянии. И попадать к ней в пациенты — увольте. Не настолько ему плохо! У него даже сил прибавилось, стоило представить, что кто-нибудь из прислуги вполне может сходить за знахаркой. Вниз он спустился почти бодро. Первым делом послал слугу на конюшню, велел узнать, как там Бес и можно ли на нем ехать, а если нет, передать, чтобы седлали заводного. На кухне его уже ждали миски, горшок с тушеным мясом, кружка эля, лежали свежие лепешки. Гай передвинул кресло ближе к очагу, сел и мрачно уставился в тарелку. Есть не хотелось. Он какое-то время потягивал эль, но поняв, что кусок в горло так и не полезет, начал выбираться из-за стола. И тут открылась дверь. — Ну что? — Гай повернулся. — Ехать на нем можно? — И куда это ты собрался, осел на двух копытах? Вместо конюха в дверях возвышалась Матильда и смотрела на него так, что спина снова зачесалась. И ухо! — В замок, — Гай потер глаза, а ну как из-за лихорадки мерещится. — Поедет он! До ближайшего оврага! — знахарка в несколько шагов оказалась рядом, одной рукой вцепилась ему в запястье, а второй бесцеремонно потянулась щупать лоб. — А с таким жаром хорошо, если не до кладбища! Осел как есть! — Я тебя не звал! — Гай дернулся, но безрезультатно. Хватка у Матильды была под стать ее второму облику, медвежья. — Нашлись умные люди, позвали, — фыркнула Матильда. — На твое-то здравомыслие надежды мало. — Сэр Гай, — в дверях нарисовался запоздавший конюх. — С Бесом все хорошо, можно ехать. — Сэр Гай никуда не едет. Он идет наверх и ложится в кровать, — припечатала Матильда, не позволяя ему и рта раскрыть. — И не спорь со мной, мальчишка! Или думаешь, если ты тут целый рыцарь, при мече и должности, я тебе уши не надеру? Надерет! В этом Гай ничуть не усомнился и предпочел сделать, что велено, чтобы не опозориться вконец перед слугами. Которые, под рявканье Матильды, забегали быстрее, чем когда он сам распоряжался. — И не вздумай в окно выпрыгнуть! — донеслось ему в спину, когда он уже был на полпути к спальне. — Поймаю, хуже будет! Гай выругался про себя — вот же ведьма! Мысль перекинуться, выскочить в окно и дать деру у него мелькала. Однако простой подъем по лестнице отнял сил едва не больше, чем если бы он обошел весь замок. Оставалось только рухнуть на кровать и смириться с тем, что лечить его будут. И пытаться угадать имя доброхота, который натравил на него эту ведьму. Что он вчера приехал промокший и промерзший, видели только служанка и конюх, но конюху в доме делать нечего. Да еще и одеяло это... Теперь Гаю меньше верилось, что оно просто выпало из памяти. Неужели служанка расстаралась? С чего вдруг? Платил он, конечно, хорошо, но в столь трепетной заботе о благополучии хозяина она раньше замечена не была. — Ну и чего разлегся? — размышления Гая прервало появление Матильды с подносом в руках, на котором стояла дымящаяся кружка и несколько плошек. — Велено было лежать, вот и лежу, — он вяло огрызнулся. — Лежать под одеялом надо, и в исподнем, — Матильда поставила поднос на стол и протянула ему кружку, содержимое которой так резко пахло травами, что Гай даже с заложенным носом почуял. — Ты не нюхай, ты пей давай. Травить не стану. — И с чего вдруг такая милость? — Гай еще немного попринюхивался с подозрением, потом все-таки взял кружку и сделал глоток. Оказалось не столь ужасно, как он предполагал. Хотя, возможно, дело в том, что вместе с нюхом простуда частично отбила и вкус. — С того, что один бестолковый оболтус очень огорчится, случись с тобой чего, — усмехнулась знахарка. — Кстати, он просил тебе передать, что ты болван. — Сам он болван! — безотчетно огрызнулся Гай и осекся. До него запоздало дошло, о ком речь. — Оба редкостные болваны, — подытожила Матильда без малейшего уважения к сеньорам. — Допил? Раздевайся! — Что? — Гай настороженно уставился на нее, все еще переваривая новость, что Матильду на него напустил Робин. — Зачем? — Ну что ты мнешься, как девка перед первой брачной ночью? Я что, по-твоему, голых мужиков не видела? И я же не прошу портки спускать, — Матильда взяла со стола одну