Что ты наделал, Одасаку.

Саморазрушение уже давно стало вторым именем Осаму. В попытках изгладиться из сердца, он перепробовал всё, что только можно: Алкоголь, курение, наркотики. Самоповреждение. Всё, лишь бы не еда... У Дазая всегда были странные отношения с пищей. В подростковом возрасте он безумно переедал, даже не чувствуя голода. Сам Мори, как врач, иногда отмечал, что "Это может иметь пагубные последствия", но, в основном, всё смахивалось на переходный возраст, растущий организм и всё такое. Ветер перемен. " — Одасаку!.. " Болезненный крик каждый раз доносился из разных уголков памяти. После его смерти, абсолютно всё стало своеобразным триггером. Мафия. Замкнутые пространства. Еда... Именно после перенесённой травмы, Дазай совершенно перестал следить за питанием. Потерялся. Глядя в одну точку, он компульсивно заталкивал в себя больше и больше. У него напрочь отбило чувство сытости или голода, и единственное, что он ощущал - это безмерно набитый желудок. Каждый приём пищи на время затягивал зияющую дыру посередине, давал почувствовать что-то внутри, а единственное, что проигрывалось в голове раз за разом, это собственный крик... И данное им обещание. *** Проходит время. Дазай работает в вооруженном детективном агентстве. Тяжёлое время, хоть и остался некоторый осадок, уже прошло, и Осаму слегка сдвинул этот камень со своей искалеченной душонки. Но если что и осталось, так это отвратительная привычка. "Слишком худой" - подмечали коллеги. Но ему ничего не останется, как отшутиться какой нибудь язвительной присказкой в свою сторону. И в правду, вид у него был весьма болезненный. Период "бездонного желудка" давно прошёл. Период, когда Дазай мог себе позволить наедаться до изнемождения, и так же, без эмоций, отправляться смотреть в потолок. Сейчас же он так не сможет. Быть точнее, не может больше переносить это так просто, а само пристрастие никуда не исчезло. Если раньше пища служила одним из способов забыться, сейчас оно прогрессировало в расстройство. Сидя перед едой, Осаму сметал всё за мгновение ока: Он даже не пытался насладиться вкусом или моментом, ему нужно было так. Привычка заполнять пустоту внутри таким образом останется с ним на всю жизнь. В этом уже даже не было особой необходимости, в то время как знакомое чувство тяжести отправляло его обратно в то время. В тёмное. Противное. Это был пик его одиночества. Единственный "родной" человек умер прямо у него на руках. "— Одасаку!.." Каждый раз. Каждый раз после еды... Сразу, как почувствует груз в своём желудке... Еда - это спусковой крючок... После каждого приёма пищи он стал отправляться вызывать тошноту. Начало конца. Невозможно на постоянной основе переживать всю мерзость прошлого снова и снова. Снова. И снова. Прошлое действительно давило на Дазая. Он, в свою очередь, всячески старался избегать его. Избегал, оперевшись локтями о ободок унитаза и стимулируя рвотные позывы, не думая о каких либо последствиях. Проблемы со здоровьем не волновали его и подавно. Нестерпимо больно... С каждым разом рефлекс ослабевает всё сильнее, потому приходится лезть чуть ли не в глотку. Но каждый раз у него успешно выходит спустить прошлое в туалет. Однажды, сразу после подобного акта, он явился на работу: весь какой-то потрёпанный, уставший, и что это? Седина выступила? Конечно, авитаминоз никто не отменял. Натянув привычную маску лентяя-шутника, он, как обычно, громко заявил о своём прибытии. Куникида нехотя с ним поздоровался, Ацуши пожелал доброго утра, но вот... — Доброе утро, Рампо-кун!... ....В ответ тишина. Вот чёрт. Он всё знает. Дазай лишь неловко усмехнулся и со слегка выступившей испариной, ушёл исполнять свой рутинный фарс. Это постепенно превращалось в какое-то безумие. Впалые щёки некогда симпатичного Осаму не могли не тревожить окружающих его людей. С каждым днём он всё больше походил на ходячего мертвеца, что сам Куникида стал наведываться к нему домой. И отказаться от еды, кстати, тоже было не вариант. Как-то раз, прямо во время визита Куникиды, он очнулся в своей ванной от ледяной струи в лицо. — И это по твоему нормально? - Как раскат грома, ударил по ушам голос напарника. Но Дазай был не в состоянии что либо ему ответить. Физически. Как потом рассказывал обеспокоенный Куникида, "Ты, идиот, упал мне в руки сразу после того, как открыл мне дверь." М-да. Попал. — Ничего необычного, Куникида-кун! Это была всего лишь ещё одна-!.. Попытка суицида... Но, видимо, ему снова не поверили. И в общем выглядит он как анорексик. Тяжело было верить, что всё пучком, когда на том же корпоративе, он отлучается в уборную с каждым проглоченным куском. Каждый день был похож на другой. Серость. Угнетает. Сейчас он расскажет своё насыщенное "вчера", а после его выдаст пристально наблюдающий Рампо, сказав одно слово - "Ложь". И обычно из такого болота, как ложь, ещё никто не выбирался. А кем вообще был Осаму Дазай? Кем бы он ни был, ему было чертовски больно. И кем бы он ни был, никто не заслуживает гнить заживо. Что ты наделал, Одасаку.