***
Сейчас она старается о Вадиме не думать, потому что любовь от работы отвлекает, а у них показ через три дня, ей ещё ходить по подиуму и ходить, а платье от какого-то именитого дизайнера тяжелое, странное, haute-couture, в таком никуда не пойдешь, да и стоит оно, наверное, несколько пачек «зелёных»… Настя силится выкинуть из головы любые мысли: Насть, ты модель, ты кукла, ходи, примеряй на себя одежду и не думай, не думай! Работа помогает отвлечься, Настя улыбается, спина у неё идеально ровная, опять она на сказочную царицу похожа, вот и продюсер улыбается сдержанно, подруги косятся, но тоже улыбаются. И тут на горизонте знакомый силуэт, черные волосы длиннее даже, чем у самой Насти, надменный взгляд. Вадим. — Настя, дорогая, здравствуй… О, красивое у тебя платье, прямо-таки картина какая-то. Никто не удивляется постороннему человеку на площадке — в конце концов, Вадим звезда, да и мужьям-парням не запрещалось заходить за своими пассиями прямо на площадку, вот только так решительно, по-хозяйски никто не приходил. Вадим обращается к продюсеру: — У Насти скоро репетиция этого…кхм… дефиле кончается? — Да вот, последний проход, и все. Слышишь, Анастасия? — А, да, конечно, спасибо, Александр Васильевич. Она цокает каблуками, красуясь в первую очередь перед Вадимом, стараясь идти идеально, как по линейке, и у неё получается, она чуть не тает, видя одобрение в его глазах, видя ухмылку на его немного капризно изогнутых губах. — Так, все. Дамы, молодцы, все свободны, переодеваемся, только аккуратно, и по домам! — скомандовал Александр, и девушки потянулись в сторону гримерных. Настя вышла уже в своем повседневном черном скромном платье выше колен. Вадим вновь окинул её взглядом, усмехнулся уголком губ и взял её под руку. — Пока, девочки! — успела крикнуть она, обернувшись. Стоило им только отойти подальше от здания, где должен был проходить грядущий показ, как Вадим завернул в маленький переулок и прямо-таки вцепился в губы Насти. Та и выдохнуть не успела, оторопев вначале, но очень быстро оттаяла и начала отвечать ему, постанывая в поцелуй. Вадим резко отнимает губы, увидев, как разомлела девушка. — Ах… Вадик, что это с тобой, а? До дома уже не терпится? — лукаво улыбнулась ему Кручинина. — Считай это похвалой. Ты действительно была блестяща. — Самойлов улыбнулся и провел рукой по её щеке, заставив Настю покраснеть до корней волос. Вадим тактильный до ужаса, пока они шли, Настя была потрогана просто везде — он то вел пальцами по её спине, то сжимал худое запястье, то коротко целовал в шею, а то осторожно прихватывал зубами мочку её уха, при этом прикрывая ей рот рукой, заглушая стоны. — Вадик, ну что ты творишь… ах, да на нас пялятся все уже! Завязывай с этим, дома приласкаешься! — Дома, милая, я собираюсь немного не ласкаться — только сейчас Настя глазами натыкается на темный, вязкий взгляд Вадима — а он значит только одно… Догадка подтверждается, стоит только двери квартиры запереться за ними, как Вадим смотрит на Настю почти уничижительно и отдает короткий приказ: — Сними платье, — Анастасия немного ошеломленно смотрит на него, но снимает платье, аккуратно складывает его и кладет на комод. — Чулки и белье пока оставь. На колени, руки свести и вперед, голову прямо. Я сейчас приду, жди, — вновь приказывает Вадим, затем удаляется. Она снимает туфли и принимает должную позу. Вадим возвращается скоро, он держит в руках черную ленту и наручники. — Встань. Руки подними. Голову тоже, — он будто армией командует, прирожденный лидер, что с него взять? Настя покорно поднимает вперед сведенные руки, дает застегнуть на них наручники, а затем поднимет уже голову, осмелившись