Не видим смисао

      Могу ли я честно и безоговорочно утверждать, что я эгоистичное животное, которое не способно решиться на действия фатальные? на действия уничтожающие то, что сохранялось так трепетно? Да, эгоист я редкостный, когда дело касается любовных связей, — тех самых безоговорочных.       Это было обычное утро, не отличающееся ничем от предыдущим, кроме одно — я проснулся в смятении и с вопросом: «Куда я иду? А главное — зачем я иду явно не той дорогой?». И в первую очередь вопросы были направлены на особую часть жизни — на личные взаимоотношения с женским полом. Я беспорядочно флиртовал с симпатичными актрисульками, поддерживал милые беседы с влюблёнными в меня студентками, а порой давал им шанс провести со мной день-другой, но не более. Мне было приятно чувствовать себя живым, нужным, таким незаменимым на момент икс. Всегда бросал взгляды неоднозначные и цеплялся за подобные в мою сторону. Можно сказать, что я жуткий сердцеед и страстный любовник, который жаждет лишь плоти и маленького кусочка греха. А можно заглянуть поглубже и обнаружить пустоту, и эта пустота не заполняется ни актрисульками, ни студентками, ни кем-либо другим. Одиночество не прекращает терзать, даже когда они рядом; даже когда между мной и очередной пассией нет никаких препятствий. Главное препятствие в моей голове и от него не избавиться простым занятием сексом с одной, с другой.       Я долго странствовал, метался из стороны в сторону по жизни. Считал себя клоуном и балагуром, который может, а скорее, нет, — обязан, — развлекать публику, смотреть на живые лица и впитывать в себя их энергетику. Обязан кланяться и почитать своего зрителя. И обязан быть только с женой-злодейкой по имени работа. Она не отпускала меня; да, питала, наполняла теплом и некой лёгкостью, но до той поры… до того самого момента, пока я не понял, что стою на краю обрыва совсем один, и, кажется, я никому не нужен. Всё, что хотел — я отдал; всё чего желал — я получил, кроме заветного семейного счастья; этого шума-гама по вечерам на кухне, поддержки от любимой женщины; сладкие ночи.       Отшельник по жизни захотел любви, и шанс влюбиться образовался на горизонте чуть ли не моментально. Я знал, что в проект «Склифосовский» придёт она — госпожа Нарочинская, или же в народе — Мария Куликова. До её момента появления на съёмочной площадке я называл её сугубо давней знакомой, с которой у нас как-то не сложилось. В это было сложно поверить, но факт: мы учились вместе, имели десятки общих знакомых, но в молодом задорном возрасте меня привлекали женщины-фаталь, а не девчонки с глазами нараспашку. Я не замечал беловолосую девчушку, да и она вряд ли мною интересовалась. Мария Куликова.       Это был ураган. Это было моментальное совпадение пазлов. Кажется, ни одна другая не подошла бы на роль заносчивой Марины; ни одна другая не стала бы для меня тем, чем стала она практически в одночасье. Я не мог дождаться совместных сцен, всегда взвинчен, всегда наготове. И каково было моё удивление, когда в один прекрасный миг Маша появилась на пороге моей гримёрной с кислой миной и извила желание прогуляться со мной по парку да попить кофе. И я согласился, потому что уже попал в её сети. Это был десятый день совместных съёмок. И эта прогулка стала начальной точкой наших дружеских взаимоотношений. И этого было достаточно, — иногда выслушать, иногда выговориться, иногда купить ей кофе с пекарне, ибо она не успевала. «Так, Аверин, не забудь! Латте на банановом, без сахара и попроси, Христа ради, не так много пены делать. В последний раз был кошмар какой-то!» — стало обыденностью.       Сезон-другой-третий. Я оглядываюсь назад и понимаю, что пройден огромный путь, вымощена дорога в персональный ад. И нет уже сил выслушивать её сомнения насчёт мистера Х. В одну из прогулок я не выдержал и высказался, да так, что мы два месяца сохраняли молчание. «Мань, страдаешь, головой об стену бьёшься из-за него, а что по итогу? Куда эти отношения тебя приведут? По твоим разговорам он вечно находится в двух состояниях: либо в бешенстве орёт, упрекает в изменах, которых нет, либо он недоволен, что ты не дома. Он что, не знал, с кем связывает свою жизнь? Может, он тебе ещё золотую клетку смастерит и посадит туда на пожизненно?». Сглупил, полез не в своё дело и поделом получил — два месяца молчания, шестьдесят дней в самобичевании и… толикой тумана перед глазами, а там — и алкоголь, и девочки, и выступления в театре. Я забывался на недели и только под вечер, лишь оставаясь наедине с собой — пытался изобрести способ всё вернуть назад.       