Устрицы

      — Сегодня мы уже не нагоним голову, у кого бы она ни была. До заката меньше часа, — заговорил Максимус.       Люси коротко кивнула. Он был, конечно, прав, после заката двигаться было невозможно. До выхода на поверхность Люси не знала такой темноты — все уголки Убежища освещались более или менее ярко. Столкнувшись с настоящей, не симулированной, ночью, она поняла, почему: темнота подтачивала сознание, заставляя постоянно задаваться вопросом: есть ли там кто-то, и, если есть, то кто? В первый вечер на поверхности она развела костёр, забравшись в спасательный круг света, но оказалось, что темнота не любит, когда её нарушают. Пришлось научиться прятаться в неё, но спрятаться от неё было нельзя.       — Будем искать место для ночлега?       — Да. Хорошо бы дом. Но сначала необходимо найти воды.       — Насчёт воды принимается, но… дом?       Люси поёжилась.       — Чего ты?       — У меня не очень хороший опыт с домами. Но, наверное, ты прав. На открытой местности мне нравится не больше.       — Здесь почти центр Пустоши. Почти никого не бывает. Вряд ли попадётся что-то страшнее тараканов и одичавшего гуля.       — А почему в единственном числе?       — Если он одичавший, то всегда один, остальных-то съел, — просто ответил Максимус.       На этом разговор оборвался — не могут беседовать двое людей, которые оказались на поверхности без припасов. Даже если эти двое помолвлены. Люси подумала о том, как это странно: помолвка, о которой знают только двое. В Убежище решение пары жить вместе сразу же разлеталось по всем уголкам — новостей было мало, и любая сплетня расходилась, как круги по воде. Потом девушка поправилась: не двое, она одна понимает суть того, что произошло час назад, у входа в Четвёртое. Вдаваться в тонкости её предложения, объяснять концепцию помолвки и забивать голову Максимуса новыми терминами не хотелось. По крайней мере, не сейчас. Он ответил согласием, когда Люси позвала жить с ней, а остальное — уже излишества терминологии. Сначала вопросы выживания, а потом уже — проживания.       Пессимист сказал бы, что на Пустоши, где пространство просматривается от края до края, слишком хорошо видно две фигуры в красном и синем. Житель Убежища сказал бы, что хорошо видно не только их, но и куда им идти. Люси, истинная дочь Тридцать Третьего, с энтузиазмом откликнулась: «Идём!», когда Максимус ткнул пальцем в кучку домов, прижавшихся к горизонту.       Рыжее солнце уже лизало нижний край синих облаков, когда они добрались до бывшего городка. Скелеты домов, пара машин с вывернутыми внутренностями — после уюта и порядка Четвёртого убожество поверхности ощущалось с новой силой. Люси с беспокойством подумала о том, каково Максимусу.       — Наверное, непросто видеть это всё после Убежища?       Вместо ответа он приложил палец к губам и сделал страшные глаза. Она, спохватившись, прикрыла рот рукой. Они безоружны, надвигается ночь, и неизвестно, на кого или что можно наткнуться. Стараясь не шуметь, Люси и Максимус перешагнули остатки забора и попали на задний двор одного из домов. Когда-то здесь было зелено, намекали бочки для полива. Люси подошла к одной из них, ни на что особенно не надеясь, и чуть не бросилась на колени. Воды там было не много, но если аккуратно зачерпнуть, так, чтобы не поднять взвесь со дна…       — Не двигайся! — прошипел Максимус.       Люси замерла с согнутой спиной, не донеся руку до рта. Между пальцев текло, капли падали обратно в клумбу.       — Вы там, в Убежищах, совсем с головой не дружите?       Он выглядел взбешённым не на шутку. Люси распрямилась и поглядела на него с удивлением. Она по-прежнему не понимала.       — Если ты о радиации, мы всё равно находимся чуть не в эпицентре, приходится выбирать между ней и обезвоживанием…       — Да какая радиация! Про бактерии вам не рассказывают? Как ты до сих пор выжила, а не загнулась от дизентерии с таким отношением?       Он подошёл ближе, но всё равно говорил вполголоса.       — А, ты об этом? — девушка улыбнулась в попытке разрядить обстановку, но он не вернул улыбку.       — У нас хорошая медицина, — терпеливо объяснила Люси, косясь на воду, — мы как раз готовились к выходу на поверхность лет через двадцать, я перед тем, как уйти, вакцинировалась последними образцами. Организм мне, конечно, спасибо не сказал, но спустя пару дней стало получше. И смотри, разработки наших учёных сработали! Первое время я боялась пить, опасалась радиации. А потом стало не до того.       Она подумала, что расскажет Максимусу про свой первый опыт питья неочищенной воды как-нибудь в другой раз.       — А, — неловко сказал оруженосец.       — А вы как справляетесь?       — Йод капаем, — буркнул Максимус, прикладывая пальцы к переносице.       — Я серьёзно.       — Так и я. У нас тут без наворотов.       — А у тебя есть сейчас с собой?       — Это ты тут пару недель, — он заметно приободрился, — у меня в кармане небольшой запас есть. Много в костюмы рыцарей не кладут, считается, что рыцарь всегда на связи с базой. Но на то, чтобы некоторое время продержаться, хватит.       Люси выплеснула остатки воды из ладоней в бочку. Потом не без сожалений стряхнула с пальцев капли.       — Что ты делаешь?       — С тобой подожду.       Максимус нахмурился:       — Ты что, не хочешь пить? Опять какая-то штука из Убежищ?       — Можно и так сказать, — усмехнулась Люси, — «эмпатия» называется. Я думаю о том, что я бы чувствовала, если была бы на твоём месте. Мне бы не хотелось, чтобы ты пил воду без меня, понимаешь? Поэтому я подожду с тобой.       — Понимаю, не маленький.       — Я уверена, ты сделал бы для меня то же самое, — мягко сказала девушка.       — Надеюсь, что сделал бы.       Он вскрыл и вылил в бочку с треть пакетика с йодом.       — Ждать минут тридцать. Давай осмотрим дом пока. Оставайся позади, хорошо?       Люси не стала спорить. Только спросила, заглядывая Максимусу через плечо:       — А что мы вообще от него хотим?       — Чтобы он был пустой, и со стенами попрочнее. Если найдём помещение, которое не будет просматриваться снаружи, можно рискнуть разжечь костёр, у меня найдётся, чем. По ночам здесь не очень приятно.       — И не говори, — с готовностью откликнулась Люси, — я порядком промёрзла за последние две недели.       — Как ты всё ещё не заболела? У нас постоянно кто-нибудь валяется в госпитале.       — Ну, я набрала довольно большую аптечку с собой… первое время я ещё была с рюкзаком.       — А после?       — Пока держусь на том, что успела принять раньше, как я сказала, у нас продвинутая медицина, — Люси пожала плечами, — а ты?       — Так я был в броне, пока тот тип не украл мой энергоблок, а потом мы с тобой были в Четвёртом. Там тепло.       — Значит, попробуем развести костёр?       — Если свет не будет пробиваться… погоди-ка.       Люси вытянула шею, напрягая зрение.       — Что там?       Максимус присел на корточки, начал шарить руками в песке.       — Показалось, что ли?       Люси опустилась рядом, но он, не поднимая головы, бросил:       — Смотри по сторонам.       Она выпрямилась, оглядываясь. Через несколько секунд раздался лязг. Максимус, широко уперевшись ногами в землю, потянул за неприметную плоскую ручку. Люси кинулась на помощь, сгребла оруженосца за талию, едва не ткнувшись в затылок, и потянула за собой. Зашелестел сыплющийся с металлической пластины песок, оруженосец зашипел «Отходи, отходи!», и, стоило Люси отпустить его, попятился, таща пластину за собой. Опустил как можно медленнее и тише, морщась от тяжести. На тёмном песчаном дворе теперь чернел квадратный провал шириной метр на метр.       — Я вижу, что ты хочешь помочь, но, Люси, так вместе не работают, — в перерывах между попытками отдышаться объяснил Максимус, — ты сама знаешь, здесь, на поверхности, надо быть бдительными.       — Ты прав, — признала она, — а что это?       — Похоже на то, как будто кто-то попытался сам создать убежище, ещё до всего.       Какого по счёту из «всего» он не уточнил.       — А как ты…       — Видишь ветряк?       Он указал вверх на уцелевшие лопасти, покачивавшиеся на столбе. Девушка кивнула.       — Там внизу ветрогенератор, я уверен.       — Макс, это… чудесно! Ты чудесный. Нам наконец-то везёт.       Её чудо мрачно поглядело туда, где железная лестница убегала в полутёмный подвал.       — Может быть. Но всё равно я спущусь и осмотрюсь, а ты в этот раз смотри по сторонам, — с этими словами он нырнул вниз.       Люси завертела головой. Похоже, они всё-таки были здесь одни. Спустя пару томительных минут снизу раздался голос:       — Всё в порядке. Я действительно нашёл генератор, мне кажется, он рабочий. Но я не хочу его включать с открытой дверью, уже слишком темно.       — Тут, наверное, кто-то живёт. Рабочий генератор…       — Тут абсолютно всё стоит нетронутое, так что сегодня тут живём мы.       