Избирательный

— Испробуйте, дорогой Нушрок: поджаренный хлеб с заморским орехом одакова. В Королевстве Стальных Дверей очень ценят этот продукт, – Абаж любезно пододвинул ближе к Нушроку плоское блестящее блюдо с деликатесом. Главнейший министр с сомнением посмотрел на размазанную по хлебу зеленоватую неоднородную массу, после чего, одной рукой с верой сжав в кармане вроде как спасающий от отравления жабий камень, второй нехотя взял бутерброд. Проще было покориться Абажу и откусить хотя бы маленький кусочек, чтоб этот невыносимый гурман унялся и прекратил потчевать дорогого гостя. Стараясь не касаться зеленой массы губами, господин Нушрок продегустировал хлеб со странным маслянисто-мягким орехом, чтоб обнаружить совершенное отсутствие у него вкуса. Покосившись на терпеливо ожидающего наиглавнейшего министра, Нушрок мысленно предположил, сколько, должно быть, денег было потрачено на это нечто («Абаж все свои финансы спускает в уборную, и больше никуда,» – насмешливо подумал он), и начал за загаданную сумму принципиально искать в экзотическом блюде хоть какой-то вкус. — Не очень тошнотворно, – наконец сделал сдержанный комплимент главнейший министр, и господин Абаж удовлетворенно хмыкнул. — Большего я от вас и не ждал, дорогой Нушрок. На несколько минут друзья замолчали: наиглавнейший министр отдавал должное тому, что послал им откушать бог и господин обер-повар, а Нушрок, с сомнением ковыряясь вилкой в котлете, думал какую-то свою неаппетитную думу. В перерыве между утопающей в плавленных сырах пастой и крем-супом Абаж изволил поинтересоваться: — Как поживает дражайшая Анидаг? — Полагаю, что прекрасно, – ответил главнейший министр столь кисло, что у Абажа свело челюсти, – Как они с братом его величества сыграли свадьбу, так я больше и не получаю от нее вестей. — Год, выходит? – изумленно поднял набровные дуги господин Абаж (бровей как таковых у него фактически не имелось). Нушрок покривил губы. — Больше. — М-да, хороша благодарность отцу! – наиглавнейший министр с икренним сочувствием покачал круглой головой, – Горделивая девчонка! Будто брак с принцем – это ее заслуга... Ох, помяните мое слово, Нушрок: она ещё и меня, и вас на плаху отправит! — Ни секунды не сомневаюсь в этом, господин Абаж, – Нушрок нервно поджал губы, – Впрочем, не будем об этом. Не следует вести за столом беседы о политике. Это приводит к несварению. Министр Абаж обстоятельно кивнул: — Вы совершенно правы, – и хотел уже было заговорить об урожаях риса, вороватых приказчиках и заморских удобрениях, когда наиглавнейший министр сказал вдруг бесцветным тоном, словно ни к кому не обращаясь: — Это довольно странно, но меня тяготит пустота моего замка. «Тишина стала напоминать мне о близости смерти» – хотел добавить он, но вовремя спохватился и крепко сжал челюсти. Абаж выпучил глаза, глубоко вздохнул, сделал губами на выдохе «пум-пум-пум», и только после всех этих процедур заметил: — Не знай я вас как человека сурового и аскетичного, я бы предположил, что вы сейчас заговорите о повторной женитьбе! Господин Нушрок фальшиво улыбнулся. — Однако, это так. Наиглавнейший министр промокнул салфеткой губы и почти тут же – лысую голову. В голове у него шестеренками завертелись корыстные мысли; глаза масляно заблестели, а голос стал сладким, как сахар. — В таком разе, могу рекомендовать вам свою кузину, милейшую Арднамалас. Она вдовица, но еще вполне молода, а приданое... — Это, конечно, чудесно, господин Абаж, – перебил его Нушрок, – но не желаю я брать чье-то «наследство». — Понимаю, – быстро, тоном заправской свахи сказал Абаж, – Тогда – моя дочь, прелестная Актилу. Ей как раз исполнилось шестнадцать, а на приданое я не поскуплюсь. Вы неоднократно видели ее: невинная, очаровательная девица, вся в меня, и уже оформилась! Господин Нушрок положил в рот печеный фаршированный гриб, обстоятельно его прожевал и только после этого ответил: — Мне бесконечно льстит ваше горячее желание породниться со мной, однако я не считаю столь молодую девицу подходящей для себя парой. Это, признаться откровенно, даже смешно – представить меня с ней в союзе. Абаж опустил морщинистые веки. Весь его энтуизм почти растворился, но он все-таки попытался переубедить приятеля: — Тем лучше, дорогой Нушрок! Вы вырастите из нее женщину, соответствующую вашему высокому вкусу. — Зачем кого-то «растить», если я могу избрать такую изначально? – резонно задался вопросом главнейший министр, – К тому же, все члены вашего семейства имеют один прискорбный недостаток. После двадцати с чем-то лет они скоропостижно превращаются во что-то, похожее на... – господин Нушрок на пару мгновений запнулся, подбирая подходящее слово, – похожее на... на вас, дорогой Абаж. У Абажа горло задрожало от обиды, затуманилось золотистые глаза, раздулись ноздри, однако он промолчал и только с ожесточением начал поедать маленькие жареные пирожки с устрицами. — Значит, вы желаете только... телесного развлечения? Да вам вовсе не обязательно жениться! Для такого случая есть горничные, продажные актриски... и, прошу прощения, руки, на худой конец. Нушрок страдальчески закатил глаза. — Безвкусно, дорогой Абаж, так же безвкусно, как эти ваши иностранные полуорехи. Я ухожу опустошенным, но не удовлетворенным. Мне уже не двадцать лет; мне не достаточно простой «разрядки»... — А вы привередливы, – усмехнулся наиглавнейший министр и отправил в рот очередной пирожок. Разжевывая, он прогудел: – Что же вам такого особенного нужно? Господин Нушрок задумался на пару мгновений, а после ответил тихо и уверенно, стараясь не глядеть на друга: — Мне нужны искренние ответные чувства равной мне личности, а не покорность продажной испуганной девки. — Эво, чего захотели! – Абаж от неожиданности расхохотался в голос, чуть не подавившись остатками еды, но, ощутив на себе фирменный Нушроковский взгляд, быстро унял неуместную веселость. Смочив горло вином, наиглавнейший министр все-таки продолжил: – Ох, не думал я, что мне придется однажды вам это говорить, но спуститесь с небес на землю, Нушрок! Вдовец вашего возраста и общественного положения имеет два пути: ни к чему не обязывающий роман с красивой невольницей или бесчувственный, но укрепляющий влияние семейства новый брак. Кстати, эти два состояния вполне успешно можно совмешать. К примеру, ваш покорный слуга... —...никогда не любил свою Акшугял и «утешался» рабынями с плантаций, да-да, я знаю, – быстро сказал Нушрок и сделал останавливающий жест рукой. Отчего-то сердце его учащенно билось, желудок сжимала тошнота, но он, будто назло себе, оторвал половинку от жареного перепела и начал через силу есть. Главнейший министр и под пытками бы не признал, что этот разговор действительно разволновал его. Абаж, не отрывая взгляда круглых, удивительно красивого золотистого цвета глаз от приятеля, обильно посыпал черной икрой то блюдо, в котором икры вовсе не должно быть. Несколько минут прошли в молчании. — Я больше не согласен на половинчатые решения, дорогой Абаж. Не хочу прятаться, как мальчишка, с горничными; не желаю и холоднокожих леди, неспособных к чувствованию... Вы совершенно правы: нет никакой необходимости мне сейчас жениться. Лучше голодать, чем есть, что попало, господин Абаж, так сказал один мудрец, – Нушрок откинулся на мягкую спинку стула и, подняв бокал из горного хрусталя, посмотрел его на свет со странным прищуром. — И что же вы надумали, в конце концов? – почти с интересом спросил Абаж, не без тревоги наблюдая за движениями гостя. Тот невесело усмехнулся: — Надумал, что не желаю тратить остаток своей жизни на человека, который сего не достоин. Уж если я и решу вновь надолго связаться с кем-то душой и телом, то моя возлюбленная должна быть... самим совершенством. На меньшее я не согласен. — Самим совершенством? – наиглавнейший министр почему-то улыбнулся и в странной задумчивости почесал подбородок, — От улыбки до жеста – выше всяких похвал?.. Что ж, я, пожалуй, могу отрекомендовать вам кое-кого. Нушрок излишне резко опустил бокал на стол. Любопытство сверкнуло в его злых глазах. — Снова кого-то из ваших кузин, или... — Лучше, господин Нушрок. Мы уж поняли-с, что наши кузины вас не достойны-с, – лукавая