Утро в семье Чон

Низкое небо приближается к земле. Тёмные облака окрашиваются в багряный цвет, мягко перетекающий почти в лиловый. Плотная завеса густых тёмных облаков вздрагивает под нежностью просыпающегося утра. Темнота отступает, уступая место новому дню. Он ступает неслышно, осторожно, боясь потревожить своим присутствием всех, кто спрятан под покровом ночи. Замерший город медленно потягивается, расслабленно тянется, сладко вздыхает. Свет фонарей дрожит на кончиках ресниц ночи, чтобы погаснуть через несколько минут. Первые лучи скользят по пустым дорогам, спутанных в ожерелье, облизывают переулки и улицы. Мурашками трогает подъезды. Звуки ещё приглушены. Воздух дрожит, искрится, прохладой забирается под ворот сонного города, заставляя глубже вдыхать мороз. От него покалывает где-то в районе загривка. Утренний свет проникает в комнату сквозь плотные шторы, окрашивая всё в нежные цвета. Контуры пропитаны дымкой. Она рассеивается, придавая ощущение лёгкости. Дорожка тянется изгибом от окна к кровати, поднимается по простыни и легко скользит под одеяло, уютно устроившись на тонкой щиколотке. От прохлады, вливающейся сквозь не закрытое окно, Чимин ёжится, кутаясь в одеяло. Утренний сон особенно сладок. Дрёма ещё целует его ресницы, томление трогает тело, обостряя все чувства. Слышится рядом шуршание простыней, глубокий вздох. Горячая ладонь на ощупь находит омегу и притягивает к себе. Чимин выдыхает протяжно, нежась в объятиях. Вдыхает пряный запах, который удивительным образом смешивается с чем-то глубоким и таким родным. Он проникает во все нервные окончания, оседая в лёгких, кружит голову. Щемит где-то в районе рёбер, ускоряя бег горячего возбуждения по венам. Альфа зарывается носом в волосы. Слышен спиной мерный стук его сердца. Чимин начинает медленно растворяться в нём. Длинные мужские пальцы лениво скользят по бедру. Ласкают. Его прикосновения невесомые. И омега подставляется, изгибаясь. Будто случайно вытягивается, словно не замечая нарастающего его желания. Оно ощущается в районе поясницы. Прислушиваясь к нему, омега закусывает внутреннюю сторону щеки. Притворяется спящим. Боится спугнуть осторожное движение его руки. Мужские пальцы рисуют замысловатые узоры на коже, обжигая. Сердце пропускает удар, а внизу живота всё натягивается. Вибрирует, вызывая жгучее желание сдвинуть сильнее ноги. Будто подслушав, альфа ведёт рукой дальше, плотнее прижимаясь сзади, проскальзывая ногой между омежьими, не давая возможности сбить нарастающее возбуждение. Оно стекает по бёдрам, поднимается мурашками по коленям, сливаясь в одну пульсирующую точку между ног. Чон дышит жарко, опаляя светлый затылок. Омега чувствует прикосновение губ к волосам. Жмурится, стараясь лежать спокойно. А сзади раздаётся тихий надтреснутый смешок. Он понял, что Чимин хочет его задолго до того, как желание лизнуло кончики омежьих пальцев. Под рёбрами разрастается жар. Градус, бегущий по венам, растёт. Пак зажмуривается сильнее. До ярких вспышек по ту сторону ресниц. Но в итоге давится вздохом. Снова смешок. Чимина всегда удивляло то, как он быстро считывал его. С самой первой их встречи. С самой первой их ночи. Он угадывал мысли, желания, а ему иногда становилось страшно. Страшно от того, что однажды он поймёт, как сильно Чимин в нём нуждается. А омега хватается за каждое мгновение, проведённое с ним, будто боится, что, когда это всё закончится, он ничего не вспомнит. Жадно ловит каждый его вздох, каждый взмах ресниц, старательно отпечатывая в сознании. Он невероятный. Он полон загадок, которых Чимину никогда не разгадать. Он твой и ничей. Словно