заглянуть Вадиму в глаза — и тут же падает в их темную бездну. Он тем временем застегивает на узких белых запястьях наручники, обтянутые какой-то чёрной тканью — но следы на коже все равно будут. А потом повязывает на нежной, почти лебединой шее ленту на манер галстука, она красиво свисает на грудь, ярко выделяясь на молочной коже Насти. С тех пор, как Вадим появился у нее в жизни, она привыкла к такому вот смешению белого с чёрным, угля и фарфора. Затем Самойлов оглядывает её, берет за ленту и кивком показывает, что надо идти за ним. Держит осторожно, не тянет, не душит, но он всегда довольно-таки мягок в самом начале. И Настя уже вроде идет, но тут ей в голову закрадывается шальная мысль, и она движением шеи вырывает ленту из руки Вадима и сбегает — недалеко, в гостиную, но при этом весело и зло смеется. У Насти, несмотря на всю её милость, перчинку эту не вытравишь. Она прячется за чехол с гитарой, стоящий тут же, приседает, жмет к груди худые ноги, нарочно выбрав место, где её все равно видно — она ведь не спрятаться хочет, а хорошенько побесить Верхнего — так, кажется, называется роль Вадима у них в отношениях, по крайней мере им это Глеб заявил, как родственник и лицо в их отношения посвященное. Откуда самому Глебу это известно, оставалось тайной за семью печатями. Со скованными руками сидеть, согнувшись в три погибели, не особенно-то удобно, но это продолжается недолго — Вадим довольно быстро вытягивает непокорную нижнюю за сведенные запястья из её убежища и смеется: — Знаешь, я все придумывал, за что тебя выпороть сегодня, без повода странно, а хочется… Теперь есть за что. Можно даже прямо здесь, — он несильно шлёпает её по ягодицам, не переставая улыбаться. Настя покорно встает на колени лицом к дивану в гостиной, опирается телом и локтями на него. Вадим подошел к шкафу и выбирает для начала недлинный кнут с узким хвостом и удобной рукоятью, ради пробы опасно щелкает им в воздухе, заставляя Анастасию сжаться от предвкушения, и наконец опускает хвост кнута ей чуть пониже спины. Настя конечно же ответно ойкает, за что вновь получает шлепок рукой: — Настенька, ты же хорошая девочка, ты забыла, что хорошие девочки молча терпят порку? — Вадим совершенно невыносимо улыбается, а Настя борется с желанием послать его в то место, по которому он только что полоснул кнутом. — Не забыла, но если ты ждешь, что я буду слушаться тебя, то ты глубоко заблуждаешься, Вадик! — «включает» вредную девицу Настя, характер которой даже кнутом не запугаешь. Вадим театрально вздыхает: — Ты напросилась, милая. Что ж, будем делать из тебя хорошую девочку, — и награждает её ударом посильнее и гораздо более хлестким, чем первый. — Во-первых, когда ты в таком положении, как сейчас, я для тебя Вадим Рудольфович, а во-вторых, твой тон меня категорически не устраивает. Тебя наказывают, а ты выпендриваешься, так дело не пойдет, — Вадим отчитывает Настю с интонациями строгого наставника, а она все смеется: — А помнишь, как я тебя в шутку пнула легонько совсем, а ты задницей все ступеньки пересчитал, когда мы на крыльце ДК в Липецке курили, а, Вадим Рудольфович? Так что выпендривается тут кое-кто дру… ай! — она не успевает закончить фразу, потому что её зад терпит новый удар, сильнее предыдущих наверное, вдвое. А затем ещё один, и ещё, их требуется где-то около десятка, прежде чем Анастасия наигранно захныкала: —Ау-у-у…бли-и-ин, Вадик, прекрати, не изгаляйся! — на самом деле, ей хотелось, чтобы он продолжил, потому что стоп-слово не было произнесено, а ими было обговорено, что если Настя правда хочет полного окончания всех действий, то говорит специальное слово. — Не прекращу, пока одна юная леди не