1
8 мая 2024 г. в 09:24
Кто-то придумал клише, что история должна начаться с глобального события. С чего-то невероятно эпичного. Эта история началась, хотя, вернее сказать, продолжилась, с сообщения. Одного кривого сообщения, переведенного через Гугл-переводчик. Сатору Годжо. Тут, наверное, могла бы быть предыстория нашего знакомства, но она откроется в другой раз. Позже.
Хочешь жить — умей вертеться и, так уж вышло, что у меня много сообщений в социальных сетях. Люди просят о сотрудничестве в той или иной области моей деятельности или, скажем, таланта. Много сообщений на разных языках. Я «человек мира». С детства мне говорилось — хочешь договориться с японцем — учи японский, хочешь договориться с кем угодно — учи английский, а если договориться не получилось — учи иврит и ищи еврея, который договориться за тебя. Трудно сказать, пригодилось ли мне именно эта коннотация.
Но как бы там ни было, бывают дни, когда ты не хочешь напрягать голову и читаешь первым делом что-то на своем родном языке. Каково же было мое удивление читать этот русскоязычный шедевр рукописного творчества со щепоткой смайликов от коренного японца. Выглядело так плохо, что даже хорошо.
Смысл оскароносной речи сужался до одного — есть дельце.
Сказать, что это меня удивило — очень преуменьшить степень моего потрясения. Сама перспектива иметь общие дела несколько удивляла. Мне казалось, что мы по разные стороны выдуманных мной баррикад. Ну, нет. Никаких общих дел, никаких авантюр, — это я и поспешила отправить. Тоже на русском, пускай помучается.
Никаких дел, думала я и понимала, что внутренне уже практически согласна. В последний раз, когда мы виделись — мы не конфликтовали. Скорее братья по несчастью, не больше не меньше. И спустя шесть лет вот он.
Отказ не будет принят. От мысли о возвращении в Японию внутри все начало зудеть, то ли от тревоги, то ли от предвкушения. Отказ будет нечестен и даже кощунственен. Я это понимаю, и, опять же, это понимает Сатору.
Но, вопреки всему, у меня нет ни денег, ни жилья. Я беженец. От Японии я уже была очень далека в любом из всплывающих в голове смыслов. Едва ли меня могло с ней связывать что-то кроме воспоминаний. Или внезапно возникающего Сатору.
В том, что нужно будет явиться лично сомнений нет. Вряд ли Годжо понадобилась консультация инженера или певица на корпоратив. Тут дело пахнет другим. Длинным и не мытым, как и все предложения долговязого авантюриста. Прошлое приглашение было столь же внезапным, но нельзя сказать, чтобы я осталась в обиде. Об этом в другой раз. Прокручивая в голове события многолетней давности соблазн поддаться на заманчивое предложение Годжо брал свое. Деньги не казались большой проблемой, а дома у меня, можно сказать, никогда и не было.
Не прерывая короткой традиции, следующее сообщение тоже было на русском. Так же для ясности удобренное изобилием смайликов, чтобы даже собака поняла, мне тоже пришлось разобраться. Предложение стало казаться более лестным. Убежище (и картинка шалаша), деньги (много пачек зеленых и значков долларов) и перелет (картинка самолета, естественно) за сделку из двух частей (значок «виктори» и ухо).
Действительно, не похоже на консультацию инженера. Первая часть была ясна еще до ее оглашения, вторую он расскажет на месте. Искать другие варианты бессмысленно, правду я узнаю только по прилету. Ну и да, я лечу. Перспектива вернуться в страну, в которой я провела половину жизни казалась очень манящей, возможно даже больше, чем изобилие нарисованных денежных котлет. Я устала бегать, паковать чемодан и прыгать из одной стран в другую, перебиваясь редкой работой и доедая хрен без соли. Я не ждала обмана, потому что предлагаемый им обмен всегда был честным. И я не могла это проверить. Я остерегалась его, вопреки многим годам знакомства, но совершенно точно знала, что у него нет намерений навредить мне.
