Stars and Teardrops

Чанбин ворочается. Не открывая глаз, он переворачивается в своём спальнике на другой бок, слабый жар затухающего огня греет спину. Целая буря чувств, бурлящая внутри, снова лишает его сна. Разум позволяет провалиться в легкую дремоту лишь на час или два, а затем снова будит, вынуждая думать, думать, думать. Прошло три дня с тех пор, как они покинули свой лагерь у озера, и теперь им осталась всего неделя пути до поселения Чанбина. Ожидание в его груди растёт с каждым днём, но некое приятное предвкушение тут же гасится беспокойством и страхом. С той ночи, когда они вместе купались, Феликс начал вести себя отстраненно. Некогда весёлый омега теперь замкнут и холоден. Проснувшись утром после рассказа о Минхо и Джисоне, Чанбин впал в панику, когда не обнаружил Феликса в своих руках. Страх быстро сменился потрясением, потому что омега лежал в своём спальнике на другой стороне уже остывшего костра. Не успел он подняться со своего места, чтобы проверить младшего, как серые глаза тут же распахнулись. Выбравшись из мехов, омега объяснил, что перегрелся ночью и решил поспать один, чтобы остудиться. Довольно странное оправдание, учитывая, что причиной их совместного сна как раз таки было сохранение тепла. Ещё более странным стало то, что с того утра омега больше не позволял Чанбину прикоснуться к нему. Простые, незамысловатые и уютные касания… рука на плече или пальцы, перебирающие светлые пряди, исчезли. Внезапная перемена выбила его внутреннего волка из равновесия. Альфа, чувствуя себя отвергнутым и оскорбленным, уже несколько дней дулся в глубине сознания. Но самой большой потерей стал запах омеги. Это то, что Чанбин никогда в своей жизни не испытывал, хотя и знал о такой возможности: волк, перекрывающий свои естественные феромоны. Это защитный механизм, который используется в крайнем случае, поскольку запах — жизненно необходимая форма общения. Не имея возможности учуять аромат Феликса, Чанбин ощутил себя потерявшим всякий ориентир, а его альфа оказался сбитым с толку внезапным исчезновением жимолости и кусачего мороза. Последние три дня их путь проходил в неловком молчании, пока Чанбин ломал голову, пытаясь понять, что могло послужить таким переменам. Феликс больше не просил его рассказать истории о своей стае и не просил альфу поохотиться за свежим мясом. Младший тихо следовал за ним по пятам, а когда они останавливались на отдых, то просто брал немного еды и спешил забраться в свой отдельный спальник. Сначала Чанбин решил, что, возможно, омега себя плохо чувствует. Энергичный волк теперь бежал медленнее, его шаг стал неуклюжим. Находясь в форме волка, Чанбин пытался учуять болезнь, его превосходное обоняние безошибочно могло бы указать, если с омегой было бы что-то не так, но Феликс даже не позволил ему приблизиться. Попытка обнюхать белоснежного волка вызвала лишь его злобное рычание, и остаток дня Чанбин провёл с обиженным альфой внутри и уязвленной гордостью. Он всё больше утопает в своих мыслях, чувствуя себя потерянным и обеспокоенным тем, что сказал или сделал что-то не так, но вспоминая все их разговоры, ничего не приходит в голову. В последний раз, когда они говорили, Феликс спросил, любил ли Чанбин когда-нибудь кого-нибудь, но тогда альфа не смог ответить ему. И он не думает, что уход от этого вопроса мог вызвать такую бурную и резкую реакцию. Моментами волнение от отвержения омеги перерастает в гнев, и Чанбин желает прижать Феликса и вытрясти из него объяснение. Но слишком напуганный возможными ответами, он сопротивляется этому порыву. На ум приходит их интимное соприкосновение на озере. Сладкий аромат возбуждения омеги, — это запах, который он ещё не скоро забудет. Так же как и прикосновение его пальцев к твердому члену. Каждая его часть души и сердца молится, чтобы отчужденность Феликса не была связана с этим… но, что, если это так? Что, если он неправильно истолковал ситуацию и поведение омеги является неприятием ухаживаний Чанбина? Неужели их влечение и привязанность находятся на совершенно разных ступенях? В своей голове, Чанбин уже складывает вещи, чтобы переехать за Феликсом в его долину, если омега захочет вернуться домой… Но думает ли о том же Феликс? Теперь Чанбин без остановки задается вопросом — не забежал ли он слишком далеко вперед. Тяжело вздохнув, он снова переворачивается и притворяется внутри себя, что волнуется о своей стае, а не омеге, спящем всего в нескольких метрах от него. Когда его приоритеты успели так сильно поменяться? Страх, который он испытывал последние несколько дней, мешается с виной. Тень предательства лежит рядом с ним под меховым покрывалом. Он тоскует по человеку, которого знает едва ли месяц, в то время как его поселение медленно исчезает с лица земли. Сколько членов стаи уже погибло с тех пор, как он отправился на поиски смеральдо? Его возможно безответные чувства к Феликсу — ничто по сравнению с болью и страданием, которое переживает его народ. Что бы сказал Чан, если бы узнал, что его брат так сильно волнуется о незнакомом омеге, в то время как их стая умирает прямо сейчас? Рыча себе под нос, Чанбин отказывается от попыток уснуть, его безумные мысли не позволяют отдохнуть хоть секунду. Открыв глаза, он смотрит сквозь тусклый огонь на спальник Феликса, и кровь тут же стынет в жилах. Он отбрасывает свои меха и, подскочив, мчится к спальному месту омеги. Оно пустое… чёрт. Паника тут же накрывает с головой и ему хочется кричать, потому что запаха омеги тоже нигде нет. Куда он ушёл? Где он сейчас? Пульс учащается, сердцебиение отдаётся эхом в ушах, его альфа мечется в голове, требуя найти омегу, найти свою пару. — Феликс?! — выбегая из небольшой пещеры, в которой они остановились на ночлег, он спотыкается, шаг становится неуклюжим, облегчение перекрывает внезапную волну беспокойства. Лунный свет заливает небольшую поляну перед пещерой, освещая одинокую фигуру омеги на расстоянии. — Феликс? — холодный осенний ветер забирается под одежду Чанбина, вызывая мурашки. Времена года меняются слишком быстро, эта зима будет холодной. Почему омега здесь? — Феликс? — он зовёт его по имени, но не получает никакого ответа. Фигура, сидящая на земле неподвижна. Лицо омеги устремлено в ночное небо. Он спешно приближается к нему, и адреналин выплескивается в вены новыми порциями, когда Чанбин наконец может рассмотреть его. Полностью одетый Феликс сидит в крошечном ручье, протекающим мимо этой долины. Холодная вода, пропитавшая его штаны, растекается вокруг омеги. — Ликс? — Чанбин бросается вперед, с желанием вытащить младшего из ручья, но сломленный голос, приветствующий его, останавливает альфу не берегу. — Чанбин… Страх и беспокойство снова закручиваются в желудке… Голос Феликса звучит слишком огорченно. — Ликси, вода ледяная. Почему ты… — Ты так и не ответил на мой вопрос. Омега, наконец, поворачивается к нему, и его большие серые глаза кажутся пустыми, взгляд отсутствующим, когда он смотрит на альфу, стоящего на коленях рядом с ним. Лунный свет сверкает в их глубине, а на ресницах скапливаются слезы. В груди