из плошек. — Разотру, чтоб кашля не было. Рубаху снимай, да поживее. Гай вздохнул и послушно потянул с себя котту, потом камизу. И впрямь — не перед леди раздевается, которой неприлично видеть даже полуголого мужчину. Некоторые и на супруга смотреть стесняются, судя по ненароком подслушанным разговорам. А знахарка чего только не насмотрелась. К тому же Гая она еще в пеленках видела, и не только его — повитухой ее звали и крестьяне, и лорды. — Сразу бы так, — Матильда подтолкнула его к табурету. — Садись. Вымахал оглобля оглоблей, а ума не нажил. Гаю очень хотелось огрызнуться, но зачесавшееся опять ухо напомнило, что пререкаться с ней — себе дороже. Так что он с угрюмым видом позволил Матильде растереть ему спину и грудь бальзамом, от которого кожу обдало сначала холодом, а после — жаром, проглотил какую-то настойку, добавленную в воду, и без возражений забрался под одеяло. Впрочем, с последним он спорить не стал бы в любом случае — вернулась лихорадка, и лежать было точно лучше. Судя по тому, что его, невзирая на озноб, вовсю клонило в сон, в настойке было маковое молоко. Заснул Гай с мыслью, что когда наконец встретится с Робином один на один, то от души почешет кулаки о графскую физиономию.

***

В Локсли Гай застрял на неделю. Вообще-то, он уже на четвертый день чувствовал себя сносно и с радостью вернулся бы к работе, но у Матильды имелось свое мнение. И когда Гай, собираясь улизнуть в замок, предусмотрительно выглянул из-за ставня наружу, то сразу увидел знахарку. Она стояла неподалеку от конюшни, время от времени бросала многозначительные взгляды на окно хозяйской спальни и ухмылялась так, что захотелось срочно перекинуться и куда-то спрятаться. Может, даже под кровать. Вот же ведьма! Откуда только узнала? На самом деле версия «откуда» у Гая возникла и совсем ему не нравилась. Потому как означала, что с именем питомца он случайно попал в яблочко. За четыре дня, пока валялся в постели, он много чего передумал, и все сводилось к одному. Ночью, когда он заболел, Робину в его спальне взяться было неоткуда. Несмотря на месяцы переписки, от встречи лицом к лицу тот увиливал. С чего бы ему лезть в манор? Не спалось, возгорелся желанием пообщаться и ради этого прямо среди ночи, под дождем, приперся из леса? Робин, конечно, явление совершенно непредсказуемое, но такое даже для него сомнительно. Разве что где-то по кустам прятался и видел, как Гай свалился в ручей. Но даже если видел, откуда мог знать, что Гай заболеет? Матильда не здоровье его проверять с утра заявилась, а лечить, с полным набором своих трав и зелий. И кто ее прислал, прямо сказала. Одеяло, опять же... Это что, Робин вдруг забрался в спальню ровно в тот момент, когда Гая начало морозить? Или не забрался, а был с ним все время? Один Робин в комнате точно присутствовал. Который кот. Конечно, у Хантингтонов родовой лис, это всем известно. Но стоило поразмыслить, и вспомнилось, что в звериной ипостаси он Робина — того, который граф, — ни разу не видел. Вся лесная братия во втором облике мелькала частенько, кроме вожака. В детстве Робин ни разу не согласился побегать с ним по лесу, отговаривался оборотной болезнью. Ничего необычного, среди знати, в старых семьях, если еще и роды у матери были тяжелые, случалось, что ребенок не мог нормально сменить облик — испытывал боль, застревал, и хорошо, если получалось быстро вернуть обратно. Гай тогда Робину очень сочувствовал — оборотная болезнь не шутки. И мерзкие снадобья пить приходится, чтобы на всю жизнь таким не остаться. После возвращения из Святой земли Робин у него на глазах тоже ни разу не перекинулся. Правда, бывало, что снадобья оказывались бессильны. Вот только наследника Хантингтонов лечили Матильда и ее матушка, от всяких «знаменитых лекарей» Малкольм категорически отказался. Сомнительно, чтобы у них не вышло помочь. Да и не выглядел Робин как те несчастные, у кого второй облик, считай, отрезан. Малахольный разве что, но это натура такая, и с болезнью никак не связано. И кота Гай первый раз встретил в овражке, куда