из другой реальности. Чон Чонгук. И сейчас омега рассыпается. Плавится. Его горячая ладонь проскальзывает между стройных ножек. Сжимает внутреннюю часть бедра. Не в силах сдерживать стоны, Чимин заводит руку за спину в попытке прикоснуться к нему, но он убирает маленькую ладошку. Молчит. А омега чувствует его сбивающееся дыхание в своих волосах. Чон коленом раздвигает ноги шире, перемещает ладонь по покатому бедру к пояснице. Вниз. Пробегает по ягодицам и ведёт ладонью между ног. Давит сквозь тонкую ткань нижнего белья. А омежье тело сдаёт Чимина, отзываясь дрожью. Чимин никогда не умел сопротивляться ему. Чимин никогда не мог скрыть своего желания, стоило ему просто посмотреть на него. Выгибается. Ведёт бёдрами, подставляясь. Просит большего. А он не торопится. Прижимается к его хрупкой спине крепкой грудью, свободной рукой убирает мягкие светлые волосы, открывая себе доступ к манящей шее. Ведёт носом, вдыхая запах, касается губами невесомо. Щекочет кожу кончиком языка. А Чимин боится пошевелиться. Подаётся теснее к нему, толкаясь бёдрами и проезжаясь по его паху. Слышится сдавленный вздох. Омега улыбается, пряча удовлетворение от его реакции в подушке. — Не двигайся, — хриплый после сна голос взрывает ворох мурашек. Они окатывают всё тело, растекаясь по шее, концентрируясь там, где губы Чонгука оставляют влажный след. Чимин хочет возмутиться, хочет прикоснуться к нему, обжечься об него, но сдаётся, когда он приподнимается на локте, прижимаясь грудью к его спине и вдавливая маленькое тело в кровать. Ведёт ладонью по ноге, перехватывая под коленкой, чтобы поднять выше. Открывая омегу для себя. Рвано выдыхает, когда пальцы альфы возвращаются к кромке нижнего белья. Дразнит. Распаляет сильнее. — Мокрая, — шёпотом на ухо, прикусывая мочку, толкаясь возбуждённым пахом в ягодицы, срывая судорожный вздох. Чимин втягивает воздух резко, рвано. Сердце бьётся под рёбрами, а в животе всё резко обрывается. Жарко. Становится невыносимо жарко. И по телу проходится новая волна мурашек, когда он откидывает край одеяла. Альфа горячий. Чимин ощущает жар его тела, прижимающегося к нему. Толкается тяжело бёдрами, имитируя почти лениво. Прогибается в пояснице, проезжаясь по его возбуждению. Шипит. — Я сказал. Не двигайся, — тихим раскатом в шею. Прикусывает кожу, а омега вздрагивает. Чон зализывает место укуса, втягивая, оставляя наливающийся след после. А Чимину вдруг не хочется нежно. Ему до помутнения рассудка хочется, чтобы он взял его одним резким движением. Ему хочется задохнуться, почувствовав своего альфу внутри. Сердце гулко грохочет в груди, словно пытается выскочить, сломав рёбра. Задерживает дыхание, до боли кусая внутреннюю часть губы. Ведёт бёдрами откровеннее, игнорируя его пальцы, сжавшиеся у себя между ног. Рык на ухо. Чонгук приподнимается на локте, рывком переворачивая непослушного омегу на спину. Нависает. Смотрит почерневшими от желания глазами в омежьи. Чимин замирает под тяжелым, горячим взглядом. Губы пересыхают, он снова и снова их облизывает. И до головокружения хочет поцеловать своего альфу. Чонгук рассматривает своего мальчика из-под мягких завитков волос. Улыбается, толкаясь языком в щёку. Усмехается, а потом врезается поцелуем в губы напротив. Целует жадно, горячо. Сминает, покусывая. А омега не успевает хватать воздух. Лёгкие сдавливает, дёргается, обвивая руками за шею, прижимая к себе. Но альфа убирает ладони, прижимая их к кровати. Кусает нижнюю губу, оттягивая. Чимин сладко стонет ему в рот, ёрзая на простынях, пытаясь освободить запястья от сильного захвата. Но альфа напротив сжимает пальцы