Чанбина открывается дыра, засасывающая его внутрь от беспокойства. Какой вопрос? Тот, что он задал на озере? — Хорошо, и-извини меня. Давай я отведу тебя обратно внутрь и расскажу всё, что ты хочешь знать, — протягивая руку, он практически скулит щенком, когда омега отстраняется, не позволяя ему прикоснуться. — Ликс, ты пугаешь меня. Почему ты себя так ведёшь? Феликс возвращается взглядом к звёздам: — Ты можешь ответить сейчас? Ты когда-нибудь любил кого-то? Чанбин едва сдерживает рвущиеся наружу проклятия. Без запаха он не может понять, что чувствует омега. Альфа смущен, напуган и совершенно не в себе. Феликс ведет себя безумно. Его нужно вытащить из воды, пока он не заболел. — Я не знаю… Феликс вновь отворачивается от звёзд, чтобы посмотреть на него. — Когда ты спросил, то первой мыслью… был Джисон. Феликс моргает, его глаза от удивления становятся круглыми и большими. Слова срываются шёпотом: — Ты любишь его? Ветер проносится через поляну, сотрясая верхушки деревьев. Дрожащий Чанбин садится на берегу ручья, окуная ноги. Каким бы холодным ни было течение, Феликса, кажется, это не волнует. Что происходит? — В каком-то смысле да… хотя я никогда не говорил ему о своих чувствах, — он поднимает взгляд, встречаясь с серыми глазами. — Я никогда никому не говорил об этом. Даже Чану. Феликс хмурится и снова смотрит в сторону: — Поэтому ты не ответил той ночью? — Нет… — Чанбин качает головой. — Я не ответил, потому что не знал, что сказать. Я провёл детство, думая, что влюблён в своего лучшего друга. Я наблюдал за ним и Минхо и прекрасно понимал, что мои чувства бессмысленны. Они были рождены друг для друга, а моё признание вызвало бы никому ненужные лишние переживания. Теперь же, оглядываясь назад, я задаюсь вопросом, действительно ли это было любовью, что я чувствовал. Я не уверен в этом. Думаю, в каком-то смысле я просто хотел того же, что было у них. — Ты… хочешь полюбить кого-то? — Мой альфа… — Чанбин трёт место на груди под сердцем, — никогда в жизни ни к кому не тянулся. Я смотрел, как другие начинают ухаживания, и всегда думал, почему я ни к кому не чувствую такого влечения. Чёрт, когда Чан обрёл Хёнджина, я был безумно рад за него, но в то же время я завидовал. Я хотел знать, на что это похоже… любить кого-то так сильно, что не можешь представить своей жизни без этого человека. Феликс хмурится, и Чанбину хотелось бы почувствовать его запах. О чем он думает? — Значит, никогда раньше ты не хотел никого пометить? Стать парой? — вопрос звучит слабо и нерешительно. Тяжело вздохнув, Чанбин принимается щипать травинки рядом. — Однажды у меня был предназначенный омега… Ёнджун, — он слышит, как Феликс глубоко выдыхает. Подняв глаза, он не может рассмотреть его выражение, поскольку лицо младшего оказывается скрыто тенями из-за деревьев вокруг. — Когда я стал старше, мой папа понял, что я не могу сам найти себе пару. Он пришёл ко мне примерно тогда, когда Чан стал парой Хёнджина, и спросил, может ли он мне подыскать кого-то. Я согласился на это. Он беспокоился, что я останусь один, а я знал, что это сделает его счастливым. — Ёнджун был из стаи Чхве. Он был красивым, общительным и очень весёлым. Мы хорошо ладили, наши характеры отлично совпадали. Мы были друзьями, но я не любил его как пару. Он умер от болезни через несколько месяцев после моего папы. — Бин… извини, что я спросил это, — глубокий голос омеги ломается. — Я не хотел вызывать болезненные воспоминания. — Младший тянется к нему, но останавливается, чтобы отдернуть себя. Чанбин хочет притянуть его ближе к себе, и никогда не выпускать из своих рук. — Вот почему я не смог ответить тогда. Я думал, что люблю Джисона и я правда заботился о Ёнджуне. Но настоящая привязанность к другому? Я никогда не испытывал этого раньше… пока… — перед его глазами вспыхивают воспоминания о времени, проведённом с Феликсом. Их короткий невинный поцелуй в первую ночь в хижине омеги. Их спор следующим утром. Радость, испытываемая, когда он просыпался с омегой в своих руках. Страх последних дней, когда Феликс отдалился. Тихие всхлипы возвращают его обратно в настоящее. Беспокойство сворачивается тугим узлом в желудке, когда он видит слезы, скатывающиеся по щекам омеги. — Ликс… малыш, что случилось? Почему ты плачешь? Поговори со мной пожалуйста? — его голос ломается, когда он умоляет омегу открыться и поделиться своими переживаниями. — Я сходил с ума последние дни. Что происходит? Феликс закрывает лицо руками, голос звучит тихо и приглушенно: — Прости меня. Прости меня, Чанбин. За всё… за то, что задал тебе этот вопрос. За то, что скрывал. — Скрывал? Что скрывал? — поднявшись, Чанбин наклоняется ближе к омеге. — Ликси, я не понимаю… — Я не думал, что это произойдёт сейчас. Я…я думал, у меня больше времени… — руки Феликса опускаются, и пустое выражение исчезает из его взгляда, когда вокруг них расцветает его аромат. Мороз в запахе омеги исчез полностью, медовая жимолость звучит сильнее, чем когда-либо, и липкая сладость буквально сиропом капает на лицо Чанбина, наполняя его лёгкие. Альфа тут же сотрясает клетку его сознания… мой. Запах течки. — У тебя… у тебя течка. Феликс рыдает сильнее. — Мне очень жаль… — Нет! — сокращая расстояние между ними, Чанбин входит в ручей и притягивает омегу к себе, наконец понимая, почему Феликс сидит в ледяной воде. Его кожа горит, а тело дрожит, пока жар течки нарастает. — Не извиняйся, всё хорошо. Когда это началось? Омега всхлипывает в его руках. — Предтечка началась три дня назад. Вот почему я спал один. Я надеялся, что если не буду так близко к тебе, то оно пройдёт. — Дерьмо… Три дня? Ликс, почему ты ничего не сказал? Мы бежали, когда тебе нужно было отдыхать. Ты должен был кушать больше, должен был построить гнездо! Пытаясь отстраниться, Феликс качает головой: — Вот почему! Мы так близки к твоей стае. Я не хочу тебя тормозить. Я-я отрезал свой запах, чтобы ты не учуял. Как мы можем останавливаться, когда нужны твоей стае? Каждая секунда важна. Чёрт, в словах омеги есть правда. Они уже совсем рядом с его поселением, но рисковать здоровьем и безопасностью Феликса ради спасения его народа… это того не стоит. На кончике языка вертится предложение помочь ему пройти через это. Течки без посторонней помощи обычно длятся от пяти дней до недели, но с альфой она может сократиться до нескольких дней. Он хочет помочь, липкий сиропный запах младшего заставляет его альфу требовать, чтобы он помог, но не будет ли это эгоистично? Он хочет этого, хочет ощутить вкус омеги на своём языке. Хочет заставить его кричать и хочет услышать, как Феликс стонет его имя. Чанбин мог бы лишить его девственности и показать, что такое страсть… что такое любовь и что она несёт за собой, но ему нужно, чтобы Феликс тоже захотел этого. Он не может вот так забрать первый раз омеги только из-за необходимости быстрее добраться до поселения. — Ликс… чего ты хочешь? Твоя течка начинается, я чувствую это. Если хочешь, я останусь снаружи пещеры и буду защищать тебя пока… — Бин… Я… — Феликс поднимает свой взгляд. Его серые глаза становятся