полез за Робином. Если предположить... Предполагать не хотелось, однако пришедшие в голову подозрения уходить упорно не желали. Всплыли в памяти и обвинения Вейзи, и что кот не испугался волчьего запаха, и подозрительная осведомленность разбойников о планах шерифа. А потом Гай смотрел на Робина, развалившегося у него на коленях, под боком, или с видом страшного хищника нападающего на кожаный дублет, фыркал и мысленно обзывал себя дубиной. Кот вел себя, как кот, и пах тоже. Но он был единственным, с кем Гай поделился планом удрать из-под лекарского надзора, в первую очередь для проверки. И сразу натолкнулся на Матильду. На которую, кстати, Робин не шипел и не кидался, а ведь другим не позволял даже руку к нему протянуть. Гай сам видел, как она гладила рыжего поганца, а тот только ладонь бодал да уши подставлял. Следующие несколько дней он пребывал в наимрачнейшем расположении духа, то и дело подозрительно косился на кота, пытался вспомнить, не было ли еще чего странного, даже пробовал не пускать в постель. Но Робин все равно просачивался, забирался под бок и мурчал. Лез на колени за завтраком и ужином, нагло тащил с тарелки окорок, а потом натирался об Гая, требуя гладить. И прогнать, несмотря на все подозрения, или слегка притопить для проверки не поднималась рука. Все это привело Гая в полный раздрай. Едва Матильда признала его здоровым и выпустила из-под своей опеки, он рванул в Ноттингем, словно за ним черти гнались. Только не в замок, а к аптекарю. Уж если кто и мог развеять или подтвердить его сомнения, так это Йозеф. Старый еврей на вопрос о средствах, маскирующих запах двуликого, пожал плечами и назвал с полдюжины снадобий, хорошо Гаю известных. И никаких алхимических хитростей. — Не подходит, — Гай покачал головой. — Все эти зелья или со своим запахом, или держатся недолго. Должно быть что-то длительного действия... — Он припомнил, сколько раз ему доводилось вытирать мокрого кота, а то и вовсе отмывать, и добавил: — И не наружное. — И чтоб от зверя никак не отличить? — уточнил Йозеф и, получив утвердительный кивок, развел руками. — Нет такого средства. Или я о нем не знаю. Разве только... — он запнулся, потом уточнил: — А этот, который человеком не пахнет, он из ваших? — Что значит — «из наших»? — Ну из лордов? — Да, — к чему тут происхождение, Гай не понял. — Тогда это врожденное. — Такое бывает? — вскинулся Гай. — Я не сталкивался, только слышал. Говорят, если мать, когда дитя носит, часто перекидывается, то ребенок ближе к зверю будет, во втором облике и не отличить. — Так женщинам же нельзя! — искренне изумился Гай. — Считается, что нельзя, — усмехнулся Йозеф. — А знаете почему, сэр Гай? Гай мотнул головой. Что женщине на сносях облик менять запрещено, было общеизвестно, а почему так — он никогда не задумывался. — Потому что мать, она ж не одна перекидывается, — Йозеф похлопал себя по тощему животу. — А свинья не родит бобра. Простолюдинкам перекидываться и вправду рискованно, если окажется, что у матери с ребенком разный зверь, почти наверняка скинет. На поздних сроках так точно. А вот для благородных леди, с родовым-то зверем, безопасно, считай. Разве что ребенок не от мужа, нагуляла. Это мужчинам такое неинтересно, а женщины знают. Некоторые леди специально проверяются, если постель грели не только супругу. — Ну это вряд ли, — покачал головой Гай. Мать Робина он не помнил, та умерла, когда сыну и года не было. Но все слухи сходились на том, что с Малкольмом они жили душа в душу. — Да и здоровье там было не то, от мужа бегать. — Тоже повод обернуться лишний раз. От оборота не только раны быстрее затягиваются, а и болячки, бывает, отваливаются. Некоторые человечьи к зверям и вовсе не липнут или куда легче переносятся. Сами же знаете. — Знаю, — согласился Гай. — Так что, нет никакого средства? — Чтобы долго держалось, не смывалось и никак не учуять? Если и есть, то мне оно неизвестно, — повторил Йозеф. — Или это врожденное, или вы, сэр Гай, от шерифа излишней мнительностью заразились и обычную живность зря подозреваете.