Максимус поднялся по ступеням, пропуская Люси вниз, в кроличью нору. После нескольких попыток опустил крышку и задвинул изнутри засов, пока девушка ждала внизу. Темнота, наступившая за этим, была абсолютной — Люси пришлось несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что нет никакой разницы между открытыми и закрытыми глазами. Противная, вязкая темнота, в которой невозможно было ориентироваться. Она повернула голову ту в сторону, с которой слышался звук шагов Максимуса — так, точно могла его разглядеть. Оруженосец осторожно переставлял ноги по лестнице, которая отзывалась металлическим поскрипыванием. Шаги замерли, Люси насторожилась.       — Макс?       — Сейчас.       — В чём дело?       Последовал вздох. Потом Максимус выдавил:       — Я не запомнил, с какой стороны был выключатель.       Люси потребовалась пара секунд на обработку.       — Тогда давай искать. Я слева, ты справа.       — Я справа. Хорошо.       Люси потянулась в ту сторону, где должна была быть стена.       — Макс, чуть не сбил. Осторожнее! Ты нормально?       — Извини!       — Похоже, мы стояли лицом друг к другу.       — Да, видимо.       — Тогда я отойду на другую сторону.       — Стой! Я уже отошёл.       — Я слышала шаги, но думала, ты вперёд пошёл.       — Нет, оставайся на своей стороне… ауч, Люси, ну почему именно в нос?!       — Прости!       — Почему всегда нос? Стоит ему только зажить!       — Не сломала? Дай потрогаю.       — Не надо лучше меня трогать!       — Ой!       — Это была твоя нога?       — Это была моя нога. Давай поднимемся и откроем дверь?       — Нет, сейчас, извини за ногу… если ты не будешь бить меня в нос, я нащупаю.       — Ты нащупал мой пояс.       — Я не хотел тебя трогать! Ну, то есть, хотел, но не пояс, то есть, погоди, вот кажется.       Раздался щелчок, потом мерное гудение, и комнатку залил беловатый свет трёх лампочек под потолком. Привычный, родной искусственный свет. Люси, стоявшая лицом к стене, резко обернулась и огляделась. Комната примерно три с половиной на три с половиной метра была заставлена стеллажами по стенам, у торца стояли две узкие койки. На стене между ними был закреплен откидной стол. Плитка на одном из стеллажей, питавшаяся от электричества. Синюю будку в противоположном углу она определила как биотуалет.       — Покажи мне свой нос, — потребовала она.       Преодолев четыре шага до него, вгляделась в лицо. У Максимуса горели уши, но, не считая этого, он казался целым и невредимым. Встревоженно она дотронулась до его щеки.       — Кровь не идёт.       — Да, сегодня без перелома. Как твоя нога?       — Ты просто наступил, ничего страшного, — Люси не могла сдержать улыбку, расползавшуюся по лицу.       — Ну, мало ли, — у Максимуса кривились губы в попытке тоже не сложиться в улыбку.       Люси подумала о том, как это странно: они собирались жить вместе, но она не имела ни малейшего понятия о том, как бы он отреагировал, если бы она попыталась его поцеловать. Надо было занять голову чем-то другим, да побыстрее.       — Покажешь мне, куда ты меня?..       Она не договорила «куда ты меня привёл» — запнулась об его взгляд. Влажный, прикованный к её губам. Однозначный. Переступила ногами, становясь на шаг ближе, чувствуя, как возбуждение водоворотом закручивается в ней от одного этого взгляда. Максимус сглотнул — кадык прошёлся вверх-вниз.       — У тебя рана на губе. Это же не я? — выговорил он, точно выуживал слова по одному из колодца.       — Нет, она всё время была.       — Точно?       — Совершенно точно.       Пауза. Наконец Максимус перевёл глаза на стену позади неё. Дать ему время казалось самым правильным. Одно Люси знала точно: концепцию поцелуев он понимает. Осталось только ввести её в практику. Что ж, попозже, может быть, когда они отдохнут. Она повернула голову в том направлении, куда смотрел оруженосец, пытаясь проследить за его взглядом.       — Макс, что там?..       Договорить снова не удалось. Люси развернулась, чтобы понять, куда он смотрит, и в следующий момент уже понимала, что произойдёт дальше — кажется, даже раньше его самого. Она всё знала за секунду до того, как он обхватил её скулы руками, за полсекунды до того, как притянул её к себе, за мгновение до первого прикосновения губ, которому она немедленно подалась навстречу. Максимус целовал её так, точно она могла исчезнуть в любую минуту, и эти отчаянные поцелуи были как просьба остаться. И Люси сделала всё, чтобы то, как она целует его, ощущалось как обещание никогда не уходить. На задворках сознания пронеслась мысль о том, что языка могло бы быть побольше, а зубов поменьше, но в случае с ним техника имела настолько же мало значения, насколько важна была до него. В ней что-то разбивалось и звенело от нежности, переливаясь во всём теле, пока возбуждение затягивалось узлом.       — Это ты дрожишь, или я?       