крепче. Там останутся следы после, но омеге всё равно. Желание пульсирует внизу живота, скручиваясь во всевозможные узлы. Горит огнём. Приподнимая бёдра выше, почти умоляет. Чон вжимает в кровать, не разрывает поцелуй. Заводит тоненькие руки за голову, сжимает хрупкие запястья одной рукой. Ведёт второй по шее, чуть сдавливая. А у Чимина перед глазами яркие вспышки. Скулит, почти плача. Извивается под крепким телом. Чонгук раздвигает ноги коленом, трётся пахом, заставляя задыхаться. Обрывая поцелуй, смотрит глубоко, а омега тонет в тёмном омуте. Его глаза глубокие, бездонные. Заглядывая в эту бездну, видит на дне пламя желания. Сгорает в нём. — Непослушный, — Чонгук облизывается слишком откровенно. Развязно. Усмехается, видя его поражение. Языком ведёт по шее вниз, прикусывая пульсацию желания своего мальчика у основания. Соскальзывает к ключицам, кусая, оставляя красные следы после себя. Отпускает шею и пробегает пальцами по плечу. Вниз. Обрисовывает мягкую окружность груди, резко сжимая. Чимин выгибается под лаской, стонет громче, сжимая его бёдра коленями. Чонгук играет ладонью с соском, а Чимин хнычет и хнычет. У него уже нет сил терпеть. Омега больше не может. Требует своего. Внутри всё вибрирует, заходится. Сердце грохочет в ушах, оглушая. Ещё немного и он умрет. Умрет, если сейчас же не почувствует сильные толчки альфы внутри. Кусает в кровь губы. — Чонгук… — еле слышно, хватая воздух ртом, когда тонкие пальцы сжимают сосок, оттягивая его. — М? — тянет, губами скользя по другой груди. Облизывает горячим языком, оставляя мокрые дорожки. Дует, наблюдая, как твердеет сосок. Вбирает его в рот, прикусывая. Чимин дёргается под ним. — Отпусти… — шепчет, всхлипывая. Чимину нужно прикоснуться к нему. Он больше не хочет лишать себя удовольствия. Ему жизненно необходимо ощутить под пальцами перекаты его мышц, мягкость волос. Ему нужно. Чонгук же не обращает внимания на просьбу, снова сильно сжимая грудь в ладони. Ещё немного и омега взорвется. Взорвется, рассыпавшись на осколки. Чон чувствует дрожь тела, прикусывает в очередной раз грудь, срывая с губ глухой стон. Чимин проводит коленями по его бёдрам выше, ведёт тазом, а мужчина опускает руку на талию. Давит, удерживая тело омеги на кровати. Вжимая. Почти блокирует каждое движение. — Это нечестно, — срывающимся голосом. Зажмуривается. И тут же захлебываешься новым стоном, когда пальцы Чона накрывают нижнее бельё. Альфа проводит широкой ладонью между ног, сдвигая край, размазывая желание. Медлит лишь мгновение. И входит сразу двумя пальцами. Чимин дёргается, распахивая глаза, хватая воздух. Сминает ладонями угол подушки, шире разводя ноги. Чонгук резко выдыхает, отпуская руки. Обжигает губами живот, а Чимин зарывается пальцами в мягкие темные волосы. Сжимает до боли, слыша шипение в ответ. Чимину всё равно. Опускает взгляд и видит, как Чон выцеловывает дорожку по животу, по тазовым косточкам, прикусывая их. Давится стоном то ли от движений альфы языком, то ли от того, как он прокручивает пальцы внутри него, растягивая. Чимин тянет мужчину к себе ближе, ёрзая. Чонгук спускается губами ниже, щекочет кончиком языка клитор, легонько целует, тут же вбирая в рот. Всасывает, зализывая, а у омеги перед глазами расходится Вселенная. Яркими вспышками, переливается, рассыпаясь с шорохом. Выгибается до хруста в позвоночнике, сжимая в пальцах волосы мужчины. Понимает, что на грани и что разрядка наступит скоро. Чон резко двигает пальцами, продолжая играть с клитором. Целуя, облизывая, посасывая. Удерживает омегу на кровати, сжимая свободной рукой бедро. Не даёт сдвинуть ножки. Жар