перестанет упрямиться! — Вадим ещё раз ударяет, уже повыше, ближе к пояснице. — Ла-а-адно, я тебе…кхм…Вам, Вадим Рудольфович ещё это припомню! Простите мне мою невежливость, я исправлюсь! — тон Насти сменятся на покорный, она лукаво улыбается. Вадим ещё пару раз для острастки хлещет её, но «меняет гнев на милость»: — Ты же умеешь быть прелестнейшей девочкой, милая, сразу бы так! — он откладывает орудие наказания в сторону. Настя хочет встать, но Вадим останавливает её: — Нет-нет, останься пока на коленях, но место мне освободи, — когда она поднимается с локтей, Самойлов сам садится на диван. Коленопреклоненная Анастасия подается вперед, к нему и хочет прижаться к нему. Вадим выставляет руку и призывно «стреляет» глазами. Она берет его руку и неловко прижимается губами к костяшкам. Увидев одобрение в тут же потеплевшем взгляде, Настя повторяет поцелуй, а затем смыкает губы на кончиках указательного и среднего пальцев, вопросительно подняв глаза на Верхнего. Тот кивает: продолжай, мол. Анастасия продолжает, берет пальцы глубже и с удовольствием посасывает их. Вадим свободной рукой ласково треплет её по голове: — Умничка. Все же после порки ты очень понятлива, девочка моя, — он вынимает пальцы и вытирает их о её щеку, заставляя девушку залиться краской. — Вадим Рудольфович…— Настя давится «имяотчеством», но трясет головой и продолжает, — Я хочу чтобы вы… я хочу вас… «Черт бы его побрал с этим обращением, какой он Рудольфович, твою дивизию, нашелся тут, ишь ты!» — думает Настя, но вслух говорит несколько иное: — Вадик, прости, что я прерываюсь, но мне вот это обращение вообще не нравится. Сразу ассоциации, будто я с преподавателем своим сплю, или дедом каким-то. Давай что-то другое придумаем что ли, чтобы как-то покрасивее! — Думаю, ты права, но давай чуть-чуть попозже загрузим этим мозг, потому что я сейчас я с превеликим удовольствием выполню твою просьбу, милая — Вадим наклоняется к ней и накрывает искусанные нежные губы поцелуем. Он совершенно бесстыже ласкает её рот, проникая языком в его полость, проводя им по белым зубам. Настя охотно отвечает ему на поцелуй, обвивает руками его шею и тянется вверх, к нему. Вадим поднимает девушку и устраивает на своих коленях. Затем он отрывается от её губ и перемещается к шее, оставляя на ней красноватые влажные следы, целуя её и легонько покусывая. Девушка чувствует его возбуждение, член, натянув ткань кожаных брюк упирается ей в бедро. Вадим подхватывает её на руки, перебрасывает себе через плечо и встает. Настя заливисто хохочет, делая вид, что хочет вырваться. Вадик тащит ее по направлению к спальне, заносит внутрь и немножко бесцеремонно кидает на постель, но она такая мягкая, что Настя только пуще прежнего смеется: — Вадик, ты меня вообще не бережешь, вот кинешь меня так ещё раз — а я возьму и разобьюсь на кусочки! — Не бойся, милая, ты не разобьешься, а если что — склею собственноручно! — Вадим нависает над нею, ласково и коротко целует в губы, проводя рукой по волосам. Он ещё раз поднимает её и, тихо бранясь под нос, возится с застежкой на лифчике, аккуратно спускает бретельки. Затем его рука тянется ниже, осторожно проводит по ткани трусов и избавляется от них. Затем Вадим разводит её ноги и, закусив нижнюю губу, стягивает черные чулки, нежно ведя пальцами по белой узкой щиколотке. Возбуждение его все нарастает, он еле сдерживается, чтобы не порвать на ней эти самые чулки, но он понимает, что резкость может раззадорить её, и снизу окажется он сам, и увещевания в стиле «Настька, я же в нашей паре Верхний, или как там Глебыч говорил» вообще не помогут. Полностью обнажив Анастасию, Вадим нависает над ней и вновь принимается