Голос оруженосца казался глухим, он стоял с закрытыми глазами. Люси обняла его и почувствовала, как он мелко подрагивает.       — Это ты, малыш, — не стала врать она.       — Это плохо?       — Это значит, что свой первый поцелуй ты запомнишь.       — Чёрт. Нам стоит пока перестать, — внезапно ответил он.       — Почему?       — Я чувствую, что может произойти то, ну, взрыв.       Максимус неловко повёл бёдрами, так, чтобы упираться в неё бедром, а не пахом.       — Если это произойдёт, тебе, скорее всего, понравится. Понимаешь, это не только нормально, но и приятно.       Он открыл глаза, поглядел в сторону, потом на свои ноги. Люси ждала, не разжимая рук.       — Я тоже думаю, что понравится, — наконец признался он, — поэтому нам надо это отложить и разобраться с теми банками позади тебя. А потом, я, наверное, не против попробовать. Если ты не против.       Люси пробежалась рукой по его волосам, думая о том, что да, да, да, она хочет его попробовать.       — Я не против.       Это было странно — обследовать бункер после заключения договорённости о сексе, отложенном на потом. Воздух стал прозрачным и острым от неловкости. Максимус отвернулся к стене, Люси к противоположной. Стёрла слой пыли с одной из консервных банок.       — Немедленно бросай всё и иди сюда! — послышался воодушевлённый голос оруженосца.       — Что там?       — Персики! Я их узнал. У нас они были в детстве.       — Ты думаешь, их ещё можно есть? — Люси недобро покосилась на банку.       — Ну, это же консервы! Надо открыть и посмотреть.       — Консервы нельзя есть спустя три года. А это стояло лет двести.       Вместо ответа Максимус прижал к полке ближайшую банку, другой рукой потянул за кольцо.       — Эти запасы были сделаны не двести лет назад, — покачала головой Люси, глядя на солнечные половинки персиков в сиропе.       Максимус взял другую банку, пригляделся к мелким выдавленным в крышке буквам.       — Производство Шейди-Сендз.       — Что снижает возраст с двухсот лет до двадцати, но для нас ничего не меняет, — упёрлась Люси.       Она со злостью посмотрела на банку. Банка блеснула металлическим боком в ответ. Медовый месяц с бункерным пикником трещал по швам, живот сводило от голода. Снова вспомнились двухнедельные запасы, предоставленные сердобольными жителями Четвёртого и павшие жертвой Максимусова геройства.       — Спорить с тобой бесполезно, поэтому продолжаем, — сдался Максимус, ободряюще коснувшись её плеча.       И Люси стразу стало легче. Хотя бы второй участник медового месяца не подвёл — учился он прямо-таки на ходу. Спорить с ней действительно смысла не имело.       Провинившаяся банка была отставлена подальше, поиски продолжились. В конце концов, всё оказалось не так плохо: нашёлся рис, сахар, соль, сухое молоко, орехи и цукаты. Тушёнку Люси забраковала (даже не вздувшиеся банки), как и джем с яблочным пюре. Сделали осторожную вылазку за очищенной водой с найденными бутылками. Сидеть на койке за откидным столом и набивать рот орехами и сушёными бананами, и смотреть, как лучший человек на Пустоши напротив тебя делает то же самое, было приятно. Не хватало буквально мелочей.       — Одеяло бы, — вздохнула девушка, думая про Четвёртое и родное Тридцать Третье.       — И душ, — подхватил Максимус.       — Да! Были бы мы дома, первым делом помылась бы.       — А потом?       — А потом я бы пустила тебя. Хотя нет, — Люси прищурилась, оценивая обстановку, и решила, что пора, — мы могли бы ходить в душ вместе.       Она откинулась назад, наблюдая за его лицом. Максимус обдумал открывшиеся перспективы и улыбнулся краешком рта, и тогда она потянулась через стол, чтобы поцеловать его. Путаясь в карабинах и застёжках, расстегнуть костюм у него на груди, рвануть вверх майку («И её тоже?»), швырнуть свои ботинки на пол, а комбинезон и бельё на стол, самой усесться сверху, ногами в проход между коек, оставаясь в носках и майке. В кармане должен был заваляться презерватив, ну хоть один…             — А это для чего? — с опаской спросил Максимус, глядя на неё слегка более осмысленно, чем во время всех предыдущих действий.       — У нас в Убежище держат курс на то, чтобы у молодёжи был спусковой клапан для напряжения до замужества. Разводов-то нет. Сообщество маленькое, разводы бы всё усложнили. В открытую это не поощряется, но контрацепция на высочайшем уровне. Мы следим за генетикой, кузенам запрещено иметь детей. То есть, — поправилась она, уверенными движениями стаскивая его комбинезон с бёдер, — эта штука просто как плёнка, которую я надену тебе на член, чтобы у нас пока не было детей. Давай помогу.       