глубокими и опасными от нужды и желания. Он источает невозможно притягательный запах жимолости и невинности. — … Бин, пожалуйста… Я не хочу проходить через это один. Не снова… Только один раз… — слёзы скатываются по щекам, усеянным веснушками. — … только один раз я хочу узнать, каково это — быть любимым. Я хочу, чтобы это был ты. Слова омеги врезаются в его сердце, заставляя трепетать от счастья. Феликс тоже этого хочет…хочет его. Он утыкается лбом в лоб, их носы соприкасаются. Чанбин ослабляет контроль над собственными феромонами и видит по глазам Феликса, когда тот тоже чует его запах. Запах сдерживаемого неделями желания и влечения альфы. Омега скулит, когда Чанбин притягивает его ещё ближе к себе. Запуская пальцы в белоснежные пряди, Чанбин тянет его чуть назад, чтобы заглянуть в глаза. Нервно облизывая губы, он произносит мысли, которые крутились в его голове с тех пор, как Феликс задал свой вопрос на озере… — Если ты позволишь мне, я буду любить тебя. Младший задыхается, и Чанбин прижимается губами к губам. Жимолость и мускусный дым мешаются, создавая опьяняющий аромат. Вместе они пахнут идеально. Ведя в поцелуе, он лижет губы Феликса, просит открыться его и проникает языком в его рот, вздрагивая от первого вкуса омеги. Альфа глубоко в груди рычит. Может Феликс и пахнет цветами, залитыми звёздным светом, но на вкус он напоминает солнце.

***

Можно ли умереть от счастья? Если можно, то Феликсу осталось жить всего несколько секунд. Сердце и тело дрожат от удовольствия, губы Чанбина буквально возносят его на небеса. Слова альфы … Если ты позволишь мне, я буду любить тебя, — звенят в ушах. Он хочет этого альфу, он нуждается в нём. Подобно воздуху в его легких, что обеспечивает ему жизнь, он горит для альфы, держащего его в своих руках. Огонь надвигающейся течки опаляет его изнутри, скручивая все органы, но это ничто по сравнению с пеклом ада, бушующим в его сердце. Охваченный страстью, разливающейся между ними, его застенчивость испаряется, когда Феликс пытается успевать за темпом старшего. Он совсем неопытен, он никогда в жизни ни с кем не целовался, не касался так, и его не касались так в ответ, но он не позволяет своей неопытности сдерживать себя. Чанбин хочет его, и Феликс полон решимости доказать альфе, что это желание взаимно. Повторяя действия альфы, он зарывается пальчиками в темные кудри и тянет их, вызывая голодный рык в ответ. Этот звук отражается в его сердце. — Аааххх… — жгучие спазмы в животе постоянно сменяют похоть, разливающуюся по венам, и боль от приближающейся течки всё равно даёт о себе знать. — Ликс… — Чанбин отрывается от пухлых губ, и Феликс, словно в дымке, следует за ним, забираясь альфе на колени. — Малыш, нам нужно вернуться внутрь. Я-я не могу помочь тебе прямо здесь. — Не-а, — Феликс качает головой, наклоняясь вперед и покусывая шею альфы. От вкуса дыма и мускуса на языке у него кружится голова, и он чувствует как первая смазка течёт из него. Жёсткие пальцы впиваются в его задницу, и Феликс стонет от восхитительной болезненной искры. Из груди альфы вырывается глубокое рычание: — Это не было вопросом. Твоя безопасность превыше всего. Мы возвращаемся внутрь. Требовательный тон альфы заставляет его внутреннюю омегу перевернутся на спину. Прижавшись к груди Чанбина, он утыкается носом в его запаховую железу, пока его несут обратно в небольшую пещеру, в которой они разбили лагерь на эту ночь. Крепкая хватка старшего на его заднице и пояснице вызывает дразнящие волны удовольствия по всему телу. Он отчаянно хочет узнать, каково это — прикасаться к Чанбину без слоёв этой глупой одежды. Внутри пещеры от горящего небольшого костра его разгоряченной коже становится слишком жарко. Он неохотно отрывается от альфы и скользит на меха спального места Чанбина. Инстинкты выходят из-под контроля, он впадает в панику, когда Чанбин отходит на шаг, и из его горла вырывается пронзительный, болезненный скулеж. В одно мгновение Чанбин снова оказывается рядом, его ласковые руки скользят по его волосам, а тёмные глаза ищут источник страданий омеги. — Ликс, что… — Не уходи. Не оставляй меня, — схватившись за рубашку альфы, он пытается затащить его на себя, уложить рядом. Мягкий выдох касается его лица, а затем нежные губы принимаются осыпать поцелуями его щёки и нос. — Ох, мой прекрасный, милый омега. Я никуда не уйду, я обещаю, но если мы собираемся провести тут пару дней, мне сначала нужно сделать несколько вещей. Будешь для меня хорошим? Можешь полежать тут, пока я всё приготовлю? Внутри происходит столкновение противоречивых желаний. Ему больно, жар в животе требует, чтобы альфа остался и помог, инстинкт подчинения заставляет его повиноваться. Кивнув, он внутренне озаряется счастьем, когда получает в ответ довольную улыбку Чанбина, вызванную его послушанием. — Мой хороший мальчик. Я ненадолго. — Похвала заставляет внутреннюю омегу красоваться, его альфа доволен. Следование словам Чанбина на мгновение облегчает боль от спазмов, когда очередная волна накатывающей течки обрушивается. Боль перехватывает дыхание, вынуждая свернуться клубочком и ухватиться за ноющий живот. На самом деле, всё ещё хуже, чем обычно, и без сомнения, это эффект от присутствия рядом альфы. Его тело и разум знают, что возможность найти облегчение ходит совсем рядом. Тихонько скуля, он дышит короткими вдохами и выдохами, боль между ногами усиливается — его член, болезненно твёрдый, натягивает ткань штанов, и из него снова течёт. Звук приближающихся шагов возвращает его внимание, и Феликс сквозь влажные ресницы наблюдает, как Чанбин несет меха и покрывала со спального места омеги. — Вот, щенок, тут не много, но добавив их, ты сможешь построить нам приличное гнездо. Благодарный за отвлечение от разрывающей боли, он берёт предложенные меха и принимается их аккуратно раскладывать. Омега делает всё возможное, имея столь ограниченный выбор — он перемещает более мягкие, пушистые покрывала к изголовью их гнезда, а более большие и старые к подножью, создавая небольшой барьер. Сам процесс строительства импровизированного гнезда обрушивается сознанием того, что именно сейчас произойдёт. Его течка войдёт в полную силу с минуты на минуту, и Чанбин собирается помочь ему пережить это. Предвкушение, смешанное со страхом, нарастает под рёбрами. Раньше он и подумать не мог, что наступит день, когда у него появится шанс познать близость и тяжесть альфы на себе. Боль и дискомфорт от проводимых течек в одиночестве, — это то, к чему он привык за долгие годы. Безумное желание с трудом утолялось его неуклюжими попытками прикоснуться к себе в поисках облегчения. Растекающаяся по всем конечностям боль каждый раз оставляла его беспорядочной кучей на полу хижины от того, что он снова оказывался незаполненным альфой. Несколько дней назад он запаниковал, проснувшись посреди ночи и ощутив первые признаки разрастающегося жара. То, как сильно Чанбин прижимался своим достоинством к его заднице, практически вынудило омегу разбудить его и попросить помочь прямо сейчас. Мешки с цветами смеральдо заставили его