***

Лавку аптекаря Гай покинул даже в худшем настроении, чем пришел. Толком ничего не прояснилось. Да, он получил подтверждение, что двуликий может пахнуть так, что не учуять и от обычного зверя не отличить. Мать Робина из-за слабого здоровья вполне могла рискнуть и перекидываться, когда была в тягости. Но тогда ребенок должен быть лисом, иначе не выжил бы. При мысли, что Робин мог вообще не родиться, Гая вдруг передернуло, и он поспешил подумать о чем-нибудь другом. Несмотря на все неприятности, которые возникали у него из-за Робина и сейчас, и в детстве, представлять мир, в котором нет этого недоумка, почему-то совсем не хотелось. В общем, от подозрений визит к Йозефу не избавил, оставалось и дальше гадать. И придумывать, как еще проверить, не поранив при этом Робина — кота, не графа! — если все-таки ошибся. После недолгих размышлений Гай свернул не в замок, а в сторону леса. Выслушивать сейчас гениальные планы, которые Вейзи изобрел за неделю его отсутствия, не было ни малейшего желания. Прямо-таки с души воротило. А если кто-то из стражи доложит, что видел его в Ноттингеме, свалит все на простуду. Мол, да, приехал, но не рассчитал силы, лихорадка еще не прошла, вернулся в Локсли. В конце концов, может он себе позволить провести день как хочется, а не как надо? Дожди прекратились, третий день солнечно, тепло. Съездит на любимое место неподалеку от излучины Трента, вычистит Беса и обдумает, как быть с подозрениями. Слишком уж от них погано. Осенило его уже вечером, по пути в Локсли — и как только раньше не сообразил. Самым очевидным решением было проследить. Если кот — это Робин, который граф, в какой-то момент ему придется сменить облик. Правда выйдет наружу, и вот тогда Гай выскажет ему все с лихвой. И пересчитает ребра. Претворить свою идею в жизнь он намеревался следующим же утром, и спать пришлось вполглаза, чтобы не пропустить, когда Робин отправится по своим кошачьим — или разбойничьим — делам. Далось это нелегко, теплый клубок рядом и мурчание на ухо убаюкивали, невзирая ни на какие подозрения. Стоило коту выпрыгнуть в окно, Гай тоже поднялся, плеснул в лицо водой из кувшина. Выждав немного, он перекинулся, выскользнул из манора и взял след, благо нюх уже вернулся в полной мере. Вот только он упустил из виду, что кот может шастать по Локсли, а черного волка ростом с теленка, среди бела дня крадущегося в тени амбаров и домов, сложно не заметить. Деревня — не лес, где можно укрыться в кустах так, что не разглядеть, даже стоя рядом. След привел Гая к сараю кузнеца, а оттуда — к общинному амбару. Он подобрался совсем близко, заглянул в щель, но ничего особенного не увидел. Кот оставался котом, сидел на куче мешков с пшеницей, приготовленной для помола, и тщательно намывал усы. Потом спрыгнул, прошелся вдоль стены, обнюхивая доски, и нырнул в небольшой лаз. Гай, все так же крадучись, обогнул амбар и увидел рыжий хвост, исчезающий в зарослях ирги за деревенской оградой. Мысленно чертыхнувшись, он кинулся следом — Робин припустил со всех лап. Блеянье, грохот и истошный визг заставили Гая притормозить и обернуться — в азарте погони он не заметил крестьянку с козой на привязи. При виде несущегося прямо на