Дальнейшие планы уже обсуждались по телефону, восточные языки шли тяжело и японский давно забылся. «Вот заодно и поднатаскаешься!» — ну естественно, что он еще мог сказать. Через неделю я вылетала. Пять пересадок, спасибо большое. В очередной раз было так плохо, что даже смешно. Неделя довести свои дела до конца в текущей стране и со всеми попрощаться. «Скорее всего, ты надолго» — тогда меня это не насторожило. Да и перспектива, наконец, задержаться где-то скорее радовала, чем отторгала. Билеты в брони, только подтвердить моими паспортными данными. Каков хитрец, заранее знал, что я соглашусь. Конечно знал.
«Да, еще кое что, я переведу тебе авансом небольшую сумму и ее часть сверху. Будет просьба — купи на эти деньги своих традиционных штук, хочу удивить учеников. Не забудь пряники!»
Какая прелесть, подумала тогда я, собираясь искать в Финляндии Белорусские пряники. Но кто ищет тот всегда найдет. Даже если это смысл в удивлении чужими пряниками.
Как я добиралась рассказывать не буду, ни одна камера Гуантанамо, кабина дальнобойщика или строительная площадка не слыхала столько возмущений в адрес одного человека. Пять пересадок. Надеюсь Сатору почувствовал сколько раз и на что я ему порекомендовала пересесть, когда в аэропорту Венесуэлы попытались снять сережки, которые им явно напоминали оружие при помощи которого можно угнать самолет. Или их решили толкнуть где-то по дешевке. Этот язык я знаю на уровне собаки. Еще и пряники эти. В чемодане лежало столько еды, что я была похожа на контрабандистку, вывозящую все запасы глазированных сырков и сгущенки. И пряники, будь они неладны. Как они пережили эти перелеты для меня остается загадкой.
Зал ожидания, гейт, самолет, автобус, кафе, новый аэропорт, все по новой. И люди, люди, люди. В этом круговороте я уже не помнила куда и зачем летела. Цель была одна — упасть в хрустящее холодное постельное и проспать до тех пор, пока небеса не рухнут. Но где-то в глубине сознания я явственно ощущала судьбоносность происходящего. Не смотря на умывание в туалетах аэропорта, на наспех заколотую косу и вечное, бескомпромиссное и оглушающее, как толща воды над головой желание хорошенько поспать.
И вот, я в Токио-Ханеда. Последняя точка моего назначения за эти несколько дней. Меня ждет человек с табличкой, как мило, хотя бы это. На улице не так холодно как в Финляндии, но все же не май месяц. «Мириам». Просто Мириам, даже без фамилии. Но когда я подошла ближе, то мужчина перевернул табличку «Хесс». Понимаю, не слишком славянское имя, но вот уже много лет я Мириам Хесс. Не могу сказать, что это не создает проблем в современном мире, но я не была готова отречься от всего, что связывало меня прошлую со мной нынешней. Перспектива назваться кем-то в духе Кет Смит вызывала рвотные позывы.
Мужчина в костюме пригласил меня в машину, я, наверное, даже могла б узнать его, если бы хоть немного слушала или смотрела в его сторону. Сев на заднее сиденье я повалилась в недра овечьей шубы, словно в кокон, укутавшись покрепче и заснула. И мне было глубоко безразлично, везет он меня закапывать в овраг или в Токийский магически колледж. Возможно, первое было бы предпочтительнее.
Сон был прерывистый и неполноценный, но я чувствовала, как отдыхаю. То прекрасное ощущение, когда ты резко начинаешь обостренно чувствовать, какая мягкая и удобная одежда, как тепло внутри кожаных перчаток, а шорох колес по дороге под нежную мелодию из радиоприёмника звучали как колыбельная.
Я не заметила, как машина остановилась, меня разбудил звук открывающейся двери и громкий радостный голос прогудел:
— Мидж! Наконец ты приехала, я уже заждался!
Сатору. Я уже успела забыть, какой он громкий и вездесущий. Как всегда без объятий.
— Не пришлось бы столько ждать, если бы пересадок было вдвое меньше, — заметила я, прощаясь с остатками такого прекрасного сна, в попытках максимально вменяемо выбраться из машины, не уронив честь и достоинство. Накинув шубу на плечи, протянула ему руку в перчатке: — Приветствую!