держать рот на замке. Поселение альфы нуждается в них, нуждается в Феликсе, у них не было времени останавливаться, чтобы переждать его течку. Скрыв свой запах, Феликс выбрался из их общего спальника и уснул вдали от альфы, по которому тосковал его омега. Последующие дни стали адом. Знать, как скрыть запах и сделать это в самом деле — две совершенно разные вещи. Феликс полностью сосредоточился на контроле над феромонами, и это чертовски истощило его. Игнорируя его мольбы немного подождать, его тело отказывалось слушать Феликса, и с каждым пройденным километром предтечное состояние становилось всё хуже. Каждую следующую ночь он ощущал себя ещё более уставшим, чем в предыдущую, поскольку его природа омеги кричала ему остановиться, отдохнуть и подготовится к подступающей течке. Сон вдали от Чанбина разыгрался внутренней войной со своим омегой. Невыносимый волк пребывал в полной ярости от действий человека. Феликс переживал и волновался. И с неизбежным приближением течки, сегодня ночью он решился выбраться из их безопасного убежища в надежде, что ледяная вода ручья чуть остудит его и даст ещё немного времени. В конце концов, Чанбин нашёл его и, не в силах больше сдерживаться, Феликс рассказал о своём состоянии. Предложение альфы защищать его следующие дни, пока он один справлялся бы со своим состоянием, пошатнуло самообладание омеги, и в момент эгоизма он попросил Чанбина лечь с ним. Это так неправильно, и это так жестоко во всех смыслах, но Феликс ни о чем не жалеет. Он хочет насладиться одной из многих сторон жизни, в которых ему было отказано. Даже если это будет лишь один раз, он хочет ощутить себя любимым. Если ты позволишь мне, я буду любить тебя. Слёзы текут из красивых глаз, и Феликс не уверен, это от боли из-за течки или от осознания, что его время с Чанбином будет коротким. Чувства, что он испытывает к альфе в итоге ранят их обоих, причинят невыносимую боль, но он слишком эгоистичен, он дорожит каждым мигом проведенным с Чанбином. Всё это время он был под защитой, жил в изоляции от всего мира, и если у него осталось совсем немного времени, он отказывается тратить его на отрицание того, что, как он знает, живёт и растёт в его сердце. — Ликси. Очнувшись от тумана собственных мыслей, он поворачивается к Чанбину и смотрит, как старший ставит бурдюки с водой и сумки с запасами еды рядом с их гнездом. — Я почти закончил. Мне нужно замаскировать вход в пещеру. Я сейчас вернусь. Сосредотачиваясь на последних штрихах формирования гнезда, Феликс мычит, давая понять, что он услышал альфу. Если он откроет рот, то из него посыпятся бесконечные мольбы, поскольку боль внутри пульсирует и скручивает внутренности. Небольшой костёр рядом с гнездом ярко пылает, подпитываясь дровами, что добавил Чанбин, и его течка наконец вступает в полную силу, капельки пота проступают на коже. Такое ощущение, будто кровь в венах кипит, кости скрипят, а все суставы выворачивает. Он падает обратно на мягкие меха их уютного гнездышка, хотя у него правда не хватает сил оценить собственные старания. Отчаянный из-за лавы, обжигающей его органы, он сбрасывает с себя влажную одежду. Чувствительная кожа соприкасается с мехом под ним, и Феликс вздрагивает от этого касания. Он скулит и хнычет, переворачиваясь на живот и зарываясь лицом в меха, на которых Чанбин спал неделями. Опьяняющий запах дыма успокаивает боль всего на несколько секунд, прежде чем она возвращается в двойном размере. Такое ощущение, словно невидимые руки пытаются вывернуть его наизнанку. Потираясь о покрывала, он радуется небольшому трению, что получает его член. Смазка снова течёт, пачкая его задницу и бёдра. Господибоже… какого черта Чанбина так долго нет? Потянувшись вниз, Феликс обхватывает ладошкой свой член, пытаясь удовлетворить себя самостоятельно. Первое касание взрывается эйфорией и он стонет. Когда он извивается в их гнезде, пытаясь хоть немного облегчить свои страдания, его всхлипы превращаются в рыдания, а тело кричит, чтобы его наполнили, чтобы его повязали. — Ох, чёрт … Ругательство за спиной отвлекает его от блаженства, что дарит собственная рука. Шёпот Чанбина взывает к омеге внутри. Вглядываясь через влажные ресницы, он видит выражение благоговения на лице альфы, его отвисшую челюсть и темные глаза, ласкающие обнаженное тело Феликса. Он лежит на животе, задняя часть его бёдер скользкая и мокрая от смазки. Ему должно быть стыдно, таким его ещё никто не видел. Такой нуждающийся и уязвимый. Вместо стыда желание от запаха Чанбина побуждает его к действиям. Руководствуясь голыми инстинктами, что шепчет ему внутренний омега, он встаёт на коленки и прогибается в пояснице, демонстрируя пульсирующий вход. Протянув руку, он тянется к Чанбину… — А-альфа, пожалуйста… На секунду глаза Чанбина вспыхивают красным огнём волка, а затем взгляд снова становится теплым и мягким. Упав на колени, он подползает ближе, аромат вожделения и пьянящего дыма наполняет небольшую пещеру. — Мой милый, сладкий омега. Посмотри на себя, — тёплая ладонь скользит по рёбрам Феликса, и его хрупкое тело дрожит от легкого прикосновения. Он чувствует, как новая порция смазки снова течёт. — Бинни, п-пожалуйста. Мне больно… — Чшшш, малыш, я знаю, я держу тебя. Мягкое давление на его плечо заставляет Феликса перевернуться на спину. Спазмы в животе требуют облегчения, и он извивается на мехах, не зная, что нуждается во внимании в первую очередь: его задница или его член. Взгляд Чанбина скользит по нему, и Феликс старается сохранять хоть какое-то спокойствие. В реальности внутренний омега подталкивает его забраться на альфу и… ну, на самом деле он не уверен, что дальше. Инстинкты подсказывают, что он должен быть наполнен и повязан, но он не представляет, как это выглядит в жизни. — Ты такой красивый, малыш. Такой идеальный. Я… — Чанбин качает головой. — Я никогда не видел омегу красивее, чем ты. Тепло растекается в его животе. Если бы его лицо уже не было красным от жара, Феликс уверен, что его щёки тут же залились бы румянцем от похвалы. Наверняка этот прекрасный альфа видел немало омег. Он даже хвастался, что они умоляли о его члене… Неужели Феликс действительно красивее их всех? Когда Чанбин стягивает рубашку через голову, то предвкушение чуть подавляет боль от течки. Крепкие мышцы и мягкая кожа альфы светятся от света костра. Его рот наполняется слюной от открывшегося вида. В течении нескольких недель он неустанно восхищался фигурой старшего. Настолько отличной от собственной тонкой фигуры, что Феликс задавался вопросом, каково было бы провести ладонями по этой гладкой крепкой груди. Чанбин приподнимается, чтобы снять штаны, и Феликс позорно хнычет. Он видит большую натянувшуюся палатку спереди, и это то, о чём он не позволял себе даже думать. Когда хлопковая ткань падает на землю, Феликс задерживает дыхание. С момента, как он нашёл Чанбина обнаженным на берегу возле своего дома, он знал, что тот большой, определенно больше, чем омега. Теперь, полный возбуждения твёрдый член альфы кажется ещё крупнее и толще, чем Феликс мог себе представить. Всплеск