целовать нежную женскую шейку, а затем спускается все ниже и перемещает свои поцелуи на мягкую грудь девушки, та громко, бесстыдно стонет и прикрывает глаза. — Вадик, не мучай, прошу тебя, я хочу, чтобы ты… — Чш-ш-ш, сейчас, моя хорошая, я все сделаю… Настя не выдерживает, подрывается и, схватив его черную кофту, тянет её вверх, пытаясь стащить. Вадик пыхтит, смеется и отбрыкивается: — Я сам разденусь, успокойся! Да хватит, ты меня моей же кофтой сейчас удавишь! А вот со штанами пришлось повозиться — облегающие кожаные брюки никак не желали слезать с тела. Настя едва от смеха не умерла, глядя, как возлюбленный прыгает по комнате, ругаясь на чем свет стоит и пытаясь стянуть упрямый предмет одежды. Наконец, Вадим был наг, немножко потрепан, но очень сексуален. Дело осталось за малым: — Вадик, у нас контрацептивы остались вообще? — Ой, блин, пойду на кухне гляну, мы последний раз же на столе экспериментировали…— Самойлов пулей помчался на кухню, немного повозился там, очевидно ища средства защиты и пришел через десять минут, гордо держа на ладони две упаковки. И спустя каких-то пару мгновений он уже вновь расположился на ней и осторожно вошел. Смазку они в этот раз не использовали — влаги оказалось достаточно, чтобы больно не было, да и это был далеко не первый их секс. Вадим двигается в монотонном ритме, чувствуя, как она сжимается и сам тихо постанывал от удовольствия. Он осторожен, но не дает ей полностью расслабиться, не отлипая от шеи, зацеловывая её и игриво прикусывая. Самойлов дает ей кончить первой и закусывает губу: Настя кажется ему во время оргазма особенно красивой. Только после неё он кончает сам, откинув голову назад, практически гортанно застонав, взмахнув копной темных волос. Они засыпают спустя час, прибрав все за собой, помывшись и забыв натянуть пижамы и спали сном младенцев, несмотря на то, что за окном был по-летнему светлый вечер.Часть 1
17 мая 2024 г. в 10:53
Настя всю жизнь была милейшей девочкой.
Блондовые кудри по плечам, глаза зеленые, белая кожа и ресницы, как у олененка, тот самый сдержанный девичий смех, который по представлениям некоторых учителей должен быть у каждой девушки, идеально прямая спина, всегда-всегда слушается маму — чем не кукла она?
Такие, как Настя по предписанному
непонятно кем сценарию выходят замуж за добродетельного однокурсника сразу после окончания вуза, строят семью, рожают тройню и заводят белую кошку и рыжего кота.
Именно так должно было стать. Но так не стало. Вообще. Жизнь Насти пошла по совершенно параллельной линии.
В семнадцать лет Анастасия машинкой остригла волосы. Они раньше доставали ей почти до пояса, а теперь рвано струились по плечам. Она стала красить глаза чёрным, носить грубые солдатские берцы и курить красные классические «Мальборо», повергая в шок родителей и соседей, которые, не скрывая, шушукались за спиной.
А потом сбросила на маменьку и папеньку ужасную, по их мнению новость — мам, пап, я иду в модельное.
И пошла — с её практически по золотому сечению выстроенным личиком, ногами от ушей, узкой талией и округлой грудью взяли сразу, так ещё и спасла осанка, которую годами мама вырабатывала дочери хлопками по ссутуленным лопаткам.
Насте уже двадцать два, она все ходит по подиуму — раз-два-три, от бедра, смотрим прямо и гордо, ты королева, Настюш, ты богиня, вот и держи себя подобающе. Она держит. Смотрит на зрителей, как властная хозяйка на рабов, ей хлопают, к ней с каким-то неподдельным уважением относятся подруги и коллеги, она представляет самые великолепные произведения отечественной моды, она красива, она известна, она яркая звезда…
И любовь у неё звездная, такая же, как и она сама.