нее огромного волка коза взвилась на дыбы почище буйной лошади и ломанулась прочь, таща за собой девицу. На пути оказался недостроенный сарай, и перепуганная животина угодила копытом в петлю веревки, на которой поднимали доски. Теперь она болталась в воздухе, размахивая тремя свободными ногами, и верещала на пару с девицей, которая так и не выпустила привязь. На их вопли выскочили крестьяне с вилами и дрекольем — как-то раз в Локсли забежал здоровенный секач и навел шороху. Но увидев, в чем дело, расхохотались и занялись спасением козы. Гай тем временем одним прыжком перемахнул ограду с кустами и помчался к лесу. От опушки след свернул к малиннику, но вскоре вильнул в другую сторону, потом еще раз — кот явно петлял. Гай обругал себя за неосмотрительность. Конечно же, Робин его заметил, и раз удирал, значит... Что «значит», он не додумал — сверху свалилось нечто тяжелое, вцепилось всеми четырьмя лапами в мех на загривке и взвыло на ухо, куда там той козе. От неожиданности Гай подлетел вверх и вбок. Но сразу извернулся, стремясь сбросить противника, чтобы запустить в него клыки... И получил по носу лапой. Хорошо знакомой рыжей лапой. Мягкой, без когтей. Робин соскочил на землю, распушился, выгнул спину и бочком начал обходить его по кругу. Гай фыркнул — картина была презабавная. Робин подобрался ближе, подскочил, обхватил его лапами за морду, по-прежнему не выпуская когти, и тут же свалился на спину. Гай ткнулся носом ему в пузо и сам не понял, как получилось, что он уже припадает на передние лапы, рычит и норовит поймать кота, который носится вокруг него меховым шаром. Казалось, что внутри вскипают пузырьки, как в свежем сидре. Раньше он играл с Робином только в человеческом облике, а сейчас ему будто подарили детскую мечту. Носились они долго, под конец Гай даже немного запыхался. Кот подкрадывался, стукал его лапой, отпрыгивал и садился, будто ничего не происходит. Гай подскакивал, толкал его в ответ или грозно щелкал зубами, и тоже отпрыгивал. Несколько раз он промахнулся и ухватил пастью сухие листья, но от этого становилось только веселее. В конце Гай применил хитрый прием: улегся и сделал вид, его ничто не интересует, а подкрадывающегося кота он не замечает. И когда Робин в очередной раз стукнул его по носу, даже ухом не повел. Кот отскочил, вернулся, опять ткнул его лапой, еще раз, и... попался. Гай прижал его к земле, с довольным рычанием плюхнул голову сверху. Робин немного повозился и обмяк, прикидываясь мертвым. Гай на это только фыркнул, осторожно подхватил его пастью поперек туловища и потрусил сторону Локсли. Сомнения не развеялись, но поутихли. Ну не стал бы Робин вот так дурака валять! Правда, припомнив, что и сам скакал, словно несмышленый щенок, он отбросил этот довод как несостоятельный. Но портить отличное настроение не стал, малодушно отложив подозрения на потом. Надо было привести себя в порядок, а то на шкуру пол-Шервуда собрал, катаясь в траве и палой листве, выбрать колючки из кошачьей шубки. К тому же Вейзи и так проявил удивительное терпение, но если сегодня не появиться, с него станется начать разыскивать Гая с собаками. Или, упаси святой Эразм, того хуже — заявиться в Локсли лично.