трепетного предвкушения заставляет его нервно облизывать губы. Он не совсем уверен в процессе секса, но он предполагает, что этот большой, увитый венами член должен проникнуть в него. Подвиг, который он начинает думать, невозможен. Его тело не согласно с его мыслями, и при виде твердого члена альфы его вход сжимается и раскрывается. Смазка течёт на меха под ним. Вернувшись в гнездо, Чанбин касается руками коленей младшего, разводя его ноги в стороны. Голодный взгляд альфы задерживается на его твердом члене и мокрой попке. — Чёрт, Ликси, ты невероятный. Скуля, омега пытается прикрыться ладонями, но тут же легко получает по рукам. — Дай мне посмотреть на тебя, малыш. Тебе нечего стесняться, ты идеален. Рука, что раздвинула его ноги, теперь скользит выше по бедру. От каждого касания пальцев, на коже омеги остаются ожоги. Отчаянный и нуждающийся он вскидывает таз вверх, пытаясь побудить Чанбина коснуться его члена. Это движение вызывает тихий смешок у альфы, и Феликс чуть ли не плачет, когда Чанбин игнорирует его член и наклоняется к раскрасневшейся груди. — Я обязательно доберусь до туда, но это твой первый раз, и даже с течкой мы должны быть аккуратными. Тебе будет очень хорошо, я обещаю. Пальцы, исследующие его тело, гладят мягкие бока, очерчивают тонкие рёбра и касаются торчащего соска. Резкий всхлип вырывается, когда волна желания от этого касания стреляет прямо в его член. — Бин! Пальцы, ласкающие чувствительный бутон, сжимаются сильнее, и Феликс извивается, не в силах оставаться на месте из-за этой восхитительной пытки. Омега, движимый исключительно желанием облегчить страдания и боль течки, никогда не тратил время на исследование собственного тела. Это что-то новое… и ему это нравится. Стоя на коленях между широко разведенными ногами, Чанбин наклоняется вперед, прижимаясь губами к другому соску. Феликс дрожит из-за двойной атаки на его грудь. Подняв руки, он зарывается в темные кудри альфы, пока тот облизывает, покусывает и посасывает его соски. Его бёдра дрожат, он вскидывает их вверх и выдыхает, когда его твёрдый член касается нависшего над ним тела альфы. Краткий момент давления вызывает новые слёзы. Из горла альфы вырывается рык удовольствия, а из Феликса течёт ещё больше смазки. Отвлеченный зубами, дразнящими его сосок, он пищит, когда чувствует давление пальцев внизу. Удивление длится долю секунды, Чанбин давит сильнее на его вход, вызывая стон. — Ты такой мокрый, Ликси. Это всё для меня? Да? Открыв глаза, омега смотрит вниз и видит довольную ухмылку альфы, его карие глаза блестят от удовлетворения. Он застенчиво бормочет: — … Д-да… Я-я хочу тебя… Взгляд Чанбина темнеет, становится жестким, а из груди вырывается другое, глубокое рычание: — Я хочу быть единственным, кто прикасается к тебе так. Палец проникает глубже, и прежде чем он успевает вскрикнуть, рот альфы накрывает его. Чанбин глотает его стоны. Горячий язык скользит по его губам, зубам, проникает глубже в рот, исследует каждый сантиметр, не позволяя Феликсу вдохнуть. Омега лихорадочно отвечает, пытается прижаться губами к губам Чанбина так, как умеет. Скольжение языка по языку раздувает желание с новой силой. Палец, растягивающий его отверстие, двигается в одном ритме их беспорядочного поцелуя, и Феликсу кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Отстранившись, Чанбин оставляет Феликса задыхаться, его легкие стараются втянуть воздух, который альфа так бесстыдно украл. Давление внутри исчезает, и омега скулит, когда Чанбин вытаскивает руку из-под него. Прозрачная вязкая смазка стекает по пальцам альфы к самому запястью. Из горла вырывается хныканье, громкое и жалобное, когда он смотрит, как альфа слизывает его жидкость со своих рук. Чанбин ведёт языком вверх от запястья, словно кот, лакая смазку. Феликс видит мурашки на его коже, карие глаза распахиваются в голодном взгляде, приковывая Феликса к месту. — Чёрт. Ты на вкус как… — альфа засовывает весь палец в рот и стонет. Феликс замолкает, ему любопытно, как бы его описал Чанбин. Зрачки альфы расширяются, а его темные глаза становятся практически черными, когда он сглатывает. — Ты очень сладкий на вкус, как мёд и запах летней ночи. Чёрт, я не могу объяснить. Это… Я никогда раньше не пробовал ничего подобного, но я узнаю этот вкус… — альфа слизывает остатки смазки со своей ладони. — Это как звёздный свет на цветочном поле. Что-то, что не должно иметь вкуса, но когда я закрываю глаза, я вижу это. Как воспоминание. Красивое описание вызывает гордость внутри, губы Феликса растягиваются в счастливой улыбке: — Тебе нравится? По пещере разносится громкий смех. — Нравится ли мне? Я в восторге… — на лице альфы появляется хитрая ухмылка… — и мне нужно больше… В одно мгновение колени Феликса прижимаются к груди, когда его зад вздергивают вверх. Он стонет в неверии, чувствуя горячее давление языка, скользнувшего внутрь него. — Бин! Альфа рычит, уткнувшись лицом между его половинками, и удовольствие разливается по венам от этого звука. Мотая головой из стороны в сторону, Феликс скулит, когда к языку добавляются еще два пальца, растягивающих его. Чёрт! Он даже не знал, что может быть и так! Что Чанбин, вылизывающий его это не фантазия, а реальность. Альфа шире раздвигает пальцы, и мольбы о большем срываются с губ Феликса. Свободной рукой Чанбин наконец обхватывает истекающий член омеги. Перед глазами плывут круги, Феликс вскрикивает, когда чувствует ещё большее растяжение, пальцы скользят по гладким стенкам, надавливают в таких местах, из-за которых Феликса подбрасывает на мехах, спина выгибается в крутой дуге. — Бин! А-альфа, да! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Слёзы текут из уголков глаз. Огонь внутри опаляет с добавлением третьего пальца. Вцепившись в меха под собой, он задыхается в безмолвном крике от оргазма, кольцо мышц вокруг пальцев Чанбина сильнее сжимается, а белая жидкость растекается по животу. Хватая ртом воздух, он опускается на землю, а боль течки чуть отступает. Слабость разливается по всем конечностям, и Феликс может лишь едва слышно хныкать, ощущая четвёртый палец в себе. — Мне нравится, как звучит моё имя. Смаргивая слезы, Феликс скулит при виде Чанбина, стоящего на коленях между его бёдер. Твёрдый большой член покачивается между ног, дёргается от того, что им пренебрегают. Капельки пота скользят по мощной груди. Огонь течки возвращается, отсрочка, что ему дал первый оргазм ничтожно коротка. Потребность и новое возбуждение заставляют его двигать бедрами, насаживаясь на пальцы альфы, погружая их глубже в себя. — Хён, пожалуйста, мне нужно больше. Мне больно… Убрав пальцы, Чанбин разводит его стройные ноги ещё шире: — Знаешь, что будет дальше? Прикусив губу, Феликс кивает: — Ты … вставишь в меня это… Да? — он снова смотрит на твёрдый красивый член альфы. — Полагаю, что это основы, — Чанбин тихо выдыхает. — Да, боль, что ты сейчас чувствуешь, — это твоё тело просит мой узел. Чтобы я растянул чувствительные мышцы, вот тут, — он проникает пальцем на одну фалангу, поглаживая. — Я кончу в тебя, и это уменьшит