Текстовые шалости

      Крекер любил поесть. Ну а кто этого не любит, скажите на милость? По крайней мере, в своей семье Крекер таких людей точно не встречал. Впрочем, если уж говорить об этом, то его семья отличалась весьма… экстравагантными пищевыми пристрастиями.       Брат Перосперо, оттопырив наманикюренный пальчик, присюпывал чай из малюсенькой чашечки и обязательно закусывал его конфеткой. У него был огромный шкаф, доверху забитый чаем, и к каждому из этих чаёв брат предпочитал разные конфеты. Его слуги знали эти мудрёные схемы назубок, ведь стоило им ошибиться разок, как Перосперо впадал в чёрную депрессию и начинал стенать о том, что в Тотленде его никто не любит, его окружают чёрствые, приземлённые люди, которые могут (какой кошмар!) к «Зелёному дракону весенней полуночи года потаённой мудрости» подать шоколадные трюфели с вафельной обсыпкой! Абсолютно невозможное сочетание!       Зная об этом, Крекер только фыркал, когда брат входил в боевой раж и начинал угрожать всем вокруг, что сейчас превратит их в леденцы, чтобы съесть. Ага, как же, стал бы этот невыносимый гурман лизать каких-то грязных пиратов или, того хуже, дозорных — пусть даже покрытых толстым слоем его лучшей карамели! Но враги исправно пугались и разносили слухи, чему брат Перосперо был ужасно рад. Каждую новую байку, опубликованную в Моргансовском издании, он с выражением читал по ролям всем, кто соглашался его слушать. Поэтому, едва завидев в руках Перосперо газету, люди спешили убраться с его пути куда подальше.       Брат Катакури вечно носил огромный шарф, и было сложно подловить его на поедании чего-либо. Даже когда он это делал, казалось, что еда исчезала где-то в недрах шарфа, будто тот был живым существом. Конечно, Крекер знал, что скрывается под шарфом, но большинство его младших братьев и сестёр терялись в догадках. Фан-клуб Катакури как-то даже объявил конкурс под названием «Нарисуй лицо братишки Катакури», и Крекер давился от смеха, наблюдая гордо вывешенный на доску объявлений рисунок-победитель: губы Катакури на нём были свежи, словно летние вишни, и на его гладких наливных щёчках играл лёгкий румянец.       Память Крекера сохранила размытые детские воспоминания о том, как брат запихивал в свой огромный рот аж по десять пончиков сразу, становясь похожим на клыкастого хомячка. В детстве Крекер этому его рту жутко завидовал — сам-то он мог одновременно жевать максимум три больших печенья и то начинал давиться и кашлять (что жутко злило брата Перосперо, который почему-то начинал орать на Катакури). Теперь-то, став взрослым, Крекер даже слишком хорошо понимал старшего брата с его желанием никому свой рот не показывать. Хотя, по личному мнению Крекера, до чудовища Катакури было ой как далеко — в отличие от сестрицы Смузи.       У той ротик был маленьким и аккуратным, нежно-сиреневая помада украшала изящные губки… Но Крекер предпочитал не знать, что на данный момент плещется в её объёмистом бокале, к которому она этими самыми губками постоянно прикладывалась. Смузи это жутко забавляло, и она не раз предлагала Крекеру выпить «кое-чего бодрящего», протягивая бокал, в котором весело исходила пузырьками какая-то светлая жидкость. Крекеру не улыбалось узнавать, что его сестра понимает под «бодрящим» — возможно, всего лишь пиво, — но что, если какого-нибудь очередного жирафа? Или даже что похуже?       Так и не сумев уговорить Крекера, Смузи обычно звала его «сухарём» и грозилась размочить всех его печеньевых солдат. Крекер никому никогда не рассказал бы этого, но сестру Смузи он порой боялся даже больше Мамочки. Мама могла принять его печенья за лёгкую закуску к чаю, но ей бы в голову не пришло сделать с ними что-то настолько… ужасное. Мокрое печенье снилось Крекеру в кошмарах, оно расползалось, влажно почавкивало и стонало «Убей меня». Днём Крекер ловил на себе изучающий взгляд сестрёнки Смузи, пока она медленно макала крендельки в свой бокал. Крекер вздрагивал, отворачивался и старался думать о чём-то другом.       Например, о том, что сестрица Компот, вопреки своему имени, терпеть не может компот и ест только фруктовое парфе. Или о том, что братец Овен всю свою еду сначала обильно поливает маслом, а потом поджаривает — и ладно бы это были только мясо и овощи, но поступать так с пирожными… Каждый из сиблингов Крекера ухитрился отметиться в его личной воображаемой карте гастрономических странностей как минимум разок, а то и несколько. Оставалась надежда только на младшеньких…       Крекер взглянул на дальний конец стола. Уиро залил в свой вечно улыбающийся рот полное блюдце сиропа, а затем сунул туда же целую стопку вафель и судорожно задёргал челюстью в попытках это прожевать. Англи смотрел на него презрительно-восхищённым взглядом, смачно хрустя полной пригоршней орехов, которые он даже не потрудился предварительно почистить (у Крекера заныли зубы от этой нарочитой попытки казаться очень крутым). А Анана… Та, разумеется, уже покромсала своим любимым ножом в мельчайшие лоскуты всё то, что лежало на её тарелке, и теперь кровожадно поглядывала на соседские.       Крекер решил, что с него хватит, и хлопнул в ладоши, призывая стопку печенья. Подумал и сформировал из него подобие Смузи. Печеньевая Смузи безропотно позволила откусить от своей похрустывающей щеки приличный кусок, в то время как настоящая прожгла его гневным взглядом и возмущённо отвернулась. Крекер пожал плечами, закидывая в рот остатки печеньевой куклы и подавляя желание облизать пальцы. Серьёзно, должен же хоть кто-то в их безумной семейке показать младшим пример абсолютно нормальных пищевых пристрастий! А что может быть более нормальным, чем печенье!