внизу живота прожигает насквозь. Словно раскаленный свинец пустили по венам. Горло сводит, губы искусаны, стоны громче. Чимин хочет его. Входит уже тремя пальцами. Двигает рукой резче, поднимает голову и смотрит на своего мальчика. И у него самого уже не хватает терпения. Член наливается, и резинка боксеров неприятно давит, вызывая почти болезненные ощущения у альфы. Чимин мокрый насквозь. Заливает своим соком его руку. Дрожит в его ладонях. И это сносит голову альфе. Поднимается рывком, врезаясь ртом в пухлые губки. Со скрежетом проезжаясь по зубам, толкаясь языком внутрь. Захлебывается от омежьего стона. Двигает пальцами в нём сильнее. Быстрее. Глубже старясь войти. Чимин мечется под крепким телом, растворяясь в ласках. Умирая и воскресая под ним. Чонгук, резким движением, убирает подушку из-под головы, отбрасывая её куда-то в сторону. Разрывает голодный поцелуй. Смотрит тяжело. — Попроси… Попроси меня… — хрипит, тяжело дыша в губы, прижимается лбом ко лбу, убирая руки под разочарованный вздох. Альфа упирается локтями по обе стороны от омеги, двигая бёдрами. Толкаясь, имитируя. Крепко прижимается, чтобы его омега почувствовал, как сильно он хочет его. А тот сгорает от желания опустить руку, оттянуть боксеры и коснуться пальцами его возбуждённой плоти. Смотрит в чёрный омут его глаз, опаляя рваным тяжелым дыханием его губы. И не может отказать себе. Омега поднимает руку и ведёт подушечками по идеальному контуру его лица. Обрисовывает, облизываясь. Альфа молчит. Смотрит всё так же горячо. Ведёт языком по губам, шумно втягивая воздух, когда ладонь скользит по его груди. Вниз. Рисуя контур подтянутого живота. Чонгук замирает, распахивая глаза. Чимин скользит кончиками пальцев по резинке боксеров. Оттягивает и ныряет вовнутрь. Ладонью касается головки, вышибая первый сдавленный стон с губ мужских. Сам замирает, будто боится, что его вздох может всё испортить. Оборвать. Двигает рукой по всему стволу, размазывая его смазку, Чонгук толкается эрегированным членом в маленькую ладонь. Его взгляд мутнеет, альфа сдерживается из последних сил. Глубоко и резко вдыхает густой, горячий воздух, который будто электризуется вокруг. Отстраняется лишь для того, чтобы оттолкнуть руку, рвануть нижнее бельё и стянуть с себя боксеры, после вгрызаясь в нежные омежьи губы. Терзает их укусами, а Чимин плавится. Плавится, теряя окончательно связь с реальностью. Умоляя, чтобы Чон, наконец, развязал огненный узел у него между ног. Мужчина раздвигает шире ноги и входит одним резким толчком. До упора. Вышибая весь воздух из лёгких. Омега не в силах сдержать крик. Позвоночник хрустит, когда он выгибается на кровати. Обхватывает Чонгука ногами, вцепляясь в крепкие плечи, царапая. Чонгук шипит, переходя сразу на быстрый темп. Вдалбливает маленькое тело в кровать, обрушивая на омегу всю силу своего желания. Кусает шею, оставляя после красный след. Хрипит. А Чимин не может стонать от его резких глубоких движений внутри. Альфа заполняет его всего. Обжигает. Задевает особо чувствительные точки. Перед глазами яркие вспышки, воздуха не хватает, лёгкие горят. Но Чимин молится, чтобы это никогда не заканчивалось. Пожалуйста. Тянет Чонгука к себе ещё ближе, вжимаясь в него изо всех сил, подстраиваясь под его ритм. Мужчина двигает бёдрами размашисто, отключаясь и откровенно наслаждаясь телом Чимина. А он дрожит. Альфа остро чувствует, как омега сжимает его внутри. Понимает, что мальчик скоро кончит. И… Останавливается, войдя до упора. Играет языком с серебряной сережкой, вбирая её в рот. А Чимин скулит. Скулит в голос, ёрзая, накручиваясь на него сам. Чонгук