боль. Феликс хмурит брови: — Узел? Ты говорил об этом раньше. Это? Это то, как ты называешь свой… — слова затихают, а смелость, что ему придавало безумное желание, наконец иссякает. Глаза Чанбина становится больше, а щёки краснеют от осознания, как мало Феликс понимает анатомию альфы. — Это, эээ, нет. Как и у тебя, у меня есть член, но у альф… у нас есть кое-что ещё. Когда мы кончаем, то основание становится больше. Это помогает сохранить всё семя внутри, поэтому я не смогу выйти из тебя какое-то время, и это увеличивает шансы на беременность. — Ох… — омега внутри мурлычет. Его волк сияет от возможности создать щенка вместе с этим прекрасным альфой. — Я… хорошо. Давай, эээ… сделай это сейчас, пожалуйста, — мышцы внутри тянет, его тело интуитивно готовится принять узел. Чанбин успокаивающе гладит его бок: — Ты уверен, что хочешь, чтобы я позаботился о тебе? Хотя этот вопрос альфы и не является необходимым, он греет душу. — Да, пожалуйста. Я хочу почувствовать тебя. Пальцы на его рёбрах давят сильнее, альфа стонет от этих простых слов. — Чёрт, ты… Ликси, ты не можешь говорить такое. Это сводит моего волка с ума. Испытывая и пробуя свою новоприобретенную власть над Чанбином, Феликс улыбается: — Пожалуйста, альфа, наполни меня. Открытый мягкий взгляд Чанбина темнеет. Обещание читается на дне его темных глаз. Наклонившись вперед, он поднимает ногу младшего, кладет себе на бедро так, чтобы Феликсу было удобнее. Горячий конец скользит по его дырочке, дразнясь. — Сделай глубокий вдох. Следуя команде, он глубоко дышит, но в этом нет никакого смысла, когда член альфы упирается в тугое кольцо мышц, выбивая весь воздух из легких. — Ааахх, нет, — ногти впиваются в плечи Чанбина, поясница выгибается над мехами. — Ах! Это-это больно! Нежные губы порхают по его щекам, осыпая поцелуями: — Я знаю, но это не надолго. Ты сможешь принять меня, малыш. Ты был создан для этого. Зажмурившись, Феликс коротко выдыхает несколько раз, пока Чанбин продвигается глубже. Его мокрый вход растягивается до предела, а его тело приветствует альфу. Потрясенный новыми ощущениями, он кусает твердые мышцы плеч альфы и стонет, чувствуя, как Чанбин дрожит. — Вот и всё, щенок, я…ахх, почти полностью. Бедра Чанбина прижимаются к его ягодицам, когда его член полностью оказывается в омеге. Пытаясь отстраниться, Феликс задыхается от чувства наполненности. Наконец ощущая ту самую тяжесть альфы внизу, спазмы в животе и боль в костях всё равно пульсируют, и даже становятся невыносимее. — Бин, мне всё ещё б-больно. — Иди сюда… — перенеся часть своего веса на омегу, Чанбин крепко обнимает Феликса, накрывая его полностью и утыкаясь лицом во влажную тонкую шею. — Мы ещё не закончили, сладкий. Держись за меня крепче, я буду двигаться. Обхватив альфу за шею, Феликс едва успевает прошептать «двигаться?», прежде чем удовольствие поднимается по его позвоночнику. Откинув голову назад, обнажив горло, он стонет от ощущения, как бедра Чанбина двигаются. Крупная головка растягивает его мышцы, когда он выходит почти полностью. — Хён! — влажный всхлип срывается с губ, когда альфа снова двигается вперед. — Ах! Чанбин дышит ему в шею, теплое влажное дыхание скользит по коже. — Чёрт, Ликс, малыш, ты невероятный. Ммм, такой чертовски узкий и горячий. Ногти впиваются в спину старшего. Феликс стонет от похвалы, слезы снова наворачиваются на глаза, когда темп Чанбина увеличивается. Он хочет повторить это в ответ, хочет сказать альфе, как ему приятно ощущать себя буквально расколотым на две части на его крепком члене, но быстрые вздохи и тихие стоны удовольствия — лучшее, что он может дать. Он тратил часы, пытаясь представить, каково было бы переспать с другим человеком, теперь он знает, что скромные и тихие картинки в его голове не имели ничего общего с реальностью. Настоящая близость намного намного лучше, чем он когда-либо мог себе представить. Вес Чанбина между его ног, горячее давление его груди к груди Феликса. Ощущение рук, надежно держащих его, противоречивые удовольствие и боль от того, что тебя наполняет альфа. Феликс чувствует себя невесомым и неподъемным одновременно. Прибитым к земле, живым и настоящим, как никогда раньше. Он без ума от этих ощущений, он любит происходящее, так же как он знает, что влюбляется в мужчину, что держит его в своих сильных руках. Он не хочет, чтобы это хоть когда-нибудь заканчивалось. — Хён, пожалуйста… пожалуйста… Замедляя толчки, Чанбин отстраняется. Перенеся вес на руки, он поднимается над Феликсом, голодные тёмные глаза задерживаются на влажных щеках младшего и его затуманенном блаженством взгляде. — Ты в порядке? — Да, я… — Феликс обхватывает мягкую щёку альфы ладошкой. —… просто хотел увидеть твоё лицо. Губы альфы растягиваются в захватывающей дух улыбке. Он садится назад на колени, беря руку Феликса в свою, подносит к губам и нежно целует ладонь: — Конечно, любовь моя. От сквозящей нежности омега судорожно вдыхает. Если ты позволишь мне, я буду любить тебя. — Ранние слова альфы теперь навечно запечатлены в его душе. Он хочет этого, хочет, чтобы Чанбин был его, и взамен он предлагает всего себя. Во взгляде серых глаз мелькает вопрос, пока Феликс наблюдает, как Чанбин прикусывает большой палец омеги, обхватывает губами мягкую подушечку. С новым движением бёдер, глаза Феликса закатываются от удовольствия. Толчки повторяют движения языка старшего на его пальце. Зубы царапают кожу. Альфа облизывает его пальчик, сосет его. Сильный толчок вперед заставляет глаза распахнуться, и Феликс почти задыхается от картины похоти и плотского греха, смотрящего на него сверху вниз. Чанбин настоящий демон. Сексуальный блеск в его глазах ярко сверкает, пока он наблюдает, как Феликс разваливается на части в его руках, на его члене. Идеальные губы растягиваются вокруг его большого пальца, когда он обхватывает его, лижет и достаёт из своего рта. Он опускается губами ниже, покусывает нежную кожу на запястье, целует и кусает за предплечье, прежде чем ослабить хватку. Переместив ладони на талию омеги, он приподнимает его над мехами, меняя угол проникновения. Феликс чувствует себя опьяненным похотью, беспомощным и обессиленным, всё что ему остается, это лежать с приоткрытым ртом, из которого постоянно вырываются тонкие всхлипы, пока альфа держит его за талию и буквально насаживает на свой член. Он двигает Феликса на себе и двигается сам навстречу омеге. Нежность медленно растворяется в этих толчках, Феликс словно тряпичная кукла в руках мастера, принимающая толчок за толчком. Член альфы каждый раз практически полностью выходит из его растянутой дырочки, и практически каждый раз при движении вперед крупная головка проезжается по чувствительному комочку нервов, выбивая крики из его груди. Пытаясь найти хоть что-то, за что можно ухватиться, заземлиться, Феликс вцепляется пальцами в меха под собой, другой рукой зарывается в свои растрепанные волосы. Звездное пламя вспыхивает за закрытыми веками, когда Чанбин, почти выйдя из него, снова вбивается членом в то единственное место. — Чёрт, ЧЁРТ! Влажный всхлип