улыбка все шире растягивала и без того немаленький рот Абажа, – Но... поверьте, дорогой Нушрок: вариант целиком и полностью отвечает вашим требованиям. Благородная, с немалым земельным наделом, далеко не глупа. Сверх того, и лицом хороша, и фигурой, а какие волосы! Вы бы видели, Нушрок, эти кудри с платиновым отливом... — Когда б средь стольких велиречий вы бы проговорились, что не так с этим вариантом! – Нушрок, по-птичьи склонив голову набок, ухмыльнулся. Абаж замахал руками и чуть не свалил со стола вазу с фруктами. — Ох, даже и не понимаю, о чем вы! — Все вы прекрасно понимаете, дорогой Абаж, – Нушрок медленно провел пальцем по вышитому на столовой салфетке вензелю, при этом пытливо глядя приятелю прямо в лицо, – Ну же, не стесняйтесь. Ей сто лет? Или же она давно порченая, привечает каждого встречного-поперечного, родила десяток бастардов? Быть может, у нее какой-нибудь скрытый телесный изъян? Говорите же, не стесняйтесь! — Ничего из перечисленного! Клянусь всеми зеркалами королевства! – Абаж торжественно приложил руку к сердцу, однако шаловливая улыбка никак не желала покидать его губы. Главнейший министр с минуту прожигал его взглядом, о чем-то напряженно думая, и наконец нарочито прохладно спросил: — Как ее имя? — Госпожа Азор, дорогой Нушрок, внучка покойной графини Кинвопиш, – быстро ответил господин Абаж угодливым голосом и запоздало подал слуге знак, требуя смены блюд. — Кинвопиш... – тихо повторил Нушрок, осторожно отщипывая круглую ягоду от виноградной грозди, – Их семейство имело большое влияние при отце и деде нашего короля. А теперь... Я даже никогда не видел эту Азор на балах. — О, она не любительница светских вечеров, – глаза Абажа тихо сияли, – Приезжает только по случаям особо знаковых придворных праздников. К тому же, вы знаете, дорогой Нушрок, что поместье Абмулк находится довольно далеко от дворца его величества... Зато госпожа Азор весьма благоволит образовательным учреждениям. Она помогала строительству Института о Общественных Наук; там же прослушала курс по внутренней экономике. — Не зануда ли?.. – с сомнением пробормотал Нушрок, припоминая столько же образованную, сколько мрачную и пресную госпожу Куап, в двадцать пять лет говорящую и держащуюся, как сорокалетняя, разбирающуюся в политике едва ли не лучше самого министра, но совершенно не представляющую, откуда в животах благонравных дам появляются дети. — Почем мне знать, что для вас «зануда»? – слегка раздраженно спросил Абаж, приступая к новому блюду. На лбу у него снова заблестел пот. Давно насытившийся главнейший министр даже не подпустил к себе слугу с десертом, а только взял с тарелки кусочек лимона и положил за щеку, чтоб прекратило тошнить. — Пожалуй, вы правы, дорогой Абаж... Но ведь есть какая-то причина, по которой Азор ещё не в браке? Сколько, кстати, ей лет? — Сколько зим, столько и лет, – философским тоном прогудел Абаж, подставляя виночерпию пустой бокал, – Сорока́ еще нет. А всего годов она, кажется, двадцати двух. Господин Нушрок нахмурился. — Ей пора бы уже начать беспокоиться о женихе. Женский век короток. Думается мне, что... — Ох, да не надумывайте вы кошмаров там, где их нет! – вдруг сказал наиглавнейший министр громко, словно потеряв терпение, – Позволю себе напомнить вам, что ваша дочь вступила в брак, будучи двадцати четырех лет отроду. Но ведь ни у кого и язык не повернется сказать, что с прекрасной Анидаг что-то было не в порядке, нет, нет, даже наоборот! Она была во всех отношениях хороша, и просто не спешила с выбором. Неужели другая разумная девушка не может поступить так же? Господин главнейший министр Нушрок снова откинулся на спинку стула и, чтоб отвлечься, сделал несколько глотков тошнительно-сладкого десертного вина. — Вы, стало быть, намекаете, будто она только меня и ждет? — Кто знает, дорогой Нушрок? – Абаж состроил на лице милое выражение, – Я уж приглашу госпожу Азор на бал по случаю дня рождения его величества, а там и видно будет. Нушрок царственно кивнул и, взяв у одного из слуг специально заготовленное гусиное перо, удалился в уборную.