морщится, рукой сильнее нажимая на бедро, обездвиживая. Целует нежно кончик маленького носа, улыбается, облизывая губы. — Пожалуйста… Я больше не могу… — почти плачет, зажмуриваясь. А мужчина губами собирает слезинки в уголках омежьих глаз, дурея, как мальчишка, от тесноты. Чимин сжимает член Чонгука, ведёт коленями по его бёдрам. Сердце заходится в груди, руки дрожат. Проводит влажными пальцами по его плечам. Забирается в волосы, путаясь с мягкими прядям. И давится беззвучным стоном, когда Чон толкается внутри него. Медленно. Глубоко. С паузами-точками. Давая прочувствовать всего себя. Тянет альфу к себе, целует, втягивая его язык. Прикусывает, посасывая, а Чонгук соловеет. Срывается, наплевав на правила своей же утренней игры. Сгребает его в охапку, придавливая. Вбивается в тело, беря резко. Почти грубо. Словно и не было всей утренней нежности вначале. Омега прячет лицо в его шее, обнимая крепко, хватаясь за него. Захлебывается. Он наращивает темп, а мальчик чувствует, как внутри всё искрится, стягиваясь сильнее. Судорога медленно поднимается по щиколоткам вверх. Чон теряет контроль, когда горячие стенки начинают пульсировать вокруг его члена. Сжимает зубы до скрежета. Жарко. Тело влажное. Мышцы натянуты до предела, как и все ощущения. Комнату наполняет рваное хриплое дыхание в унисон, слышны горячие движения тел под легкий скрип кровати. Чон упирается рукой в изголовье, резко сжимая шею. — Смотри на меня, — рычит, а Чимин ищет в себе остатки сил, чтобы распахнуть глаза и столкнуться с его взглядом. Он проникает глубоко в него, выворачивая душу. Оставляя там свои следы, будто ожоги, которые ещё долго будут жечь, наполняя тело сладкой истомой. Толчок. Ещё один сильнее. До крика. Ещё. Снова. И в момент, когда его пальцы на шее сжимаются чуть сильнее, омега вздрагивает, замирая, распахивая глаза. Беззвучный стон срывается с губ, рвёт голосовые связки. Пальцами сжимает простыни до хруста. Чонгук будто заворожено смотрит на него, чувствуя, как внутри Чимина становится нестерпимо горячо. Омега каждый раз разный: то оглушает в момент разрядки криком, то стонет протяжно и так сладко, что у альфы мутнеет перед глазами, то вот так, как сегодня, тихо. И он готов подминать его под себя каждый день, чтобы слышать, видеть и чувствовать его оргазм. Альфа не даёт передышки, продолжая двигаться в немыслимом темпе. Обжигает дыханием сладкую шею. И омега понимает, что он на грани. Кусает шею, прикусывая нежную кожу. Сжимает омегу до боли в руках. Стонет глухо, утробно. Прокатывая рыком на ушко, вызывая вибрации в животе. Замирает, наваливаясь всем телом, тяжело дыша. Чимин не может открыть глаз. Гуляет дрожащими мокрыми руками по его сильной спине, с наслаждением вдыхая его запах. Чон пахнет морем, утром и чем-то пряным. От него кружится голова. Перебирает влажные пряди темных волос, боясь пошевелиться. — Может, в душ пойдём вместе? — слышит осипший вопрос и тихо смеётся, обвивая Чонгука за шею. Расслабленно выдыхает, кутаясь от морозного воздуха, опускающегося на них откуда-то из-за штор, в крепких объятиях. Там... За тонким оконным стеклом давно проснулся город, оглушая звуками утренней суеты, заполняя вены дорог спешащими машинами и выпуская из тёплых объятий домов тех, кто спешит спрятаться от холода в офисах. То тут, то там слышатся голоса. Запахи утра смешиваются, врываясь в сегодняшний день, закручивающийся в веренице забот. Но не для них... Они останутся оба дома, наслаждаясь уютом тишины и близостью друг друга. И совершенно неважно, что будет завтра, потому что у них есть Сегодня. Одно на двоих. Для Чонгука и Чимина.