Вернулось вместе с пятым сезоном. Я не выдержал сдержанных репетиций и снятых в напряжённой обстановке сцен; бросился на амбразуру, а иначе бы и не получилось. Начало съёмок, второй съёмочный день, а я уже вымаливаю прощение: «Я дурак. Признаю. Ну, полез не в своё дело. Но и ты пойми, я парень горячий, склочный. Натура у меня такая дурацкая. Меня можно только попытаться понять и с тяжёлым сердцем простить», — в руках пионы, в глазах надежда на прощение. Простила, хоть и сердцем скрепя. «Ну что с тобой поделаешь», — она рассмеялась, приняла цветы и подарила мне свою улыбку.       А я ведь и правда дурак. Я влюбился в эту женщину; окутал её образ какими-то ожиданиями безоблачными. Ждал, что что-то само произойдёт. Само собой исчезнут мимолётные связи, появится больше свободного времени и всё устаканится. Я изменюсь и привычки мои обретут иную форму. Но оказалось, чтобы что-то поменялось — нужно взять волю в кулак и самостоятельно изменить, а на тот момент — я не был готов. Я был готов вновь выслушивать её громкие монологи, стирать слёзы с её щёк и носить кофе.       Друг. Друзья. Мы слыли друзьями, хоть порою и действия наши говорили об ином положении вещей. Мы открыто флиртовали друг с другом, не замечая других людей. Шептались по углам, чересчур крепко обнимались и не разнимали этих объятий. А я был рад; а как я был рад поцелуям в сценах с Брагиными. Аве Мария! Эти моменты, запечатлённые на камеру, давали мне глоток-другой свежего воздуха. Ни одна женщина так не заводила меня в кадре, как Маша. Ни с одной я не позволял себе ничего подобного. «А по-моему, команды стоп не было», — как-то невзначай ляпнул я, продолжая поглядывать на свою развеселившуюся партнершу по сериалу. Ведь никогда не было полного насыщения моментом, мне всегда было мало моей горячей Нарочинской, которая овладело моим разумом. Но я продолжал делать вид, что мы друзья; так надо; эта глупая влюблённость вытравится когда-нибудь какой-нибудь очередной девчонкой. Но шло время, и я начал осознавать, что вляпался в нечто ужасное, во что-то приставучее и поражающее полностью разум — любовь.       Я, слывший эгоистичным и свободолюбивым человеком, и не заметил, как мимолётное чувство завладело мной на все сто процентов. Каждая съёмка давалась нелегко; каждая её улыбка заставляла меня мысленно падать на колени. Я перестал быть вечным мальчиком, жаждущим новой плоти. Для меня Маша была загадкой всё это время. Шли годы, а я всё пытался делать вид, что между нами дружба — крепкая, чертовски надёжная. И она была, безусловно, но я желал большего. Отказался от прежнего образа жизни, но всё так же цеплялся за работу. Отказался от ночного образа жизни, но всё так же засматривался за девушек, которые мне подмигивали.       Маша видела всё это балагурство, и вероятно, сделала свои выводы. Помню сцену ревности в её исполнении, когда я в очередной раз опоздал на съёмки. Почти с порога она накинулась на меня с обвинениями: «Макс, сколько можно опаздывать? Я, конечно, понимаю, что ты у нас парень видный да всё при тебе, но может ты начнёшь думать о других? Юля рвёт и мечет в какой раз! А ты в ус не дуешь!». Накануне мы были небольшой компанией в ресторане, праздновали день рождение продюсера, и так я зазнакомился с милой барышней, с которой позже и покинул приятное заведение. Сложив пазлы, Мария сделала свои выводы, — и безусловно они правильны, но меня это больше веселило, чем задело. «Я подумаю, Мась, в следующий раз», — коротко ответил я, уходя в закат. Так что, свою любовь нёс я херово, даже иначе — я был пассивен и крайне неприветлив с той, кто не заслуживал к себе такого отношения.       Я много раз поступал подобным образом. И меня это не волновало. До сегодняшнего утра. Почему? Вероятно потому, что я заснул вчера один, проснулся один и всё пространство заполнило одиночество.       «Макс, сегодня на планёрку к десяти! Не забудь!», — поступило сообщение на мой телефон от контакта Маша.       Жизнь переворачивается с ног на голову резко и без предупреждений. Увидев это сообщение, я начал капаться в памяти и находить моменты её безграничной заботы, кроткой любви к другу, который этого не заслуживает. Она всегда была рядом, выслушивала, подставляла своё хрупкое женское плечо и не обвиняла во всех смертных грехах, хотя в некоторых, каюсь, я был повинен. Но Маша не обвиняла — гладила расслабленно меня по голове и приговаривала: «Дурачина ты мой, простофиля». Я не ценил все эти годы то, что имел под боком. Совершенно. Начётно.       «Доброе утро, Машуль! Не забыл, уже глазки открыл», — ответил коротко я, вставая с кровати. Она заставляла меня улыбаться одним сообщением. Всегда.       «Тогда, может, заедешь за подругой дней твоих суровых?» — и как я могу отказать?