***

В маноре шерифа видеть не хотелось, поэтому в Ноттингем Гай поехал, пусть и добрался лишь к обеду. Он заранее ждал воплей, бурного недовольства и обвинений в безделье, однако ничего такого не последовало. Шум из кабинета доносился, но на вопли не тянул, разве что на жалобы на повышенных тонах. И голосом совсем не Вейзи. Гай осторожно приоткрыл дверь, заглянул в кабинет и к своему удивлению обнаружил там сэра Хьюго, владельца небольшого поместья на северной окраине графства. С чего это старикана сюда принесло? С Вейзи сэр Хьюго дружбы не водил, на всяких сборищах интриганов и заговорщиков не появлялся. Впрочем, и проблем не доставлял. Он вообще из своего манора выбирался хорошо, если раз в полгода, нанести визиты парочке таких же престарелых сэров — повспоминать молодость, посетовать на падение нравов. Гай за все время в должности помощника шерифа встречался с ним только раз, случайно. Пересеклись в Найтоне, когда тот заезжал к сэру Эдварду. Но сейчас сэр Хьюго расположился в кресле и на что-то громогласно жаловался, судя по обстановке, уже третий кувшин. — Ну и я его по хребтине... Но не попал, шустрый, мерзавец! — сэр Хьюго запнулся и приложился к кубку. Вейзи сочувственно покивал и подлил ему еще вина, с трудом, но совершенно очевидно для Гая пряча улыбку. Шериф явно пребывал в отличном настроении. Гай тихо попятился от двери, но, увы, его заметили. — А, Гисборн! — Вейзи махнул рукой. — Заходи. Послушай, что твои разбойники вытворяют. — Они такие же мои, как и ваши! — огрызнулся Гай, немного подумал и уточнил: — Мы же про замковую стражу, милорд? — Нет. Про Гуда. Вейзи откровенно веселился, что выглядело совсем уж подозрительно. Раньше при упоминании шервудской братии он впадал в ярость и начинал плеваться ядом. Иногда казалось, что в прямом смысле. — И что они еще украли? — обреченно вздохнул Гай. — Золото? Драгоценности? — Девичью честь! — фыркнул Вейзи, и было видно, что ему стоило огромных трудов не расхохотаться. — Не украли! — вклинился сэр Хьюго, воздев палец вверх. — Но покушались! Только мимо меня так просто не пройдешь! Не для того я племянницу воспитывал, чтоб ее всякие лисы с пути истинного сбивали. Будь я помоложе, точно бы хвост поганцу выдернул! Из рассказа сэра Хьюго следовало, что он заподозрил неладное, когда обожаемая племянница вдруг воспылала любовью к прогулкам. Причем без сопровождения. — Где это видано, чтобы благородная девица одна гуляла! — разорялся сэр Хьюго. — Но я блюду! Тут глаз да глаз нужен, а то найдется какой-нибудь проходимец! И что вы думаете... Прямо за овином! Так и вьется вокруг моей девочки, подлец! — А это точно Гуд был? — недоверчиво спросил Гай. Что Робин далеко не монах, сомнений не было, но связей с благородными леди за ним не водилось. Мэриан не в счет. Там не поймешь, ухаживает или планы по спасению Англии на пару строит. В любом случае, ничего лишнего Робин себе с ней не позволял. — Да кто ж еще! — сэр Хьюго в сердцах стукнул кулаком по столу. — Что я, сыночка Малкольма не признаю?! Я старый, а не слепой! — Уверены? — в остроте зрения старого лорда Гай все-таки сомневался. — Разве что Малкольм с того света вернулся, чтоб за девицами волочиться, — усмехнулся сэр Хьюго. — Уж я его помню. И тут — морда рыжая, наглая, один в один! И таких подпалов черных ни у кого больше нет, фамильные они, потомков Этельреда признак. Уж вы должны знать, сэр Гай. — И когда это случилось? — Да вот вчера с вечера, темнело как раз. Эх, мне бы меч с собой, или лучше алебарду... А так пришлось ближайшую хворостину хватать. Ноги у меня уже не те по кустам за всякими молодчиками гоняться! Сэр Хьюго продолжал возмущаться, но Гай больше не слушал. Его захлестнула волна облегчения. Робин, который граф, к его коту не имел никакого отношения. Кот вчерашний вечер и всю ночь провел в маноре и никак не мог оказаться лисом, соблазняющим добропорядочных девиц. А он и впрямь от Вейзи мнительностью заразился. Можно спокойно жить дальше, чесать кота за ушами и не переживать. Разве что написать Робину письмо, и срочно. Выяснить, с чего это его на благородных дочек, то есть племянниц, потянуло? Крестьянок мало? Или в Ноттингеме, упаси святой Христофор, завелась еще одна любительница причинять добро и нести справедливость!