Вадим — полная её противоположность, они — параллельные прямые, но, послав по очень далекому адресу законы геометрии и жизни, они сошлись в одной точке.
Вадим темный, целиком и полностью. У него копна угольных волос, карие глаза, он всегда одет в чёрное, единственное, что у него светлое — кожа, которая кажется подчеркнуто бледной, по сравнению со всей его абсолютной темнотой. Когда поет, он будто бы с ума сошел давно и полностью, а говорит тихо, будоражаще, будто хищный, но очень спокойный зверь.
А Настя милая. Худая, светлая, хоть и красит глаза чёрным, хоть и смотрит свысока, хоть и курит крепкие сигареты.
И все равно — они вместе. На тощеньких страничках газет, на глянцевых фотографиях, даже на одну телепрограмму пришли вдвоём. Незнающие люди говорили, что они милая пара, знающие фанатки Вадима сгрызали себе локти в кровь от бессильной ревности, а они всё равно вместе. На Анастасию даже немного завистливо косились подруги по подиуму, когда Вадим заходил за ней по окончании съемок, или показа, крепко брал под руку и с видом, что он забирает свое, уходил.
Но если бы сказал им кто правду, девочки бы просто не поверили, сказали, что этот человек врет, или спутал, да ты что, да чтобы Кручинина-то, да она не позволит с собой что-то такое делать.
Кручинина позволяла, да ещё с пребольшим удовольствием.
Началось всё как-то просто, им стало мало того, что было, захотелось новизны в постели. И в доме появилась она — упругая, тёмная, как её обладатель, жесткая, хлёсткая, кожаная плеть, о которой Настя до сих пор задумывалась — где же Вадик взял этакий девайс?
Потом откуда-то припер жутковатого вида наручники, веревку черную, и ещё что-то, и ещё… Настя не заметила, как пошла по дороге паука прямо к нему в сеть, добровольно в ней оставшись.
Вадиму было плевать на происходящее, когда ему чего-то хотелось, казалось, что он никогда ничего не стеснялся никогда, даже подростком. Настя вообще с трудом могла представить его иным, чем он был сейчас — кажется, он родился уже вот таким, с всегда уверенным, может даже наглым взглядом, сносящей крышу энергией, с гитарой в руках. Анастасия прекрасно понимала поклонниц, которые кричали, стонали, рвали на себе кофточки, обнажая впалые грудки, исписывали подъезд из баллончика лозунгами разной степени идиотизма, самыми мягкими из которых были «Настя — дура» и «Вадим, бросай её, женись на мне, Маша Д.» — будь она на том же расстоянии от Вадима, что и они, тоже бы кусала локти, тоже бы сходила с ума и кидала на сцену собственный лифчик, потому что все эти девушки в сущности были одинаковыми — их вот так обезличила раболепная фанатская любовь. А Насте просто повезло оказаться по другую сторону. Её ненавидели ещё и за то, что к ней Вадим ушел от первой жены… но о том, что её любимый женат, Настя узнала только тогда, когда он пришел и вывалил на неё коротко, будто в упор выстрелил: «Я развелся».
И не ушла она тогда только потому, что знала, что без него долго не протянет, любящему сердцу не прикажешь.
Постепенно Кручинина пришла к той точке, на которой сейчас находилась — они не прячут отношения, всем уж давно известно об их связи, но вот о том, что творится за дверью их спальни, лучше бы никому не знать, поэтому плотный тональный крем и шейные украшения — лучшие друзья Насти. Да и Вадим после «сессий» становился просто сама заботливость — обрабатывал синячки, целовал в лоб и прижимал к себе, а потом вымотанная и полностью удовлетворенная Настя засыпала у него на руках, забив на все переживания — все-таки с Вадимом ей чертовски хорошо.