срывается с губ, когда альфа вновь ускоряется. Жёсткие пальцы крепко держат его бедра, боль от этого прикосновения разливается искрами удовольствия вниз по ногам. — Хён! Бинни, пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся. — Тело омеги требует большего, он сцепляет лодыжки за спиной альфы и подталкивает его глубже и сильнее в себя с каждым новым толчком. Чанбин трахает его так сладко и так сильно, что Феликс словно сходит с ума, он тянет себя за волосы, мотает головой из стороны в сторону, выгибаясь в спине всё сильнее, прижимая альфу всё ближе. Следующий толчок приносит за собой дополнительное давление на мышцы, и он плачет от нового растяжения своего растраханного отверстия. — Вот и всё, малыш, это то, что тебе нужно. Вот так. Альфа отстраняется, и Феликс слабо хнычет, когда это растяжение пропадает. — Нет, нет, нет…. Чанбин вновь двигается вперед, и оно возвращается, на этот раз ещё более сильное. Его нуждающееся тело, подогретое огнём течки, вынуждает его сильнее сжиматься, чтобы остановить альфу, заставить его остаться в нём, чтобы он растянул Феликса и наполнил. Он практически кричит, когда член снова выходит из него. — Альфа! — Чёрт! — Чанбин ругается, толкаясь вперед, увеличившийся узел двигается сквозь сжавшиеся мышцы Феликса, и медленно, миллиметр за миллиметром наконец полностью скользит внутрь. Тело омеги в его руках крупно дрожит, Феликс, полностью потрясенный всепоглощающим чувством завершенности, изо всех сил старается дышать. Альфа плюет на ладонь, касается члена младшего и надрачивает. Позвонок за позвонком встают на свои места, тело Феликса сжимается, словно пружина, прежде чем его охватывает эйфория. Член выталкивает сперму, он кончает, выгнув спину и разбивается в удовольствии, вновь падая на мягкие меха. Его колотящееся сердце грозит взорваться в груди, а душа дрожит внутри него. Двигаясь настолько сильно, насколько позволяет его раздувшийся узел, Чанбин продолжает играть на его чувствительных нервах, продлевая оргазм. С яростным рычанием и стоном альфа кончает в него. Мгновенное облегчение от течки обжигает кровь, и сознание Феликса, не выдержав переполняющих ощущений, покидает его на несколько мгновений. Тело чувствуется вялым, чужеродным и правильно наполненным. Грудь тяжело вздымается, и Феликс смеётся. Феромоны счастья сочатся, наполняя всё вокруг, смех звучит побочным эффектом от блаженства, которое ему подарил альфа. Так вот чего он был лишён! Чёрт возьми! Тяжело дышащий Чанбин опускает его бёдра и склоняется над омегой, удерживая весь свой вес на руках. — Э-этот смех это хороший знак? — альфа заикается, когда чувствует, как ещё больше семени наполняет омегу. Сдерживая рвущиеся смешки, Феликс кивает: — Да! Это было … Я чувствую себя потрясающе. — Довольно сложно найти правильные слова, чтобы описать своё состояние. Как вы опишите чувство полёта на небеса и обратно? — Хён, спасибо. Ты правда очень хорош в этом. Чанбин смеётся над своеобразной, но очаровательной формулировкой. Капли пота скользят вниз по его челюсти, попадая на щеку Феликса. Осмелев, омега тянет Чанбина ниже, проходясь розовым язычком по крепкой челюсти и щеке, слизывая капли пота. Вкус соли и дыма растворяется на кончике языка, и он стонет от этого ощущения. Грубые пальцы вплетается в его волосы, оттягивая голову назад. — Ликси! Прежде чем вытворять такое, дай мне хотя бы секунду, чтобы прийти в себя, — голос альфы — глубокий гул. — Ты прикончишь меня, если будешь делать нечто подобное. Конечно, смерть между твоих ног это лучший вариант… Улыбка Феликса тускнеет. Картинка безжизненного тела альфы разрастается острой болью в груди: — Мне жаль, я … — Так так… теперь успокоились. Я просто дразнюсь, — Чанбин целует кончик его носа. — Я не умру, но нам нужно поберечь себя. Твоя течка продлится минимум два дня, и мы должны будем хорошенько отдохнуть между заходами. Отбрасывая мысли о будущем, которое он не хочет представлять, Феликс возвращает улыбку на своё красивое лицо. Сейчас не время переживать о неизбежном. *** Перепуганный Чанбин мчится сквозь лес. Деревья и кусты тянутся к нему своими кривыми ветками, путаясь в волосах и цепляясь за одежду. На коже остаются царапины и порезы, но он продолжает идти. Даже лес желает помешать ему увидеть невыносимую правду. Следуя за мягким свечением рассвета, он прорывается сквозь линию деревьев и спотыкается, когда видит маленькую хижину на другом берегу ручья. Хотя он в этом месте и в впервые, его разум и сердце реагирует так, словно он вернулся домой. В груди разливается тепло, утешение от того, что он наконец-то добрался. Переправившись через ручей, он застывает, только сейчас замечая отсутствие какого-либо звука вокруг. Вода не журчит, птицы не поют. Даже восходящее солнце кажется приглушенным и холодным на его коже. Что это за место? Подойдя к хижине, он уже собирается постучать в дверь, как замечает, что она не заперта. В голове раздается громкий сигнал тревоги, волосы на теле встают дыбом. Распахнув дверь, он застывает. Колени подкашиваются от открывшегося вида. Перед ним на полу лежит юноша с волосами словно снег и неестественно бледной кожей. Силы покидают его тело, когда он на четвереньках ползет к незнакомцу. Слёзы текут из глаз, и он задается вопросом, почему он оплакивает этого прекрасного незнакомца. Он не знает его. Никогда не видел. Оказавшись достаточно близко, он смотрит на открытую кровоточащую рану в груди. Единственный цвет в холодной бледной комнате. Наклонившись ниже, он кричит, когда глаза мертвеца распахиваются. Пустые серые шары пригвождают его к месту, а ледяная рука погружается в его грудь, вырывая сердце… Вырванный из кошмара, Чанбин возвращается в сознание с безумно колотящимся сердцем. Глаза ещё закрыты, и он полагается на другие органы чувств. Пульс учащается, когда он ощущает знакомую тяжесть на себе. Безумные подъёмы и падения, сопровождаемые пронзительным мяуканьем и тяжелыми вздохами. Удовольствие скручивается внизу живота, а усталые веки открываются, привыкая к солнечному свету, заливающему пещеру. Его способности думать и дышать отключаются, когда он наблюдает за Феликсом, оседлавшим его. Ладони прекрасного омеги вцепились в его грудные мышцы, голова откинута назад, глаза плотно зажмурены. Он мог бы прожить тысячу жизней и никогда больше не увидеть такой красоты. Образы из кошмара исчезают, сменяясь великолепием пухлых губ Феликса, искривленных в разочаровании от того, что он не может сесть на член альфы под правильным углом. Пожалев омегу, он вскидывает бёдра вверх, в то время как Феликс опускает свои бёдра вниз. Из омеги вырывается горловой стон, и дрожь удовольствия пробегается по позвонку. Серые глаза открываются, чтобы посмотреть на Чанбина, и улыбка, расцветающая на лице младшего, ощущается вином для мозга альфы. То, что омеге удалось оседлать его во сне — это настоящий показатель усталости альфы, Чанбину абсолютно не стыдно признаться в этом. Они занимаются этим уже несколько дней, и каждый мускул его тела болит. К чёрту гордость, он чертовски сильно устал. Феликс не первый