У него снова горели уши.       — Это так странно, Люси…       — Если тебе не понравится, мы можем прекратить, — она упрекнула себя за то, что так резко всё сделала, и напомнила себе, что он — не умельцы из родного Убежища. — Только сначала давай попробуем, если ты ещё хочешь, конечно.       — Конечно, — эхом отозвался он.       Она сама, теперь уже без спешки, направила его внутрь, не резко, так, чтобы он почувствовал, чтобы они оба почувствовали. Глаза Максимуса расширились, пальцы сжали её бедра. Люси обхватила его руками за шею, притягивая к себе, заставляя войти глубже, и в награду услышала, как он стонет. Максимус тут же мотнул головой, обрывая стон.       — В чём дело, малыш? — спросила она, быстро дыша, ощущая его изнутри.       — Привычка, — он в нетерпении мотнул головой, — чёрт, Люси, это лучше, чем всё, что было до сих пор…       — Привычка? Что там у вас такое делают в Братстве?       — А? Да нет, привычка сохранять выдержку.       Он медленно подался назад, сжав зубы. Так вот, в чём дело.       — Мне нравится тебя слышать.       — Почему?       И правда, почему? Добрачный секс в Убежище был тайным, большей частью не вполне легальным, и потому тихим. Ответ пришёл в тот же момент.       — Потому что мне нравится твой голос, и нравится знать, что тебе хорошо.       — Ну, если правда нормально… а что дальше делать?       — Ты уже, можно сказать, ухватил суть, — улыбнулась Люси, — делать надо то же самое, но можно быстрее. Но про это пока не думай, хорошо? Привыкни сначала. Делай так, чтобы тебе было удобно.       Максимус качнул бёдрами обратно, проникая глубже, и негромко застонал.       — Угу, всё верно.       Люси с нежностью пробежалась пальцами по затылку оруженосца, второй рукой гладя его спину вдоль позвоночника, и ободряюще кивнула. Ей хотелось, чтобы он, наконец, решил набрать скорость, и ей пришлось закусить губу, чтобы не попросить его об этом. Их там пыткам обучают, что ли.       Максимус так же медленно вышел почти до конца, и вдруг сверкнул на неё тёмными глазами, бросил взгляд на её прикушенные губы, и в следующий момент уже целовал её, подаваясь вперёд всем корпусом, постанывая в её раскрытый навстречу рот. К рваным, смазанным поцелуям добавились такие же хаотичные движения внутри неё. Люси не любила слишком часто целоваться во время секса, это отвлекало. Но когда он оторвался от её губ, запрокидывая голову — слишком рано для неё — Люси даже немного разочаровалась.       В следующий момент она почувствовала, как его член дёрнулся в ней, Максимус со стоном навалился на неё всем корпусом, и она обхватила его за плечи, прижимая к себе, цепляя подбородком его плечо, путаясь в эмоциях — досада за себя, радость за него, и глубокая безусловная нежность.       — Вау, — только и сказал он.       Люси разжала объятия, давая ему свободу действий. Выходить из неё Максимус не спешил.       — В чём дело, малыш?       Слегка повернула голову, поцеловала его за ухом, как целуют фотографию родного человека.       — Я просто… всё закончилось. Больше пока не могу, кажется.       — Да, так это и бывает. Но может быть и дольше. Я имею в виду, скорее всего, в следующие разы будет дольше.       — О, это хорошо.       Максимус вышел из неё. Они улыбнулись друг другу, неловко, точно только что впервые случайно соприкоснулись запястьями. Он казался слегка сбитым с толку, но в целом довольным.       — Приведём тебя в порядок.       И Люси, помогая ему избавиться от презерватива, представила себе тот день, когда они спустятся в Тридцать Третье, и там, под её родным электрическим солнцем, им не понадобятся средства защиты, и у папы будут внуки, а у Норма — племянники.       Пока что в ней было только горячее влажное ощущение, которая осталась на том месте, где только что был его член. Слезть со стола означало бы признать, что всё закончилось, и Люси осталась сидеть, откинувшись назад и опершись руками. Максимус потянулся за своей майкой, замер, глядя туда, где они.       — А ты тоже это ощутила? Ну, взрыв.       Люси прикинула, говорить или нет. С одной стороны, не хотелось омрачать первый опыт Максимуса тем, что ей не хватило, и она осталась неудовлетворённой. С другой, папа всегда учил её, что честность — основа основ. Она задумчиво поцеловала оруженосца в плечо, прижалась щекой к его шее, и решила объяснить.       — Мне было очень приятно, да. Но если ты о том, что ты испытал в конце, нет, не было.       — Оу, — он звучал растерянно, — я что-то не так сделал?       — Нет, нет, — запротестовала Люси, поднимая подбородок от его плеча и глядя ему в лицо, — всё было как надо, просто мне не хватило времени.       «Красивый, — пронеслось в голове. — До чего же красивый».       — Тогда ещё раз? — Максимус просветлел лицом.       — Не думаю, что у тебя получится сейчас. Видишь ли, твоему организму требуется время для того, чтобы быть готовым снова.       Он задумчиво поднял глаза к потолку, очевидно, прислушиваясь к ощущениям, и был вынужден признать её правоту.       — Да, всё так. Но на твоём месте я бы тоже хотел, чтобы произошло то, что было сейчас со мной, разве ты не хочешь?       «Нет ничего сексуальнее, чем эмпатия», — подумала Люси. Было, впрочем, помимо сексуальности что-то ещё, острое нежное чувство, которому она не была готова сейчас давать название. Вроде того, что она испытывала, когда Норм засыпал на диване, и она будила его, чтобы отвести в его комнату и подоткнуть одеяло, или когда папа учил её работать в теплицах. И когда она обнимала их обоих в день своей свадьбы, и они покачивались все втроём — Люси и её самые дорогие мужчины. И как легко Максимус встал в ряд с ними.       — Люси?       — Да, извини. Задумалась не к месту.       — Так что насчёт тебя?       — Ну, если ты готов экспериментировать, есть одна штука, которая мне нравится.       Прикрыв глаза, он терпеливо объяснил:       — Такое место, как это, удаётся найти, может, пару раз в жизни, так что какие вопросы могут быть. Ты должна это испытать. Погоди-ка.       — Что такое?       — Так ты ведь испытывала, ты знаешь.       — Это проблема? — осторожно спросила Люси. — я не уверена, что до конца разобралась, как у вас здесь с этим.       — Какие тут могут проблемы? Тебе так повезло! Я подумал о том, что ты можешь мне объяснить теперь. Рассказывай, что делать. Хотя нет. Только время тратить. Показывай.       Люси, которая оставалась девочкой из Убежища, отметила его высокий уровень энтузиазма. Определённо, в Тридцать Третьем нужны такие активные, деятельные граждане. Такого теории учить — только время терять, сам дойдёт. Люси обеими руками надавила ему на плечи:       — Тогда на колени.       Максимус мгновенно оказался перед ней на полу.       — Не говори мне, я сам.       Оруженосец облизал губы, придвинулся ближе. Его дыхание казалось прохладным, настолько горячо ей было внизу. Спустя бесконечно долгую секунду он вдохнул, точно перед прыжком в воду, и прижался к ней лицом.       Её погибель лежит в парнях с полными губами, Люси всегда это знала. От клитора по всему телу пробежали искры, и она тихо охнула. К губам добавился язык. От этого ощущения первых мокрых касаний можно было растаять, и Люси пообещала себе разобраться в причинах этого позже — с Максимусом просто было так, как надо.       — А ты мне говорила, в Тридцать Третьем нет устриц, — вдруг усмехнулся он.       — Что, прости?       В голове стоял приятный золотистый туман, который грозил развеяться из-за того, что её новоиспечённому любовнику взбрело сейчас обсудить моллюски, которых выращивают в Четвёртом. Тот поднял голову, утёр рот коротким жестом, и пояснил:       — Я там, в Убежище, впервые попробовал устрицы. Они скользкие, но нежные, с соком. Ты там, внизу, похожа на них. А я думал, что больше их не попробую.       Удивить он умел, ничего не скажешь. Люси приподнялась на локтях, пристально посмотрела сверху вниз.       — Тебе нравится? — она чувствовала себя так, точно её выдернули из тёплой воды, и хотелось вернуться на глубину, но не спросить было нельзя.       — Больше, чем сами устрицы, — ответил он с готовностью, — если я раньше узнал бы, что у тебя там самая сочная устрица, ни минуты бы не колебался, сразу бы за тобой пошёл.       Люси чуть глаза не закатила. Мужчины. Но было что-то трогательное в том, как прямо он ей это сообщил. Кроме того, в следующую секунду глаза закатились сами собой — точно в подтверждение своих слов, Максимус широко провёл языком по её возбуждённому клитору, ровно так, как нужно. Медленно и мокро. Не отводя гипнотизирующих тёмных глаз от её разгорячённого лица. И это её послушник-оруженосец, у которого десять минут практики? Люси вспыхнула и почувствовала прилив крови к щекам.       