омега, которому он помогает во время течки, но он первый, кто нуждается в постоянном, непрерывном внимании. Каждый раз, когда узел альфы ослабевал настолько, что он мог выйти из омеги, новая волна жара и нужды накрывала Феликса. Привыкший к коротким периодам отдыха и восстановлению во время течек, в этот раз Чанбин был доведен до предела. К счастью, со временем нужда чуть поутихла, и этот сон, из которого он был так безжалостно вырван, это был первый продолжительный период отдыха за несколько дней. Аромат сладкого сиропа течки уже едва витает в воздухе вокруг них, и Чанбин надеется, что на этот раз всё закончится по-настоящему. Он трахнул омегу во всех немыслимых позах, а теперь единственное его желание это накормить их обоих и впасть в спячку до весны. Когда они доберутся до его поселения, он собирается спросить Минхо, является ли такая ненасытность омеги во время течки нормальным явлением или это результат того, что это первый раз Феликса. Ему нужно знать наверняка, чтобы в будущем лучше подготовиться. Он планирует провести все течки Феликса, зарывшись между длинными ногами омеги. — Чанбин! Чувственный зов его имени сосредоточивает его внимание на Феликсе, и, схватив младшего за талию, он врезается бёдрами вверх, проталкивая увеличивающийся узел в тугое отверстие. Он глухо рычит, когда омега впивается ногтями в его грудь, оставляя крошечные красные следы. Из Феликса вырывается пронзительный скулёж, и его член слабо дергается, выплескивая совсем немного спермы, — лучшее, что он может дать после безумства последних дней. И если Чанбин так сильно измотан, то он даже боится представить, как себя чувствует омега. Как Феликс в одиночку выживал, справляясь с течкой — то, что он никогда не узнает. Его утешает лишь мысль, что драгоценному омеге больше никогда не придётся это переживать заново. Слегка кряхтя, он тяжело выдыхает, когда младший падает вперед на его грудь, чтобы отдохнуть на альфе. Чанбин может почувствовать бешеное сердцебиение в груди Феликса. Он гладит омегу по вздымающейся от резких вздохов спине, из закрытых глазах текут слезы, капая на грудь альфы и щекоча чувствительную кожу. — Я-я думаю, это последнее. Сухой скрипучий голос Феликса отдается болью в сердце Чанбина. Они едва успевали поесть и попить в эти дни, бедняжка должно быть совсем обезвожен. Ощупывая землю рядом с их развороченным гнездом, он хватает практически пустой бурдюк с водой и подносит его к губам омеги. Феликс качает головой, пытаясь отказаться. — Сначала ты. Раздраженный и очарованный упрямством, он просовывает горлышко между пухлых губ, игнорируя злобный взгляд напротив. — Не в этот раз. Позволь мне позаботиться о тебе, щенок. Взгляд Феликса смягчается, и он расслабляется делая несколько затяжных глотков. Стон облегчения, вырывающийся после, заставляет его альфу внутри практически гарцевать от гордости. Они сделали это. Они позаботились об омеге во время его течки и теперь смогли позаботиться о нём после. Освободившись, Феликс слабой рукой пихает бурдюк с водой в сторону Чанбина. — Я напился, твоя очередь. Вздохнув, он подносит его к губам и пытается не застонать от ощущения прохладной жидкости, стекающей по его пересохшему горлу. Если именно так проходят обычные течки омеги, то ему придётся держать под рукой больше воды и еды. Отставив бурдюк в сторону, он тянется за мешком с сухофруктами и предлагает небольшой кусочек. К счастью, Феликс не сопротивляется, а просто размыкает губы, высовывая язык в ожидании. Внутри альфы всё расцветает от гордости, и, утопая в удовлетворении, он наблюдает, как младший жуёт. Он скользит взглядом по отметинам и отпечаткам своих пальцев на кремовой коже Феликса, и думает, что это самое горячее зрелище, что он видел. Он лишь мечтает, чтобы на шее омеги оказался еще один отпечаток — отпечаток его клыков. — Ликс… Хмыкнув, омега приподнимается, чтобы посмотреть на него. Сложив ладошки на груди альфы, он подбородком опирается на них и ждет, пока Чанбин продолжит. Редкий прилив неуверенности стучится в его сердце, но, оттолкнув его, Чанбин набирает воздуха в легкие… — Я хотел спросить. Если бы ты хотел меня, как… когда мы вернемся в поселение и всех вылечим, ты бы хотел стать моей парой? Улыбка на лице омеги сменяется выражением потрясения. Спеша закончить своё предложение, Чанбин съеживается от того, как сильно паникует… — Только если ты хочешь. Я … Тем вечером, когда я сказал тебе, что мой волк никогда не чувствовал ни к кому влечения, я не закончил. Мне следовало сказать, что как только я увидел тебя, я ощутил это. Он… Я… Или точнее мы, мы сразу поняли, что ты тот самый. Предназначенный нам. Конечно же я сначала буду ухаживать за тобой! Нам не обязательно становиться парой сразу же, но мне бы очень хотелось, чтобы ты был моим, а я — твоим. Феликс, я лю… Новые слезы застилают глаза омеги, когда запутанные запахи печали и тоски обжигают чувствительный нос Чанбина. Что? Клятва вечной любви умирает на языке. Феликс не хочет его… Альфа внутри сжимается от отказа, и даже несмотря на то, что его сердце разрывается от внезапной боли, он всё равно хочет утешить омегу. Он проводит пальцами сквозь белоснежные волосы, игнорируя пронзающую боль. — Прости, — он шепчет. — Забудь, что я сказал… Я пойму, если ты откажешь. Я первый альфа, которого ты встретил, и я уверен, что ты захочешь вернуться домой, к себе в долину, когда дело в стае будет сделано. — Нет! — крик Феликса разносится по небольшой пещере. Маленькие ладошки обхватывают лицо Чанбина. — Бинни… Я -я бы очень хотел стать твоей парой! Меня не волнует, что ты первый альфа, которого я встретил, — губы младшего практически касаются его губ, когда он выдыхает. — Ты единственный, кто должен был найти меня. Да, мой ответ — да. Восторг от слов омеги вспыхивает в груди, растекается по венам радостью, и он прижимается губами к губам. Обняв омегу, он осыпает его лицо поцелуями. Тихие стоны раздаются в ответ, когда он прижимает Феликса ещё крепче к себе. Он нашёл его, свою пару, свою любовь. Уткнувшись лбом в лоб омеги, он позволяет счастью раствориться в его запахе, и смеётся, расплываясь в сияющей улыбке, которую ему возвращает Феликс. Аромат жимолости, увядающей от мороза, наконец, угасает, уступая место аромату звёздного света и нежных цветов. — Маленький, почему от тебя так грустно пахло? Я не понимаю. Качая головой, Феликс вытирает слезы: — Ничего такого, я был просто взволнован этим признанием, вот и всё. Мои чувства обострились из-за течки. Хён, ничто не сделает меня счастливее, чем возможность стать твоим. Потрясенный от волнения и надежды на их совместное будущее, Чанбин крепко обнимает его. — Не могу дождаться, когда ты познакомишься с моей стаей. Уверен, что все мои друзья полюбят тебя. Взяв руку альфы в свою, Феликс подносит её к губам. Нежно целуя костяшки, он обращает умоляющий взгляд на альфу под ним: — Расскажи мне об этом, хён. Я хочу всё знать… Списывая затяжной оттенок печали в аромате омеги на его течку, Чанбин погружается в описание их будущего. Будущего, которое он проведет рядом с Феликсом.