Пронеслась мысль о том, чтобы поиграть в недотрогу, заставить его добиваться и просить, чтобы она снова дала ему попробовать себя на вкус, но она тут же отбросила эту идею. Разве он не заслужил немного искренности, немного возможности брать то, что хочется? Голодные глаза на покрытом старыми царапинами лице, жадно приоткрытые губы. Но не успела она сказать ему продолжать, как он впился губами в её клитор, так, точно пытался выпить её. Девушка боялась дышать, ловя ощущения, как в воде, растворяясь под языком и губами Максимуса, теряя счёт времени под широкими быстрыми движениями. Хорошо, что у них ничего не было в карантинном блоке Четвёртого. То, что она предлагала тогда, было быстрым приятельским сексом без обязательств, как дома. Полутёмный угол где-нибудь в машинном отделении, кто-то из дальних кузенов, ты мне, я тебе. То, что делал он для неё сейчас, было чем-то… личным?       Золотой туман в голове стал гуще, ярче, заполнил собой всё, вытеснил все мысли, кроме одной: не дать ему прекратить. Люси хватило на то, чтобы подняться с локтей, и, опершись одной ладонью, надавить другой оруженосцу на затылок, прижимая его к себе, и простонать:       — Малыш, ещё немножко, пожалуйста.       Максимус послушно уткнулся в неё едва ли не самым носом и начал вылизывать её ещё быстрее, и ей почти удалось собрать в одну точку разрозненные золотистые крупицы подступающего оргазма. Не хватало какой-то одной детали, чтобы всё встало на свои места, и спустя несколько мгновений (или минут?) Люси удалось, наконец, выхватить эту деталь на краешке сознания. Его ладони с широко расставленными пальцами лежали на столе по обе стороны от её раскинутых бёдер. Люси подалась вперёд и вверх, скользнув по столу ладонью руки, на которую она опиралась. Пальцы, включая серо-синий указательный, которым её наградила Пустошь, скользнули между пальцев Максимуса, и он тут же сжал её руку своей.       В густой влажной темноте, которая, казалось, заполнила всё сознание, водоворот золотых крупинок стянулся наконец в одну бесконечную точку, и взорвался. Люси протяжно застонала, чувствуя, как её всю заливает жаром, как дрожат ноги и как кипит между ними.       — Люси, что?..       Нет, нет, только не сейчас! Она, пытаясь поймать утекающие остатки оргазма, отпустила затылок Максимуса и прижала два пальца к пульсирующему клитору, второй рукой продолжая держать их пальцы переплетёнными. Оруженосец недоумённо смотрел на то, как замедляются сокращения у неё под пальцами.       — Так и надо, — прерывисто выговорила она.       — Значит, всё в порядке?       По всему телу разливалась приятная истома. Люси улыбнулась широкой довольной улыбкой.       — Всё отлично, — заверила она его, — это был оргазм, у женщин он выглядит так. Мне стоило тебя предупредить, что закончится этим.       — Разве нам до этого было, — усмехнулся Максимус, сверкнув полуприкрытыми глазами. И тут же нахмурился, — я могу для тебя что-то ещё сделать? Что полагается делать после?       — Дай-ка подумать, — Люси склонила голову, глядя сверху вниз на его влажный подбородок и припухшие губы, — иди сюда.       Он легко поднялся с пола, как будто и не просидел коленопреклонённый четверть часа. Люси подняла голову, повторяя его движение, не отводя глаз, так что теперь она смотрела на него снизу вверх. Осторожно девушка подтянула и выпрямила одну ногу, сводя их вместе, и обхватила Максимуса за шею обеими руками.       Пока она целовала и слизывала собственную смазку с его подбородка, Максимус вдруг расплылся в улыбке — Люси никогда не видела котов, только на картинках, но была уверена, что довольные коты выглядят именно так. Облизывая по контуру его ухо (просто так, заодно), она спросила:       — Что такое?       — Весь в устричном соке.       — Знаешь, вообще, это редкость, — сообщила она, перестав ради этого покусывать его за мочку уха, — обычно парни любят, чтобы оральный секс… ну, ртом, делали им, но не любят делать его сами.       — Я же говорю, вы там, внизу, все с придурью. Ну как можно отказываться от такого, когда это так приятно, а тебе от этого хорошо?       — Тебе же было хорошо? — быстро добавил он.       — Это было замечательно, никогда так хорошо не было, — заверила его Люси совершенно искренне.       — Мы можем сделать это ещё раз? Мне мало… не уверен, что в принципе смогу теперь думать о чём-нибудь, кроме твоей устрицы.       — И я хочу, чтобы тебе было хорошо, — спохватился он.       — И в мыслях не было упрекать тебя в эгоизме, я всё понимаю. Но мне требуется время и отдых, там всё должно немного успокоиться. Иначе мне будет больно.       — Прямо как у меня?       — Ага. Слишком высокая чувствительность.       Максимус задумался. Люси вопросительно посмотрела на него и на всякий случай перестала его целовать. Возбуждение почти утекло, уступая место расслабленности во всём теле.       — Тогда ты иди спать. Я первый посторожу, мы всё-таки по-прежнему на Пустоши. И Люси, не целуй меня больше, иначе я точно не смогу думать больше ни о чём, кроме того, как бы снова вылизать тебя, а тебе надо отдохнуть.       — Тебе тоже!       — Поэтому я разбужу тебя через пять часов.       — Через четыре.       — Ты вообще когда-нибудь спала меньше пяти часов?       — У меня было много опыта за последнюю неделю…       — Оно и видно. Спи, я посторожу.       Люси кивнула, чувствуя, как она на самом деле устала. Скользнула одной стопой в ботинок, балансируя другой на весу. Ноги были ватные, и пришлось опереться на стол.       — Я же говорю, тебе пора спать, — назидательно сказал Максимус.       — Нет, тут не это, просто ещё немного тело не пришло в себя.       — Ну-ка, привстань, будем тебя одевать.       Он выдернул из-под неё комбинезон.       — Давай ноги.       Люси моргнула. В Убежище все деловито одевались после секса сами, в тех редких случаях, когда не удавалось справиться в одежде. И как оказалось, что ей было чему поучиться у Максимуса, который опыта имел меньше, чем подростки у неё дома?       — У тебя дома, должно быть, все друг другу помогают?       Он послал ей взгляд, который Люси определила как «полный провал межкультурной коммуникации». Но ответил только:       — Нет, у нас так не принято.       И притянул её к себе, целуя в макушку. Она услышала, как он тихонько усмехнулся.       — М-м-м?       — Я не ошибся, действительно вкусно пахнешь. А теперь хватит сидеть голой, на мне это сказывается.       Она послушно спустила обе ноги со стола, давая ему возможность упаковать её в бельё и в комбинезон, и также послушно всунула руки в рукава. Оруженосец мужественно потянул вверх молнию у неё на груди. Но Люси слишком хорошо изучила этот взгляд, которым он впился при этом в её губы.       — Нет, не могу удержаться, — обречённо признался он, обхватывая её лицо ладонями и притягивая девушку к себе.       У неё сжалось сердце от нежности и грусти, и она ответила на поцелуй, гладя ладони Максимуса, прижимая их к своему лицу. Когда он со вздохом оторвался от неё, у Люси вырвалось:       — Ты не создан для жизни на поверхности, для того, чтобы стоять на страже, чтобы рисковать жизнью и получать ранения. Ты же видишь, наше место — там, где мы сможем быть вместе, где единственным, что сможет нам помешать, будет распорядок дня и необходимость присутствовать на собраниях.       — Я не уверен, что могу судить, для чего я создан. Но я совершенно точно знаю, что мой дом — там, где ты. Так что давай тебя обуем, и иди уже спать, ладно? Ноги надо держать в тепле.       — Хорошо, — согласилась она, точно послушный ребёнок.       Максимус улыбнулся ей так, как улыбаются послушному ребёнку.       — Макс, — позвала она, пока он, присев перед ней, поставил пред собой её ногу и начал деловито шнуровать ботинок, — ты читал в детстве «Золушку»?       — Это где принц находит девушку, примеряя ей ботинок? Слушай, кто шнуровал твои? Они же тебе велики, в пятке болтаются. Сейчас переделаю.       — О, они не мои, в той ситуации выбирать не приходилось. Спасибо, они правда натирают. Только там была туфелька. Но в целом — да, посыл такой.       — Где «там»? Давай вторую ногу.       — В «Золушке».       — Так?..       — Нет, это вся мысль, — улыбнулась Люси, наблюдая за тем, как он по новой заправляет её шнурки.       — Хорошо. Всё готово, Золушка.       — Спасибо, прекрасный принц.       Он поднялся и снова улыбнулся.       — Как думаешь, Золушке понравилось смотреть на того парня, когда он присел перед ней на корточки, чтобы примерить туфлю?       — У неё был самый красивый вид на самого желанного принца, — сказала Люси уверенно.       — Желанного, — Максимус отвернулся, тщетно пытаясь подавить счастливую улыбку.       И едва не отшатнулся, когда Люси соскользнула со стола и оперлась на его руку.       — Целовать тебя больше не буду, — сказал он поспешно, — я не смогу в этот раз остановиться, правда.       — Нет, нет, просто ноги ещё немного как желе.       Максимус нахмурился, глядя куда-то в сторону. Наконец набрал в грудь воздуха и объявил:       — Тогда давай так: больше никакого секса, пока не ты не будешь в безопасности, идёт? Не хочу, чтобы ты тратила силы.       — Рационально, — со вздохом согласилась Люси, опускаясь на узкую койку.       И неожиданно для себя хихикнула:       — Дома бы придумали плакат на эту тему и расклеили везде. Что-то вроде… дай подумать…       — «Устрицам место только в Убежище»? — со смешком спросил Максимус.       — Думаю, дома ты быстро освоишься, — рассмеялась Люси и прикрыла глаза. Она собиралась только моргнуть, но в следующий момент уже спала, вытянув ноги в зашнурованных по-новому ботинках.